«Прелюбодея и прелюбодейку…»
Когда говорят о «жестокости» Шариата, то в качестве примера нередко приводят его требование забивать насмерть камнями прелюбодеев. Воображение тотчас рисует страшную картину жестокой расправы над несчастными возлюбленными, светлые чувства и жизни которых были погублены мракобесием бессердечных мусульман. Признаться, и сами мусульмане теряются, когда речь заходит об этой теме, порождающей для многих из них определенное внутреннее смятение. Учитывая, что вокруг данного вопроса действительно существует много домыслов, распространению которых отчасти способствуют сами же мусульмане, возникает настоятельная потребность внести в него определенную ясность.
Прежде всего следует отметить, что обычай казнить прелюбодеев знаком не только мусульманам. Вот что по этому поводу говорит Библия: «Да будут преданы смерти и прелюбодей и прелюбодейка» (Лев., 20:10). В другом месте уточняется процедура смертной казни: «Если <…> не найдется девства у отроковицы, то отроковицу пусть приведут к дверям дома отца ее, и жители города побьют ее камнями до смерти, ибо она сделала срамное дело среди Израиля, блудодействовав в доме отца своего». (Втор., 22:20–21). Упомянуть об этом важно только для того, чтобы традиция забивать камнями прелюбодеев не ассоциировалась лишь с мусульманами, а Исламу не отводилась бы в этом новаторская роль.
Разочаровать противников Ислама следует и по другому поводу. В Коране о забивании камнями прелюбодеев абсолютно ничего не говорится. В нем есть лишь упоминание о том, что некоторых блудников следует наказывать бичеванием, но не смертной казнью (24:2). Последнее же предусматривается только в пророческой Сунне, хотя при этом и оговаривается, что «забивание камнями (раджм) — право [Бога, установленное] в Книге Божьей» и что оно — «Божья кара» (Сб. аль-Бухари и Муслима). Однако, повторимся, в Коране подобной нормы нет. Она, по мнению некоторых богословских групп (хариджитов, муатазилитов), присутствовала в нем на раннем этапе Ислама, но затем была отменена[1]. И хотя в «ортодоксальной» суннитской среде эта точка зрения не получила всеобщего признания, тем не менее она, как мы увидим ниже, была признана де-факто.
Следующее заблуждение, подлежащее развенчанию, касается личности прелюбодеев. Забиванию камнями подлежат не все прелюбодеи без исключения, как это иногда хотят представить. Шариат оперирует в этой связи двумя понятиями: бикр и мухсан. Бикром (букв. «девственник») считается человек, ни разу не состоявший в браке. После вступления же в брак он признается мухсаном. Блуд бикра, безусловно, сурово осуждается (и даже наказывается), однако смертная казнь в его отношении не предписывается. Эта норма действует лишь применительно к мухсану.
Однако наказание через забивание камнями уличенного в супружеской измене (адюльтере) мухсана — это также иллюзия. Дело в том, что норма материального права, предписывающая столь суровую санкцию, не может быть реализована так, как того требует сам Шариат. С одной стороны, есть норма, предписывающая смертную казнь за супружескую измену. С другой — есть процедура, как привести эту норму в исполнение. Следуя этой процедуре, мы по сути никогда не сможем доказать вину прелюбодея и тем самым подвести его к смертной казни. В таких случаях говорят, что норма материального права (т. е. норма, предписывающая действие) нейтрализуется с помощью норм процессуального права (т. е. норм, регламентирующих процедуру реализации материальной нормы). Каким же образом происходит эта нейтрализация?
Казнить прелюбодея можно только по приговору суда. Но для того чтобы доказать вину прелюбодея, требуется «доказательство», т. е. наличие четырех (!) справедливых свидетелей. Если же, обвинив кого-либо в супружеской измене, человек не приведет четырех свидетелей, то он сам подлежит уголовному преследованию, т.к. недоказанное обвинение в блуде (казф) в мусульманском праве уголовно наказуемо (телесным бичеванием). Поэтому Пророк одному из своих сподвижников, обвинившему жену в измене, сказал: «Доказательство![2] Иначе наказание (хадд) падет на твою спину!» «О Посланник Божий! Неужели, когда один из нас видел мужчину на своей жене, должно искать доказательства?» — попытался возмутиться он. «Доказательство! Иначе наказание падет на твою спину!» — лишь строго повторил Пророк (Сб. аль-Бухари).
Требуемые свидетели должны обладать безупречной репутацией и пользоваться заслуженным авторитетом. Даже если мы вообразим, что сумеем найти таких свидетелей в нужном количестве, то возникают другие сложности. Учитывая недопустимость хоть каких бы то ни было малейших сомнений в столь серьезном вопросе, как обвинение в супружеской измене, свидетели должны застать прелюбодеев непосредственно в момент преступления. Более того, они воочию должны видеть, по образному выражению мусульманских юристов, «как ключ находится в замке»[3].
Столь пикантная деталь — это не некий штрих к контексту, а само существо вопроса. Ведь понятно, что на практике увидеть то, что требует Закон, невозможно. Да и потом, кто из справедливых (читай: праведных) свидетелей захочет этого? Ведь гениталии отнесены Шариатом к той области тела, которая подлежит прикрытию от посторонних взоров — аурату (букв. «нагота»). Другими словами, взирать на чужие половые органы, особенно в момент соития (а именно это и требуется в нашем случае), считается в Исламе грехом. Таким образом, в самом Законе заложено определенное, вне всяких сомнений, осознанное противоречие. С одной стороны, свидетели должны быть по сути праведными, с другой — им предписывается пойти на то, что всегда считается грехом. Есть и ряд других процессуальных тонкостей, смысл которых заключается в том, чтобы любое сомнение толковать в пользу обвиняемого.
Из всего вышесказанного следует, что Шариат, предписывая забивать камнями прелюбодеев, сам же ставит на пути реализации этой нормы непреодолимые препятствия, как бы подсказывая, что суровая санкция была введена отнюдь не для исполнения, а для чего-то иного.
Фактически, единственный путь к бичеванию камнями — собственное признание провинившегося. Во времена Пророка, как ни покажется странным, такие случаи имели место быть. Большую известность получила история о совратившейся женщине из племени гамид (или: джухайна), которая сама пришла к Пророку и призналась в своем грехе, прося подвергнуть ее смертной казни. Казалось бы, имелись все доказательные основания для применения смертной казни. Однако Пророк не воспользовался ими. Напротив, под разными предлогами он отказывал в просьбе настойчивой женщине: сначала велел родить ребенка, затем вскормить его грудью… Другими словами, Посланник Божий всячески оттягивал применение данной нормы, словно вовсе не желал этого.
Эта же мысль выражена и в истории с Маизом ибн Маликом. После прелюбодеяния он также пришел покаяться к Пророку, умоляя помочь смыть содеянный грех собственной же кровью. Трижды (!) Посланник Божий прогонял его. И только на четвертый раз Пророку пришлось приступить к рассмотрению фактов. Этот прецедент будет положен в основу правила, согласно которому прелюбодей, пожелавший собственной казни, должен признаться в содеянном именно четыре раза, сохраняя до самого последнего момента право отказаться от своих показаний.
Приступив к рассмотрению дела, Пророк надеялся вывести Маиза из-под действия санкции. Он пытался доказать его невменяемость. Как известно, умалишенные не обладают деликтоспособностью, т. е. не подлежат уголовному преследованию. Однако все присутствующие единодушно признали здравый рассудок Маиза. И Пророку ничего не оставалось, как дать распоряжение о приведении нормы в исполнение. Другими словами, наш благословенный Пророк занял в этом деле не прокурорско-обвинительную позицию, и даже не нейтральную позицию судьи, как это, казалось бы, должно было быть, а по сути выступил в роли адвоката. Причем сделал это по своей инициативе и, что самое странное, вопреки воле обвиняемого. Сказанного уже достаточно, чтобы еще раз подчеркнуть, что Пророк вовсе не стремился применять в отношении даже сознавшегося прелюбодея предписанную санкцию, подлинное назначение которой, стало быть, заключалось в чем-то ином.
Впрочем, сподвижники поначалу не понимали этого и трактовали предписание буквально, воспринимая его как руководство к действию. «И они [=мусульмане и Маиз] пошли на место [казни], где оказалось мало камней, и стали поражать его камнями. Однако затянулось его убиение. Опечалился [Маиз] и пошел удрученным, пока не дошел до каменистого места. И остановился перед ними. Они последовали за ним и стали его забрасывать камнями, пока он не умолк. Когда об этом рассказали Посланнику Божьему, он воскликнул: “А почему вы не оставили его в покое?”»[4].
Из всего вышесказанного складывается довольно любопытная ситуация. Доказать вину прелюбодея на суде фактически невозможно. Но, несмотря на это, Пророк демонстрирует нам свое нежелание наказывать того, чья вина доказана самым неопровержимым способом: собственным признанием. В чем же тогда смысл этой нормы?
Обращает на себя внимание тот факт, что в Шариате проводится четкая грань между блудом бикра и блудом мухсана. Это деление придает прелюбодеянию, абсолютному греху, все же некий относительный характер. Блуд бикра осуждается, но призыв наказывать смертью обращен только к разврату мухсана. С учетом того, что люди становятся мухсанами лишь вступив в законный брак, смысл Шариатского послания становится во многом ясен. Оступившийся девственник хоть как-то может быть оправдан, однако тот, кто пошел на грязный обман близкого человека, не имеет никакого оправдания. Его грех уравновешивается на божественных весах только смертью. Абсолютно не важно, будет ли такой человек наказан в этой жизни. Важно другое: осознание всей мерзости и тяжести греха супружеской измены. Поэтому для Пророка не было целью применять эту норму. Его миссия заключалась в нечто большем. Он пришел в этот мир, чтобы раскрыть людям разных стран и эпох глаза на суть того, что они творят. Пророк нам сказал: грех супружеской измены равен смерти. И тому, кто сумел услышать его бескомпромиссный голос осуждения, уже не нужны четыре внешних надзирателя. Отныне его надзиратель в нем самом.
Помимо общечеловеческой логики и нравственных аспектов, смертоподобие адюльтера может быть объяснено и в рамках сугубо богословского измерения. Почему, — спросим мы, — с богословской точки зрения супружеская измена для мусульманина подобна смерти? Для того чтобы ответить на этот вопрос, следует более подробно рассмотреть само понятие мухсана. Прежде мы сказали, что человек становится мухсаном лишь в законном браке. Теперь же необходимо конкретизировать этот тезис одной многозначительной деталью. Речь идет о том, каждый ли брак придает человеку статус мухсана или нет. Как это часто бывает в фикхе, по данному вопросу среди наших ученых не было единодушного мнения. «Богу это, конечно, ведомо лучше, — писал в данной связи имам Абу-Юсуф, — но самое правильное из того, что нам пришлось слышать по этому вопросу, это то, что свободный мусульманин становится мухсан, только состоя в браке со свободной женщиной-мусульманской, если же он состоит в браке с женщиной из числа обладателей Писания, то <…> он через нее не становится мухсан»[5].
Таким образом, в содержание понятия мухсана вводится сугубо конфессиональная координата. В конечном итоге получается, что именно религиозный компонент наполняет содержанием этот термин. Стало быть, когда говорят о смертной казни за адюльтер мухсана, речь идет не о супружеской измене вообще, а об измене именно мусульманке (или соответственно: мусульманину). Это очень существенный момент. Сказанное ни в коем случае нельзя трактовать в пользу позволительности блуда в межконфессиональных браках. Сказанное лишь означает, что, изменяя жене, мухсан обманывает, таким образом, не просто женщину, мать своих детей и т.д., он предает своего единоверца, т. е. совершает преступление против веры, в ее лице — против всех мусульман. Предавая веру мусульман, он тем самым перестает быть членом уммы, по сути лишается веры. Быть может, в том числе и это имел в виду Пророк, сказав: «Не прелюбодействует прелюбодей, оставаясь верующим». Другими словами, грех супружеской измены означает конец духовной жизни человека, означает его нравственную смерть[6].
Лишь покаяние человека может вернуть его к жизни. Причем покаяние за смертный грех должно быть не поверхностным, не просто слезным, а равнозначным ему, таким, что человек ради того, чтобы снова обрести духовный путь, будет готов пойти на свою физическую смерть. «Он один покаялся таким покаянием, которым бы если покаялась целая группа людей, то они были бы непременно услышаны», — говорил Пророк про Маиза[7]. «Она принесла такое покаяние, что, если бы его поделить между семьюдесятью жителями Медины, его хватило бы на всех них», — говорил он про женщину из племени джухайна[8]. Пророк не хотел их смерти, ведь он смотрел на них как на своих единоверцев, вернувшихся к жизни и ставших намного искреннее других. Поэтому в хасиде говорится, что люди, еще недавно желавшие убить своего грешного собрата, услышав, как высоко Пророк отзывается о нем, «стали завидовать Маизу и расспрашивать [Пророка] о том, как же поступить с его телом. “Поступайте с ним так же, — ответил он, — как поступаете со своими усопшими: заверните в саван, помолитесь над ним и похороните”»[9]. А над телом женщины из племени джухайна он молился сам, несмотря на недоумение своих сподвижников. «Могла ли она сделать что-нибудь лучшее, как пожертвовать своею жизнью», — прояснил он им величие этого человека[10].
Приведенные истории двух блудников — это истории не только и не столько о тяжести греха, сколько о силе покаяния, о том, что надежда на Божью милость должна оставаться всегда. И нельзя исключать, что в том числе и ради этого была предписана суровая норма Закона. Закона, раскрывающего блуждающим в неведении людям подлинную суть того, что они творят и о чем помышляют…
Примечания:
[1] Т.Ибрагим в статье «За прелюбодеяние — раджм?» на основе анализа свидетельств эпохи Пророка касательно данной темы высказывает сомнение в достоверности этих свидетельств. Автор настоящих строк в данной статье предпринял попытку вскрыть богословские смыслы традиционных норм средневекового Шариата.
[2] Т.е. приведи четырех свидетелей!
[3] Или: «как перо находится в чернильнице», «как веревка находится в колодце», «как карандаш для сурьмления находится в сосуде для сурьмы».
[4] Абу-Ханифа. Аль-Муснад. Стамбул, 1993. С. 186–191.
[5] Абу Йусуф Йакуб б. Ибрахим ал-Куфи. Китаб ал-Харадж. СПб.: 2001. С. 285. В отношении мухсаны, т. е. жены-мусульманки, аналогичная проблема не рассматривается, т. к., по Исламу, она выходит замуж только за мусульманина.
[6] При этом следует помнить предостережение богословов о недопустимости обвинять в неверии на основании греха, ибо это является прерогативой Всевышнего.
[7] Абу-Ханифа. Аль-Муснад. С. 187–188.
[8] Абу Йусуф Указ. соч. С. 286.
[9] Абу-Ханифа. Указ. соч. С. 191.
[10] Абу Йусуф. Указ. соч. С. 286.