Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Исламоведение, политология, международные отношения
Ислам в современном мире №9-10 (2007)
27.03.2008
Институты и технологии на современном этапе развития мусульманской уммы России

И. Ю. Рябков

Исламский фактор в построении этнополитических систем Башкортостана и Татарстана

Проблема функционирования региональных этнополитических пространств впервые о себе заявила в начале 90-х гг. Складывание общероссийской этнополитической системы – процесс долгий и сопряженный с множеством проблем на различных уровнях. Основной проблемой России на данном этапе является невозможность создания единого этнополитического пространства и, соответственно, единой этнополитической системы. Исходя из этого, можно однозначно сказать, что сейчас выработать единые стандарты национальной политики, а уж тем более конкретную Концепцию национальной политики, которая была бы больше, чем декларация о намерениях, не представляется возможным.

В этой связи достаточно определенно встает вопрос о построении нескольких этнополитических пространств, которые бы плавно сменяли друг друга согласно географическому признаку. Моделями таких пространств для начала можно избрать федеральные округа, так как они объединяют в себе субъекты федерации, которые позволяют выработать единый стандарт в межнациональных отношениях. Естественно, что модели этнополитических систем в рамках таких пространств не могут быть идентичными, потому что ситуация даже в двух соседних регионах может значительно отличаться. Но этнополитическое пространство должно строиться с учетом исторического, религиозного, социально-культурного и других факторов. Поэтому такие этнополитические пространства должны иметь своеобразный культурно-исторический код, например, как Поволжье, Кавказ, Западная Сибирь. Именно на основе таких больших регионов и можно вырабатывать такие стандарты, которые были бы адекватны для данного региона.

В связи с этим встает очень важный вопрос о факторах, которые необходимо учитывать для построения этнополитических систем с «единым культурно-историческим кодом». Безусловно, существует, так называемый стандартный набор, в отношении которого не может быть никаких пересмотров. Это экономический, социальный, географический, политический и другие факторы, влияние которых перманентно. Однако стержень системы для единого региона будут формировать, так называемые, специфические факторы, влияние которых ощутимо лишь на данном этнополитическом пространстве. Для Поволжского этнополитического пространства одним из стержневых факторов на ближайшие годы будет являться исламский фактор. С каждым годом он все сильнее оказывает влияние на этнополитические процессы во всех субъектах федерации, расположенных на территории Приволжского федерального округа. Где-то это связано с увеличением числа мигрантов, исповедующих ислам, где-то с возрождением религиозных основ жизни отдельных этнических групп, где-то с увеличением количества нетрадиционных исламских организаций. Чтобы выработать единый стандарт, который был бы адекватен российским условиям и специфике этнополитического пространства, на мой взгляд, необходимо обратиться, к примеру тех регионов, где ислам тесно связан с жизнью коренного населения. Для Поволжья такими примерами могут послужить Башкортостан и Татарстан.

Выявление роли исламского фактора в этнополитических системах данных регионов стоит начать с прояснения некоторых теоретических моментов, которые будут способствовать улучшению понимания описываемых явлений и процессов.

В данной работе под этнополитической системой будет пониматься сложившаяся в регионе система регулирования межэтнических коммуникаций, складывающаяся на базе господствующей политической идеологии, государственной национальной политики, а также на базе действующего законодательства (правоприменительной практики) и сложившейся политической культуры.[1] Собственно под исламским фактором будет пониматься влияние ислама как системы ценностей и политических, социально-психологических и культурных установок на все компоненты этнополитической системы.

Рассматривая такие регионы как Башкортостан и Татарстан, прежде всего, стоит отметить, что обе республики за 15 лет нового политического режима сформировали две весьма специфические модели этнополитических систем, которые необходимо рассматривать как два варианта развития ситуации в области межэтнических коммуникаций за определенный промежуток времени.

Формирование этнополитических систем республик шло во взаимодействии, но можно и сказать, что влияние Татарстана (как субъекта национальной политики) на формирование этнополитической системы Башкортостана несравнимо выше того влияния, которое на своего соседа оказывала Уфа (как субъект национальной политики).

Итак, в этнополитической системе Татарстана можно выделить четыре основных элемента, на которых она базируется:

  • Большая роль общественных организаций в национальной политике республиканских органов власти;

  • Введение конфессионального фактора в идентификацию этнических групп;

  • Создание системы ограниченного этнического паритета;

  • Наличие двух уровней национальной политики: городского и сельского.

Большая роль общественных организаций в реализации государственной национальной политики не является чем-то особенным для российских регионов, но в Татарстане данная модель имеет наиболее завершенный и системный характер. Уровень институционализации национальной политики в Татарстане на протяжении новейшей истории России является образцом, как для всех регионов, так и для федерального центра. Хотя общественные организации стали рупором национальной политики властей региона и в принципе являются своеобразным продолжением республиканских органов власти, отвечающих за национальную политику, что несколько изменяет их статус «общественных», все-таки стоит отметить, что реализация подобной модели привела к достаточно хорошим результатам в плане управляемости ситуацией. Поэтому можно сказать, что высокая степень институционализации национальной политики в Татарстане была обусловлена самой системой управления межэтническими коммуникациями и способствовала стабилизации, как политической системы управления региона, так и самих межнациональных отношений.

Что же касается введения конфессионального фактора в идентификацию этнических групп, то это было скорее вынужденным шагом властей Татарстана в начале 90-х. Объяснялось это достаточно просто: основной социальной опорой власти региона являлось татарское население. Этническая культура данной группы была достаточно сильно русифицирована за период советского режима, поэтому, чтобы выделить ее на фоне русской этнической группы, необходим был тот критерий, который обеспечит дополнительную лояльность политической элите региона. Поэтому русская этническая группа стала ассоциироваться с православием, а татарская с исламом. Подразумевалось, что русское население с его тягой к сильной центральной власти в случае экстренных вызовов режиму может не поддержать режим Шаймиева, но так как сама по себе этническая группа проявляла свою этническую идентичность достаточно слабо, то объединиться она вряд ли сможет. Поэтому конфессиональный фактор в идентичности этнических групп играл сразу две роли: политическую и социокультурную (на основе ислама проще было возродить татарскую этническую культуру, к тому же статус крупнейшей в стране этнической группы, исповедующей ислам, давал некоторые преимущества при позиционировании ее на общефедеральном уровне).

В результате введения конфессионального фактора в идентичность этнических групп возникла необходимость проводить новую стратификационную политику. Курс на коренизацию элиты был уже неактуален и в новой демократической системе даже опасен для руководства страны. Отсюда возник третий элемент этнополитической системы: система ограниченного этнического паритета (под этническим паритетом в данном исследовании будет подразумеваться такая система межэтнических коммуникаций, поддерживаемая государством и дающая возможность стабильного развития этнических групп в социальном пространстве независимо от их численности, расовой и языковой принадлежности). Ограниченный этнический паритет означает, что данный принцип реализуется в Татарстане в сферах, кроме политической, где определенные преимущества имеет титульная нация.

Четвертым элементом этнополитической системы Татарстана является наличие двух уровней национальной политики: городского и сельского. Если на уровне крупных городских агломераций и промышленных центров можно наблюдать компромиссную национальную политику, ориентированную на сегрегационную интеграцию этнических групп, то на уровне сельской местности можно наблюдать политику, ориентированную на возрождение традиционных институтов татарской этнической группы, так как именно на селе титульная нация имеет колоссальный перевес по численности над другими этническими группами региона.

В этнополитической системе Башкортостана также можно выделить четыре основных элемента:

  • Объектом национальной политики является только титульная нация;

  • Поддержание высокой степени мобилизации титульной нации;

  • Высокая степень комплиментарности трех крупнейших этнических групп региона;

  • Регулирование этносоциальной стратификации властью.

Первый элемент этнополитической системы Башкортостана появился из-за событий начала 90-х, и мотивы данных действий властей были очевидны – поиск социальной опоры власти. Муртаза Рахимов нашел ее в титульной нации. Однако положение его было более тяжелым, так как социальная опора не являлась даже второй по численности этнической группой региона, следовательно, политической элите необходимо было бросить все усилия национальной политики на развитие данной этнической группы, даже если это происходило в ущерб остальным этническим группам. Такова была реальность начала 90-х, когда о побочных последствиях непродуманных действий думали в последнюю очередь.

Второй элемент этнополитической элиты также органично вытекает из того факта, что башкиры являются лишь третьей по численности этнической группой региона, поэтому власть должна постоянно поддерживать интенсивность этнической самоидентификации титульной нации на высоком уровне. Наиболее опасным моментом для властей на данном этапе является не ассимиляция русской этнической группой и русификация башкирской культуры, а татаризация сельских жителей, которые и без того достаточно слабо представляют себе различия между татарами и башкирами. Это дает Татарстану в свою очередь рычаг влияния на Башкортостан.

Третий элемент этнополитической системы – высокая степень комплиментарности этнических групп – объясняет, как при таком жестком, по российским меркам, националистическом курсе политической элиты Башкортостана не произошло серьезных столкновений на национальной почве. О близости культур башкир и татар уже было сказано выше, а русская этническая группа влилась в данную структуру в советский период, а так как религиозный фактор в межэтнических коммуникациях был тогда не на первых ролях, то первичная аккультурация местных башкир и татар прошла менее болезненно, чем, например, в Средней Азии.

Четвертый элемент этнополитической системы Башкортостана также вытекает из означенной выше проблемы численности титульной нации. Поэтому регулирование властью этносоциальной стратификации не дает доле башкирского населения во всех сферах жизни общества, а особенно в политическом руководстве, упасть ниже какой-то определенной отметки. Второй задачей данного процесса является недопущение татарской этнической группы в осязаемых количествах в политическую элиту региона. Это объясняется опять же политическими мотивами.

Если же анализировать влияние ислама на этнополитические системы данных регионов, то можно выделить четыре основных направления, где религия мусульман непосредственно оказывает свое воздействие на процессы межэтнической коммуникации:

  • Структура и влияние исламских религиозных объединений (институтов);

  • Влияние ислама на повседневную политическую культуру;

  • Отношение органов власти к исламу и исламским религиозным объединениям;

  • Культурно-историческое позиционирование этнической группы относительно исламских ценностей и основ веры.

С начала 90-х годов в России сложилась достаточно сложная и иногда противоречивая система исламских институтов. В основном она представлена духовными управлениями мусульман, возглавляемых муфтиями, которые подразделяются на несколько мухтасибатов (или казыятов), а каждый мухтасибат во главе с имамом-мухтасибом объединяет несколько приходов, каждый из которых возглавляется имамом-хатыбом или председателем общины (в случае отсутствия мечети). Однако в России существует Центральное духовное управление мусульман России (ЦДУМ), которое само состоит из Духовных управлений. На данном этапе за первенство в российской мусульманской умме борются ЦДУМ Талгата Таджуддина и Совет муфтиев России (СМР) Равиля Гайнутдина.[2]

В Татарстане на данном этапе имеется одно из самых мощных Духовных управлений ДУМ РТ, которое сотрудничает в основном с СМР. Более того, это единственная институционально оформленная организация, которая объединяет мусульманских деятелей Татарстана. Это позволяет говорить, что в регионе существует достаточно стабильная система институтов ислама, которая, правда, была выработана в борьбе именно с ЦДУМ в 90-е годы. В регионе существует и система подготовки кадров для приходов. В Российском исламском университете, располагающемся в Казани, на данном этапе обучаются 217 студентов по специальностям: Коран, шариат, теология, подготовка хадисов. Также ДУМ РТ сотрудничает со многими мусульманскими государствами, направляя туда на стажировку своих работников и имамов. Среди данных стран предпочтение отдается Кувейту, Катару, Иордании, Королевству Саудовская Аравия и Бахрейну. Естественно, подавляющее большинство данных программ осуществляются при финансовой поддержке властей региона.[3]

На территории Башкортостана функционируют две подобные организации ДУМ РБ и ЦДУМ. Данный факт ставит власти региона в очень неудобное положение, поскольку сотрудничать необходимо сразу с двумя организациями, которые, соперничая и ослабляя друг друга различными выпадами и акциями, пытаются стать для органов государственной власти организацией № 1, отвечающей за мусульманскую умму региона. Уровень подготовки имамов в Башкортостане на порядок ниже, чем в Татарстане. Доля же башкир в составе корпуса имамов, как в ДУМ РБ, так и в ЦДУМ не превышает 40%.[4] Опасность татаризации «башкирского ислама» также осознается властями, поэтому сотрудничество между Духовными управлениями и чиновниками находится не на таком высоком уровне, как в Татарстане. Опасения по поводу влияния сильного соседа также играют определенную роль.

Рассматривая влияние ислама на повседневную политическую культуру и поведение властей во взаимодействии с исламскими общественными организациями регионов можно отметить поразительные отличия, как в роли мусульманской религии в социализации титульной нации, так и в позиционировании властей относительно ислама. В Татарстане ислам является одним из элементов социализации молодежи, особенно в сельских районах, где он встраивается в систему традиционных институтов для татар. На селе это выражается не только в религиозном образе жизни (намаз, форма одежды), но и в социальном пространстве (введение таких институтов как вакуф, гошер, закят и др.).[5] Интеграция ислама в политическую культуру татарской этнической группы проходит и в городских агломерациях, но здесь его функции в основном сводятся к позиционированию титульной нации, как отдельной социальной группы. При этом ислам скорее является способом преодоления противоречий в межэтнической среде, нежели еще одним фактором конфликтности. Религиозность городских жителей хоть и находится на относительно невысоком уровне, но знание основ «религии своей этнической группы» ведет к восприятию другой религии в толерантном русле. Относительно позиции руководства Татарстана по поводу ценностей ислама, то здесь можно отметить стремление М. Шаймиева позиционировать себя как главу региона-лидера среди мусульман России. Постоянная поддержка руководства Татарстана исламских общественных организаций свели к минимуму возможность использования религии в экстремистских целях.

Переходя к примеру Башкортостана, можем отметить, что роль ислама в жизни общества и титульной группы здесь значительно меньше, чем в Татарстане. Объясняется это достаточно просто: власть старается дистанцироваться от отождествления себя с какой-то «главной религией региона», потому что иначе процессов ассимиляции башкирам не избежать. Роль ислама здесь сводится лишь к некоему символу принадлежности башкир к одной из мировых религий. В сельской местности до сих пор сохранились языческие верования, а ислам зачастую является лишь оболочкой для них. Позиция М. Рахимова по поводу возрождения ислама среди башкирской этнической группы нельзя назвать определенной. Ставка делается на возрождение именно этнической идентичности с помощью возрождения мифов и сказаний башкир, которые после нескольких столетий и переплелись с исламом, но все-таки оставляют за башкирами их этническую идентичность как основную.[6] Стоит отметить, что позиция властей и положение ислама в Башкортостане и конкретно среди башкирской этнической группы вызвано не чьим-то злым умыслом или политическими играми руководства республики. Такое положение дел объективно было заложено в положении данного субъекта федерации, поэтому обвинять какие-то политические силы в «неправильном отношении к собственной религии» не стоит, их меры обусловлены тем положением, в котором они находятся.

Как результат: на сегодняшний день Татарстан представляет собой одну из наиболее удачных моделей реализации этнополитической системы региона с двумя крупными этническими группами, где ислам стал стабилизатором социально-культурных процессов, а также процессов национального возрождения титульной этнической группы. Его роль хоть и можно свести к социализации титульной этнической группы, но именно эта роль позволяет избежать серьезных конфликтов в межэтнических коммуникациях между двумя этническими группами, находящимися в стадии трансформации сознания и культурных стереотипов. Безусловно, нельзя говорить, что Татарстан, с точки зрения построения всех элементов этнополитической системы, идеален, и его пример необходимо применять во всех регионах, где существенную роль играет исламский фактор. Проблем в этнополитическом поле здесь тоже хватает, но именно интеграция ислама в общественные институты и его грамотное позиционирование может еще дать положительные результаты в процессе построения общероссийского этнополитического пространства.

Говоря о Башкортостане можно только сказать, что этнополитическая система данного региона завязана на весьма конфликтное основание – выделение титульной нации, как единственного носителя суверенитета и объекта национальной политики. Ислам как фактор наднациональный, безусловно, мог бы сломать данную порочную практику, но для этого необходимо менять основание, на котором ведется позиционирование политического режима в Башкортостане.

Таким образом, грамотное применение ислама как элемента политической культуры способно стабилизировать этнополитические системы с неоднородным этническим основанием и внести элемент прогнозируемости в поведение отдельных политических акторов на этнополитическом поле. Единственным условием эффективного применения ислама в этнополитических системах является его исключение из официальной идеологии политического руководства.


[1] Садохин, А.П. Этнология: учебник / А.П. Садохин. 2-е изд., перераб. И доп. – М.: Гардарики, 2006.

[2] Тульский М. Духовные управления мусульман РФ: история возникновения, расколы и объединения (часть 1), М., 2006.

[4] Юнусова А.Б. Ислам в Башкортостане – Уфа: Уфимский полиграфкомбинат, 1999, с. 154.

[6] Юнусова А.Б. Ислам в контексте современных этнополитических процессов в России / Ислам в Евразии – М. – Прогресс-традиция, с. 275.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.