Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Краеведение и региональные исследования
Мусульманская цивилизация Волго-Сурского региона в эпоху феодализма
26.03.2009

ВОСТОЧНАЯ МЕЩЕРА В СРЕДНИЕ ВЕКА
(К вопросу этногенеза татар в Нижегородском крае)

Р. Ж. Баязитов, В. П. Макарихин

 

Предисловие

Многовековая история России, ее культурные традиции позволяют сделать вывод о том, что великая держава, сформировавшаяся на территории Восточной Европы и Азии, была и есть зона смешанной цивилизации. При безусловной ведущей роли славяно-русского компонента в нее причудливым образом вписывается история многих более малых народов, названия которых уже становятся полузабытыми. Многое стирается в памяти людей, но долг истории и историков – восстановить то, что уносит безжалостное время.

Нижегородский регион как часть Центральной России, подобно капле в море, несет печать своеобразного исторического развития России. Весьма сложной является история формирования ее этнического состава. Многовековая история славянорусской колонизации края протекала на фоне взаимодействия с присутствовавшими здесь финно-угорскими племенами, а также во взаимодействии с тюрками.

Татары, мордва, марийцы, сохранившиеся в ожерелье русского массива, являются историческими свидетелями тех процессов, которые происходили в эпоху средневековья. Они были сложными: были эпохи мирного взаимодействия, но были и кровопролитные войны. Те далекие века не ушли бесследно, неведомыми для нас путями они оказывают свое влияние. И надо помнить, что мирное сосуществование и взаимодействие является основой того, что история продолжится и сохранит все лучшее, что создается творчеством народов.

Восточная Мещера как часть Нижегородского региона исторически явилась зоной сложных межэтнических контактов в эпоху средневековья. Поэтому задачей данной работы и является установление основных этапов и характера межэтнического взаимодействия в этом регионе, который иногда называют Саровский край.

 

Из истории изучения Восточной Мещеры

В течение последних двух столетий с развитием историографической науки ряд ученых рассматривали и такой специфический и малоизученный вопрос, как история зоны этнического контакта на юге Нижегородской области, не выделяя этот аспект как один из важных в контексте общерусской истории XIII–XV вв., а отождествляя его с развитием в узком аспекте, как мещерской области в целом, хотя рассматриваемая территория была буферной при развитии цивилизаций степных районов европейской части России средних веков. Поэтому историография темы невелика в связи с малой степенью изученности. В работе в хронологическом плане она разделена на четыре основных этапа.

Первый этап открывается работами В. Н. Татищева. Именно Василий Никитич Татищев и является основоположником научного исследования вопроса истории Восточно-Мещерского края в средние века, значение трудов которого до сих пор еще не вскрыто. Даже те ученые, которые высоко ставили деятельность В. Н. Татищева как историка, например С. М. Соловьев и К. Н. Бестужев-Рюмин, главную заслугу его видели только в том, что он собрал и впервые критически оценил большое количество новых источников в 1730–1750 гг.

В 1739 г. Татищев представил в Академию наук России свой самый обширный труд «История Российская» [1], которая была напечатана в XVIII в. в четырех томах (пятый том напечатан в XIX в.). Интересующие нас сведения по истории Мещерского края зафиксированы в четвертом томе, охватывающем события с 1238 г. до времен Ивана III. Заслугой историка в изучении вопроса является то, что, используя данные разнообразных исторических источников, наслоив их друг на друга в хронологической последовательности, автор вывел сведения, упоминаемые под 1239, 1333, 1346, 1358, 1363, 1371, 1374, 1377, 1378, 1382, 1387 и 1407 гг., связанные с Саровской землей. Это данные Степенной книги, Хронографа, Синопсиса, летописей: Московских, Новгородских, Псковских, Сибирских, Астраханских, Нижегородских, Муромских и других, также четьи Минеи, Прологи, Печерский Патерик.

Первые работы о мишарях относятся к концу XVIII в., когда по указу Екатерины II началось изучение народов Поволжья. Известны две экспедиции Академии наук, направленные в Поволжье, – Палласа и И. В. Лепехина. В 1768 г., проезжая через Нижегородскую губернию, И. Лепехин собрал этнографический материал в татарских селениях Моклаково, Мочалей и Красное. Впоследствии он опубликовал результаты своих наблюдений [2].

Не довольствуясь этими сведениями, Екатерина II повелела «епархиальным преосвященствам», у которых в епархии обитают разные народы, собрать «языков их словари с российским переводом» [3].

Изучением народностей края занимался нижегородский епископ Дамаскин (Д. Руднев). Он составил «Словарь языков разных народов в Нижегородской епархии обитающих, именно: россиян, татар, чувашей, мордвы и черемис» [4].

В середине XIX в., после продолжительного перерыва, эстафету у В. Н. Татищева по изучению темы переняли сразу три историка, независимо друг от друга рассматривавшие этот вопрос. Это архимандрит Макарий Миролюбов, Н. Храмцовский и И. Покровский. Первые два историка были представителями соответственно духовной и светской исторической школы Нижнего Новгорода, а последний – Казани.

В работе «Памятники церковных древностей Нижегородской губернии» [5] архимандрит Макарий исследовал вопрос первых очагов обрусения Мещерского края. Поставив перед собой задачу описания всех памятников православия как самых древних, автор решил важную проблему славянизации края, описав то, как происходил этот процесс. А происходило это мирным путем благодаря православию, вследствие этого земли бескровно отходили к Руси. Процесс осуществлялся через систему погостов, где погост первоначально был центром сельской общины, позднее – центром административно-податного округа, крупным селением с церковью и кладбищем. Русские феодалы юга, юго-запада Нижегородчины, следовательно, не отвоевывали у татарских или мордовских феодалов, а просто ставили церкви в центрах этнических скоплений в Мещере, которые отсекали земли с севера и с юга, строго с запада на восток. Это село Мисюрево – Мисюрев погост, Маляксинский погост, Сыресевский погост, Ивановские погосты, Пятницкий погост и вторая линия: погост на Лисе, погост на Мансыровом углу, погост Чарыковский. Заслуга архимандрита Макария в том, что в начале прошлого века, когда историческая наука только начала развиваться, он, по сути дела, сделал фундаментальную работу, которая актуальна и в настоящее время.

Труды И. Покровского дополняют исследования Макария Миролюбова. В работе «Русские епархии в XVI–XIX веках. Их открытие, состав и пределы» историк использовал малоизученные материалы церковных архивов Московской патриархии XVI–XIX вв. [6] Используя историко-типологический метод исследования, Покровский изучал проблему историко-географического развития русских епархий православной церкви. Автор пришел к выводу, что митрополиты, а за ними патриархи, увеличивая свою область во все стороны Московского государства, не упускали из виду новых городов, возникавших по окраинам Северо-Восточной Руси. Часть окраинных городов поступила в их область за митрополичий период. Это Алатырь, Курмыш и земли восточнее города Темникова. Курмыш и Темников вошли в состав митрополичьей епархии в последние годы жизни Дмитрия Донского. Велению митрополита подчинялись монастыри, соборные, ружные и приходские церкви в Арзамасе, Алатыре, Курмыше, Темникове и на Вятке. Историк выяснил границу митрополии. Муромские и часть мещерских земель остались во владении Рязанской епископии даже после приобретения их московскими князьями в конце XIV в. Тамошние города Муром, Елатом, Кадом до конца XIV в. были восточными пограничными городами Рязанской епархии. Отсюда следует вывод: разности в церковном подчинении – это разные уровни местных этнокультур, границы митрополической и епископской земель проявляют древний пласт татарской мещерской государственности, ее границы. Используя историко-реконструктивный метод, можно прийти к выводу, что граница Иски-юрта на западе проходила между Кадомом и Темниковом, где митрополия граничила с Рязанской епархией, на востоке она проходила за алатырскими вершинами, где митрополия граничила с нижегородской епархией. Для того чтобы понять географию Восточно-Мещерского края, работа И. Покровского имеет большое значение.

Работа другого нижегородского историка, Н. Храмцовского, – «Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода» [7] по сравнению с работой архимандрита Макария и И. Покровского помогает более подробно понять процесс этноистории края. В работе анализируется тема развития, расцвета и упадка Нижегородского княжества в средние века, особенно в главе 2, где анализируются события 1222–1350 годов, и главе 3, где анализируются события 1350–1450 годов. Работа написана на основе феодальных источников того периода: летописные данные, поместные акты, церковные известия – вклады, метрики, надгробные надписи и т. д. При написании автор использовал хронологический поступательный метод при рассмотрении промежутков времени в истории края. В связи с тем, что работа написана в связи только с общерусской историей, то в целом ее можно считать научно-объективной для науки прошлого века, так как она была написана и издана в 1857 г. Особое внимание следует уделить периоду истории Нижегородского княжества конца XIV – начала XV вв., когда Москва «выбивала почву из-под ног» нижегородской самостоятельности и нижегородские князья впрямую сотрудничали со степными правителями для решения своих проблем владения уделами. Автор ярко показал, что нижегородские правители использовали мордовские и мещерские замки как тылы своих стратегических замыслов вплоть до того, что князья прятались в этих землях как в особо надежных местах. Это говорит о том, что Мещера и Мордовия к концу XIV в. стали полностью под нижегородским протекторатом, поэтому стала наблюдаться переориентация служного мещеро-татарского сословия. Так, к началу XIV в. царевич Итяк был в Москве и служил потомку Калиты как дворянин. К этому времени московские князья создают «институт» служных татарских мурз. Ранее те довольствовались награбленным. Но, так как весенние операции проводились и на русских землях, эта политика далее не могла применяться, поэтому московские князья начинают создавать класс служилых дворян и за преданность обещают большей частью не награбленное, а земли во владение. Так, сын Сегиз-бека, запьянского хана, мещерский князь Андрей Серкизович Старко получил во владенье село Черкизово под Московской и Старков погост. Мещерские князья, потомки Ширин, получают земли в Боровске, Кашине, Юрьев-Польском. Об этом в работе Н. Храмцовского не указано, но информация служит хорошим дополнением к развитию в его работе проблемы возникновения мещерского дворянства на юге Нижегородчины, что исследовали в своих работах другие историки. В целом ученые первого этапа изучения истории Восточной Мещеры вели исследования описательного характера в хронологической последовательности. Их работа ценна сбором и изложением информации из дошедших до их времен летописных и других документальных материалов.

Более подробные исследования истории края провели ученые второго этапа изучения темы. Это видные историки дореволюционной России И. Н. Смирнов, игумен Порфирий, С. И. Архангельский и П. И. Петров. М. К. Смирнов изучал основные вопросы темы: «Саров – зона этнического контакта в XIV – начале XV веков». Можно прийти к выводу, что юг Нижегородчины историки как зону этнического контакта практически не рассматривали, поэтому историография по этой проблеме не развита. Первой работой, освещающей этот вопрос, был труд И. Н. Смирнова, опубликованный в 1851 г., «Татарский летописец. Современник Бориса Федоровича Годунова» [8]. Автор работы впервые в отечественной историографии поднял вопрос о существовании в средние века старинного татарского юрта в Мещере в «докасимовское время» как отдельного полиэтнического государственного формирования, отмечая также некоторые данные административного феодального деления этого государства-княжества. Но исследователь не смог связать этот вопрос с православием как причиной перехода мещерских князей на русскую службу. Данную проблему решал архимандрит Макарий, упомянутый при описании первого этапа исследования края. Церковный историк сразу поставил вопрос о наличии погостов в Мещере как первых пунктов русской колонизации края второго потока заселения. Попытку проанализировать историю Мещеры как зоны этнического контакта в связи с общерусской историей осуществил в работе «История родов русского дворянства» П. И. Петров [9]. В исследовании по истории родов русского дворянства П. И. Петров анализировал проблему исторического происхождения ведущих дворянских родов, в том числе и мещерских князей. Используя историко-поступательный метод, автор определял историю не только русской, но и инородческой знати. При этом использовались материалы Степенной книги, Бархатной книги знатнейших родов России.

Используя эти материалы, историк пришел к заключению, что в дозолотоордынское время в состав Волжской Болгарии, кроме чуваш и черемис, входили племена мордвы и мещеры. Он определил области, где они жили. В Мещере были города Кадом, Темников и Елатом. Граничила эта область в XI в. с княжествами Владимирским и Рязанским, и часть ее купил великий князь московский Иван Данилович Калита у мещерского (финского) князя Александра Ухова. Далее, анализируя материал по Ширинам, историк подтвердил приход в Мещеру Бахмета хана, его крещение, основание княжества в 1298 г. Интересен материал по истории княжества на основании геральдических данных, примененных в гербе князей Мещерских.

В середине XIX в. исследователь В. В. Вельяминов-Зернов [10] на большом фактическом материале проследил историю Касимовского царства, сословия служилых татар, их участия в военных действиях Московского государства, начиная со второй половины XV в. Он также выдвинул гипотезу финно-угорского происхождения татар-мишарей.

Активное научное изучение истории мишарей начинается с создания в конце XIX в. ученых архивных комиссий (ГУАК). Среди казанских исследователей истории мишарей нужно выделить В. К. Магницкого, Е. А. Малова, Г. Н. Ахмарова.

В. К. Магницкий [11] в своих работах затронул вопросы расселения и этнического состава.

Сведения о нижегородских татарах-мишарях оставил известный тюрколог Е. А. Малов [12], посетивший в 1883 г. татарские селения Кочко-Пожарки, Ендовище, Ключище, Овечий Овраг и др. Он дал описание физического облика, одежды, языка нижегородских мишарей, сравнивал с другими группами татар.

Татарские селения края посетил и крупный исследователь татар-мишарей Г. Н. Ахмаров [13]. В своей работе он дал анализ языка, названия населенных пунктов, привел предания о мишарях, описал хозяйство и быт. Выдвинул гипотезу тюркского происхождения мишарей.

Изучением истории татар-мишарей активно занимались и нижегородские историки.

А. С. Гациский в своей статье «Нижегородские татары – татары ли?» [14] проводил анализ исследовании о татарах-мишарях, пришел к выводу об отличии их от казанских татар.

Несколько страниц в своей книге «На горах» (1875–1881 гг.) нижегородским татарам посвятил П. И. Мельников. Он описал некоторые детали промысла сергачских медвежатников, которыми занимались в 30 деревнях Сергачского уезда [15].

В 1887 г. татар-мишарей Васильского уезда изучал нижегородский этнограф П. Альбицкий [16], обратив внимание на их особую бедноту, растущий процесс ухода татар на промыслы.

В. П. Мельников в своей работе «Этнографический очерк Нижегородского края» [17] затронул вопросы расселения и быта татар-мишарей. В. И. Снежневский изучал характер землевладения [18].

Иеромонах Саровского монастыря – игумен Порфирий в 1888 г. опубликовал труд: «Сообщение Саровского игумена Порфирия приставу II стана Темниковского уезда по вопросам, данным Московским археологическим обществом для составления археологической карты» [19]. Данный труд был первым этнографическим исследованием края, где также отразились данные археологического подъемного материала, краеведческие источники, тексты грамот, документов, связанные с саровской мещерой, этнический материал по темниковскому краю. Хотя работа построена как изложение большой части местного документального материала, она является незаменимым источником для изучения тематики связи мещеры с историей Золотой Орды.

Более подробно, на научной основе, рассмотрел эту тему С. И. Архангельский в своей работе «Волжский водный путь и Нижегородский край в XIII–XV веках» [20]. В написании работы автор поставил задачу, пользуясь локальным методом и сосредотачивая внимание на этнических явлениях небольшого района, который некогда составлял нижегородские и мещерские княжества, показать, как действительно складывалась экономическая конъюнктура этого района, ставшего впоследствии восточной окраиной Московского государства, в чем было своеобразие местной хозяйственной жизни XIII–XV вв., какие силы его двигали, какое влияние далеких перестановок и катастроф эта окраина испытала не только потому, что была пределом ранней славянской колонизации, но и потому, что была связана Волгой и Окою с громадным внешним миром, среди которого на первом плане стоял Восток. Автор уделил большое внимание в работе Волжскому водному пути, связывавшему обширные территории центральной и южной части Восточной Европы с Востоком и его влиянию на темп и характер экономического роста России. Историк отметил торговую роль татар, города которых собирали пестрое население, состоявшее из армян, генуэзцев, византийцев и русских. К Волжскому водному пути тяготел и русский торговый капитал еще до покорения Казани и Астрахани.

В работе отмечено, что документальный материал по экономической истории края довольно скуден. Подчеркнута роль местных ярмарок, на которых совершался обмен с далекими странами и народами востока. Используя работу С. И. Архангельского и историко-реконструктивный метод, можно вывести, что Окско-Мокшанский путь входил в систему Волжского торгового пути и на месте слияния рек Сатиса и Мокши существовала в Мещере такая же ярмарка – кочевье «торжок». Используя локальный метод исследования по изучению раннего торгового капитала края, автор пришел к выводу, что в изучаемой исторической обстановке крупнейшую роль сыграли два фактора – это речные пути и восточные рынки, которые через генуэзцев были связаны со средиземноморским торговым путем. И если до последнего времени истоки торгового капитала искали в ганзейско-новгородских связях, в том, что Москва захватила громадные богатства Новгорода, то автору представлялось целесообразным отметить и крупную роль Волжского водного пути, прорезавшего Нижегородское княжество и разветвлявшегося в нем как в артерии, связывающей центральные области Восточной Европы с далекими рынками и вводившей в торговый оборот разнообразные товары. Здесь составлялись крупные состояния благодаря удачным набегам и выгодному обмену, здесь создавалась психология авантюризма, так характерная для зари первоначального накопления капитала. Позднее московский князь, митрополит и бояре унаследуют, но уже в более спокойных условиях и в твердых рамках централизованного государства, торговое дело, начатое местными волжско-окскими феодалами. Как всегда в эпоху раннего торгового развития, торговля переплеталась с разбоями, наездами, великими походами и была делом военно-дружинного класса в большей степени, чем мирных людей, особых торговых посредников и их организаций. Верхушка сложившегося общества в Мещере была феодальной, что помешало ей быть втянутой в торговые предприятия Окско-Волжского пути.

В работе «О князьях мещерских XIII–XV веков» [21] историком М. Смирновым дана взвешенная научно-объективная оценка проблемы, что помогает вплотную подойти к изучению истории Мещеры. Именно торговые операции служили началом более или менее мирного существования мещерских князей татарской крови на окраине русских княжеств XIV–XV вв. без активных набегов и грабежа славянских степей. По сути дела, работу Смирнова, опубликованную в 1904 г., можно называть монографией по истории мещерских князей благодаря использованию уникальной базы  источников как русской, так и татарско-ордынской, крымской, касимовской, казанской. Автор вычислил, что во времена Ивана III была опись царского архива. В 1575–1584 гг. архив находился в ящике 146, где были докончальные и жалованные грамоты, прочие документы мещерских князей и иные списки «Рязанские старые». Поставив проблему изучения истории мещерских князей, автор использовал историко-реконструктивный метод исследования. М. Смирнов правильно отметил, что причина прихода в Мещеру родоначальника князей мещерских Бахмета Ширинского в 1298 г. связана с междоусобицей в Орде между ханами Тохта и Нагаем. Для того чтобы держать связку административного подчинения Орда–Русь, и было создано Мещерское княжество. Все пути из Орды на Русь легли через нее, чтобы, кроме определенных регламентом чиновников, на Русь никто не ездил и «пусту не творил», чтобы было какую дань брать с княжеств Руси. Ведь, по сути дела, вторая половина XIII в. – это сплошные набеги и разорение славянских земель.

В работе историк отметил, что, когда Дмитрий Донской купил часть Мещеры, владения Бахмета в Восточно-Мещерском крае остались нетронутыми. Автор провел интересный анализ процесса перехода мещерских князей на русскую службу, в результате чего Андрей Серкизович Старко, мещерский князь из Запьянья, и Юрий Федорович Мещерский из сарово-кадомских земель участвовали в битве Дмитрия Донского против Мамая и погибли на Куликовском поле. Историк анализировал и процесс прихода второй волны татар при распаде Золотой Орды во времена хана Тохтамыша. Так, царевич Бектут, который от имени Тохтамыша грабил Вятку в 1391 г., в 1393 г. был в Сарове, «сотрудничал» с князем Василием Кирдяпой. В работе историка приводится очень много фактических цитат из редких источников, что придает работе уникальность. Автором прослежена мысль, что, когда произошло второе рождение Мещеры в середине XV в. как русского протектората, самобытного татаро-мещерского княжества, показателем силы и мощи этого государства было строительство и существование Андреева городка – полностью каменного, что в то время было уникальным. Даже у Казанского кремля, как заметил историк, башни были каменные, но стены деревянные.

Уникальностью работы является и то, что фактически приведено расположение и протяженность через конкретные населенные пункты посольской дороги, соединявшей Русь и Орду, и расположение Андреева городка относительно ее в географическом измерении. В конце приведена цитата, подтверждающая, что прародина Ширинов была Мещера до прихода их в Крым, скорее всего, с войсками хана Тохтамыша и после него. Исследована миграция мещерских князей в XV в. при переходе их на службу русскому царю. Так, потомки Бахмета Ширинского по русифицированной линии получили земли в Боровске, Звенигороде, Кашире, под Новгородом Великим. Применяя работу Смирнова и историко-реконструктивный метод, можно показать, что наличие города Сараклыча в Саровских землях в средние века исторически оправдано. Поэтому работу можно считать взвешенной научно-объективной монографией по истории мещерских князей. Далее, изучив вышеописанную работу, можно прийти к выводу, что она, к сожалению, была первой и пока последней монографией по истории Мещерского княжества в связи с общерусской историей.

Среди трудов второго этапа изучения истории Восточно-Мещерского княжества следует отметить также работы А. И. Нарцева, И. П. Лихачева и С. Б. Веселовского. Работа А. И. Нарцева «Археологическая поездка по Темниковскому уезду в августе 1901 года» [22] была опубликована в 1902 г.

Работа И. П. Лихачева «Выписки из Мещерских десятин 1562–1619 годов» [23] была опубликована в 1909 г., работа С. Б. Веселовского «Арзамасские поместные акты 1578–1618 годов» [24] была опубликована в 1915 г. Первая работа дает исчерпывающий материал по материальным находкам в крае и данным краеведения в связи с документальными источниками. В работе указаны все региональные административные очаги Мещеры XIV в. Работа до сих пор актуальна, так как довела до нашего времени данные, которые исчезли. Но труд Нарцева носит чисто описательный характер – отчет о краеведческой поездке. Последние же работы носят чисто информативный характер как хрестоматии региональных документов края.

По сравнению с этими работами труд П. И. Мельникова-Печерского «Очерки мордвы» в контексте мещерско-мордовской истории носит ненаучный характер, так как является пересказом легенд при незнании описываемой местности, при отсутствии научного метода исследования. Причина заключается в том, что в середине прошлого века в городе Арзамасе жил краевед Мерлушкин, собравший уникальный материал по истории края, компиляцией которого и последующим переложением занимался Николай Щегольков, анархист по убеждению. Тем же самым занимались Яровский в городе Кадоме и Эдих в городе Темникове. Именно у Мерлушкина Мельников-Печерский и взял материал для своей книги после непродолжительной беседы, но просто пересказал без научной обработки. В отличие от последнего Нарцев, Веселовский и Лихачев знали тоже о трудах Мерлушкина, уже к XX столетию умершего и похороненного в Саровском монастыре. Они применяли методику научного анализа, и поэтому три последние работы второго этапа имеют научную ценность.

Третий этап изучения истории Восточно-Мещерского края составили работы русских историков, репрессированных и уничтоженных сталинской машиной террора. Это П. И. Черменский, Л. М. Каптерев, Ф. Ф. Лашков, А. А. Гераклитов, М. Г. Худяков. Только в 1950 году вышла в свет работа П. Н. Черменского «Материалы по исторической географии Мещеры» [25]. Данный историк впервые попытался собрать и обобщить весь документальный материал по истории земель Мещеры, а именно ее восточной части, которую мы и рассматриваем в данной работе. Это общегосударственные, региональные, писцовые и местные, поместные акты XV–XVII вв., статистические и исторические исследования ученых по данной тематике.

Из материала мы узнаем, что впервые Кадомский уезд описывал в 1565 г. мещерин Морозов. Он же описывал Подлеcный стан Мещеры в 1584 г. Дозорную книгу по Темниковскому уезду составил Аверкий Палицын в 1586 г. Ранее, но неизвестно в какие годы, описывал тот же уезд писец Василий Симонов и т. д. Работа П. И. Черменского дает ясное представление об исторической географии Мещеры, развитии ее территории в течение времени в соответствии с ходом исторического развития на протяжении многих лет от начала XV в. и позже, но, к сожалению, не ранее. Другая заслуга данного историка заключается в том, что он попытался непредвзято, в отрыве от большевистской идеологии сталинской эпохи, осветить вопрос наличия этнических групп в Мещере в тенденции их взаимодействия и развития. И это ему удалось наиболее полно по сравнению с другими учеными. Он выделил несколько этнических групп, а именно: мещеру, буртасов, мордву, татар. По вопросу мещерских этносов он подчеркнул наличие факта их «русификации» к XVI в. По вопросу буртасов у него нет ясного ответа, хотя установка о наличии этой этнической группы была сделана. По данному вопросу автором допущена явная погрешность. Это связано с малым изучением татарских источников по этому вопросу, с малым исследованием статистических данных XIX–XX столетий, из которых явно видно преобладание татарского населения, татаро-мишарского этноса в ряде селений Темниковского, Вознесенского, Теньгушевского, Кадомского районов, нынешних административно-территориальных формирований Рязанской и Нижегородской областей, Мордовской Республики.

Исследуя различные вопросы, автор использовал хронологическо-поступательный метод. Используя документальные, топонимические и лексические подтверждения и краеведческие данные, он обосновал наличие ранее в крае финской народности мещеры, которая, по его мнению, ассимилировала со славянскими племенами, а именно кривичами, к XII в. В разделе «Население» Черменский, по сути дела, дал предпосылки доказательства мысли о характерной этнической обособленности и своеобразии края по сравнению с однородными по составу близприлежащими районами. Недостаток работы заключается в том, что это этническое своеобразие в XV–XVI вв., которое впоследствии перешло к растворению и однообразию, могло быть следствием наличия государственности в крае в более раннее время, а именно в XIV в. Поэтому можно сделать вывод, что П. И. Черменский не смог полностью, научно-объективно рассмотреть вопрос этносов, хотя тема исторической географии у него удалась.

Более подробно рассмотрел тюркский компонент в Мещере в своей работе «Нижегородское Поволжье в X–XVI века» [26] репрессированный в конце 30-х годов историк Л. М. Каптерев. Автор рассматривает историю Волго-Окского междуречья на протяжении X–XVI вв., используя русские центральные и местные акты, летописные сведения, краеведческие данные, используя стадиальный, историко-типологический и историко-реконструктивный методы исследования. Им была поставлена и исследована главная проблема истории края – описание хода местных событий в связи с общерусской историей. Несмотря на некоторые неточности в применении данных краеведения и топонимики в определении названий населенных пунктов, в целом автор дал ясное понятие о реальных политических центрах в географии края на исторически меняющемся промежутке времени с X по XVI в., относительного которого разворачивались всевозможные события. Работу можно считать базовой по истории Нижегородского края, в которой прослеживается история и мещерских земель, благодаря полноте изложения материала, приведению массы фактов из документов и других источников. В работе дается правильная оценка нахождения на юге Нижегородского края Пургасовой Руси – предтечи Мещерского княжества, где мещера, кроме буртас, была поглощена ассимиляцией славянской, татарской и других народностей Окского бассейна. Она, по исследованию Каптерева, заселяла северную часть бывшей Рязанской губернии, север Тамбовской, юго-запад и запад нынешней Нижегородской области. Земли, занятые населением Мещеры, в Древней Руси назывались «Мещерской областью», а административный термин «Мещерские волости» встречается еще в официальных актах XV–XVI вв. То есть A. M. Каптеревым сделан вывод, что расцвет Мещеры как территориальной области, обладающей государственностью, приходится на XIV столетие. Историк сделал заключение о том, что если мурома и мещера мало отразились в истории края, то мордва-эрзя, можно сказать, вросла в историю Мещерской области. Мордва долгое время находилась в вассальном подчинении волжским булгарам и была под их культурным воздействием, как и буртасы. К XIII веку культура эрзи, весь общественный и бытовой уклад были накануне великих сдвигов и перемен. С запада надвигалась новая культура – славяно-русская. Вначале она медленно и тихими шагами вместе с мирными русскими колонистами-смердами, а потом уже более быстро проникла с княжеско-завоевательными походами, что отразилось в неоднозначной, стремительной и трагической судьбе Пургасовой Руси. Но далее, в свою очередь, в Мещере, как заметил Каптерев, и славяне подверглись воздействию обратной ассимиляции, отразившейся как на этническом типе, так и на культурно-бытовой обстановке и говоре. Тесно переплелись и верования, в особенности суеверия. В татарский период Мещера была буфером между Русью и Степью. Это использовалось как Русью, так и Ордою. Основание буфера следует искать, по мнению Каптерева, в междоусобице хана Нагая и хана Тохты и, параллельно, князя Дмитрия Александровича и князя Андрея Александровича, где партия князя Андрея – хана Тохты выиграла благодаря тесному сотрудничеству. Ведь Андрей не раз приводил татар на Русь. В момент, когда все русские князья все-таки замирились во Владимире на съезде в 1296 г., в 1298 г. в Мещеру приходят Ширины для контроля Руси и использования тактики: помочь слабому в борьбе с сильным, чтобы на Руси сильных князей не было.

Именно самый «слабый» Иван Калита самого небольшого Московского княжества стал пользоваться большой поддержкой татар. Когда в начале XIV в. Русь грабили, Московское княжество не трогали, а громили сильную Тверь, сильный Суздаль, кромсали Нижний.

В конце XIV – начале XV веков в связи с упадком Мещеры как протатарской происходит ее возрождение как снова русской. На мордовские и мещерские «пустоши» и «селища», а порою и в гуще лесных дебрей – «на сыром корени», как писал историк, возникали новые русские селения из так называемых «вольных» и «охотчих» людей. Колонизация Мещеры уже шла по системе погостов. Но если для «вольных» и «охотчих» людей эта перспектива заселения не была радужной, они были только арендаторами – «оброчниками», попадали в экономическую зависимость и шло развитие русского феодального процесса, то бортники имели уже больше привилегий, чем феодалы на освоенных землях. Очень четко прослеживается у Каптерева история татарского феодального развития, мордовского феодального развития, монастырского землевладения, история боярства. Благодаря работе Каптерева всю исследуемую нами область предварительно можно разделить на определенные участки, где история колонизации шла по-разному. Составив предварительную схему дробления и интеграции участков Мещерского края по этническому контакту, можно вести работу дальше. К сожалению, Л. М. Каптерев отождествил буртас с мордвою как одну из ее разновидностей, как мордва – эрзя, хотя буртасы были как раз тем тюркским элементом, благодаря которому булгары колонизировали край к XII в., который затем и послужил мирному проникновению татар-мишарей в мещерскую зону этнического контакта.

При изучении мещерского этноса интересна проблема крымского влияния в Мещере. Эта тема исследована историком Ф. Ф. Дашковым в произведении «Архивные данные о бейлыках в Крымском ханстве» [27]. Используя исторический метод исследования, автор анализировал проблему – причины перехода в Крым татар и их предысторию. При этом также использовались малоизученные оригинальные источники. Это архивы родов крымских князей и мурз Ширинских, Арчинских, Яшловатских, Баринских, Мансуровских: родословные, ярлыки, гербы, сведения архива Крымского ханства. В ходе исследования автор вывел, что Ширины пришли в Крым с Мещеры с подвластными народами. Используя работу Дашкова и историко-реконструктивный метод, можно вывести, что среди подвластных народов, пришедших в Крым, были буртасы. Началу прихода положил Дангы бей Ширинский – мещерский князь. Его сын Руг-Темир бей Ширинский был лучшим полководцем хана Тохтамыша, за что последний выдал замуж за него свою дочь Джамине-ханум. В связи с уходом Руг-Темир бея из Мещеры с авангардом татар следует приход в Мещеру под Старый Темников внука Тохтамыша – Сеид-Ахмеда на княжение. К сожалению, как и Каптерев, Дашков был уничтожен сталинской машиной.

Работа следующего историка, А. А. Гераклитова, «Сборник выписок из печатных источников» [28] помогает выяснить многие особенности русского заселения мещерского края конца XIV – начала XV веков. В работе автор анализировал проблемы мордовских беляков, зимниц, должностных лиц в Мордовии. При этом историк использовал материалы работ губернских ученых архивных комиссий губерний Симбирской, Нижегородской, Тамбовской, Пензенской, материалы Вотчинного архива, уничтоженный ныне архив Наровчатовского и Кадомского музеев, Известия Русского генеалогического общества, Сборники Русского исторического общества, адрес-календарь населенных пунктов Нижегородской и Тамбовской губерний, материалы краеведческих экспедиций.

Используя историко-типологический метод исследования, Гераклитов пришел к выводу, что в период возникновения Нижнего Новгорода в XIII в. местности вокруг современного Арзамаса, Лукоянова, Сергача представляли собою лесные дебри, заселенные охотничьими племенами мордвы-эрзи. Летописные источники связывают и появление здесь русских людей к середине XIV столетия, когда князь Константин Васильевич Нижегородский поощрил поселение своих подданных на юг от Нижнего Новгорода и разрешил селиться по рекам Кудьма, Пьяна, Сережа: «кто где похочет». Причем первые землепроходцы были бортники. Бортникам отводились в лесах участки – «бортные ухожии», которые передавались бортникам-пчеловодам в оброчное состояние. Съемщики были обязаны ежегодно платить по 1 пуду меда в срок на Семенов день (1 сентября) с каждого ухожия, заботиться о промысле, следить за своим лесом, сторонних людей в лес не пускать. Договор заключался письменно. Получив участок, бортник получал особое «клеймо» – знамя. Причем права бортников были шире, чем у феодалов, они облагались меньшим налогом, а получали большие пространства и права. Такие бортники были и в Meщере. Так, о мещерских бортниках упоминается в договорной грамоте рязанского князя Федора Васильевича со своим братом – великим рязанским князем Иваном Васильевичем от 1496 г. Интересны упоминания о выше исследованных погостах в Мещере и Мордве. Так, когда в 1377–1378 гг. князь Борис Константинович с союзниками взял всю землю мордовскую, он пограбил села, погосты, зимницы. Упоминание о погостах говорит о том, что благодаря их системе колонизация края шла уже с 70-х годов XIV столетия [29]. Интересны сведения, описанные Гераклитовым о беляках в Мордовии и Мещере. Беляк – древнее селение местного инородческого населения по родам мордовских и татарских мурз и князьков. Причем при переходе земель под юрисдикцию Москвы, феодалы инородцев получали подтверждение своих прав или получали вновь какие-либо льготы. Эта политика повелась с начала XV в.

Вообще беляк – обширное административно-владельческое деление татарских территорий, в каждое из которых входило несколько мордовских селений. При этом в Мещере в связи с беляками возник термин «слив». Слив – часть беляка отдельных плательщиков, плативших дань медом. На основании работы Гераклитова вырисовывается административно-территориальное деление Мещеры конца XIV – начала XV вв. Мещера делится на беляки, на территории которых находятся погосты. Часть беляков, где население платит дань только медом, объединяются в сливы. Так как население Мещеры было малочисленно, местами в связи с лесными и болотистыми дебрями эти обширные пространства во владение получали бортники, которые как раз и были проводниками славянской культуры и этноса, хотя это были небольшие семьи, но с правами по рангу выше, чем у русских феодалов. В силу малочисленности, прогрессивной технологии и обширным пространствам, налоговым льготам бортники держали монополию на производство меда, благодаря чему мордва в сливах беляков несла убытки и переходила к ведению сельского хозяйства, например производству льна или проса, мирно переходя под русскую юрисдикцию. Тем более что мордовские феодалы, переходя на службу Московскому государству, в правах не ущемлялись.

То, что Русь такой системе колонизации края уделяла большое внимание, говорит тот факт, что в Арзамасе было 4 воеводы, где один собственно арзамасский воевода, а трое остальных с чином стольника ведали мордвой и бортниками в Мордве и Мещере. Со временем в связи с уходом на военную службу татарских феодалов из Мещеры к середине XV в. в крае появляются «кормленщики». Это приказчики у Мордвы, которые отвечали за конкретные сливы, за конкретную мордву и бортников и подчинялись как раз мещерским властителям и воеводам у мордвы и бортников и базировались на погостах. В данном случае такая система административного деления наблюдалась на западе края – в Кадомском районе, на севере края – в Дивеевском районе, где располагалась эрзеновская мордва Кирдяновского беляка. Работа Гераклитова дает взвешенную, научно-объективную оценку проблеме русского заселения края в конце XIV в. Она «перекликается» с данными сборника С. Б. Веселовского «Арзамасские поместные акты 1578–1618 годов» – работы второго этапа изучения истории края, где приводятся данные о том, что русские князья перекупили кадомскую мордву у мордовских феодалов тем, что мордва платила своим аристократам дань пушниной, а русские феодалы попросили дань только медом, что было проще Мордве. И она отошла под русскую юрисдикцию.

С позиции татарской направленности в изучении истории Восточно-Мещерского края XIV–XV вв. интересна работа М. Г. Худякова «Очерки по истории Казанского ханства» [30]. Конкретно работа М. Г. Худякова посвящена истории Казанского ханства и Среднему Поволжью в XV–XVI вв. Автор детально прослеживал проблему становления, развития и упадка Казанского ханства. Используя хронологическо-поступательный метод исследования, историк использовал как русские, так и татарские источники. К последним можно отнести «Изложение болгарских повествований» Хисамуддина – сына Шериф-эддина и Ханские ярлыки Сагиб-Гирея, открытые в 1912 г. С. Г. Вахидовым. Из русских источников: Воскресенская, Никоновская и II Софийская летописи; «Царственная книга» 1540 гг.; «История князя великого московского»; книга A. M. Курбского; «Казанские летописи»; тексты «Древней Российской Вифлиофики»; дела Московского архива Министерства иностранных дел; сочинение Кайсуни-задэ-Недан «Тарих Сахыб – Герай хан»; труды профессора В. В. Вельяминова-Зернова и т. д.

Автор пришел к выводу, что к середине XV в. Мещера граничила с Казанским ханством, а именно ее административной областью Алатур. Наибольший интерес представляет часть, посвященная внутреннему устройству Казанского ханства. Так, носителем военно-монархической верховной власти являлся хан. Его власть считалась неограниченной, но она несколько умерялась советом (диваном), составленным из важных особ. Члены совета носили титул «карачи». Среди Карачи выделялся «улу каркачи» – большой каркачи. Титул Карачи был пожизненный и наследовался высшими административными чинами, являясь важнейшей особенностью государственного строя Казанского ханства – так называемая четырехосная система совета – дивана. Кроме постоянного законодательного органа, совета карачи, было еще народное собрание – курултай. Обычно это собрание происходило на кремлевском бугре, в главной мечети или дворце, а летом на открытом воздухе.

Состав курултая был следующий: 1) духовенство; 2) огланы; 3) князья и мурзы во главе с улу-карачи, то есть курултай состоял из духовенства, войска и земледельцев. Господствовавшая религия в Казанском ханстве – мусульманство. Духовенство делилось на сеидов, шейхов, мулл, имамов, дервишей, хаджи, хафизов, данишмендов и т. д. Одна из светлых сторон Казанского ханства, как отметил М. Г. Худяков, – полная веротерпимость. Князья в Казанском ханстве составляли 4 группы – эмиры, беки, мурзы и инородческие князья, то есть титулованная знать. Эмиры, беки и мурзы составляли главный контингент наследуемой крупной землевладельческой знати.

Кроме титулованной знати, в ханстве был довольно значительный разряд привилегированных инородческих лиц, обладавших земельной собственностью и освобожденный от государственных податей и повинностей, – тарханы. Что касается военной знати – огланов, то это были представители конных войск, имевшие внутреннее деление еще со времен Чингиз-хана на десятников, сотников, тысячников и темников.

Заслуга работы автора в том, что благодаря использованию ее данных и историко-реконструктивного метода исследования можно прийти к выводу, что не только в Казанском ханстве была четырехосная система верховной власти четырех Карачи, но и в Мещере, Касимове, Крыму. Тем более в Казанском, Крымском и Касимовском ханствах на должности «улу карачи» были князья рода Ширин. Работа Худякова претендует на научную объективность, хотя автор преуменьшает агрессивную роль Казанского ханства по отношению к окраинам Руси как самого северного невольничьего рынка рабов.

Четвертый этап изучения истории Восточно-Мещерского края XIV–XV вв. составляют труды историков советского послевоенного времени. Это историки М. А. Усманов, Р. Г. Мухамедова, Г. А. Федоров-Давыдов, И. Я. Фроянов, А. Н. Халиков, A. M. Орлов, И. Ф. Мокшин, Д. Н. Исхаков, Ю. В. Сочнев, А. С. Лузгин, И. К. Инжеватов, А. Г. Мухамадиева. В работе М. А. Усманова «Татарские исторические источники XVII–XVIII веков» [31] рассмотрены малоизученные золотоордынские источники. Автор, используя хронологическо-поступательный метод исследования, ввел в научный оборот письменные документы XIII–XV вв., малознакомые русским и советским ученым. Этот «Сборник летописи Кадыр-Али-бека»; «Достан и Урус-хан»; «Достан и Тохтамыш-хан», «Достан и Идече-бек»; «Достан и Хаджи-Мухммед-хан»; «Дафтар и Чингиз-наме»; «Достан и Урал-Мухаммед-хан»; «Фасл фи байани дастани»; «Таварих и булгария» Муслими; Шаджара, потомков Мамая. Исследуя работы, переводя их с золотоордынско-хорезмско-тюркского языка на русский, автор вывел, что Бахмет Ширинский пришел из большой Орды (улуса Чагатая) в Мещеру после битвы с Тул-Бахметом; хана Узбека посадили на престол в Мухши, когда привезли его со свитой из иранских земель; Мансур-бек, осевший в Мансуровом углу в Мещере, был сыном Идичае, – подтверждение сведений, что мишари на левобережье Волги поселились из темниковских земель и, главное, татары в XIV в. в Мещере обладали государственностью. В XVI в. после этого область называлась Иски-юрт (Старый юрт). Работа были опубликована в 1972 г. и, по сути дела, стала первой книгой по данной тематике данного направления и поэтому актуальна и значима.

Ясное представление по вопросу этносов в Восточно-Мещерском крае дает работа Р. Г. Мухамедовой «Татары-мишари», которая достаточно полно использовала архивные данные мало публиковавшего историка начала XX столетия В. Х. Хохрякова [32].

Р. Г. Мухамедова анализировала вопрос наличия в крае самобытного этноса – мещерских татар, опираясь на статистические данные последних двух столетий, обобщенные данные архивов по этнографии края. Она использовала историко-реконструктивный метод и доказала наличие в крае трех зон группировок мещерских татар в границах Вознесенского и Дивеевского нынешних районов Нижегородчины.

Р. Г. Мухамедова показала, что эти группировки являются следствием того, что мещерские татары существовали отдельной самобытной группой в докасимовское время. В то же время она не смогла показать исторически, как это происходило, но возможность наличия отдельной государственности в Мещере в выводах из ее работы прослеживается. В работе проведен анализ отличия мещерских татар темниковской группы от сергачской и других групп на основе краеведческих данных, лингвистических данных, культуры быта (застройка жилых домов, тип печей, одежда, топонимика, археологические данные местной керамики), что говорит об этнической обособленности местных мещерских татар. Работа как история этноса мишарей удачна. Недостаток данного исследования заключается в малой изученности аспекта развития мордвы-эрзи данного края как отличного от остального. Не рассмотрен русский этнический компонент. Автор интуитивно, а также на основании данных советских археологов смогла сделать вывод, что археологические и исторические источники свидетельствуют о тюркоязычном населении, в дозолотоордынское время жившем в южных районах правобережья Средней Волги. В период Золотой Орды они под давлением пришлых кочевников переселились в более северные земли, вплоть до районов Кадома и Темникова. В период XIV–XV вв. они назывались мещеряками. Автору, к сожалению, не хватило смелости отождествлять их с буртасами, хотя Р. Д. Мухамедова указала, что в формировании наречия мишарей принимали участие диалекты булгар, кипчак, буртас. Заслуга автора работы в том, что показывая большую характерную плотность населения мещерских татар в XV–XIX вв. на юге Нижегородчины в трех зонах, историк подтверждает, не высказывая явно, мысль о наличии государственного формирования в Мещере XIV–XV вв., так как концентрация населения на уровне городских формирований того времени выступает очень явственно.

В работе, к сожалению, не рассмотрен вопрос истории прихода мещерских татар, причин формирования их этноса в рамках общерусской истории, хотя политические события второй половины XIV столетия происходившие на юге Нижегородчины, трудно оценить неоднозначно. Для изучения этого аспекта стоит рассмотреть статью другого историка – Г. А. Федорова-Давыдова «Политическая история Нижегородского великого княжества в конце XIV – начале XV веков» [33]. Работа дает ясное представление о политической обстановке на границе Мещеры в XIV в. при исследовании проблемы возрождения и упадка самостоятельности Нижегородского великого княжества в эту эпоху. Автор помогает нам сделать историческое наслоение на географию Мещеры, используя все известные русские летописные источники, применяя хронологический метод по всему интервалу XIV столетия. В работе анализируются внутренние отличия Нижегородского и Московского княжеств, приведшие к подчинению Волго-Окского междуречья Москве. Так, система политических взаимоотношений внутри Нижегородского княжества отличалась от жесткого централизаторского курса Москвы [34].

Все эти исследования затрагивали в основном проблемы происхождения, языка и этнографию татар-мишарей. Несмотря на свои недостатки, они до сих пор представляют большую ценность.

Из современных исследователей, освещающих в своих работах вопросы происхождения, быта и культуры татар-мишарей, можно выделить этнографа Р. Г. Мухамедову [35], археолога А. Х. Халикова [36], М. З. Закиева [37], В.Х. Каримуллина [38].

Историей сословия служилых татар занимаются нижегородский исследователь A. M. Орлов [39], А. Ш. Каюмова.

Исследованием мишарского диалекта татарского языка занимались Р. Шакирова [40], Л. Т. Махмутова [41].

 

Мещерский край в эпоху колонизации

Основы славянской народности рассматриваемого региона складывались в XI–XIII вв. в рамках племенной общности славян – вятичей и кривичей, а также славянизированных финно-угорских племен: мордвы-эрзи, мещеры и частично муромы. Но основным тут был вятичский элемент [42].

Вопрос о славянском расселении в междуречье Оки и Мокши неоднократно привлекал внимание исследователей. До накопления археологических материалов, которых на сегодняшний момент не так уж и много, его пытались решить с помощью исторических свидетельств и данных лингвистики. Как считают большинство ученых, заселение Муромо-Мещерских земель в первую очередь было осуществлено кривичами с Ростово-Суздальской земли, которые в диалектном отношении североруссы [43].

Процесс проникновения славян в Мещеру начался в очень отдаленную эпоху. А. А. Спицын, изучивший материалы Борковского и Кузьминского мещерских могильников, относящихся к II–VIII вв. н. э., определил в них 10% трупосожжений (исконный славянский погребальный обряд). Исследователи полагают, что уже в VIII в. 80% населения Мещеры составляли славяне-кривичи [44].

Исследователи выделяют два этапа кривичской славянизации Мещерского края. Первый датируется X–XI вв. В это время кривичи заняли Рязанскую Мещеру. Второй этап колонизации относится к концу XI–XII вв., когда уже метисное славяно-мещерско-муромское население стало осваивать более восточные районы междуречья Волги и Оки и, в частности, Оки и Мокши. О кривичской миграции в междуречье Оки и Мокши, с точки зрения данных археологии, определенно свидетельствуют браслетообразные завязанные височные кольца, которые они распространили, когда пересекли Владимирщину и заселили часть мещерско-муромских земель, включая северные районы бывшей Тамбовской губернии. Самыми восточными пунктами расселения в XI в. являются курганы близ деревень Поповой и Парахиной в бывшем Касимовском уезде Рязанской губернии. Начало интенсивной волны кривичского расселения в Волго-Окском междуречье относится как раз к концу XI в. В конце XI – начале XII вв. втулчатые и щитковые браслетообразные кольца у финских племен начинают выходить из применения и заменяются браслетообразными височными кольцами – характерным кривичским украшением. Основным форпостом кривичской этнической эмиссии в крае был город Муром. Первые сведения об утверждении власти «Русской земли» над юго-восточными землями относятся к концу X – началу XI вв. Здесь в центре земли – Муроме сидел в качестве посадника сын князя Владимира – Глеб. Вообще господство русских князей над Муромом установилось не позднее начала XI в. в княжение Яро-слава. После смерти князя Ярослава, который основал город Яро-славль на Волге и способствовал, таким образом, миграции кривичей с Ростово-Суздальской земли в Муромо-Мещерский край, Муромская земля попадает в политическую орбиту Черниговской земли, а затем под распространение религиозной власти из возникшей довольно рано идеологически мощной Черниговской епископии. Это способствовало формированию в Рязани и Муроме суверенных городских общин, которые сами решали вопросы войны и мира, вели и «внешнюю» политику. Например, из летописей узнаем, что «приде Изяслав, сын Владимира, ис Курска к Мурому. И приятна и Муромьце и я посадника Олгова» (ПВЛ, с. 150). То есть городская община Мурома сбросила власть князя Олега в лице его посадника и призвала на княжение Изяслава, сына Владимира Мономаха. Вообще черниговские князья в земле вятичей, муромы и мордва были носителями различного рода «примучиваний» и всякий, кто с ними боролся, объективно становился союзником местных «нарочитых людей», Муром «покорился не только голой силе» [45]. Все это способствовало сплочению вокруг Рязани и Мурома волостных, в частности восточных, территорий. К этому периоду политика Рязани по колонизации восточных волостей более усиливается по сравнению с Муромом. Как пишет В. Н. Татищев: «Ярослав Святославич рязанский ходил на мордву». С выделением к 1129 г. из Черниговского княжества Рязанских и Муромских земель появляются самостоятельные рязанские и муромские князья, которые только из посылок своей автономии должны были усилить, и они усилили, процесс колонизации Окско-Мокшского междуречья, чему, кстати, способствовала и консолидация сил Муромо-Рязанских земель.

Русские летописи связывают ареал племени вятичей с Окой. Повесть временных лет отмечает: «...а Вятько седе сь родом своим по Оце, от него же прозвалася вятичи» (ПВЛ. 1. С. 14), а под 964 г. в связи с походом Святослава на северо-восток говорится: « И иде на Оку реку и на Волгу, и налезе вятичи» (ПВЛ. 1. С. 46, 47).

С археологической точки зрения наиболее восточным пунктом с вятичскими височными кольцами являются Касимовский уезд. Особенно это четко проявляется в вятичских погребальных обрядах – захоронениях остатков трупосожжения в курганных насыпях с деревянными конструкциями в виде домиков или столпов. Но в большинстве случаев наличествуют собранные с погребального костра кальцинированные кости кучкой или в глиняной урне, помещенные прямо в курганной насыпи: в ее основании или верхней части. Из собранного археологического материала очевиден поздний характер вятичских курганов Рязанской земли, скорее всего, периода конца XI – начала XII вв., что говорит о том, что вятичи пришли в Восточно-Мещерский край вслед за кривичами. В XII в. летописные «вятичи» были и административно-территориальной единицей Черниговской земли. Волну вятичского элемента в Мещеру, его консолидацию с кривичами в единый монолит славянского северо-восточного этноса следует связывать с 1152 г., когда в Рязани и Муроме сложилась сильная военная организация.

В 1152 г. «Ярославич Ростислав с братею и с Рязаничи, и с Муромой поидошла с Георгем, а не открекоша ему». Именно в 1152 г. князь Юрий Долгорукий строит Городец-Мещерский – крайний и основной форпост славянской колонизации Восточно-Мещерского края, история расцвета которого приходится на период княжения сына – князя Андрея Боголюбского. В период 1150–1170 гг. Муромское и Рязанское княжества следуют в фарватере политики Ростово-Суздальской земли. Например, в 1173 г. рязанских и муромских князей видели вместе с полками в походе, который Андрей организовал на Новгород. И это не случайно. Свое экономическое развитие Городец-Мещерский получил благодаря тому, что князь Андрей Боголюбский начал каменное строительство, и вместо того, чтобы белый камень привозить со стороны воинственной Волжской Булгарии с рудников по берегам реки Волги, он организовал его добычу с каменоломен, расположенных недалеко от слияния рек Мокши и Оки. Но и в Восточно-Мещерском крае было булгарское присутствие. Так, в 1183 г. рязанский тысяцкий Матвей Андреевич разбил булгар близ Кадома, а в 1209 г. он был здесь убит. На территории Восточно-Мещерского края столкнулись политико-экономические интересы Руси и Булгарии, и уже от города Кадома славянизация края особенно успешно и быстрыми темпами пошла в 1212–1216 гг. Именно к этому времени проявился феномен Пургасовой Руси, когда в 1228 г. в Лаврентьевской летописи значится «Русь Пургасова».

Если основываться на показаниях одних только письменных исторических источников, то к концу XII в. крайними восточными пунктами русских владений в Мещере были Муром, Городец-Мещерский на Оке и город Кадом на Мокше. А дальше простиралась уже земля поганьская», куда эпизодически, время от времени, проникали только княжеские дружины. И только в первой четверти XIII столетия русские князья встали твердой ногой в устье реки Мокши [46].

В действительности же славянско-вятское проникновение в Восточную Мещеру началось еще задолго до княжеско-завоевательной колонизации. Но его начало не замечено нашими летописцами, так как это было проникновение в мордовские владения русских мужиков – мирных, невооруженных, небольшими группами или одиночками. Это были славянские хлебопашцы-смерды: суздальцы, рязанцы, которых гнал сюда гнет княжеской и боярской верхушки. Проникновение славянских пахарей-смердов в мордово-мещерские земли не носило враждебного к коренному населению, завоевательного характера, а было постепенное и периодическое. Старинные русские названия идут не сплошной полосой, а перемешиваясь или чередуясь с мордовскими. Так, в Ардатовском районе Нижегородчины 18 старинных русских названий населенных пунктов и 11 – мордовско-эрзянских. Например, недалеко от Мурома, к северо-востоку от него, на правом берегу Оки расположено селение Волосово, названное в честь Волоса, покровителя охоты, скотоводства и торговли, древнеславянского божества. Поэтому основание этого и других селений относится к очень древнему периоду, когда у официально «крещеных» русских были еще свои языческие культовые традиции. А чередование русских и мордовских селений в той же округе – Ройка и рядом с нею Борисово, Ватома и Матвейка, Пулера и Блины – говорит о первоначальном мирном сожительстве славян и мордвы. Этому же способствовало и то, что к XII в. в Мещерский край проникали представители мещеры, и так получился народный конгломерат мирного сожительства в крае: мордва-эрзя как финское племя, мещера как финское племя, мурома как финское племя, их славянизированные метисы, обрусевшая мещера, обрусевшая мурома, частично обрусевшая мордва, а также кривичи и вятичи.

Переселенцы пришли сюда с сохою и внедрили в сельскохозяйственный обиход эрзи это несложное, но более совершенное, чем первобытная мотыга, орудие. Тогда, вероятно, мордовская лексика пополнилась новым словом «соха». Выходцы с русского Севера ввели основы культуры льноводства – основного фирменного растения сельского хозяйства Дивеевского района Нижегородчины. Русские колонисты привезли также нескладную, но крепкую телегу-ордер (по-армянски «айдер»), стали основывать урочища. Это привело к тому, что к 1229 г., когда в Восточно-Мещерском крае стали складываться феодальные отношения, в крае образовалась автономная область «Пургасова Русь», то есть русь, жившая среди мордвы, территория, которую впоследствии охватывал кирдяновский беляк («кирдян» – мордовско-эрзенское «сдерживать»). Об этом говорят названия Пургасово городище (17 км на юго-восток от Сарова), Пургасовы прудищи (в селе Ивановское в 3,3 км от Сарова на северо-запад), Пургасов вяз (село Распутино в 37 км на север от Сарова), Пургасово селище (12 км к Сарову от Кадома), Пургасово урочище (тоже под Кадомом) и т. д.

«Пургасова Русь» – эти неизвестные выходцы с русской земли – принесли в мещерско-мордовские земли новую славяно-русскую культуру, усвоив из местной мордовской культуры все лучшее, создавали базу для развития края в последующие века. Славяно-руссы были огнищанами, вели подсечно-огневое хозяйство, поэтому и пошла на мещеро-мордовской земле в ход «соха-огнищанка» с прямым, удобным для перескакивания через корни, лемехом. В связи с тем, что через каждые 5–6 лет население снималось с места на новые участки под «росчисти», славянское население к середине XIII века было большей частью метизировано и стало растворяться в мордве, пока не наступила середина XIV в., – период второго потока славянского, уже постоянного заселения края.

Из финно-угорских племен, проживающих на территории Восточно-Мещерского края, явно представлены в истории две народности: мещера и мордва-эрзя.

Мещера была одной из народностей, вышедшей из финских племен Окского бассейна и Волго-Окского междуречья, заселявшей, в частности, междуречье Оки и Мокши. Когда Нестор писал летопись (1111–1118 гг.), мещеры как особой народности уже не существовало, почему летописец и не упомянул о ней ни в своей этнографии Северо-Восточной Европы, ни в списке племен, платящих дань Руси. В Восточно-Мещерском крае эта народность была поглощена ассимиляцией, славяно-русской, а затем татарской. Мещера как поволжско-финское племя упоминается в Толковой Палее XIII в. и поздних списках русских летописей, в перечне племен живших на реке Оке [47]. О мещерской области – земле, занятой поселениями мещеры, встречается упоминание как о мещерском разъезде в договоре великого князя московского Дмитрия Донского с великим князем рязанским Олегом Ивановичем от 1381 г. [48] Что касается летописных сводов XV–XVI вв., то они заменили, кстати, «черемись» Нестора на «мещеру». Такую замену находим в летописях Софийской, Воскресенской, Новгородской, Типографской и в летописи Авраамки. О мещерской земле «идеже есть мордовский язык» упоминает A. M. Курбский в рассказе об одном из казанских походов. Язык мещерский (вероятно один из диалектов мордовских) не сохранился. Надо отметить, что до X в. мещера занимала только излучину левого берега Оки и лишь позднее заселила бассейн нижней Мокши и распространила, таким образом, само понятие Мещера на территорию Замокошья и нижнего Поочья. А так как к XII в. она ассимилировалась, то территорию Замокошья – Восточно-Мещерского края заселяли большей частью славянизированные мещерские метисы, принявшие русский язык, русскую веру, но удержавшие свое национальное имя и некоторые особенности фонетики родного языка и народного костюма. Говорила мещера на особом диалекте, отличавшемся от соседнего владимирского и рязанского. С рязанским говором его сближает аканье, с северо-великорусским – взрывное «г» и твердое «к», но отличало твердое «ч» и мягкое «ц». Благодаря тому, что первая волна ассимиляции мещеры была с кривичами, она унаследовала у последних большое число слов. Все эти особенности мещерского говора можно было наблюдать до начала ХХ столетия в селе Чермные (17 км от Кадома) и 12 деревнях в приходе этого села, а также во многих селениях на Мокше.

Память о мещерском народе в районе Сарова сохранилась в топонимике региона. Так, в 18 км от Сарова, например, есть старинное урочище Кисторас – явно мещерское слово, переводимое как «край камней» [49] в честь обилия выхода доломитового грунта на поверхность земли в данной местности. Около Сарова протекает река Вычкинза, приток реки Сатис. Ранее она имела название Вытсынза, тоже слово из мещерского диалекта, переводимое как «река холодных камней», что соответствует действительности. Кстати, на мещерской земле проявляется схожесть мещерской и родственной ей марийской (черемисской) топонимики. Два приведенных выше топонимических названия на марийском языке значат то же самое. Археологические памятники мещеры впервые выявлены в 1870–1871 гг. благодаря случайной находке бронзовых украшений близ с. Жабок бывшего Егорьевского уезда Рязанской губернии. Это шумящие пронизки и подвески, а также своеобразные фибулы и шумящие подвески арочного типа, напоминающие двуглавого коня и выполненные в технике филиграни [50]. Очень много культовых захоронений в бывшем Касимовском уезде Рязанской губернии, в районе слияния рек Мокши и Оки. В районе слияния рек Сатиса и Мокши из-за инерции советской археологической школы раскопки не проводились, археологические памятники пока не найдены. Единственно, можно однозначно утверждать, что к началу XIV столетия Восточно-Мещерский край был большей частью представлен не мещерскими племенами финского происхождения, а ее славянизированными метисами. До рассмотрения мордовского этноса надо добавить, что в крае, возможно, жили небольшие группы племен финского происхождения, а именно мурома и черемиса, но память о них из-за малочисленности не сохранилась в истории края.

Древнейшие упоминания о мордве (mordens) содержится в труде историка VI века Иордана [51]. Русская летопись указывает на месторасположение мордвы и ее даннические отношения с Русью. «А по Оце реце, где втечеть в Волгу ... мордва свой язык... А ее суть иные языци, иже дань дают Руси: чудь, меря, весь, мурома, черемись, мордва» (ПВЛ, Т. 1, М., 1950, с. 13). Однозначно установлено, что основным финским племенем, заселявшим в начале II тысячелетия н. э. Восточно-Мещерский край, была мордва-эрзя. Так как исследуемая область как зона этнического контакта рассматривается в XIV–XV вв., следует обратить внимание, изучая предпосылки взаимодействия этнических масс, на состояние мордовского этноса на данной территории в XII–XIII вв. [52] Особенновсти его были отмечены в середине XIII столетия двумя монахами-францисканцами – итальянцем Плано Карпини в 1245–1247 гг. и фламандцем Виллемом Рубруком в 1253–1255 гг. Совершая посольство в Монголию, они путешествовали и по территории, рассматриваемой в нашей работе. Эти историки в XIII в. уже разделили мордовские племена на «Моксель» и «Мердас», то есть на мордву-мокшу и мордву-эрзю соответственно [53]. Эти данные подтверждают данные Патриархии или Никоновской летописи. Они свидетельствуют, что накануне ордынского нашествия на Русь мордва уже делилась на две народности, одна из которых была под предводительством князя Пургаса, а вторая – Пуреша, то есть опять таки мордва-эрзя и мордва-мокша соответственно. Данные исторической науки свидетельствуют, что уже с первой половины I тысячелетия н. э. в массе древнемордовских племен начинают вырисовываться линии эволюции мокшанской и эрзянской групп, которые позднее становятся более явственными, но разделение мокшано-эрзянского дуализма было постепенное, длительным процессом [54]. То, что исторически уже в XV в. край саровщины населяла мордва-эрзя, известно однозначно, хотя бы из карт Антония Дженкинсона (1562 г.) и Гесселя Герритса (1613 г.). В грамоте великого князя Ивана Васильевича Никите Ознобишину от 1491 г. и великого князя Ивана Васильевича кадомскому исенею мурзе Мокшеву сыну Бутакову от 1555 г. (ЦГА МаССР, ф. 1, оп. 1, д. 14, л. 92) мордва саровская названа эрзяновскою мордвою Кирдяновского беляка. Следовательно, можно утверждать, что и в XIV в. саровская мордва – эрзянская. В связи с отсутствием среди мордвы в XIII–XV вв. своей письменности помочь в этом вопросе могут только данные археологии.

В 1957–1959 гг. археолог М. Ф. Жиганов раскопал могильник VI–X вв. у поселка Заря на реке Вад. В дальнейшем он продолжает исследования в Восточной Мещере и исследования переносит в северные, менее изученные районы древней мордовской территории. По сути, он был первым археологом, который стал глубоко исследовать мордву-эрзю в Восточной Мещере (Г. А. Федоров-Давыдов исследовал в крае тюрков). К 1980 г. были уже зафиксированы следующие археологические памятники мордвы VI–XV вв.: городища – Итяковское, Саконское, Хозинское, Кудеяровское, Надежнинское и т. д.; селища – Старо-Девичье, Клюковское, Старо-Кудеярово и прочее. Было выявлено, что традиционным типом поселения на исследуемой территории являются городища конца I – начала II тысячелетий н. э. Городища принадлежат к типу мысовых, устроены на второй террасе или на незатопляемых мысах речной террасы. С напольной стороны городища обычно защищены одним или двумя валами и рвами. Почти все городища находятся вдали от больших рек, в верховьях оврагов. К таким же городищам [55] относятся средневековое мордовское укрепленное поселение – городище Саровское, раскопанное археологом И. И. Грибовым с характерным керамическим мордовским материалом 2-й половины I тысячелетия н. э. Предордынскую историю мордвы-эрзи Око-Мокшского бассейна можно однозначно связать с историей Пургасовой Руси. Именно благодаря инверсии славянских этнических групп в рязанскую среду до XIII в. у последних начался культурно-исторический взлет этноса, что косвенно способствовало и строительству крупных городищ, но несомненно и влияние здесь булгарского элемента.

Интересен археологический материал по захоронению мордвы по господствующей ориентировке погребенных на север. В бассейне рек Уны и Мокши известны два таких могильника – Серповский VIII в. и Теишевский IX в. В бассейне рек Теши и Пьяны, Теши и Сатиса господствующая северная ориентировка в могильниках VIII в., а также курганах Коринском (VIII в.), Малом Кужендеевском (XIII в.), Сарлейском (XII в.). В могильниках нижнего течения Мокши Кадомского округа наблюдается северо-восточная ориентировка в погребениях X–XII вв. Устойчивость северной ориентировки в течение многих веков позволяет видеть в подавляющем большинстве могильников северной группы мордвы памятники эрзи в сравнении с южной ориентировкой, характерной для мокши. Керамическая посуда мордвы-эрзи, известная по могильникам VI–X вв., характеризуется глиняным тестом с примесями шамота или крупнозернистого песка, неравномерным обжигом. Основная форма посуды: баночная, горшковидная, мискообразная. Горшки обычно приземистые, венчик слабо отогнут, орнамент отсутствует. Устойчивые экономические связи мордвы-эрзи со славянами, по археологическим данным, налаживались с начала II тысячелетия н. э. О них свидетельствует появление в мордовских могильниках шиферных пряслиц, трехбусинных височных колец, проволочных витых и стеклянных браслетов. Монголо-татарское нашествие временно остановило русско-мордовские экономические связи, но они продолжались, так как к середине XIV в. приток славянских переселенцев на реки Сура, Ула, Теша усилился. О наличии в Саровском крае мордвы-эрзи говорит и наука топонимика. По распространению термина лей (ляй) – река (ляй – на мокшанском диалекте, лей – на эрзянском диалекте) и форманта гидрослов их с ударением на «а» древнерусского происхождения, ясно, что Восточно-Мещерский край был в большинстве случаев зоной расселения мордвы-эрзи. Она жила к северу от реки Мокши в Саровских землях, а с юго-запада под Кадомом жили мокша и раннеславянские племена.

Надо отметить, что в X–XIII вв. мордва-эрзя занималась охотой, рыболовством, бортевым пчеловодством и земледелием. Высевался хлеб на выжженных, освобожденных от леса участках, земля возделывалась ручным способом – мотыгой и лопатой. Зерно размалывали на ручных мельницах, употребляя для жерновов крепкие местные песчаники и известняки, которых в Саровском крае очень много. Эрзянские владения были богатым источником разнообразного сырья. Еще арабские писатели Истахри и Иби-Хаукали писали, что из края вывозились шкуры черных соболей и черных лисиц, свинец в X в., а также мед, воск. К началу XIII в. в мордве зародились феодальные отношения, о чем свидетельствует вражда князя эрзянского клана Пургаса и князя мокшанского клана Пуреша. Власть племенных вождей перед ордынским нашествием настолько окрепла, что стала превращаться в наследственную. В языке появился термин, обозначающий титул: инязор, каназор, где ине – великий и азор – хозяин (эрзянский диалект), а кан-ханг как термин пришел в эрзянский диалект из тюркских языков [56]. Но надо отметить, что к XIII в. произошли и процессы, приведшие к упадку некоторых сторон строя мордвы-эрзи. Так, по археологическим материалам, в X в. у мордвы исчезла старая конная дружина, вооруженная саблями. Ее заменили пешие воины, вооруженные копьями, луками и боевыми топорами. Это произошло до ордынского нашествия, видимо, с господством данной народности в болотистых Мещеро-Муромских лесах, пока ордынцы не способствовали вливанию тюркского элемента в край, что помогловосстановлению к XIV в. конного боевого строя в войсках мордвы. Надо отметить, что процессу феодализации мордвы способствовали и боевые действия русских князей на мордовской территории, например в 1221, 1228, 1229, 1232 гг. К 1239 г., даже в пик ордынского нашествия, рязанский князь Ингварь Ингварович напал на Муром и подчинил близлежащие мордовские земли. С этого момента западная сторона земель вместе с Кадомом отошла окончательно к русским, а восточная – по побережью реки Мокши – мокшанским князьям и река Мокша от Бутакуфа к истокам стала границей эрзянского и мокшанского народов.

Рассмотрим тюркский пласт этнических групп в Восточно-Мещерском крае до начала XIV столетия в процессе исторического развития.

В середине XI в. в степи междуречья Волги и Дона вошли кочевые орды половцев (восточные авторы называют их кипчаками, западные – команами). Половцы были прямыми потомками кипчаков, входивших в IX – начале XI вв. в Хазарский каганат. В 1055 г. они подошли к юго-восточным границам княжеств. К середине XII в. выходцы из степи – печенеги, тюрки, берендеи – образовали в Поросье новый кочевой союз Черных Клобуков, политически независимый от Руси. В те же годы свободные пассионарии из различных половецких орд объединились в отряды, названные современниками «дикие половцы». Селились они также на русском пограничье и несли полувассальную службу у русских князей. В свою очередь процесс аккумуляции тюрков на мещерских рубежах усиливался тем, что в степях бежавшие из Руси смерды и бедные воины сколачивали боеспособные отряды, независимые от русских князей и половцев. Это были так называемые бродники. Основная масса археологических находок в период XII–XIII вв. имеет смешанный характер: печенего-тюрко-половецкий. К сожалению, в Восточной Мещере археологических раскопок по данной тематике проводилось мало, но на территории, называемой в XIII–XIV вв. Дешт и Кипчак, такой археологический пласт наличествует. Мещерский край был вблизи трасс евразийских миграционных путей народов, в том числе и тюрок. Из тюркских народностей, возможно, только половцы начали прикрепляться к земле, чему способствовала близость половцев к русским-бродникам, селившимся среди половецких кочевий [57]. И как раз в Восточной Мещере (район Темникова) начиналась замокшанская степь, где эти процессы отобразились в археологических памятниках. В XI–XII вв. в русских летописях появляется выражение «Половецкая земля». Мещера как раз и граничила с этой территорией, где даже существовал опорный пограничный пункт – город Кадом. Граница «Половецкой земли» была крайне неустойчива, что вытекает из экономического строя половцев: кочевые орды с огромными стадами занимали все удобные для кочевий земли, держались на них до тех пор, пока более сильный противник не вытеснял их. Так, русские летописи, датированные 1146 г., сообщили о «половецкой орде Елтукове», куда бежал от сыновей Юрия Долгорукого Ростислав Ярославич из Рязани. Эта половецкая группировка как раз и находилась в замокшанской степи. В XII в. под Кадомом появились отряды «диких половцев». Это были объединения нового типа, построенные не на кровно-родственных традициях, а на вассально-иерархическом отношении. Половцы сыграли определенную роль в истории Мещерского края, нашедшую отображение в этнокультуре другой народности – буртас. Самыми яркими археологическими памятниками, характеризующими наличие половецкого этнического пласта в крае, являются курганы в междуречье Пьяны и Сатиса, в которых обнаружены кочевнические погребения с конем, ориентированные головою на восток.

Половцы, как и буртасы, были тем тюркским элементом, который впоследствии затормозил волну экспансии монголо-татар в Мещере и превратил этот процесс в созидательную силу. Ведь, собственно, завоевание Мещеры уже произошло. Половцы в XI в. столкнулись с русскими в мещерской земле и оттеснили к северу за Мокшу рассеянные племена финнов-мещеры, подвергшихся уже к этому моменту русской метизации. Кроме продолжавшейся эпизодической борьбы, рязанцы и половцы также сотрудничали между собой. Русские князья дружили с половецкими ханами, вступали с ними в родство, искали у них убежище и войско в случае неудач. С другой стороны, рязанские князья через Мещеру своею ласкою привлекали к себе многих детей и братьев половецких ханов. Так появились русские дворянские роды Кобяковых, Сунбуловых-Коробьиных, Селивановых, Апраксиных [58].

Вопрос об этнической принадлежности буртасов, выдвинутый свыше столетия назад, до сих пор не разрешен. Есть предпосылки в пользу угро-тюркского происхождения буртас. Вообще буртасы – племена, обитавшие с IX века на правом берегу среднего течения Волги к юго-западу от камских булгар. Восточные писатели рисуют их как земледельцев и охотников. С VIII по IX в. они данники хазар, после разгрома хазар русскими они политически и экономически тяготели к Булгарскому государству. Когда татары пришли в Мещеру, они подчинили себе земли булгаризованных буртас по рекам Суре, Мокше, Цне [59]. Показательно, что нижние слои всех археологических раскопок поселений этих краев содержат материалы, связанные с булгаро-буртасской культурой домонгольской поры. В угро-тюркской принадлежности буртас и их генетической связи с татарами-мишарями заложена развивающаяся идея. Последующим звеном между буртасами и мишарями являются посопные татары. Так, в документах 1624–1626 гг. по Алатырскому уезду буртасские татары и посопные татары синонимы. Но это произошло после влияния на буртас нагайского компонента. Буртасы были тем населением, которое оказывало булгарское влияние на соседнюю с ней мордву. В XII–XIII вв. в среде мордвы и буртас зарождаются феодальные отношения. Появилась феодальная собственность. Появляются мордовские феодалы-князья, знатные мордвины. Начавшаяся в конце XIII в. татаризация тюркских народов, в том числе буртас, затронула и мещерскую землю. Например, в районе Кадома в 1596 г. упоминалась буртасская татарва, что было, по всей вероятности, следствием более ранних этнических процессов в этнокультуре Восточно-Мещерского края. Так, между Саровом и селом Кременки есть топонимический холм – Буртасова вершина. В Восточной Мещере находятся два татарских села с одноименными названиями: село Буртас Темниковского уезда и село Буртас Краснослободского уезда. Источники характеризуют буртас как народ, имевший военизированный строй и конные отряды: «...на болгар и печенегов, будучи сильны и храбры, производят буртасы набеги». Как известно, при завоевании монголы оставляли и включали в состав своего войска наиболее боеспособные народы, подчинившиеся без боя ханской власти, особенно если это были тюркские племена. Так, и угро-тюрки, буртасы, подчинившиеся монголам, были включены в состав Золотой Орды в качестве отдельной административно-территориальной единицы с центром в Увеке. Так тюркский пласт половецко-буртасского происхождения, принявший тюркско-монгольскую интервенцию извне, сработал буфером, привел к ровному, поступательному развитию края и к созданию в XIV в. основ феодальной государственности в Мещере.

Естественно, самой жесткой была тюрко-ордынская интервенция этноса в край. Зимой 1239 г. войско под командованием Гуюк-хана, Менгу-хана, Кадана и Бури двинулось из половецких степей на северо-запад. Оно насчитывало примерно четыре тьмы. Когда Батый прошел Мордву и Мещеру в конце лета 1237 г., он посчитал народности этих областей мелкими и оставил в тылу. А в 1239 г. мордовские племена восстали. Отличительной чертой восстания было совместное выступление мордвы, русских и булгар. Подавляя восстание, монголы прошли через Мордву, Мещеру района Сарова, взяли и разрушили Муром. Лаврентьевская летопись сообщает: «На зиму Татарва взяла Мордовскую землю». Рашид-ад-дин пишет: «В год свиньи, соответствующий 636 году (14 августа 1238 – 2 августа 1239 гг.) Гуюк-хан, Мангу-хан, Кадан и Бури направились к городу Мангач и зимой после осады, продолжавшейся в течение одного месяца и 15 дней, взяли его. Они были заняты еще тем походом, когда наступил год мыши (3 августа 1239 – 22 июля 1240 гг.)» [60].

Карательная экспедиция 1239 г. не была последним актом завоевания Восточно-Мещерского края. В 1242 г., когда войска Батыя находились в Западной Европе, мордва совместно с другими народами Среднего Поволжья снова подняла восстание. И снова огромный карательный отряд направился в Волго-Окское, и в частности, Око-Мокшское, междуречье. Во главе его стали Субедей и Мунке. Итальянский путешественник Плано-Карпини писал об этом походе: «...они пришли в землю мордванов, которые суть язычники, и победили их войною» [61]. Мещера была покорена полностью. С точки зрения этнической интервенции можно привести численность монгол, приходивших в Мещеру. В 1237 г. – 60 тыс. всадников, в 1239 г. – 40 тыс. всадников, в 1242 г. – 20 тыс. всадников. Первые два потока монголо-татар в Мещеру были не так значительны, как последний, оставивший отпечаток в этническом пласте тюрков края. Как известно, в 1229 г. Субедей воевал Крым, в 1238 г. он опять побывал на полуострове. Летопись сообщает: «26 декабря 6747 (1239 г.) года татары Бехан-хана вовали Сугдею». Именно Бехан был племянником Субедея. Именно он расправился в мещеро-саровских землях с восставшей мордвою, и память о нем сохранилась в документах архива Саровского монастыря как о хане Орды, имевшем житие на месте слияния рек Сарова и Сатис, от которого пошли роды первых татарских князей Саровского края [62]. Но правил он Саровскими землями не в 1391 г., как это указывалось монастырскими летописцами, а на 150 лет раньше, в 1242 г. он возглавлял оставленный здесь гарнизон татар. Можно предполагать, что из 20 тыс. всадников Субедей оставил Бехану минимум 1 тыс. воинов для контроля сакмы – главной военной татарской дороги из Орды на Русь через Мещеру и Муром, большей частью половецкого происхождения. С этого момента пошел процесс заселения татарами мещерской земли.

Надо отметить, что идти за пределы степей, в Мещеро-Муромские леса, большими невооруженными массами не имело смысла: татары попадали на север или в качестве военных гарнизонов поддерживающих власть баскаков или в качестве предприимчивых одиночек, оторвавшихся от Орды и переходящих на службу к русским князьям. Не случайно источники говорят, что унинские, кадомские и темниковские татары – это поселения запасных войск в Мещере во времена владычества кипчакских ханов, назначаемых для посылок внутрь России на экзекуции при первой вести о неблагонадежности какого-либо князя или города. А в докончании великого князя Дмитрия Ивановича с великим князем рязанским Олегом Ивановичем от 1382 г. упоминается мещерский разъезд. О понятии «разъезд» мы узнаем из русских летописей под 1358 г.: «...о разъезде земли Рязанской» [63]. Это есть не что иное, как конный разъезд ордынских войск, держащих определенное направление на Русь и контролирующих определенную дорогу. В данном случае Рязанский разъезд фрактовался под Кадомом, а Мещерский – под Темниковом, то есть все они фрактовались в Восточно-Мещерском крае.

Надо сказать о национальном составе татарских гарнизонов в Мещере к этому периоду. Путешествовавший в Поволжье доминиканец Юлиан рассказывал, что большую часть татарского войска составляли смешанные степные народы тюркского племени, которые сами себя охотно называли татарами, а хроника Матвея Парижского сохранила письмо о двух католических монахах, из которого мы узнаем, что хотя воины монгольской армии и «назывались татарами, в войске их много куманов», то есть половцев [64]. С наступлением конца XIII в. край подвергся интенсивной интервенции тюрок Золотой Орды в связи с тем, что через эти земли проходили главные ордынские военные дороги на Муром и к концу столетия в Орде началась замятия Тохты и Нагая. В 1281 г. это хан Кавгадай, в 1288 г. – Елортай Темиров сын, в 1293 г. – хан Тудан (Дюденей). Можно предположить, что гарнизон Бехана в Саровских землях к концу столетия или выродился, или погиб в межтюркской сумятице, или примкнул к ватагам ордынских авантюристов типа хана Кавгадая. К этому моменту начался главный период в истории Восточно-Мещерского края – приход татар во главе с князем рода Ширин Бахметом Усейновым сыном.

В конце XIII в. Восточно-Мещерский край подвергался интенсивной интервенции тюрок Золотой Орды в связи с тем, что через эти земли проходили главные ордынские военные дороги на Муром. Так, в 1281 г. хан Кавгадай грабил мещерскую мордву, двигаясь на разорение Руси. То же делал в 1288 г. Елортай Ордынский Темиров сын. В 1293 г. хан Тудан, известный на Руси, как Дюденей, огнем и мечом прошел мещерские земли и Русь. Именно с последним завоевателем и связан новый этап истории развития Мещеры.

Источники сообщают: «В лето 1298 князь Ширинский Бах-мет Усейнов сын пришел из Большой Орды (улус Чагатая. – В. М.) в Мещеру и Мещеру воевал, и засел ее, и родился у него сын Беклемиш, и крестился Беклемиш, и назван был Михаилом и в Андрееве городе поставил храм Преображения господа бога и с собою крестил многих людей» [65]. С этого момента указанная территория административно принадлежала монголо-татарам как золотоордынская автономия, чему способствовал, несомненно, и князь Андрей Городецкий, у которого впервые татары были на службе и который использовал мордовские ополчения в походе на Переяславль.

Одним из доказательств автономии, которая существовала еще до раскола Золотой Орды (Тохта к 1299 г. разбил Нагая) и середины XIV в., является то, что Бахмет Ширинский самовольно захватил земли при наличии еще жесткой дисциплины со времен чингисидов в администрации Орды, и то, что его сын Беклемиш крестился. Он поставил православные храмы и сам крестил свою боевую дружину-тьму. А это особенно важно, так как зрелость князя Михаила Ширинского приходится на период 1313 г., когда в Золотой Орде правил хан Узбек, сделавший официальной религией Орды мусульманство. Можно выяснить форму автономии.

Из исторических источников известно, что в 1360 г. хан Навруз дал нижегородскому князю Дмитрию Константиновичу княжение великое в 15 тем [66]. Данное сообщение имеет большое значение, так как дает информацию об административно-территориальном делении региона на тьмы, обозначавшие небольшие области, размеры которых определялись в соответствии с величиной взимаемой дани. Сохранились и другие документы о тьмах. Например, в договорной грамоте суздальско-нижегородских князей с Дмитрием Шемякой от 1445 г. упоминается «пятитемь», куда входила «продедина, дедина и отчина...» – вятская земля. Можно заключить, что «темь» – единица административно-податного деления в русских пределах, произведенная ордынцами, имевшая этнические центры – волости. Это деление было произведено ордынцами при переписи податного населения при хане Берке (1258–1266 гг.). Термин «тьма» необходим для понятия другого термина – «юрт». Из послания хана Магмет-Гирея царю Василию Ивановичу известно: «... что ныне в Мещере наш недруг, а из старины этот юрт наш...» [67]. Эта же область упоминается и в других документах как старый юрт («иски-юрт»). Из источников следует, что Восточно-Мещерский край в XIV в. назывался Мещерский юрт. Можно заключить, что во времена князя Дмитрия Нижегородского этот термин получил свое развитие как составляющий нескольких «тем» и сама «тьма» по аналогии с позднейшим делением на уезды и станы, но делением в отличие от последних не русского, а ордынского происхождения, что видно на примере колонизации Заволжья в конце XIV в. «заволжских юрту и северного государь» или мордовских владений в Мещере в 1377 г. «самые улусы мордовские». А так как «тем» в юрте должно быть больше трех, все они как раз и составляли Мещеру, одна из них известна точно – «тьма» района Темникова. Поэтому правомерен факт деления Мещеры в XIV–XV вв. на административно-территориальные единицы юрт и тьмы, которое произвели князья рода Ширин в Восточно-Мещерском крае. Ширины, видимо, создали автономию и внедрили этнос тюрков в край.

На юго-западе Семиречья в X в. жили остатки тюркишей, известные под названием аргу и тукси. Это были наиболее культурные среди семиреченских тюрков племена. Аргу принадлежали к тюркам, которые в X в. разбили Саманидов и образовали государство Караханидов. При завоевании Саманидов к аргу присоединились ширинцы. Именно при Караханидах была образована одна из столиц государства на севере озера Иссык-Куль – город Балагасун, где и расположились племена аргу и ширин. В 1141 г. кара-кидане разбили войско сельджуков и подчинили караханидов. Хотя сельджуки вышли из Азии и были мусульманами, сын Сельджука был христианином и имел имя Михаил (аналогия с Михаилом Ширинским) [68]. Именно поэтому отмечено при захвате Балагасуна, что жители его поклонялись солнцу и ангелам. При Юрги – одном из предводителей кара-киданей (народности, состоявшей из киданей, уйгурских племен, монгольских племен – хунши, меркитов, онгиратов, тюрок-аргу и ширин) – произошел расцвет Балагасуна как официальной ставки кара-киданей. Город окружали высокие стены с железными воротами. Улицы были снабжены водопроводом. Именно в это время племена ширин и аргу как тюрки в основе получили кара-киданскую метизацию. Из феодальной верхушки киданей вышел уже киданский род дома Ширин и Аргин.

Юрги учредил для патриарха несториан Илин III в Китае митрополию «Кашгар и Неванета», и роды Ширин и Аргин придерживались официальной религии государства – несторианства. Но кидане просуществовали недолго. С 1218 г. они подчинились монголам при завоевании Чингис-ханом Азии и были включены в состав народа-войска (орды) как отдельный десятитысячный корпус, уравненный в правах с монголами. Сами земли отошли в улус Чагатая как область Кашгар. Это время было становлением Ширин и Аргин, они были признаны монголами знатными татарскими родами. Так, ширинец Шитян-узо был лучшим полководцем Хубилая, аргинка Сюри-Уктай была женой сына Чингиз-хана Тули-хана. Внук Чагатая – Нерна-Ширин завоевал Индостан [69]. Ширинцы и аргинцы имели прозвище сартаульцев. Угедей из сартаульцев поставил советников – сопроводителей при монгольских даругачинах в Китае. Бахмет Ширинский был одним из полководцев несторианской веры, в начавшейся в 1287 г. религиозной войне в Китае он сумел отстоять на своей стороне авангард монголов в битве с Тул-Ахметом и к 1298 г. (с 1292 г.) перебросить войска из Северо-Западного Китая, отвоеванного буддистами, в Мещеру.

Надо отметить, что до прихода ширинцев в Мещеру мордва в крае была разорена непомерным ясаком. Как писал Плано Карпини: «Каждый, как малый, так и большой, платил такую дань, именно, чтобы он давал... одного черного бобра, одного черного соболя, одну черную шкуру... дохорь и одну черную лисью шкуру» [70]. Ясак также взимался медом, воском, хлебом, скотом. Мордва была разделена на десятки, сотни, тысячи и десятки тысяч – тьмы. Кто не мог давать ясак – уводился в плен. Это и постоянные набеги ордынцев, замятины Тохты и Нагая разорили край. Поэтому то, что ширинцы, завоевав земли, стали вести созидательную политику, осуществляя принципы государственности Угедея (податное население должно жить зажиточно, могло торговать), и принятие православия способствовали становлению Мещерского юрта как ордынской автономии.

Становление татар рода Ширин в Мещере как владетельных князей, державших в своих руках важнейшие пути из Орды на Русь, пришлось на период становления властного хана Узбека в Мухши – области Золотой Орды в Мордовии. Как известно из источников, князь кыйят Истай и чичут Алтай убили Тук-Буга и из иранских земель привезли и поставили на престол Золотой Орды сына Тогрылчи хана Узбека. Но хан Узбек не сразу сел на престол, а только после хана Тохты [71], который способствовал приходу ширинцев в Мещеру. В начале XIV в. сильная засуха поразила Поволжье, начался падеж скота. К этому времени хан Узбек убил сына Тохты – наследника престола и, побоявшись остаться в Увеке, где у него было много противников, в 1312 г. перенес улусный центр в плодородную долину реки Мокши. Поэтому первые 8 лет правления хана Узбека прошли в Мордовии под Мещерой. В Мухши хан стал чеканить первые монеты, в основном медные пулы: на лицевой стороне выбито имя хана Узбека с эпитетом «право судный», на обратной – дата и место чеканки. Монеты чеканились в Нару-чаде 60 лет, встречаются даже серебряные, например, 723 г. – 1,19 грамма. По всей видимости, монетный двор Мухши был базой, насыщавшей юрт монетным запасом для нормального существования. При хане Узбеке феодальная аристократия пользовалась большим политическим влиянием и участвовала в государственных делах, в продолжавшейся системе баскачества, плацдармом для которой Восточно-Мещерский край был и призван.

Еще во второй половине XIII в. для сбора дани на Русь стали наезжать баскаки – личные представители ханской ставки, его наместника, командиры карательных отрядов, которые следили за исправным поступлением дани, исполнением повинностей со стороны податного населения. Главой баскаков становился «дарого» – представитель ханской власти, верховный управитель покоренной области. Так, в начале XV в. известен даруга московский Минбулат, видный ордынский правитель, живший в собственном улусе. Вообще через систему баскачества проявилась специфика татарского господства на Руси – угнетатели жили в Орде, а не среди покоренного народа. Монголы превратили это в оружие по принципу политики «разделяй и властвуй». Для осуществления этого Восточно-Мещерский край стал плацдармом баскачества. Исторически зафиксированы имена трех ордынских баскаков, которые имели тыловые вотчины-улусы в Мещере и наезжали на Русь. Это баскак Алач, имевший улус-алачинские села в междуречье Теши и Пьяны, что зафиксировано в духовной грамоте (первой) великого князя Василия Дмитриевича от 1407 года [72].

«О выводе весной великим князем Андреем из Орды посла Чечаклия противу лютого посла Алачи» – это слова об Итяке, имевшем в Мещерском юрте городище Итяковское. Или фраза: «О приезде князя Дмитрия Константиновича во Владимир с Иваном Белозерцем и послом Итяком и 30 ордынцев». При этом надо отметить, что процесс приезда баскаков с мещерского плацдарма связан с особой историей XIV в.

Когда в конце XIII века Нагай понял разрушительный эффект хаотического наезда баскаков на Русь, он модернизировал систему, создав через ширинцев одну основную дорогу на Русь. В Мещерском юрте при нем и хане Узбеке стал проживать «дарога» как представитель ханской власти. Например, «дарогой» нижегородским был посол Алач, а владимирским – Итяк. Слово «посол» заменило слово «баскак». В связи с разрушением системы баскачества к 20-м гг. XIV столетия система сбора дани осталась, а баскаки звались послами для предупреждения их уничтожения на русской территории. На дороге из Орды на Русь устраивались ямы – станции, где держали лошадей для гонцов от полководцев или «дароги» к хану и просматривались пропуска. При дарогах также возникали ямыни – канцелярии по управлению страной и сбору дани. Термин ям до сих пор существует в 3 км от Сарова.

С Саровскими землями связано имя легендарного хана Сарыка (по-мещерски Чарыка), который исторически зафиксировал в русских летописях в 1333, 1363, 1371, 1374 гг. Как знатный вельможа он был поставлен в Мещере ханом Узбеком вначале для сбора рязанской дани, потом он собирал дань с Москвы и Твери, отвечал за дань с Владимира. Естественно, что ставка хана Чарыка в середине XIV в. должна была быть значительной. О жизни этого баскака в Мещере говорит старинное урочище Старое Чарыково и Чарыков погост в том же районе. Имя его связано и с саровской землей непосредственно. В честь Чарыка городище носило легендарное название Сарыклыч (воины хана Сарыка). Когда в 1375 г. он был убит в Нижнем Новгороде, русских князей на Пьяне били и саровские татары, после чего легендарный Сарыклыч был взят зимой 1378 г. князем Борисом Городецким и стал называться Борисовым городищем. По упоминаниям в документах 1239, 1346, 1358, 1382, 1387 и 1407 гг. можно заключить, что городище имело название Арнач. Арнач, Орнач, Урнач, Магнач – произношение одного и того же арабского слова, что доказано историком Смирновым в начале века [73]. То, что его брал князь Борис с воеводой московского князя Федором Свиблой в 1378 г., например, говорится в документе – духовной грамоте (первой) великого князя Василия Дмитриевича от 1407 г.: «...алачинские села и Мангач». С Арначем связано летописное сообщение от 1358 г., из которого следует, что здесь фрактовался рязанский (мещерский) разъезд, упомянутый в первой части этой главы. Это есть не что иное, как конное формирование (типа казачьего разъезда), назначенного для посылок внутрь России, на экзекуции при первой вести о неблагонадежности в смысле покорности какого-либо князя или города. Но получается некоторый дуализм: главой войск в Мещере был князь Ширин, а главой ордынской «жандармерии» – князь Сарык.

В Мещерском крае Бахмет Усейнович Ширинский расселил свои тумены согласно боевому порядку татар. Во главе авангарда были князья Чегадаевы – выходцы из улуса Чеготая (Джагатая). Позднее из их рода вышли князья Чегодаевы, Ромодановы, Щербатовы, Шеховские. Они построили укрепленный пункт – Саконское городище и поселились на землях Ардатовского района нынешней Нижегородчины в междуречье Теши и Сатиса. Правое крыло возглавили татарские князья Аргины. Из этого рода позднее вышли князья Аргинские, Аргамаковы, Аргудяевы, Аргуновы. Не случайно две речки носят название Арга. Они поселились в междуречье Алатыря и Сатиса и построили укрепленный пункт – Кадышево (Хозинское городище). Левое крыло имело границу с русскими по реке Мокше – Андреев городок. Центром расселения татар стало междуречье Сатиса и Мокши. Север его прикрывало Саровское городище (Арнач), юг – Итяковское городище. Этими и западными (левого крыла) землями владели князья рода Ширин [74].

Название тюрок – ширин и аргин, память о кара-киданской предыстории мещерских татар, улуса Чагатая, осталась в топонимической памяти Восточно-Мещерского края с XIV в. до наших дней. Так, название Арга встречается дважды в названии деревень вдоль реки Явас, в названии деревни близ села Жеганова, в названии реки на территории современной Мордовии, в названии деревни и рядом расположенной реки возле Сарова, в названии сел Аргуново, Аргудяево, Аргамаково на юге Нижегородчины, в названии двух сел на реке Уне (восток Рязанщины); название Ширин в форме Ширингут (поляна Ширина) встречается дважды на территории северо-запада Мордовии, дважды – на юге Нижегородчины. Чаще встречается топонимика с названием «кара». Это Карага, Большое татарское Караево, русское Караево на севере Мордовии, Карачарово под Муромом, Каракозово, Карамазово («кара» земля) на юге Нижегородчины. Интересен пояс распространения названия Чагадай в форме Чегадаево, Чаадаево. От Мурома вдоль реки Теши на восток расположилось 6 сел с этим названием и одно – под Кадомом.

В ходе исторических процессов в Восточно-Мещерском крае произошли следующие изменения в этническом массиве к середине XIV в.: к славянизированной Мещере и тюркизированным буртасам добавился этнический пласт кара-киданизированных татар (кара-татар), в результате чего кара-татары подверглись мещерской метизации, но благодаря преобладанию тюркского этноса сохранили степную направленность. Впоследствии чего появились мещерские татары, бутасские татары и мещеряки. Термины, встречающиеся в источниках по саровскому краю в XV–XVI вв., указывают на то, что буртасы окончательно отюркились (отатарились), кара-татары омещерились, а мещера отатарилась с сохранением некоторых славянских черт. Например, термин «буртасская татарва» встречается в документах района Кадома под 1596 г. (ИТУАК вып. 24, с. 116–117, Тамбов, 1890). Термин «мещеряки» встречается еще чаще, например, в договорной грамоте 1483 г. [75], а о распространении термина мещерские татары – татары-мишари не приходится говорить благодаря распространенности в обиходе документов по Мещерскому краю XV–XVIII вв. [76] При этом надо отметить, что сохранились и этнически самостоятельные группы народностей. Например, в наказе темниковскому воеводе Ивану Девлеткильдееву (1728 г.) говорится: «Указ им мордве и буртас быть ведом, а будет кто... их мордву и буртас и их жен и детей в захвате, отпустить...» – то есть даже к XVIII в. остатки буртасов как отдельного этноса сохраняли свое существование. А мещеряне впоследствии даже выдвигались на государственную службу в России. Например, в выписке из мещерских десятин говорится, что «...мещеряне... в приказчиках у мордвы и у засек и у казаков в атаманах и в сотниках у казаков...» или «...мещеряне в городовых приказчиках и у денежного сбору и у емчюги...».

Как известно, сын хана Узбека хан Тимибей, воспитанный с малолетства в качестве преемника, также жил в Мухши, потом в Поволжье, но после смерти хана Узбека в 1342 г. был убит группой феодалов, боявшихся дальнейшей централизации власти. Потомок Узбека хан Кильдебек чеканил деньги в Наровчатове уже под своим именем в 1360–1362 гг. Но замятия, начатая темником Мамаем, погубила в 1362 г. Кильдебека. На Наручаде произошло запустение. Надо отметить, что, несмотря на бурную историю Мухши, когда Мещерский юрт выполнял задания Золотой Орды в противовес своим интересам (например, в 1339 г. мордовские мещерские князья со своими войсками совместно с русскими князьями участвовали в походе монголо-татар на Смоленск), культура и быт Мещерского юрта, его государственность были обособлены от ордынской Мордовии. Обособленность Мухши и Мещеры видна из археологических данных Г. А. Федорова-Давыдова, например по контрасту в применяемой керамике. Поэтому можно предположить, что мещерские татары не препятствовали в 1361г. ордынскому князю Тагаю свободно захватывать Мухши. К этому времени, возможно, относится религиозное противостояние православного Мещерского юрта и мусульманской Наручади, имевшей благодаря агрессии Тагая земли по всему побережью реки Цны.

В 1361 г. Сегиз-бек, выбитый из Тана (Азова) Мамаем, осел в Запьянье между реками Алатырем, Тешей и Сатисом. Здесь он поставил городок – «Грозная крепость». То, что Тагай был ставленником Мамая, сыграло свою роль. Сегиз-бек примкнул к политике Ширинов, а его сын Андрей Старко Серкизович ушел на службу к московскому князю в 1371 г. [77]. К этому времени происходит, скорее всего, разделение и внутри рода Ширин на прорусскую и простепную ориентацию и разделение Мещерского юрта на Западный и Восточный лагеря. Как известно, Беклемиш крестился. Из русского зарубежного православного архива известно, что крестил его муромский владыка Василий, крестным отцом его был князь Василий Ярославович, а в жены последний дал ему княжну Стародубскую. Их сын Федор Михайлович Мещерский-Стародубский погиб в 1340 г. Известен и другой сын – Семен Михайлович Мещерский, погибший на реке Пьяне в 1377 г. Надо отметить, что Михаил Мещерский сразу пошел в русле русской политики, командуя левым флангом войск. Это привело к тому, что титул князя Ширинского он и его дети, внуки и т. д. сменили на титул русского князя Мещерского.

Князь Михаил Мещерский завладел и заокской Мещерой района Городца Мещерского. Его внук, Юрий Федорович Мещерский, отличился в трудный период для Руси в 1380 г. В 1379 г. левый фланг движения московских войск со стороны Мордовии, со стороны Нижнего Новгорода контролировал Дмитрий Константинович, князь нижегородский, ему помогал князь Юрий, который после, в 1380 г., пришел на Куликовское поле в полк князя Владимира Серпуховского. Князь Юрий Мещерский выставил 4000 татарской конницы и вместе с князем Андреем Серкизовичем Старко погиб.

В 1381 г. князь Александр Юрьевич Мещерский продал Западную Мещеру московскому князю, и граница остатков Мещерского юрта проходила по рекам Мокше и Ермише, на последней в 1381 г. основывается город Кошков. В связи с этим Кадом отошел окончательно к Руси, а в память о хане Чарике в округе основывается Чарыков погост (но в период Касимовского царства Кадом опять становится ордынским центром) [78].

Итак, к 1382 г. Мещерский юрт на западе охраняется городком Бутакуф, на востоке – Хозином, на севере – Саконами, на юге – Хангушами. В 1382 г. хан Тохтамыш проходит через Итяково на Рязань, на Москву. Нижегородский князь послал к нему сыновей, возможно, в качестве проводников-заложников. Данты бей Ширинский, руководитель войск Восточно-Мещерского края, доверил Тохтамышу свой авангард под командованием своего сына Руктемира бея. С этого момента Руктемир стал лучшим полководцем хана Тохтамыша, за что последний выдал за него свою дочь Джанике Слухани, от которой Руктемир бей имел сына Тегене бея. В крае правили, но когда, точно неизвестно, царевичи Бектут, Кильдебек, Итяк, Таскам. Но наступил 1395 г. Как сказано в летописи: «...того же лета 6895 хан Аксак-Тамур пришел и взял у Тохтамыш хана восоженого Арнач». При этом, даже когда в 1398 г. ордынский центр переносился из разрушенного Мухши в Темников (старый), край это не спасло, не оживило. Мещерский юрт стал запустевать. А в 1426 г. после моровой язвы прекратил свое существование, несмотря на то что в 1395 г. на помощь ширинцам приходил князь Юрий Звенигородский, а в 1398 г. в Темникове осел сын хана Тохтамыша – Сеид-Ахмед. Большая часть боеспособных войск ширинцев после 1395 г. ушла с Рук-Темиром беем на завоевание Крымского ханства.

В заключение рассмотрим состояние этнической культуры края на конец XIV в. В 1382 г. наступает новая волна тюрок в Мещеру, на этот раз хан Тохтамыш (в 1398 г. хан Сеид-Ахмед) привел этнические массы Нагайской орды в край. До этого момента были, правда, моменты, когда отдельные небольшие группы нагайцев проникали в край, например Сегиз-бек в 1361 г. Теперь этот процесс пошел большой волной, благодаря чему окончательно сформировался этнос мещерских татар (татар-мишарей), который стал сформировываться в даже отдельную нацию со своим тюркским характерным диалектом [79].

 

Вхождение Восточной Мещеры в систему российской государственности

Объединение Северо-Восточной Руси под властью московских государей (XIV–XV вв.) сопровождалось перерождением социальных отношений времен удельной раздробленности Руси. На смену крупным землевладельцам-феодалам, вотчинникам приходят рядовые привилегированные служилые землевладельцы-помещики. Различные группы зависимых от феодалов людей частью исчезают совсем, частью сливаются в однородную массу крестьянства [80].

Нет сомнения, что князья XIV в. нередко жаловали вотчинами выходцев из-за рубежа «за въезд», жаловали вотчинами за особые заслуги и старых слуг, но также несомненно, что основным средством вознаграждения служилых людей в руках князей XIV–XV вв. были не вотчины, а кормления. В конце XIV в. московские великие и удельные князья имели в своем распоряжении десятка полтора наместничеств в крупных городах и более сотни мест волостителей в станах и волостях, не считая множества более мелких должностей, на которых тоже можно было прокормиться. Например, по Восточно-Мещерскому краю это наглядно показано в следующем документе: «Жалованной кормленной грамоте в княжение Василия Васильевича Ивану Григорьевичу Раслу Протасьеву и его сыну Конону на наместничество в Мещерских городках – Елатьме и Кадоме» от 20 апреля 1426 г. и «Жалованной кормленной грамоте великого князя Ивана Васильевича Никите Васильевичу, сыну Ознобинину на волостительство у Кирдяновской мордвы» от 9 мая 1491 г., где последняя значилась по Дивеевскому району Нижегородчины.

Давая кормления на год, на два-три, князья могли пропустить через кормление по очереди значительное количество лиц. Другим средством вознаграждения было участие в военной добыче. Иногда давались особые кормы – денежные жалованья за трудные боевые походы. Вследствие недостатка населенных земель князья могли располагать для пожалований большим фондом пустых земель, девственных, так называемых черных лесов, выкорочных земель и запустошенных и брошенных владельцами вотчин, частью на юго-восточной границе Руси. В этих землях на этом поприще служилому землевладельцу с конца XIV в. пришлось состязаться с сильными конкурентами – трудолюбивыми и хозяйственными братиями пустынно-житных монастырей, что можно, например, видеть по истории становления Борисо-Глебского монастыря Мещерского уезда Борисо-Глебского стана. Первые московские князья нуждались также в привлечении на свою сторону бояр и слуг вольных и выходцев из-за рубежа и также раздавали им земли в вотчины. Так, например, боярину Федору Андреевичу Свибле принадлежало в Нижегородском уезде село Непейцино, а боярину Ивану Юрьевичу Патрикееву от отца со времен начала правления князя Василия Дмитриевича досталось в Мещере село Лавесь-Кузьмодемьянское как удель, а за «въезд» из-за рубежа Усекай Сулейманов, сын князя Колончакова из Нагайской Орды, был пожалован в районе Мещеры Дмитрием Донским поместьем и тангою и с посаду поземельными и полавочными деньгами [81].

За исполнение служебных обязанностей и ратной службы князья давали им право собирать в свою пользу с населения известные кормы и доходы. Главными кормлениями были наместничества и волостительства; в каждом городе сидел наместник князя. В его ведении находился город и некоторые дела всего уезда. В ведомстве наместника находился окологородный или городской стан уезда. Уезд делился на станы, в каждом стане сидел волоститель. Если в пределах уезда были княжеские слободы, села и волости, то их ведали особые волостители, или приказчики. Так, мордва той части Мещеры, которая принадлежала великим князьям московским, в XV в. ведалась как раз особыми мещерскими волостелями, поскольку она не входила в состав Касимовского царства. В XV в. она тянула к Мурому, например, Кирдяновская мордва и была подчинена наместнику этого города до возникновения Арзамаса.

Кормленная система в Московском великом княжестве в XV в. подвергается с течением времени разрушению с нескольких сторон. Это сокращение срока пребывания на кормлении и дробление единого кормления на части. Кормления как организация княжеской власти разрушаются там, где князья выделяли из компенсации кормленщиков некоторые стороны управления и поручали их особым приказным людям, суживая компенсацию кормленщиков и лишая их значительной части дохода. Так, в Мещере Иван Ильин съехал с пятна конского с мещерского на Мироносице в конце XV в. Следствием дробления кормления было то, что кормленщик из судьи и управляющего превращался в простого сборщика податей. Так, в документах писалось, что кормленщик пожалован кормлением, а в действительности он, например, ехал в Мещеру, чтобы собирать конское пятно, то есть подать за продажу лошадей.

К концу XV в. начинает по Руси, и в частности в Мещере, создаваться класс помещиков. Так, во второй половине XV в. несколько Лихотниковых было испомещено в Арзамасе, в Муроме были испомещены Чеадаевы, в Мещере – Барсуковы и Оленины, в Муроме – Языковы. Другая сторона распространения феодализма в Мещере – это, естественно, церковные земли. Известно, что митрополиты с конца XIV в., а за ними патриархи, увеличивая свою область во все стороны Московского государства, не упускали из виду новых городов, возникших по окраинам Северо-Восточной Руси. Первенствующие иерархи подчиняли их себе. Большинство окраинных городов поступило в их область за патриарший период и значительно меньшее – за митрополичий. Из последних можно назвать Алатур, лежащий на левом берегу реки Суры, выше Курмыша, земли выше Курмыша и восточнее Темникова. Эти земли вошли в состав митрополичьей епархии в первые годы княжения Василия Дмитриевича вместе с окончательным присоединением Нижнего Новгорода, Мурома и Мещеры к Московскому государству в 1393 г. Московский владыка легко делал своими окраинные города, когда они возникли вне территории соседних епархий. Ведению патриарха подчинялись монастыри, ружные и приходские церкви в Арзамасе, Алатуре, Курмыше, Темникове, на Вятке. Эти города назывались украиными низовыми.

Надо заметить, что небольшая часть мещерских и муромских земель осталась во владении Рязанской епископии даже после приобретения их московскими князьями в конце XV века. Тамошние города Муром, Елатом, Мещерский городок и Кадом до конца XVIII в. были восточными пограничными городами Рязанской епархии. Кроме того, надо отметить, что в составе земельного фонда митрополичьего дома были несколько крупных владений, где митрополиты первоначально пользовались княжескими правами «суда и дани», и не только относительно своих людей, но также и в отношении тех посторонних митрополичьему дому людей, которые имели вотчины на территории этих владений. Но в XV в. податные и судейные привилегии этих владений идут на убыль по отношению к XIV в. Относительно упоминания об особых мещерских волостелях и принадлежности митрополичьему дому можно заключить, что Восточно-Мещерский край Мокша-Сатисского междуречья уже в начале XV в. принадлежал Москве и на эти земли распространялись все условия феодализации края XIV–XV вв., описанные выше. В конце XIV в., когда мещерская мордва вошла в состав Московского государства, часть татарских князьков, стоявших во главе мордовских беляков в Мещере, приняла московское подданство. За свою службу русскому царю они сохраняли власть над мордовскими беляками.

Так, например, в Ирехтинском беляке, расположенном в Темниковском уезде, владельцу князю Акчуре принадлежало 22 деревни. Князю Тенишу, стоявшему во главе Корешинского беляка в том же Темниковском уезде, принадлежало 6 деревень. В связи с переходом Мещеры под юрисдикцию Москвы в систему административно-территориального правления вошла большей частью и сама система беляков. Беляк фигурирует лишь в документах определенного порядка, впоследствии это лишь перечень бортных ухожиев и других аналогичных угодий, бывших в пользовании у мордвы и татар, или документы касательно платежей в казну за пользование этими угодьями. Кроме беляка, использовались термины слив и сливщик. Под сливщиком понимался определенный плательщик, а под сливом – такая группа лиц, которая составляла часть плательщиков данного беляка дани медом. Можно заключить, что беляк – это податное объединение, базирующееся на общности владений угодьями или их использование. Беляк – объединение плательщиков на конкретной территории.

Административное деление беляками наследовано еще от татарских времен, о чем есть упоминание в мещерских писцовых книгах, где говорилось, что беляки подразумевали под собою обширные административно-владельческие татарские районы, получаемые в наследуемое владение мордовскими князьями от татарских мурз. В связи с заселением большей части Мещеры мордвою необходимо рассмотреть и чисто мордовские районы в рамках административного подчинения конца XIV – начала XV вв. для понимания всей многогранности вопроса о русской колонизации края. Мордва (за исключением служилых разных категорий) приравнивалась, как уже отмечалось, к сельскому тягловому населению и подчинялась воеводам. Но в некоторых случаях она была не в ведении воевод, а отдельных должностных лиц. При этом такие должностные лица или назначались от правительства, являясь его элементами, или выбирались самим мордовским населением. Подобное своеобразие видим, например, в мещерских волостелях в документах по Мещерскому краю. Мордовские приказчики выполняли функции в разряде воеводских. Кроме основных воевод, в городах назначались специальные воеводы для заведывания специфическими мордовскими делами с титулом «бортничьих и мордовских дел воеводы». Иногда вместо воевод были головы с меньшей полнотой власти. В делопроизводстве мордовских голов существовали приходные, расходные, писцовые и переписные книги.

Мордовский голова – это агент, обязанный наблюдать за исправным поступлением с мордвы казенных податей и за хранением поступлений деньгами или натурой впредь до сдачи их по принадлежности. Кроме того, были еще выборные старосты – представители мордовского населения при сношении его с правительством. Наряду со старостами станов были старосты селений. Кроме того, были мордвы сотники, пятидесятники и лучшие люди мордвичи, то есть десятники. Лучшие люди мордвы участвовали не только в административном управлении и сборе подати, но также на суде. Первым конкретным упоминанием о характере населенных пунктов в Мещере является упоминание в Воскресенской летописи под 1377 г. зимнего похода князя Бориса Городецкого в Мордовию: «...Шедше взяша всю землю мордовскую, села и погосты и зимницы пограбиша, и пожгоша, а самих иссекоша...» [82]. Многочисленные источники говорят, что в зимницах кроме бортничества занимались промыслами. Когда писцы по Нижегородскому уезду описывали отдельные села и деревни по определенному, строгому шаблону, сначала описывали основные угодья, потом отхожие поляны и пустоши, затем зимницы. Зимницы – своего рода зимовья, которые бытуют до сих пор в Сибири со своими небольшими угодьями, огородами, жильем, скрытно расположенные на случай татарского набега в труднодоступных дебрях. Это хутор или заимка отдельных домохозяев. Значение же погостов – это центры сельских общин. Позднее – это центры административно-податного округа. Потом – крупное селение с церковью и кладбищем. Впоследствии – отдельно стоящая церковь и кладбище.

Вообще погост – место, где останавливаются погостить приезжие торговые люди. Поскольку на погосте кроме торговых людей останавливались князья на полюдье и их люди, погост выражал ту же идею, что и слово «стан»: место остановок в Северо-Восточной Руси. Князь отправлялся с дружиной на полюдье: творить суд, сбирать дань и оброки и потреблять с дружиной на месте сбора такие продукты, которые трудно перевозить и хранить. Кроме того, участвовать в торговле с приезжими гостями-купцами. Получается, что погост – место княжеских остановок, центры известных округов. Князь определял, а население знало, куда свозить дань и оброки и где судиться. В Северо-Восточной Руси к середине XV в. места остановок князей, их наместников, волостелей, на полюдье получило название станов. Встречаются также у мордвы урочища и кудо. Урочища – это часть местности, отличающаяся от окружающей, где располагались старинные селения определенного родо-племенного направления. Например, около Сарова располагалось урочище мордвы-эрзя Филиповское. Кудо – небольшие эрзянские жилища, разбросанные на полянах – кужо, отвоеванных у дебрей, – это так называемые велеселища. Упоминается об этих терминах не случайно. Как уже говорилось, два русских города, Кадом и Муром стали форпостами по колонизации края русскими. От этих городов двумя потоками от Мурома с северо-запада на юго-восток и от Кадома с юго-запада на северо-восток шло заселение края путем организации двух линий погостов. Первая группа погостов – Маляксинский, Естчин, Сыресьевский, Игаловский погосты; вторая группа – погост на Мантыровом углу, Чарыковский погост, погост на Лисе, Масловский погост, Богоявлинский, Матчинский, Никольский. Эти две системы встретились на месте Пятницкого погоста на тракте Нижний Новгород – Симбирск – Орда. Ставились погосты около племенных центров мордвы-эрзи. Вслед за погостами шли и распространялись русские селения, заменяя татарские и мордовские.

Кульминационным моментом русского заселения края было создание городов Кошков (1381), Темников (1443), Новый Кадом, Арзамас. При этом наравне с русскими городами продолжают существовать татарские городки: Андреев городок, Бутакуф, Итяков, Саконы, но уже под русской политической юрисдикцией. Мордовские же городки приходили в упадок: Хохлов, Понетаев, Панхи, Юва. Это, конечно, было связано с системой наместничества и христианизации края в XV в. В крае в основном не существовал город, где не было церквей. Шла христианизация мордвы, что было главным стержнем политики по русификации края. Для этого в Мещеру с княжескими представителями прибывали священнослужители-подвижники. Ставились церкви. Крестилось местное население. Политика по налогообложению населения в пользу Москвы подталкивала этот процесс, так как христианизированная мордва имела податные льготы. Внедрение на мещерскую землю передовых сельскохозяйственных технологий приводило к тому, что к этим отдельным тянулось население. Организовывались села при церквях, образовывались погосты. В данные населенные пункты свозилась с округи дань. На погостах жили старшины от мордвы, вершились суды. И все это среди бескрайних диких мещерских лесов.

Мещерская «государственность» сложилась из двух основных элементов – старой мещерской основы, русскоязычной мещеры, обулгаризованных буртас и мордовских этносов и из наносного татарского элемента, сообщившего старому оседлому населению новую государственную кочевническую организацию. Эта организация опиралась на пришлое татарское войско князей Ширин и Аргин, которое было выведено из Орды Чагатая Бахметом Усейновичем Ширинским и впоследствии пополнялось как пришлым ордынским элементом, так и местным, в большей степени – буртасами, в меньшей степени – мордвою [83].

Мещерский юрт перенял от Золотой Орды военно-монархический характер верховной власти. Носителем этой власти, опиравшимся на военную систему и силу, являлся хан – неограниченный повелитель, титул которого русские документы переводили как князь Мещерский, особенно после того, как Беклемиш принял христианство, оставаясь по сути степняком. Русские источники подчеркнули юридические права мещерского князя, как владетеля всего Мещерского края, не только восточной ее части [84]. Позднее исторические данные вторят этому. Магмет Гирей – крымский хан – пишет царю Василию Ивановичу: «...а из старины этот юрт наш...». Многочисленные мещерские степные князья были тесно связаны с местным населением, в результате чего часть из них сменила свои степные имена на русские [85].

По линии одной ветви Ширин – Ши-Тян-Узо (Бахмет), Беклемиш (Михаил), Федор Михайлович Мещерский-Стародубский, Семен Михайлович Мещерский, Юрий Федорович, Александр Юрьевич, Константин Александрович и т. д. – это чисто обрусевшая ветвь ширинских князей.

По линии другой ветви Ширин – Дай-Май, Ильбек, Бектут, Сарык, Итяк, Таскам, Али, Талыг, Булат, Hyp-Али – потомки отличились в истории Казанского ханства.

По третьей линии Ширин – Ши-Тян-Узо, Тайджу, Токчи, Данты, Рук-Темир, Тегене, Мамак, Эменек – потомки отличились в истории Крымского ханства.

По линии Сегиз-бека – Сегиз бей, Андрей Серкизович Старко. По линии князя Чагатая – Иван Расла, Конон, Акинф, Климент, Протасий, Илья, Степан – чисто обрусевшая ветвь из-за прямой связи с Муромом, Кадомом и другими городами Северо-Восточной Руси [86].

Данные по линии Аргинов пока до нас не дошли [87].

В связи с тем что Бахмет Ширинский сформировал поселения в боевом порядке на четыре части с центром, за каждый из которых отвечал отдельный татарский род, была создана четырехосная родовая система боев, о чем можно с основанием предположить на базе документов по Мещерскому юрту, как Иски-юрту, которые отразились в делопроизводстве Касимовского царства [88]. К сожалению, до нас не дошла дипломатическая переписка Мещерского Юрта с Московией, кроме исторического упоминания, что московский князь присылал бумагу в край с просьбой выступить на Куликовском поле [89], упоминания в договорах купли-продажи Западной Мещеры князем Александром Юрьевичем Мещерским великому московскому князю Дмитрию Донскому [90], так как в свое время архив по краю сгорел. Личности мещерских князей достаточно ясно обрисовываются в дошедших источниках, так как часть их не стояла на службе Русского государства. Это и понятно, так как Мещерский юрт был территорией формации более степной формы государственности, чем русской.

Надо отметить особую церемонию вступления хана на царство в связи с тем, что руководство церемонией было предоставлено самому почетному вельможе Сеидь Буляку – мещерскому князю из Иски-юрт, что говорит о наличии данного обряда возведения на княжеский престол в Мещерском юрте. По канону четверо самых почетных вельможей встали по четырем сторонам света от трона, что подтверждает мысль о четырехосной системе правления как в Касимовском царстве, так и ранее в Иски-Юрт, и, возможно, в последнем было от 4 до 5 тем областей. При возведении мещерского князя на княжение совершалась особая церемония, носившая религиозный оттенок. Она происходила в походном юрте. Точные данные о такой церемонии мы можем почерпнуть из дошедшей до наших времен описи церемонии возведения на престол в Касимовском царстве хана Ураз-Мухаммеда. Все, от мала до «велика», присутствовали при этом торжестве. Пришли в юрту керманские сановники (чиновники крепостей), муллы, беки, мурзы. Только Сеидь Буляк начал хутьбу. В это время даны были большие пиры, мед лился без меры, лошадей, баранов и коров зарезано много. На пирах толпились приглашенные: каждому из них назначено было сообразно его званию особое место. Самую существенную часть церемонии составляло поднятие хана вверх на руках четверых знатнейших сановников. Выражение «хан кютермэк» (поднять хана) до сих пор в языке касимовских татар означает понятие «избрать хана, когда (на щите) его подымают вверх при громких криках присутствующих [91]. Вопрос о том, существовали ли у мещерских ханов какие-либо регалии, т. е. внешние знаки ханского достоинства, кроме как бунчук – боевое татарское знамя, особый серебряный доспех и зеленый шелковый плащ, решить затруднительно за неимением точных данных, кроме как по князьям Ширин в Крымском ханстве. Принадлежность княжеского достоинства Ширин составляла тамга в виде печати – рядового герба Ширин в виде одноязыкового ключа, что означает «Чомычи-тамга», а у князей рода Аргин в виде родового герба была заглавная буква «т». Одновременно тамга являлась гербом. Более поздний герб князей Мещерских, представленный в «Истории родов русского дворянства», не представлял исторического интереса как регалия XIV–XV вв., так как он составлен в XVIII в., но несет, правда, достоверную историческую информацию рода. Из герба следует, что Ширины обладали искусством татарских полководцев в строительстве крепостей и мостов.

Ханские жены носили титул «бикем» или «ханум» по информации о жене Рук-Темира бея Ширинского – Джанике ханум (дочери хана Тохтамыша). По истории ветви князей Ширинских, ставших князьями Мещерскими, надо отметить, что, возможно, все обряды в связи с христианизацией они переняли у русских князей. Власть мещерского хана считалась неограниченной, но она несколько умерялась советом (диваном), состоявших из четырех-пяти важнейших особ. Члены этого совета носили название «Карачи», которое Абуль-бази производит от слова «карамэк» – смотреть. Форма же «карачи» в этом случае значит «смотритель», подобно другим формам, обозначающим действующее лицо и оканчивающимся на «чи», например тамгачи, янчи, туфанкчи, ильчи и т. д. Такие советы были и в других татарских государствах, где Ширины занимали ведущие посты в управлении (Крымское и Казанское ханства, Касимовское царство). Среди Карачи выделялся «Улу карачи» – большой карачи. В вышеназванных татарских государствах такой титул носили Ширины. Можно предполагать, что и в Мещерском юрте Ширины тоже носили такой титул, так как центральная часть – Саровский край – находился в их руках. Крымский историк XVIII в. Сеид-Мухаммед-Риза отождествляет с названием «карачи» термин «эмир», т. е. владетельный князь; при описании похода Менгли-Гирея против хана Сеид-Ахмеда (князя Восточно-Мещерского края начала XV в.) он говорит: «Из четырех эмиров, так называемых Карачи, мирлива Ширин со своими людьми шел в передовом полку... другие же эмиры Карачи, именно Аргын, Барын, составляли левое крыло».

Соединение определенных государственных должностей с принадлежностью к знатнейшим родам составляет характерную черту государственного строя Мещерского юрта и дает повод татарским источникам говорить о феодализме Восточно-Мещерского края [92]. Несменяемость, пожизненность и наследуемость высших административных чинов является важнейшей особенностью государственного строя Иски-юрта. Этот строй характеризуется, таким образом, резко выраженным аристократизмом, отобразившимся в чрезвычайно неподвижных, консервативных формах. Замкнутость высшего круга администрации делает государственность впоследствии крайне негибкой и хрупкой. Вначале состав высшего аппарата власти определялся личными качествами, потом стал наследственным. Существовало обязательное предоставление одного двухгодовалого барана от стада в год для войск [93]. Одна овца от каждой сотни овец шла в пользу бедных и неимущих. От каждой тысячи кобыл одна – нунтукчин – шла для государственного кумыса. При каждом курултае князья стали раздавать подарки. Для этого были учреждены укрепленные городки с магазинами. Лавки их наполнялись тканями, серебряными слитками и разным оружием. Для охраны этих городков были назначены балагачины и интенданты – смотрители, алучины. Был произведен раздел земельно-кочевых и водных угодий. На дорогах – сакмах, шляхах – были учреждены почтовые станции и от каждой тысячи был назначен улаачин – верховой смотритель и ямчин – смотритель станции. Сами станции – ямы были устроены по всему протяжению дорог из Орды на Русь через Иски-юрт. За работу станции отвечал отдельный мещерский князь, скорее всего, Рамадан.

На юге Восточно-Мещерского края до наших времен сохранилось татарское село Варашево. Здесь была небольшая слобода ханских шатерников, именуемых барашами. Это люди походной войсковой службы, на попечении которых были не только ханские шатры (а также, видимо, и шатры особо важных воевод) установка их, разборка и упаковка, а также походные повозки. Слово «бараш» – тюркско-персидского происхождения, означавшее «слуга», «уборщик». На эту систему жизнеобеспечения государственности края наслаивалась система баскаков, которых иногда было даже три (Алач, Итяк, Чарык). Так как баскаки были личными представителями ордынской власти в Мещере с собственным иммунитетом в правах, возможно, иногда даже возникали конфликты между мещерскими ханами и баскаками. Среди баскаков выделялся «дарого» – верховый управитель покоренной русской области, у которого возникала ямынь – канцелярия по управлению податной территории [94]. Известно, часто вместо татар в роли баскаков были и азиатские купцы, бравшие дань на откуп у татар. Но таковые жили не в Мещере, а на Алатыре. Например, в селении Чибирцы первым баскаком, основавшим город, был Хази-баба в XIV в., а в 1427 г. там жил Али-баба, в 1437 г. – посол-баскак Седнь-Хозя, – все они бесермены. В отличие от них Алач, Итяк и Чарык были знатными татарскими вельможами. Но бесерменские купцы произвели реформу в системе сбора дани на Руси. Князья с начала XV в. дань в Орду не возили, а приезжали в Орду, ссуживали необходимые деньги под проценты у бесерменских купцов, а потом с последними расплачивались, когда те приезжали на Русь.

То есть к концу XIV в. транспортировка дани сменялась на транспортировку караванов купцов, что, возможно, также привело к упадку значения Мещерского юрта как центра баскачества. В связи с этим сеть чиновников развивалась в Мещерском юрте и дальше. Появились «тамгачи» – чиновники, собиравшие пошлины на заставах и таможнях, и «тамга» – пошлина на провозимые купцами товары стала одной из основных статей дохода Мещерского юрта, но из-за начавшейся феодальной войны на Руси, из-за которой с 1410 по 1450 г. купцы ездили мало, эта статья дохода свелась на нет, что привело к окончательному упадку вместе с другими этническими причинами восточно-мещерской государственности. Князья, беки, мурзы, чиновники, тарханы составляли тот привилегированный, господствовавший слой населения, который в русских источниках по Мещере носит название «больших людей» в противоположность податному разряду, получившему наименование «черных людей», «меньших людей». В отличие от древнерусской системы податного обложения татарами практиковалась подушная подать, которую вносили поголовно все жители каждого населенного пункта без различия своих занятий. Основной податью являлся «ясак», который в отношении инородцев переводится проф. И. Н. Березиным как «дань десятинная»: «Десятина была всеобщая подать, в мирное время, конечно, составляющая главный источник дохода. Перепись народная для десятины производилась неоднократно». Таким образом, ясак определяется как 10%-ный подоходный налог. Ярлык Сагиб-Гирея перечисляет 13 видов различных податей, налогов и повинностей, от которых были избавлены тарханы. Большинство из них существовали и в XIV в. в Мещерском юрте. Это ясак, клан, сусун, гулюфэ и т. д. Клан – это «оброк» в пользу хана, ханской жены, князей, даруги, баскаков и других высших чиновников Иски-юрта. Различные натуральные повинности: продовольствие (сусун) казенных чиновников, проезжающих по служебным делам, фураж (гумюфе) для их лошадей и квартирная повинность, принуждавшая отводить помещения для постоя чиновников и лошадей, были податями второго разряда в отличие от ясака, клана. Как уже отмечалось, была пошлина – «тамга». Так как Иски-юрт был княжеством степняков, естественно, были распространены не только крепости, которые стали появляться в конце XIV в., но и рабы.

Но основным податным населением, дававшим хороший доход, были все-таки «черные люди» из числа мордовского населения, которые жили в «улусах мордовских», беляках, селах, зимницах. Причем население было занято как добывающими промыслами, так и земледелием.

Подчинение мордвы происходило или через мордовских князей, которых заставляли признать власть Золотой Орды, или через непосредственное уничтожение князей с подчинением мордовского народа. Создавались мордовские беляки, где татарские князья вместо уничтоженных мордовских князьков ставили своих феодалов. Так как Восточно-Мещерский край был в основном лесной зоной, основными занятиями мордвы в беляках были бортничество, ловля бобров, рыболовство. Во главе бортничьих семей татары ставили «лучших» людей – десятников. Причем беляк фигурирует в делопроизводстве у татар в документах касательно платежей в казну за пользование бортничьими угодьями. Кроме беляка, использовались термины слив и сливщик, где сливщик понимался как определенный плательщик, а слив – группа лиц, которая составляла часть плательщиков данного беляка дани медом. Беляк в Мещерском юрте у татар стал податным объединением, базирующимся на общности владений угодьями или их использования, платящим дань и налоги феодалу. В беляк входило несколько (более десяти) селений, во главе каждого из которых стоял лучший мордвин – «десятник». Бобровые гоны (ловля бобров) и рыбная ловля были вторым занятием мордовского населения в беляках. Мордва для татарских князей отстреливала на меха пушных зверей, черно-бурых лисиц, куниц, черно-бурого соболя, горностаев, лисиц, рысей (в мещерских конных войсках сотники носили рысьи шапки) и т. д.

Кроме этого, были мордовские улусы в Мещере, где в селениях мордва занималась земледелием. От этого как раз и пошел термин «черные люди». «Черные люди» от мордвы жили на черных землях». Черные общины назывались или урочищами, или кудо. Входившие в них крестьяне владели отдельными участками приусадебной и пашенной земли, которые переходили в пределах крестьянских семей по наследству. Леса, пастбища и воды оставались в совместном пользовании всей общины от имени татарского князя. Возглавляли общины старосты и лучшие люди от мордвы – десятские. Они наблюдали за раскладкой и сбором налогов, вели внутренние споры. Суд вел татарский князь. В 1398 г. улусный центр Золотой Орды был перенесен в Темников. В связи с этим мордва опять должна была, по идее, платить дань, как до 1298 г. описанный Плано Карпини ясак: «Каждый, как малый, так и большой, даже однодневный младенец, или бедный, или богатый, платил такую дань, именно: чтобы он давал... одного черного бобра, одного черного соболя, одну черную лисью шкуру». И всякий, кто не дает этого, должен быть отведен к татарам и обращен в их раба. То есть Мещерский юрт оказался в двойном подчинении – не только ханов Мещеры, но и Золотой Орды, что привело к конфликтам, а также запустению края. Поэтому можно подвести итоги и показать причины развала государственности Иски-юрта.

1. Перенос золотоордынского улусного центра в Темников, что привело к двойному административному подчинению края и кризису системы татарской государственности.

2. Упадок значения края как центра баскачества, переход к «тамге» – пошлине с провозимых товаров как основной статьи дохода края и лишение ее связи с феодальной войной на Руси в 1410–1450 гг.

3. Войны Золотой Орды внутри системы или вне, например с Тамерланом, поражение татар в этой войне, моровые язвы, засуха, рост Москвы как будущей столицы российской государственности, упадок Нижнего Новгорода как отдельного самостоятельного княжества, уход мещерских татар на завоевание Крымского ханства.

4. Кризис власти в Мещере из-за численного роста отдельных татарских воинов, которые не хотели уже служить клановым князьям и находили лучшие условия службы при дворе великого московского князя.

Захватывая богатства покоренных народов, кочевники поглощались роскошью и богатством чуждого для них быта и легко покорялись влиянию народов оседлой культуры. Под влиянием последних менялась психология татарских князей, угасал их воинственный порыв и завоевательные движения теряли инерцию, что было характерно для всех татарских государств XIV–XV вв. Но опять надо подчеркнуть, что полчища более сильного Тамерлана разрушили всю организацию внутреннего управления Золотой Орды: была, в частности, уничтожена сеть ямских сообщений. В Дешт и Кипчак началось запустение, и татарские отдельные князья двинулись через Мещеру на Москву устраивать свою дальнейшую жизнь. Характер хотя бы только одного сообщения: «В начале XV века к князю Федору Ольговичу Рязанскому вышло на службу из Наручади около 2000 человек во главе с Салатанчем Трегубом» [95] говорит о массовости этого явления. Теперь затронем вопросы о роли монгольской цивилизации в жизни мещерского края.

В 30–40-е гг. XIV в., при хане Узбеке (1312–1342 гг. правления), Золотая Орда достигает апогея в политическом и экономическом развитии при условиях усиливающейся централизации ордынской власти. Причем достигается наивысший расцвет развития товарно-денежных отношений и бурное развитие городов и городской культуры Кыпчака. Происходит упорядочение органов власти на местах, а следовательно, и дани, взимаемой с населения. За два десятилетия до этого момента на реке Мокше, в южной части этнической территории мордвы, на месте небольшого мордовского поселения был построен город, названный монголо-татарами Мухши, ставший центром северного улуса Золотой Орды. Улус этот был разделен на более мелкие административно-территориальные единицы – аймаки, что косвенно подтверждается бытованием в мокшанском языке слова аймак, служащего для обозначения определенного региона (куста) поселений, имеющих свой диалект (говор), местные особенности быта и одежды [96]. Причины переноса улусного центра в мордовские земли исследователи связывают с сильной засухой, поразившей Поволжье в начале XIV в. Начался падеж скота, голод. Монголо-татары стали продавать своих детей и родственников в рабство, чтобы уцелеть. Все это заставило золотоордынскую знать перенести улусный центр из засушливой степи в плодородную долину реки Мохши [97].

К этому же моменту осуществился процесс сбора воедино всей самой передовой культуры цивилизаций из покоренных стран в Золотую Орду. Кроме того, в 1310 г. Дешт и Кипчак стала ведущей торговой империей средневековья, имевшей политические и экономические связи от Китая до Италии и от Литвы до Египта. Резкий рост уровня развития и перенос центра способствовали тому, что все самое лучшее было перенесено на мордовскую землю [98], и, несмотря на ордынский гнет, мордовские народности получили возможность подняться на более высокий уровень экономического и культурного развития, а вслед за Мордовией и более северный Восточно-Мещерский край, что можно проследить.

Возник своего рода экономический феномен – «симбиоз кочевого и оседлого населения» как в Мухше, так и в Мещерском юрте, чему способствовала и жесткая политика хана Узбека в делении золотоордынских налогов на регулярное обложение, дань и чрезвычайные сборы-пошлины. Исследователи пишут: «Мордва (буртасы) стали играть важную роль в жизненно важных поставках в Орду. В числе этих поставок были зерно и одежда, вырабатываемые вручную. В области мордвы стали располагаться большие татарские ленные поместья». Среднее Поволжье получило свое новое значение, составной частью которого стала Мордовия, бывшая одним из сильных и развитых в экономическом отношении центров государства. Она обеспечивала Нижнее Поволжье хлебом, медом, пушниной, лесом. Ежегодный доход отдельных феодалов стал достигать довольно значительных сумм – от 100 до 200 тысяч динаров. Стали создаваться торговые товарищества – уртачества, термин, до сих пор распространенный в Саровском крае. Города Мордовии, следовательно, по инерции, и позже Мещеры, достигли расцвета. Стали вывозиться не только продукты сельского хозяйства, но и изделия городских ремесленников, товары мордовских и татарских мастеров ценились и за рубежом. Например, хан Узбек, будучи в Мухши, отправил египетскому султану наряду с другими подарками кольчугу, булатный шлем и меч. «Никто из царей их прежде этого не присылал ничего подобного», – сообщает ибн Дукмак [99].

Развитию торговых отношений способствовала система ямской службы, которая в Мещере была развита лучше, чем в Мордовии и где-либо в европейской части России. О бурном росте экономики края в начале XIV в. свидетельствуют данные развития пашенного земледелия. Об этом говорят археологические находки.

Так, например, размеры сошников XIII–XIV вв. вдвое превышают размеры сошников более раннего времени. Это свидетельствует о том, что соха в XIII–XIV вв. была технически более совершенной – при пахоте захватывалась более широкая борозда и земля взрыхлялась гораздо глубже. Важную роль с развитием земледелия в XIII–XIV вв. имел лесорубный топор, коэффициент полезного действия которого повысился. Дальнейшее развитие получили и орудия уборки урожая. Но здесь надо отметить, что в начале XIV в. серпы мордва переняла у русских. В условиях развернувшегося пашенного земледелия производительность труда мордвы стала высокой, что привело к усовершенствованию орудий для размола зерна. В начале XIV в. вместо примитивных зернотерок у мордвы получила значительное распространение ручная вращающаяся мельница – «кедьсз яжамо кевть». Археологические материалы и письменные источники позволяют сделать вывод о том, что, несмотря на систематический грабеж и разорение мордовского народа татаро-монголами, ремесло, торговля, земледелие развивались и совершенствовались в начале – середине первой половины XIV столетия. В то же время, естественно, произошел скачок в развитии литейного дела: плавильные печи стали больших размеров. Стало распространяться литье украшений из цветных металлов, орудия труда: топоры, копии, тесла, остроги – стали изготавливаться из цельных кусков железа. Получили большое развитие и промыслы. То есть можно заключить, что ордынская Мордовия вытащила и культуру, и уровень развития Мещерского юрта на более высокую ступень развития, тем более в Саровской земле монеты хана Узбека найдены. Но в сороковые годы XIV в. начался период феодальной междоусобицы, продолжавшейся до правления хана Тохтамыша, поэтому первый период подъема уровня социально-экономического развития Восточно-Мещерского края прошел волной в 1320–1340 гг. О том, что к концу жизни хана Узбека начался спад в сельском хозяйстве, в аграрной политике, пишет историк Аль-Омари: «...большая часть подданных хана Узбека – обитатели шатров, живущие в степях, питающиеся мясом лошадей, коров, овец. Но все же есть посевы и у них, хотя и малочисленные. Чаще всего встречаются посевы проса, мало пшеницы и ячменя и совсем мало бобов...».

С наступлением эпохи Куликовской битвы, особенно после нее, во времена хана Тохтамыша начался новый подъем социально-экономического развития региона, связанный с тем, что в связи с курсом мещерских князей на единение с российской зарождающейся государственностью пошла мощная волна русских переселенцев в край, несущий более высокую культуру. В Восточно-Мещерском крае стала увеличиваться площадь обрабатываемых земель, распространяется паровая система с трехпольным севооборотом, особенно к началу XV в. Двузубая соха становится основным орудием пахоты. В отдельных местностях, где почвы по своим качествам приближались к чернозему, стал применяться деревянный плуг с железным лемехом и плужным ножом-череслом. Стал увеличиваться в местах, где стали селиться русские крестьяне, ассортимент зерновых, это озимая рожь, яровая рожь-«ярица», ячмень, пшеница (не только «ярая», но и «озимая»), полба, просо, греча, горох, чечевица, а также лен, конопля, хмель. Большую роль в снабжении деревень более совершенными и производительными сельскохозяйственными орудиями сыграло ремесло, особенно металлургическое и кузнечное.

По данным археологии, в конце XIV в. основным средством получения железа оставался сыродутый способ, о чем свидетельствуют находки большого количества обломков криц и шлаков. В культурном слое селища «Полянки» крицы и шлаки были обнаружены и вокруг остатков глинобитной плавильной печи. Судя по размерам криц (диаметр их доходил до 20–30 см), в конце XIV в. плавильные печи имели гораздо большие размеры, чем печи первого тысячелетия нашей эры. Крицы получались уже не в примитивных земляных ямах-печах, а в наземных сыродутных горнах-домницах, которые являлись большим техническим прогрессом [100].

С ростом производительности труда в сельском хозяйстве стала появляться продукция на рынках сбыта [101]. С этим процессом в Восточно-Мещерском крае связано появление сатисского торга – «Торжок», на месте слияния рек Сатис и Мокша, где само слово Сатис в честь татарской истории Саровских земель произошло от слова «Сатыш» – торговая река, а нижнее течение данной реки до сих пор называется Торжок. В связи с тем, что Сатисский торг мог существовать только в летнее время, сезонно, ввиду того что местность в половодье затапливалась, его к 1443 г., скорее всего, перенесли к Старому Темникову, из-за чего владевшему ранее им мордвину Алемасу пришлось сняться с насиженных мест с кочевья. Торжок из-за оскудения средств и переселиться в район слияния рек Сатис и Пушта. Благодаря тому, что рост производительности труда у мордвы, начавшийся с переходом русских крестьян в мещерские земли в конце XIV в., совпал с политикой борьбы Руси с Ордой за колонизацию мещеро-мордовских земель, мордва все равно поддерживала русских князей, так как московская политика уничтожала зло в этих землях – работорговлю. Именно последнее и послужило политике единения земель края с землями Северо-Восточной Руси, тем более московские князья взяли эти земли под опеку и стали выставлять в передних городах воинские формирования для охраны границ Восточно-Мещерского края после 1426 г. С этого времени мещерская мордва активно включается в борьбу русского народа против татаро-монгольских орд. Так, в 1444 г., когда золотоордынский царевич Мустафа «со множеством татар» напал на Рязанское княжество, на помощь русским князьям пришла и мордва «с сулицами и с рогатинами и с саблями». Объединенными силами Рязанского и Московского княжеств татарские полчища Мустафы были разбиты.

Но рост социально-экономического и политического уровня жизни в Мещерском крае наблюдался не только среди мордвы, но и среди татар. Связано это с тем, что создававшийся в середине – конце XIV вв. этнос мещерских татар после Куликовской битвы стал садиться на землю, начинал крестьянствовать. Из захватчиков и поработителей они превращались в один из этносов края, который стал выполнять уже иные функции. Это охрана границ Московского государства и ведение специфического хозяйствования. Освещение ряда вопросов, связанных с хозяйственной деятельностью исследуемой группы мещерских татар в конце XIV – начале XV вв., обусловлено тем, что направление хозяйства и географическая среда в значительной степени определяют особенности материальной культуры этноса. Большая часть татарского населения размещалась на Мещерской низменности, простиравшейся к северу и к востоку от реки Оки. Почвы в Восточно-Мещерском крае в основном песчаные с примесью глины, доломита, то есть в основном бесплодные. Лишь вдоль реки Оки, Мокши, Уны, Сатиса и т. д. широкой полосой проходили черноземно-луговые (заливные) почвы. В целом агроклиматические условия значительной части расселения татар, которые заняли все земли, не занятые мордвою, не были благоприятными для развития такой важной отрасли хозяйства, как земледелие. Сильное эрозионное расчленение ландшафта, обилие лесных массивов, неплодородность почвы и повышенная влажность воздуха отрицательно сказывались на возделывании зерновых культур. Несмотря на это, в конце XIV в. сельское хозяйство находится в развитии. Каждое татарское хозяйство метило свою собственность особым знаком – личной тамгой, переходившей по наследству. Причем тамга шла от первых татарских родов, правда, с небольшими модернизациями. Уже в начале XV в. имелась паровая система с трехпольным севооборотом (осыр) [102]: одно поле отводили под пар, другое – под озимые (эзли лер), а третье – под яровые культуры (джазлы лар). Сажали рожь (арыж), пшеницу (бодай), овес (солы), гречу (ара бодай), просо (тары), ячмень (арпа), чечевицу (ячмы).

Для Мещерского края с его малоплодородной почвой, запоздалой весной (в апреле еще только начинали таять снега, в то время как на юге, в Мухши, уже приступали к пахоте и севу), относительно влажным летом и холодной зимой наиболее подходящими являлись неприхотливые культуры озимой ржи и влаголюбивого овса. В отличие от русских и мордвы у татар больше высевалось ячменя, чечевицы. Земледелие у татар было пашенным. Обработка полей производилась при помощи упряжных лошадей и пахотных орудий: сохи, плуга и иногда косули. Основным орудием пахоты была соха (уа) двузубая с перекладной пайлицей, перенятая мещерскими татарами у русских. Землю обрабатывали боронами (себере), которые по форме были трех типов: костяные, деревянные и металлические в зависимости от достатка крестьянского татарского хозяйства. Для помола зерна у мещерских татар имелись ручные мельницы – тирмин и кул. Но мещерские татары все же оставались в начале XV в. степняками, и их, естественно, тянуло к степным традициям сельского хозяйства.

В первую очередь надо отметить коневодство. В начале XV в. продажа и купля лошадей составляла значительную отрасль торговли края, тем более на Руси началась феодальная война и создавались новые войска. Их (лошадей) пригоняли в Мещеру ордынцы и ногайцы. Не случайно до нас дошли сообщения, что в XV–XVI вв. в Мещере собирали русские князья «конское пятно» – пошлину за продажу лошадей на границе русского государства. Причем в конце XV в. это было очень прибыльное дело и контролировалось самим русским царем [103]. До сих пор под Темниковом у мещерских татар сохранилась традиция весенней стрижки грив и хвостов лошадям, перенятая ими у монголов. Надо добавить, что до нашествия Тамерлана и через 20–30 лет после этого, с 1420 г., в Мещере была мощная ямская служба и лошади, естественно, использовались как транспортное средство при извозе, а также для полевых работ. Нашествие Тамерлана отразилось на уровне жизни мещерских татар. Отсутствие достаточного количества кормов сказалось на состоянии скота, способствуя болезням и падежам, одно из которых приняло массовый, катастрофический характер в 1426 году.

Мещерские татары издавна занимались пчеловодством, переняв навыки у мордовских бортников. Но в отличие от последних, которые занимались этим промыслом общинами, татары вели бортничество только в одиночку или семьей. Широкое развитие в начале XV в. получили промыслы: сапожный, ювелирный, обработка животного сырья и волокна (кожевенная, овчинная, шерстобитная). Техника кожи и ювелирного искусства восходит своими корнями еще к Волжской Булгарии Х–ХП вв. В конце XIV в. на территории Саровского края был создан один из очагов производства татарских национальных украшений. В производстве ювелирных изделий мещерской местности применялись 4 технологии: плоская скань, гравировка, чернь, чеканка. Об этом говорят материалы фондов Государственного объединенного музея Республики Татарстан. В кожеделии, где еще применялись более старинные рецепты булгарских мастеров, например «булгарская юфть», сапожный промысел занимал ведущее место.

Рост социально-экономического развития мещерских татар также способствовал росту социально-экономического уровня всего Мещерского региона, что отразилось в создании крупного рынка в регионе – сатисского Торжка. Но, несмотря на единый хозяйственно-культурный уклад края, у мордвы, татар и русских имелись свои специфические черты, которые можно отнести к числу этнических.

Можно показать эти этнические черты хозяйственно-куль-турного уклада татар, мордвы и русских в Восточно-Мещерском крае с XIV в., рассматривая только некоторые аспекты этой темы на базе данных о возделывании сельскохозяйственных культур в доказательство тезиса о наличии этнических особенностей. Так, например, по результатам [104] картографирования территориального распределения посевов полбы ясно, что в сравнении с другими яровыми культурами она более возделывалась у закамских татар, а также в прилегающих уездах Предволжья и Предкамья [105]. Так, в Чистопольском уезде Казанской губернии даже в конце XIX в. посевы полбы превышали площади посевов наиболее распространенной в Поволжье яровой культуры – овса. Или в Лаишевском уезде той же губернии посевы полбы были небольшими именно у татар. Далее, полба – характерная и весьма распространенная полевая культура Волжской Булгарии. В свете вышеизложенного представляется весьма показательным факт почти полного совпадения ареала наибольшего распространения полбы и границы Волжской Булгарии XIII–XIV вв. Не случайно полба – важный продукт обрядовой пищи чувашей и казанских татар, во многом воспринявших земледельческую культуру волжских булгар.

Продолжая эту тему, следует обратить внимание на западную границу бытования полбы в агрокультуре татарского народа: ее посевы ограничиваются сергачскими, инсарскими и керенскими группами татар-мишарей и отсутствуют у другой (интересующей нас) группы мишарского субэтноса – темниковской. Можно предположить распространение культуры полбы у части татар-мишарей под влиянием их северо-восточных соседей – чувашей и казанских татар. Отсюда напрашивается вывод, что полба – культура булгаро-казанско-татарского земледелия, а не буртасско-мишарского. Последнее подтверждается и тем, что, предположительно, на буртасском Золотаревском городище в Пензенской области среди находок зерна полбы не обнаружено. Ареал посевов проса как бытующей культуры, напротив, почти полностью сосредоточен в Восточно-Мещерском крае и прилегающем к нему Окско-Сурском междуречье, то есть исключительно в районах, заселенных татарами-мишарями темниковско-саровской группы.

Так, даже в конце XIV в. в Елатомском уезде Тамбовской губернии как части Восточно-Мещерского края посевы проса часто превышали посевы любой другой яровой культуры. Любопытным может оказаться и сравнение размеров посевов проса у татар двух соседних уездов: Белатомского уезда Тамбовской губернии и Касимовского уезда Рязанской губернии (соответственно поселений мишарской, темниковской и касимовской групп татар как субэтносов) – у первых проса высеивалось значительно больше.

Следовательно, с большой вероятностью можно интерпретировать культуру проса как более характерную для агрокультуры мещерских татар (татар-мишарей). В отличие от татар-мишарей у мордвы-эрзи, судя по вещественным памятникам материальной культуры и языковым показателям распространения сельскохозяйственных злаковых культур, была распространена рожь, а также пшеница, овес, ячмень, греча, просо. Возделывались конопля и лен [106]. Но культуры ржи и льна до соприкосновения с русскими мордва-эрзя не знала. На это указывает «эрзянское» название ржи и льна, как «розь» и «лен». Эти культуры, несомненно, заимствованы от русских, вернее всего, от выходцев из Новгородско-Псковской земли, где с незапамятных времен сеяли «жито» – рожь и лен-долгунец. Названы две культуры не случайно. В Восточно-Мещерском крае у мордвы-эрзи (Темниковский уезд) наиболее распространен до сих пор хлеб из ржаной муки. Причем, по данным на конец XIX в., ржаной к другим сортам выпекаемого хлеба относится как преобладающий. Хлеб пекли из кислого теста на закваске или же из муки, замешанной на дрожжах, приготовленных из хмеля. В традиционной пище бытовали и кислые, реже – пресные блины из ржаной муки с конопляным или льняным маслом. Праздничные пироги также делались из ржаной муки, где тесто сдабривалось точеными конопляными и льняными семенами. Для русского населения Восточно-Мещерского края наиболее характерными сельскохозяйственными культурами являются лен, овес и гречка. Все эти четыре культуры в Темниковском уезде, по данным на конец XIX в., превалировали над другими. Так, в данной местности были широко распространены складники. Их готовили из ржаного теста в виде лепешек на конопляном масле. Гречневая каша – обязательное свадебное блюдо в том же регионе. Наиболее было распространено у русского населения Темниковского уезда, по данным на конец XIX в., и толокно, приготавливаемое из овса. Меню как русских, так и татарского и мордовского населения значительно обогатилось благодаря межэтническим связям.

 

Заключение

Подводя итоги исследования, можно сделать вывод, что новый этнос мещерских татар вышел из конгломерата славянизированной мещеры и тюркозированных буртас к начале XIV в. под сенью монгольской империи Орды Чагатая и тюркской империи Золотой Орды в приграничной зоне русских княжеств. Этот процесс начался в период феодальной раздробленности на Руси, феодальной войны, в период правления золотоордынских ханов и кончился в период процесса становления Московского государства растущей российской державы. Данные процессы привели к тому, что этнос мещерских татар глубоко цементировался и сохранился до сих пор. Мещерское княжество как буферное между Древней Русью и Великой Степью, сглаживая политику столкновений оседлых и кочевых народов, превращая их в мирный симбиоз, само претерпело превращение из степного в центральноевропейское княжество многонационального, уже российского толка, и конец его существования в XV в. не есть упадок, а уже есть развитие как плацдарма растущего Московского государства мирным путем. Одна из причин этого процесса – это становление Мещеры как связующего звена в торговле «Восток – Запад», которая достигла своего расцвета в XV в. Этому предшествовала цепочка исторических процессов.

Вначале тюркский пласт в Мещере, сработав буфером против монгольской интервенции, стал равномерно поступательно развиваться, способствуя фрактовке ордынских военных частей в крае. Благодаря переходу к оседлому образу жизни и практике системы погостов, торговых пошлин, что привело к мирному развитию края и процветанию, благодаря повышению уровня жизни и была образована система торговли как фактор экономического роста. Все это послужило хорошим толчком к образованию и развитию самого древнего пласта татар – этноса темниковской группы татар-мишарей.

Таким образом, из анализа комплекса разнородных источников видно, что формирование татар-мишарей в Нижегородском крае представляло процесс весьма сложный. Находясь в буферной зоне, регион Восточной Мещеры подвергался и славяно-русскому влиянию, и давлению войск Золотой Орды. К тому же надо учитывать и внутриэтнические процессы, которые проходили в регионе.

На примере Восточной Мещеры мы видим факт достаточно плодотворного сотрудничества и взаимодействия народов с различными хозяйственными укладами. Они как бы взаимодополняли друг друга. Это взаимодействие способствовало развитию торговых отношений как внутри региона, так и в международном плане.

История средневековой Мещеры как полиэтничного региона дает нам представление о способах и формах самоорганизации и самоуправления населения края. Они сохраняли традиции взаимодействующих этнических образований. Это и система погостов, и беляки, и организация юрта, который делился на тьмы и сотни. В перспективе, однако, это вело к их постепенному вхождению в систему единой российской государственности.

Налаживанию единого хозяйственного организма на базе региона способствовало и духовно-культурное взаимодействие руссов, татар и финно-угров. Вместе с тем мы видим и другую тенденцию: каждый народ стремился и к сохранению своих этноисторических традиций. Наиболее ярко это проявилось в оформлении зон с подавляющим православным влиянием и влиянием мусульманства.

Приоткрывая по мере возможностей некоторые наиболее яркие страницы истории Восточной Мещеры в древности, мы убеждаемся в том, что целый ряд вопросов требует дальнейших научных исследований.

 

Список сокращений

БАН – Библиотека АН СССР Санкт-Петербурга

ГАНО – Государственный архив Нижегородской области

ОИДР – Общество истории и древностей российских

ОР ГПБ – Отдел рукописей Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, Санкт-Петербург

ПВЛ – Повести временных лет

ЦГАДА – Центральный государственный архив древних актов, Москва

ЦГА МаССР – Центральный государственный архив Мордовской АССР.


[1]      Татищев, В. Н. История Российская. Т. 5 / В. Н. Татищев. – М.–Л., 1965. – С. 47.

[2]      Лепёхин, И. Дневниковые записки путешествия по разным провинциям Российского государства, 1768 и 1769 гг. / И. Лепёхин. – СПб., 1795.

[3]      НГОА. Ф. 2013, оп. 602а, ед. хр. 187, л. 10.

[4]      Там же, ед. хр. 187.

[5]      Архимандрит Макарий. Памятники церковных древностей Нижегородской губернии. – С.-Петербург, 1857.

[6]      Покровский, И. Русские епархии в XVI–XIX веках. Их открытие, состав и пределы. Т. 1 / И. Покровский. – Казань, 1893.

[7]      Храмцовский, Н. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. Ч. 1 / Н. Храмцовский. – Нижний Новгород, 1857.

[8]      Смирнов, И. Н. Татарский летописец. Современник Бориса Федоровича Годунова / И. Н. Смирнов. – М., 1851. С. 13–17.

[9]      Петров, П. И. История родов русского дворянства / П. И. Петров. – М., 1887. – С. 187.

[10]     Вельяминов-Зернов, В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах. В 3-х ч. / В. В. Вельяминов-Зернов. – СПб., 1863–1865.

[11]     Магницкий, В. К. Несколько данных о мишарях и селениях их в Казанской и Симбирской губерниях / В. К. Магницкий // ИОАИЭ. – Казань, 1886. – Т. XIII, Вып. 4;

Новые данные о мишарях // ИОАИЭ. – Казань, 1896. – Т. XIII, Вып. 6; Список селений мишарей в Букинском уезде Симбирской губернии // ИОАИЭ. – Казань, 1901. – Т. XVII, Вып. 2–3.

[12]     Малов, Е. А. Сведения о мишарях / Е. А. Малов // ИОАИЭ. – Казань, 1885. – Т. XIV.

[13]     Ахмаров, Г. Н. О языке и народности мишарей / Г. Н. Ахмаров // ИОАИЭ. – Казань, 1903. – Т. XIX, Вып. 2.

[14]     Гациский, А. С. Нижегородские татары – татары ли? / А. С. Гациский // Нижегородские губернские ведомости. – 1886. – № 41–43.

[15]     Мельников, П. И. На горах. Т. 1–2 / П. И. Мельников. – Горький, 1978–1979.

[16]     Альбицкий, П. Нижегородская губерния под пером академика прошлого века / П. Альбицкий.– Н. Новгород, 1886.

[17]     Мельников, В. П. Этнографический очерк Нижегородского края / В. П. Мельников. – Н. Новгород, 1889.

[18]     См.: Действия НГУАК. Вып. 1. – Н. Новгород, 1894. – С. 446–452.

[19]     Архив МАССР. Ф. 1, oп. 1, д. 1092, л. 109–111.

[20]     Архангельский, С. И. Волжский водный путь и Нижегородский край в XIII–XV веках / С. И. Архангельский // Труды НИОПИМК. – Н. Новгород, 1929. – Т. 2.

[21]     Смирнов, М. О князьях мещерских XIII–XV вв. / М. Смирнов. – Рязань, 1904.

[22]     Нарцев, А. И. Археологическая поездка по Темниковскому уезду в августе 1901 года / А. И. Нарцев // ИТУАК. – Тамбов, 1902. – Т. XLVI.

[23]     Лихачева, И. П. Выписки из Мещерских десятин 1582–1619 годов / И. П. Лихачева. – С.-Петербург, 1909.

[24]     Арзамасские поместные акты 1578–1619 годов. Ред. О. Б. Веселовского. – М., 1915.

[25]     Черменский, П. И. Материалы по истории географии Мещеры / П. И. Черменский. – М., 1962.

[26]     Каптерев, Л. М. Нижегородское Поволжье в X–XVI веках / Л. М. Каптерев. – Горький, 1936.

[27]     Дашков, Ф. Ф. Архивные данные о бейлыках в Крымском ханстве / Ф. Ф. Дашков. – Симферополь, 1890.

[28]     Гераклитов, А. А. Сборник выписок из печатных источников / А. А. Гераклитов. – Саранск, 1932.

[29]     См. подробнее: Макарихин, В. П. Великое княжество Нижегородское / В. П. Макарихин // Дикое поле. – Приложение. – Горький: ВВКИ, 1980.

[30]     Худяков, М. Г. Очерки по истории Казанского ханства / М. Г. Худяков. – М., 1991.

[31]     Усманов, А. А. Татарские исторические источники XVII–XVIII вв. / А. А. Усманов. – Казань, 1972.

[32]     Мухамедова, Р. Г. Татары-мишари. Историко-этнографическое исследование / Р. Г. Мухамедова. – М., 1972.

[33]     Федоров-Давыдов, Г. А. Монеты Нижегородского княжества / Г. А. Федоров-Давыдов. – М., 1981.

[34]     Макарихин, В. П. Нижегородский регион в истории российской государственности / В. П. Макарихин. – Н. Новгород, 1993. – С. 3–9.

[35]     Мухамедова, Р. Г. Татары-мишари / Р. Г. Мухамедова. – М., 1972; К вопросу о расселении татар-мишарей // Материалы по татарской диалектологии. Вып. 2. – Казань, 1962; Некоторые результаты этнографического изучения мишарей // Вопросы истории и литературы народов Среднего Поволжья. – Казань, 1965.

[36]     Халиков, А. Х. Происхождение татар Поволжья и Приуралья / А. Х. Халиков. – Казань, 1978.

[37]     Закиев, М. З. Об этнониме «мишар» в происхождении мишарей / М. З. Закиев // Советская тюркология. – 1978. – № 3.

[38]     Каримуллин, В. Х. Татары – этнос и этноним / В. Х. Каримуллин. – Казань, 1988.

[39]     Орлов, A. M. Сословие служилых татар в Нижегородском крае / A. M. Орлов // Деп. в ИНИ-ОН. – 1988, № 35265.

[40]     Шакирова, Р. Говор татар Краснооктябрьского района Горьковской области: автореф. дисс. ... канд. филол. наук / Р. Шакирова. – М.–Л., 1950.

[41]     Махмутова, Л. Т. Опыт исследования тюркских диалектов. Мишарский диалект татарского языка / Л. Т. Махмутова. – М., 1978.

[42]     Фроянов, И. Я. Города-государства Древней Руси / И. Я. Фроянов. – М., 1988. – С. 144.

[43]     Инжеватов, И. К. Топономический словарь Мордовской АССР / И. К. Инжеватов. – Саранск, 1987. – С. 76.

[44]     Черменский, П. И. Материалы по истории географии Мещеры / П. И. Черменский. – М., 1962. – С. 32.

[45]     Щегольков, И. Исторические сведенья о городе Арзамасе / И. Щегольков. – Арзамас, 1911.

[46]     Каптерев, Л. М. Нижегородское Поволжье X–XVI веков / Л. М. Каптерев. – Горький, 1936. – С. 16.

[47]     Материалы по истории географии Мещеры. – М., 1962. – С. 18.

[48]     Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XV веков – М.–Л.: АН СССР, 1960. – С. 82.

[49]     Трубе, Л. Л. Как возникали географические названия Горьковской области / Л. Л. Трубе. – Горький, 1962. – С. 43.

[50]     Инжеватов, И. К. Топонимический словарь Мордовской АССР / И. К. Инжеватов. – Саранск, 1987– С. 22.

[51]     Мокшин, Н. Ф. Мордва глазами зарубежных и российских путешественников / Н. Ф. Мокшин. – Саранск, 1993. – С. 17.

[52]     Инжеватов, И. К. Топонимический словарь Мордовской АССР / И. К. Инжеватов. – Саранск, 1987. – С. 22.

[53]     Мокшин, Н. Ф. Мордва глазами зарубежных и российских путешественников / Н. Ф. Мокшин. – Саранск, 1993. С. 17.

[54]     Мокшин, Н. Ф. Мордовский этнос / Н. Ф. Мокшин. – Саранск. 1989. – С. 67.

[55]     Грибов, И. И. Отчет о работе разведотряда экспедиции Нижегородской археологической службы в исторической части г. Арзамас-16 Нижегородской области в 1993 г. / И. И. Грибов. – ИА СССР, 1993.

[56]     Юрченков, В. А. Хронограф / В. А. Юрченков. – Саранск, 1993. – С. 172.

[57]     Халиков, А. Х. Кто мы – булгары или татары? / А. Х. Халиков. – Казань, 1992. – С. 32.

[58]     Там же.

[59]     Орлов, A. M. Мещера, мещеряки, мишаре / A. M. Орлов. – Казань, 1992. – С. 38.

[60]     Юрченков, В.А. Хронограф / В. А. Юрченков. – Саранск, 1993. – С. 28.

[61]     Там же.

[62]     ЦГА МАССР, ф. 1, оп. 1, д. 27, с. 3–10.

[63]     Насонов, А. И. Монголы и Русь / А. И. Насонов. – М.–Л.: АН СССР, 1940. – С. 109.

[64]     Фенель, Дж. Кризис средневековой Руси 1200–1304 годов / Дж. Фенель. – М., 1989. – С. 126.

[65]     Карамзин, Н. М. История государства Российского. Т. П / Н. М. Карамзин. – М., 1889.

[66]     ПСРЛ, т. 15, стб. 66.

[67]     Смирнов, М. И. О князьях мещерских ХШ–XV вв. / М. И. Смирнов. – Рязань, 1904. – С. 17. 62

[68]     Бартольд, В. О. О христианстве в Туркестане в домонгольский период / В. О. Бартольд. – СПб., 1893.

[69]     Гумилев, Л. И. В поисках вымышленного царства / Л. И. Гумилев. – М., 1992. – С. 4–60.

[70]     Юрчеиков, В. А. Указ. соч. С. 14–16.

[71]     ПСРЛ, т. 15, вып. 1, изд. 2. Пг, 1992, стб. 49–51.

[72]     Насонов А. Н. Монголы и Русь. – М.–Л., 1940.

[73]     Тарасов, А И. Татары-мишари в Нижегородском крае / А И. Тарасов. – Н. Новгород, 1994. – С. 18.

[74]     Халиков, А. С. 500 русских фамилий. С. 31; Веселовский, С. Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси / С. Б. Веселовский. – М.–Л., 1947.

[75]     См.: Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей.

[76]     Инжеватов, И. К. Топономический словарь Мордовской АССР.

[77]     Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей... № 9, 10.

[78]     Мухамедова, Р. Г. Татары-мишари... С. 13–18.

[79]     Орлов, А. М. Указ. соч. С. 32–34, 37.

[80]     Черепнин, Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. / Л. В. Черепнин. – М., 1960.

[81]     Гераклитов, А. А. Мордовские должностные лица / А. А. Гераклитов. – Саранск, 1932.

[82]     Макарихин, В. П. Нижегородский край XIII–XV вв. по данным русских летописей / В. П. Макарихин // Нижегородский край в эпоху феодализма. – Н. Новгород, 1991. – С. 3–11.

[83]     История родов российского дворянства. – С.-Петербург, 1886. – Т. 1. – С. 210.

[84]     Дашков, Ф. Ф. Архивные данные о бейлыках в Крымском ханстве / Ф. Ф. Дашков. – Симферополь, 1890. – С. 12, 42.

[85]     Гордеев, А. А. Золотая Орда и зарождение казачества / А. А. Гордеев. – М., 1992. – С. 17–31.

[86]     Смирнов, М. И. О князьях мещерских ХШ–XV веков / М. И. Смирнов. – Рязань, 1904. – С. 13–19.

[87]     Арзамасские поместные акты. Под ред. С. Б. Веселовского. – М., 1915. – С. 48–62; Гераклитов, А. А. Мордовские должностные лица / А. А. Гераклитов. – Саранск, 1932. – С. 9–12.

[88]     Татарский летописец. Современник Бориса Федоровича Годунова. – М., 1851.

[89]     Karateeff, M. La voluntar del Gran Khan / M. Karateeff. – Buenos Aires, 1958.

[90]     Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XV веков.

[91]     Худяков, М. Г. Очерки по истории Казанского ханства / М. Г. Худяков. – М., 1991. – С. 34–62.

[92]     Усманов, М. А. Татарские исторические источники XVII–XVIII вв. / М. А. Усманов. – Казань, 1972. – С. 47.

[93]     Сокровенное сказание. Под ред. С. А. Козина. – С.-Петербург, 1862.

[94]     Буганов, В. И. Баскаки. Ю-Х. – Москва. 1991. № 1. – С. 34–36.

[95]     Халиков, А. Х. 500 русских фамилий булгаро-татарского происхождения / А. Х. Халиков. – Казань, 1992.

[96]     Мокшин, Н. Ф. Мордовский этнос / Н. Ф. Мокшин. – Саранск, 1989. – С. 36.

[97]     Юрченков, В. А. Хронограф / В. А. Юрченков. – Саранск, 1993. – С. 171–173.

[98]     Филатов, Л. Г. Мифы и реальность / Л. Г. Филатов. – Саранск, 1989.

[99]     Мухамадиев, А. Г. Булгаро-татарская монетная система ХП–XV вв. / А. Г. Мухамадиев. – М., 1989. – С. 34.

[100]    Очерки истории МаССР. – Саранск, 1953. – С. 123.

[101]    История крестьянства СССР. Под ред. В. И. Буганова. – М., 1990. – С. 86–93.

[102]    Шарифуллина, Ф. Касимовские татары / Ф. Шарифуллина. – Казань, 1991. – С. 44–67.

[103]    Веселовский, С. Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси / С. Б. Веселовский. – М.–Л., 1947. – Т. 1, Ч. 1. – С. 21.

[104]    Этнокультурное районирование татар Среднего Поволжья. – Казань, 1991.

[105]    Шарифуллина, Ф. Касимовские татары/ Ф. Шарифуллина. – Казань, 1991. – С. 94.

[106]    Каптерев, Л. М. Нижегородское Поволжье X–XVI веков / Л. М. Каптерев. – Горький, 1936.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.