Страшный человек

Работая над проектом по общественной реабилитации жертв политических репрессий нижегородских татар, мы устанавливаем именно своих репрессированных земляков, изучаем причины, по которым они подвергались преследованиям и стараемся понять, благодаря чему и как они смогли выс-тоять, выдержать мучения, оставаясь верными своему слову, долгу и идеалам Ислама. Говорят, «дыма без огня не бывает», поэтому наше внимание привлекают не только многочисленные репрессированные, но и люди, стоявшие в те далёкие и неоднозначные годы по другую сторону баррикад, чьими руками и жизнями осуществлялись эти страшные деяния.

НЕДОБРАЯ МОЛВА

Осень 1918 года. Неяркое утреннее солнышко деловито осматривает все уголки просыпающегося Сергача. Жизнь маленького провинциального городка медленно оживает: небольшие табуны домашних животных под присмотром пастухов устремились в пригородные луга; вяло переговариваясь меж собой, заспешили на базар торговцы овощами и мелким товаром. С важным видом деловито зашагал по своим предприятиям мастеровой люд. Радуясь еще одному новому дню, по пыльной улице городка беззаботно и бодро шагал и маленький Славка. Все было здесь знакомо и радовало глаз — дома, где живут друзья и соседи, заборы и калитки, тронутые желто-красными красками, деревья. Но... что-то в одночасье изменилось, словно черная туча заслонила солнышко. Стало как-то неуютно и холодно. От страха пересохло во рту, все его маленькое тело покрылось мелкой испариной, по спине забегали мурашки — навстречу ему по улице шагал Он. Большой, прихрамывающий на одну ногу, с болтающимся на боку маузером. Страшный человек. «Бегите, дети, а не то застрелит!» — частенько пугали им детей взрослые, неумело пряча в уголках глаз свой страх перед этим человеком. Так описал свои детские воспоминания от встречи с Николаем Ивановичем Михельсоном на склоне своих лет почетный гражданин города, основатель и директор Сергачского краеведческого музея Вячеслав Андреевич Громов в книге «Сергачское притяжение», посвященной истории уезда, в состав которого тогда входили большинство татарских деревень нашего края. Спустя почти 90 лет с тех пор, изучая архивные документы тех лет, я неоднократно убеждался в исключительной правоте детских впечатлений уважаемого Вячеслава Андреевича. Действительно, одно имя этого человека наводило ужас не только в Сергаче, но и в татарских деревнях нашего уезда. Так кем же, каким же ты был человеком, Николай Иванович?

Судя по биографии, родился ты в 1895 году в селении Шведгоф в Прибалтике в состоятельной латышеской семье, твой отец за революционную деятельность был исключен из сельскохозяйственной академии и выслан из Прибалтики. Проживал в разных городах России, в Сергач переехал из Симбирска. Далеко не простым человекам был и ты сам, Николай Иванович; в возрасте 23 лет тебя назначают комиссаром труда уезда, коммунисты избирают тебя членом исполнительного комитета и членом уездного комитета партии большевиков. Надо признать, что все эти высокие назначения пришлись на трудный период нашей истории.

К власти в России пришли большевики в результате переворота, начался болезненный период передела собственности, то там, то здесь вспыхивали восстания недовольных этим переделом, началась самая кровавая из войн — гражданская. Хаос и беспорядки охватили все слои общества. 18 июля в Екатеринбурге большевиками была расстреляна семья царя Николая II. В ответ на это эсерка Ф. Каплан 30 августа в Москве совершает покушение на Ленина. Большевики объявляют в начале сентября политику «красного террора» — повсеместно были взяты под охрану заложники из числа «буржуев». Не остался и Сергач в стороне от этого — в местный дом заключения были водворены 5 человек заложников. Вот тут — то и пригодились исполнители террора против безоружного населения, наемники так называемого «корпуса латышских стрелков», обученных еще в 1915 году для охраны Прибалтики от немцев. Долгие десятилетия эти стрелки в нашей печати назывались «Красными стрелками», а правильнее было бы назвать их «кровавыми стрелками», так как к началу 1919 года, судя по открытой статистике, 55% исполнительных и руководящих кадров ВЧК на всех уровнях составляли латыши. В их числе оказался и ты, Николай, молоденький парнишка из далекой Прибалтики, в должности председателя Сергачского уездного комитета ВЧК, совершенно незнакомый с обычаями, укладом жизни российской глубинки, тем более — абсолютно невежественный в вопросах веры татар, численностью более 100 тысяч человек, с древнейших времен проживающих на юго — востоке Нижегородской области. Известно, что большевики не скупились и на зарплату — в голодающей стране рабочих и крестьян за свою «работу» вы получали от 10 до 15 рублей в день, это по тем временам были большие деньги. Итак, к началу осени 1918 года в Сергачском доме заключения ждали своей участи пятеро его жителей, так называемых «бывших», из «буржуев» — не воевавших с оружием в руках против новой власти, не владевших на момент ареста значительными средствами и не принимавших никакого участия в покушении в далекой столице на жизнь вождя В. И. Ленина. Ты ведь обо всем этом знал очень хорошо, Николай Иванович. Как же не знать — они же практически все твои соседи по Сергачу: Ольга Ивановна Приклонская — красивая и гордая заложница помогала твоему другу Санаеву Михаилу Ивановичу в годы его учебы. Помогала она и Н. М. Доб-ролюбову растить последнего из рода Пушкиных в Сергаче Николая Львовича. Кстати, расстреляв Ольгу Ивановну, вы оборвали и жизнь родственника Пушкина — без средств к существованию он умрет здесь через три года от голода. Лейба Фертман — предприниматель средней руки; отец Никольский — священнослужитель, все его состояние, пожалуй, составляли только крест да ряса; Рыбаков — дослужившийся на фронтах первой мировой войны до чина офицера; Рудневский H. H. — студент, на свою беду приехавший на летние каникулы в Сергач в студенческом мундире с блестящими пуговицами...

Чехов писал: «Если в первом акте на стене висит ружьё, то в последнем оно обязательно выстрелит». Твое оружие, с которым ты никогда не расставался, выстрелило раньше, чем из Москвы объявили «красный террор» 5 сентября. Вы замучили и расстреляли заложников 3 сентября, как говорится, «бей своих, чтобы чужие боялись». Именно с этого дня твое имя в городе Сергаче и уезде, Николай Иванович, стало именем нарицательным. Это была первая, но далеко не последняя кровь безвинных людей, пролитая вами и лично тобой, Николай Иванович. Если весть о расстреле среди белого дня пяти ни в чем неповинных людей вызвала в Сергаче настоящий шок и ужас, то совершенно иное отношение к нему было в Москве, куда поехал твой соратник — председатель уездного комитета партии большевиков Михаил Иванович Санаев. В столице он был принят В. И. Лениным. По словам Ильича: «Очень интересный материал о классовой борьбе в деревне и комитете бедноты» сообщил ему председатель Сергачского укома РКП (б) Санаев М. И. В. И. Ленин написал заметку в редакцию «Правды» с предложением опубликовать «материал» Санаева, но последний не стал дожидаться назначенной встречи в редакции — выехал домой. Сомневаюсь, что ты, Михаил Иванович, умолчал вождю о жестокостях по отношению к «буржуям».

Безнаказанность рождает новое преступление. Дальше дела в уезде при твоем участии, Николай Иванович, приобретают уже кошмарный оттенок — вами сознательно нагнетается атмосфера недовольства новой властью. Эта усиленная «обработка» наиболее влиятельных и уважаемых населением граждан, прежде всего мулл, сквернословием, угрозой оружием, рукоприкладством и другими оскорбительными методами. Одновременно были приняты необъявленные и настойчивые меры по наращиванию натиска на крестьянские дворы со стороны уездных комиссаров и местных коммунистов, жадных до чужого добра. Например, 17 ноября 1918 года в село Антяровка были доставлены граждане нескольких деревень уезда, обложенных контрибуцией, в их числе были и пожилые люди и старики. Несмотря на согласие граждан внести первоначальную сумму, каждого из них, по твоему приказу, избили кнутами, требуя больше денег. Терявших сознание приводили в чувство холодной водой и вновь продолжали «выколачивание». Избитых и окровавленных, по твоему приказанию, закрывали в холодный сарай на несколько часов, а в теплом помещении вы чаевничали под музыку граммофона. Чуть позже 27 ноября 1918 года в своем секретном докладе о деятельности уездных чекистов ты четко сформулировал очередные задачи: «В настоящее время, — уверенно пишешь ты, — большая часть уезда обезврежена, остались только татарские волости, где борьба бедняков с кулачеством еще не начиналась. В этом отношении комиссия считает нужным усилить меры наказания», хотя недавно состоявшийся шестой Всероссийский съезд Советов потребовал от всех государственных органов строжайшего соблюдения революционной законности. Так что, с тех пор большая кровь могла быть пролита в любой деревне уезда, а с учетом твоих задач — в любой татарской деревне.

К большому сожалению, это случилось 13–15 января 1919 года в селе Семеновка Краснооктябрьского района.

СКОРАЯ РАСПРАВА

Об этом событии достаточно полно и документально написал наш земляк — ученый М. З. Хафизов в своем историческом очерке «Трагедия в татарской деревне». В ночь с 13 на 14 января 1919 года отряд продразверстки в несколько человек проводил очередной обыск в деревне Семеновка, натолкнулся на большую группу молодых призывников, отправляющихся на гражданскую вой-ну. В завязавшейся стихийной потасовке 4 члена продотряда были убиты руками, ногами и кольями, один ранен. Это, конечно, большой грех — никто не вправе отнимать чужую жизнь. В этой ситуации были бы вполне законными твои действия, Николай Иванович, как члена ВЧК уезда по розыску, поимке и передаче в суд конкретных виновных. А что сделали вы? Объявив в округе военное положение, окружив село вооруженными отрядами, в течение трех дней и ночей вы превратили жизнь деревни в сплошной кошмар: без суда и следствия ты лично и твои соратники избили и расстреляли безвинных жителей, 51 человека. Закопали трупы не на местном кладбище, а на дне глубокого оврага, в надежде на то, что весенние потоки воды унесут тела на Пьяну. По преданию жителей этого села, всемогущий Аллах приказал водам не трогать братскую могилу замученных, и в течение 90 лет не было половодья, нарушившего этот запрет. Более того, на этом месте, спустя 80 лет, взметнул в небо свой серебристый полумесяц мемориальный комплекс, построенный на средства Фаиза Гильманова из Медян, а пять лет тому назад предприниматель из Петербурга, Шамиль Сабитов, привез из Карелии 1,5 тонный камень с именами всех застреленных земляков. Вот уже 90 лет народ никогда не забывает в свои разговорах и молитвах замученных сограждан.

Говорят: «На чужом несчастье счастье не построишь», ни для себя, ни для целого государства. Не удалось сделать это и всем вам, Николай Иванович. Хотя тогда, в 1919 году, все вы за это чудовищное преступление отделались только легким испугом, а власти освободили вас в связи с амнистией по случаю второй годовщины Октября, но во равно через 18 лет возмездие настигло вас — в 1937 году. Спус-тя всего 18 лет, ты сам, Николай Иванович, попадешь под колеса «красной колесницы» революции, которую с таким остервенением, приказами, кнутами и револьверами гнал в «светлые дали коммунизма», ты сам будешь арестован, объявлен врагом народа и расстрелян, по иронии судьбы, тоже без суда и следствия.

Обычно про усопших молчат или говорят только хорошее. О тебе потомки репрессированных людей говорят одно: «страшный человек». Бог тебе судья.

Сельская трибуна.
Разные номера 2008 года