Часть 2

Предыстория I Всероссийского съезда мусульман

Многие исследователи вопроса развития российской мусульманской партии⁵¹ связывают время её первоначального зарождения с летом 1904 года и с именем Р. Ибрагимова⁵². По возвращении из Турции в августе 1904 года он добился в начале сентября аудиенции у вновь назначенного министром внутренних дел П.Д.Святополк-Мирского⁵³, с которым обсуждал текущую политическую ситуацию в стране и, как считают некоторые авторы⁵⁴, добился его предварительного согласия на появление новой — «мусульманской» партии⁵⁵.

Видимо, только что выпущенный из-под стражи Р. Ибрагимов уже считал себя способным выражать общие настроения российских мусульман перед правительством. Это свидетельствовало не только о его достаточно высоких личных амбициях, но и о серьезных изначальных претензиях на руководящую роль в тюркской среде России.

Вслед за тем он целенаправленно объездил ряд городов от Москвы до Петропавловска. Сопоставляя факт контакта Р. Ибрагимова с российским министром внутренних дел с осуществленным им маршрутом по Поволжью и южному Уралу, логично допустить, что он посчитал себя почти «уполномоченным» властью стать инициатором и координатором процесса создания «партии мусульман» России. Ибо те места, что он посетил, и лица, с которыми он встречался, прямо указывают на конкретные цели той поездки: достижение предварительных договоренностей с разрозненными представителями тюркской национальной элиты о создании своего собственного политического объединения под «мусульманской» вывеской.

Он посетил Казань, где встречался с местной татарской интеллигенцией⁵⁶ и коммерсантами из рода знаменитых текстильных «королей» во главе с будущим идеологом тюркского национализма Ю.Акчуриным⁵⁷; деревню Боби Вятской губернии, где располагалось знаменитое тогда Иж-Бобинское медресе, руководимое братьями Абдуллой и Габдуллой Бобинскими; Кзыл-Яр, где имел контакты с местными богачами; Уфу, где общался с помещиками К.-М.Тевкелевым и Г.Сыртлановым (будущими депутатами I Государственной Думы); Троицк, где его встречали миллионер В.Яушев и имам Рахманкулов. Круг лиц, с которыми вел диалог Р.Ибрагимов, вполне указывает на задачи, решаемые им в той поездке: поиск финансовых средств, поиск идейных союзников и партнеров в деле создания собственной политической партии. А.Хабутдинов приводит сведения о том, что "26 ноября (1904 года — О.С.) он рассылает письма Вали Яушеву (знаменитому троицкому ревнителю ислама, купцу-миллионеру и благотворителю), братьям Буби, Шайхулле Шафигуллину (миллионеру, ревнителю ислама и национальной светской школы), а 28 ноября шакиру Хальфину (представителю мензелинского рода Хальфиных), казанскому мулле Зарифу Амирхану и книгоиздателю Галиаскару Камалу"⁵⁸.

Изложенное в сопоставлении с ближайшими событиями позволяет считать, что во второй половине 1904 года разрозненные тюркские националисты Поволжья и южного Урала (преимущественно татарского происхождения) пришли через Р.Ибрагимова к общему согласию об объединении и о последовательности своих первых открытых шагов на общероссийском политическом поприще. Причем представители Казани считали себя вправе и состоянии выступать от лица мусульман всей России.

Одним из таких первых шагов стала тщательно подготовленная⁵⁹ инициатива группы казанских интеллигентов и предпринимателей от января 1905 года отправления десятков петиций в адрес правительства, как ответ на декабрьские 1904 года проекты реформ в конфессиональной сфере⁶⁰. К январю же относятся тесные контакты Р.Ибрагимова с Ю.Акчурой, близким И.Гаспринскому, то есть происходит сближение активных тюркистов Крыма и Казани, а также осуществляется переписка с азербайджанским тюркистом Топчибашевым⁶¹.

К 28 января был подготовлен и тогда же подписан С.Алкиным, Ю.Акчуриным, А.Сайдашевым и А.Апанаевым текст петиции на имя С.Ю.Витте⁶². Следует обратить внимание на дату написания и постановки подписей в том документе: думается, что, отправляя свое коллективное послание, авторы весьма могли рассчитывать на благосклонное отношение к нему со стороны доброжелательного к Р.Ибрагимову и ещё бывшего при должности министра внутренних дел П.Д.Святополк-Мирского, в чью компетенцию входили и вопросы конфессионального плана⁶³.

Посвятив две страницы славословию в адрес монарха и собственному предельному верноподданничеству⁶⁴, остальные десять страниц они наполнили перечнем тринадцати требований Кабинету министров, суть которых сводилась к серьезному пересмотру и изменению законов в отношении мусульманской конфессии империи. Среди них: избираемость верующими муфтия, а не назначаемость его российской властью; передача дел, касающихся брачных, семейных, наследственных отношений из-под российского гражданского судопроизводства в сферу деятельности ОМДС; передача в его же ведение вопросов о строительстве мечетей, медресе и развития всего образовательного процесса последних⁶⁵; подчинения и использования вакуфов напрямую ОМДС⁶⁶; вывод из-под государственной цензуры всех сочинений, касающихся любых вопросов исламской религии (в самом тексте это требование означено как "предоставление мусульманам права свободы слова«)⁶⁷; право для всех, причисленных к христианам свободно переходить в ислам по их желанию; обязательное право быть причисленными к исламу всех тех детей-подкидышей, кто взят на воспитание мусульманами; уравнение представителей исламского духовенства и их детей с православными священнослужителями посредством присвоения им звания «почетных граждан», "с изъятием их из подсудности судов низшего устройства, а в отношении отбывания воинской повинности уравнять их права с правами духовенства православной церкви«⁶⁸; право обретения сана служителей исламского культа лицами, не владеющими русским языком; предоставление всем мусульманам права издательской деятельности — печатать газеты и журналы «на татарском языке и языках мусульман Востока»; предоставление мусульманам — частным лицам и общественным организациям права открытия общеобразовательных и профессиональных мектебе; права свободного проживания, приобретения недвижимой собственности, торговли, общественной деятельности (курсив мой — О.С.)⁶⁹, выбора свободных профессий.

Среди приведенного перечня пожеланий выделим наиболее существенные. Требование сменить назначение государством муфтия на его периодическую избираемость (и, по сути, изменить существующее законодательство) означало не только угрозу потери властью действенного контроля над многомиллионной исламской конфессией, но и вероятность прихода на эту должность ставленника крупных тюрок-капиталистов и политизированной татарской интеллигенции. Совокупность этих обстоятельств могла вылиться в неуправляемость огромной мусульманской среды России в тревожные годы нарастающих в ней беспорядка и террора. Такое требование не могло быть принято и не было принято.

Обращает на себя внимание и последний пункт — требование «свободного проживания, приобретения недвижимости, общественной деятельности...». Нетрудно понять, что виделось подписантам под «свободой общественной деятельности»: полное легитимное право на создание политического объединения, которое, собственно говоря, уже создавалось, но требовало официального признания и статуса легальной организации.

Изложенное означало и то, что в самом начале 1905 года группа казанских интеллигентов весьма напористо заявила правительству о своем существовании, своих планах и о себе, как «представителях» от «уполномоченных» казанскими мусульманами (то есть как о ядре нарождающейся общественной организации), вполне способных говорить от их имени⁷⁰.

Добавим, что вслед за прошением Ю.Акчурина и др. в столицу посыпались десятки аналогичных (практически дословно повторяющих его) челобитных из татарских деревень Казанской губернии⁷¹. «Кампанию петиций» дополнили ходатайства и из других районов империи.

Отметим также, что рассматриваемое письмо в адрес правительства было написано за три дня до снятия с должности П.Д.Святополк-Мирского и, казалось бы, С.Г.Алкину, Ю.Акчурину и др. нельзя было рассчитывать на его прежнюю благосклонность. К тому же текстологический анализ подлинника вышеприведенного прошения показал: премьер С.Ю.Витте совсем не одобрил половину важнейших позиций того послания из Казани. Тем не менее, в марте 1905 года он передал эту, а также массу других петиций из Казанской, Уфимской. Симбирской, Пензенской и др. губерний, на рассмотрение председателя ОМДС, муфтия М.Султанова. В конце марта 1905 года он не отказал в аудиенции ряду авторитетных, видных и состоятельных тюрок-мусульман из Поволжья, Крыма, южного Урала и Кавказа по поводу их пожеланий и просьб⁷². Среди них находились и известные российские миллионеры — сибирский богач З.Шафигуллин, оренбургский золотопромышленник З.Рамиев и др. Но однозначных ответов на смысл и суть своих петиций делегация тогда не получила⁷³.

15 марта 1905 года на совещании азербайджанских предпринимателей и интеллигенции, проходившем в Баку в доме Г.З.Тагиева⁷⁴, был обсужден вопрос о подаче правительству петиции с просьбой расширить права мусульман в общественно-политической жизни страны⁷⁵. Акцент был сделан на нуждах азербайджанских тюрков и необходимости проведения реформ на Кавказе.

Петиция была составлена А.-М.Топчибашевым и подписана от Бакинской губернии Ш.Асадуллаевым, ханом Ширванским, А.Агаевым, М.Р.Векиловым, А.-М.Топчибашевым и от Елизаветпольской губернии А.Х.Зиатхановым, Г.Б.Зюльгадаровым⁷⁶. Собрание сформировало группу доверенных лиц — А.-М.Топчибашев, А.Агаоглу, А.Гусейнзаде, — которые должны были довести до сведения правительства требования, изложенные в петиции. 2 апреля А.-М.Топчибашев и другие делегаты встретились с А.Г.Булыгиным, вручили ему свои требования и получили обнадеживающие ответы. В апреле 1905 года петиция поступила в Комитет министров. Главный смысл заявления заключался в том, чтобы был положен конец дискриминации мусульман, а тюркам, наряду с другими народами России, были предоставлены национальные и гражданские права и право на культурное развитие.

В марте 1905 года делегаты с мест во главе с З.Шафигуллиным встретились в Петербурге с находившимся там муфтием М. Султановым. Целью переговоров было решение вопроса об устройстве их аудиенции у главы государства. Немаловажной деталью всех переговоров явился скандал, которым они закончились⁷⁷, и это послужило основой дальнейшего ухудшения отношений главы ОМДС с влиятельными представителями собственной многомиллионной паствы. Рассмотрев смысл и суть петиций, переданных ему графом С.Ю.Витте⁷⁸, муфтий Султанов не мог согласиться с их ключевыми требованиями, прежде всего, с правом верующих регулярно переизбирать главу своей конфессии.

Вернувшись в Уфу, муфтий разослал ряду авторитетных и влиятельных имамов на местах приглашения на совещание в связи с вынесением решения на предмет мусульманских петиций правительству⁷⁹. С 10 по 15 апреля 1905 года элита служителей исламского культа («Общество улемов» — «Улама жэмгыяте» — около 30 человек) обсуждала набор просьб своей же паствы в адрес гражданских властей (в вопросах устройства структур муфтията, шариатских судей, строительства мечетей и мектебе, вакуфов, садака и др.), вносила в него коррективы и исправления.

На собрание духовных лиц (апрель 1905 года) было вынесено два проекта. Один из них, составленный Р.Фахретдиновым, состоял из 111 пунктов и отражал нужды и чаяния российских мусульман. Казый Р.Фахретдин делал основной доклад на совещании, главной идеей которого было предложение о создании миллета по турецкому образцу. Кроме того, в докладе было предложено передать казахов в компетенцию ОМДС⁸⁰.

Второй проект, имевший несколько составителей в лице Ю.Акчуры, А.Ахтямова, З.Рамиева, М.Дибирдиева выдвинул идею необходимости обсуждения не только религиозных, но и социально-политических вопросов.

Итогом дискуссий, проходивших в течение нескольких дней, явилось прошение из 90 пунктов за подписью М.Султанова. Были сведены воедино основные пункты прошений мусульман «с мест». По мнению Ф.А.Рашитова, этот, так и неопубликованный, документ "затерялся в бумажном водовороте правительственных учреждений«⁸¹. Это мнение, по-видимому, возникло в связи с тем, что ответного документа по всем предложенным пунктам сразу не последовало, а поднятые вопросы были подвергнуты длительному обсуждению. «Проект лиц...» поступил С.Ю.Витте, а затем в Особое Совещание по делам веры. Наиболее значимые, с точки зрения властей, статьи (4,13,14,17,18,21-29,46-48) были проанализированы. Чиновники подчеркивали, что "этим проектом территория, подлежащая ведению Собрания, расширяется почти на всю Империю⁸²и духовное управление мусульман предоставляется в руки одной народности — татар; вместе с тем предполагалось поставить духовное управление мусульман на небывалую высоту"⁸³.

Изложенное, помимо прочего, указывает и на общие механизмы подготовки и принятия решений российским правительством в вопросах вероисповедания и конфессий.

Конечно, муфтий М.Султанов и группа его сторонников тогда осознанно дистанцировали себя от инициаторов и составителей петиций, но, вряд ли, от подавляющего большинства их подписантов — рядовых мусульман Поволжья и Приуралья.

Используя выражение Люсьена Февра о "неясных движениях безымянных человеческих масс, обреченных ... на черную работу истории«⁸⁴, позволим себе сказать, что такого рода документы как прошения мусульман российских обществ 1905 года несколько приближают историка к пониманию роли, сыгранной рядовыми мусульманами в деле зарождения тюркизма.

В том же 1905 году 15 имамов и мударрисов из Казани высказали протест по поводу проекта оренбургского муфтия. Самое главное, с чем были не согласны казанцы, это «вопрос о муфтии». Они продолжали настаивать на позиции, высказанной ранее в январском (1905 года) прошении казанских мусульман: "чтобы избрание муфтиев и кадиев зависело от духовенства"⁸⁵. Султанов же в проекте отметил следующее: "Муфтий избирается всем мусульманским населением муфтиата; выборы происходят в присутствии начальников уездов, местных губернаторов и лиц прокурорского надзора, чиновника Министерства Внутренних Дел...«⁸⁶.

Российские власти весьма оперативно отреагировали на все эти и иные прошения. Комитет министров в конце февраля — начале марта спроектировал создание Особого совещания по делам веры⁸⁷ и констатировал необходимость рассмотрения этим совещанием вопросов организации дополнительных духовных управлений для мусульман России.

Учитывая невиданную ранее активность верхушки татар, прежде всего казанских, их резкое вхождение в политическую жизнь, Особое совещание по делам веры заслушало проект Череванского о преобразовании ОМДС⁸⁸. Он предлагал расчленение округа, находившегося под духовным контролем ОМДС по территориальному и этническому признакам на семь частей. В ходе обсуждения проекта Череванского тайным советником Будиловичем был высказан вариант иного дробления, предусматривающий не иметь духовных управлений в Оренбурге, Троицке, Петропавловске «в виду их близости к границам киргизской степи». Таким образом, обсуждение вопроса, казалось бы, чисто мусульманского (организация жизни мусульман через соответствующие структуры) вылилась в перенос акцентов с религиозной темы на этническую. Объектом рассмотрения стала активность татар и в определенной степени башкир, направленная на объединение сил под знаком общих религиозных интересов.

В апреле 1905 года были изданы «Высочайше утвержденные 17 апреля 1905 года Положения Комитета Министров об усилении начал веротерпимости». Среди прочего, в них нашли отражение шесть из тринадцати ранее заявленных мусульманских ходатайств⁸⁹, намеченные к обсуждению. В телеграмме от чиновников ДДДИИ на имя С.Ю.Витте от 8 мая 1905 года⁹⁰ были перечислены лица, достойные, по мнению властей, участвовать в обсуждении требований мусульман «с мест». В их состав входило 22 человека, среди них один генерал из Петербурга, четыре полковника (один из Ялты, трое из Уфы), бывшие или действовавшие чиновники (трое из Уфы и Троицка), купцы, муллы, а также представители от киргизов разных родов. Это была верхушка тюрок российского общества, которой доверяли власти⁹¹.

Ещё до выхода в свет приведенного царского указа во время дебатов мусульманских имамов в Уфе, 8 апреля 1905 года целенаправленно продолжавшиеся оставаться в Петербурге⁹² инициаторы тюркского национального движения (среди них — Р.Ибрагимов, И.Гаспринский, А.-М. Топчибашев, Ю.Акчурин и др.) разработали собственный проект кардинального переустройства исламских конфессиональных структур. Его смысл сводился к выводу их из-под государственного контроля и подчинению группе авторитетных национальных лидеров и наиболее состоятельных (во всероссийском масштабе) предпринимателей. Текст этого плана, названного чиновниками "Проектом положения об управлении духовными делами магометан"⁹³ и ставшего известным в татарской среде под названием "проекта богачей«⁹⁴, подписали тогда оренбургский золотопромышленник З.Рамиев, симбирский текстильный магнат И.Акчурин, глава крупнейшей оренбургской торговой корпорации М.Хусаинов, крупный фабрикант Ю.Дебердеев, будущий член ЦК партии кадетов и идеолог тюркского национализма Ю.Акчурин, казанский помещик, публицист и будущий член I Госдумы С.-Г. Алкин, уфимский адвокат и будущий член I Госдумы А.Ахтямов и ряд других⁹⁵. Данный проект они поставят в повестку дня на ближайших съездах собственной партии.

Тогда же было принято инициативное решение о созыве первого общероссийского съезда мусульман в Нижнем Новгороде в августе того же года с целью создания партии с «национально-религиозным» лицом⁹⁶. Обсудив, решили, что партия должна называться «Иттифак аль-муслимин» («Иттифаги-Муслимин»), или сокращенно «Иттифак» («Союз»).

В связи с рядом изложенных обстоятельств следует выделить некоторые важные моменты, связанные с зарождением и реализацией означенных инициативных действий.

Прежде всего, подчеркнем, что «мусульманское» движение в России ни в 1905 году и никогда затем не только не опиралось на авторитет ОМДС, но даже не пользовалось вниманием высоких исламских властей. Это заставляет не без оснований сомневаться в смысловой сущности самого его названия. Оказалось также, что лишенное поддержки «сверху», «мусульманское движение» (будущая партия) почти никем не было поддержано «снизу», причем в самой сердцевине зарождающегося националистического движения — в Казани и Казанской губернии⁹⁷. Рядовая масса казанских татар-рабочих, приказчиков и мелких служащих к деятельности существующих и вновь рождающихся партий относилась (за редким исключением) подозрительно и настороженно.

Предметно судить об этом позволяют не официальные государственные документы или данные тогдашней прессы, тем более не полуподпольные прокламации казанских националистов⁹⁸, а «третейские» материалы, отражающие точку зрения иной политической партии, активно пытающейся идейно склонить на свою сторону массу населения.

Воспользуемся текстом аналитического письма одного из тогдашних руководителей большевистской партии в Поволжье от 15 сентября 1905 года, пытавшегося дать целостную картину общественных настроений в ряде соответствующих губерний⁹⁹.

Партийный работник регионального уровня, намеревавшийся расширить зону влияния РСДРП, подчеркивал: "...казанские татары озлоблены на правительство, не разрешающее мечетей и газет. Воздействию социал-демократов поддаются туго; к русским, как завоевателям, относятся с недоверием. Живут замкнуто национальной жизнью. Уровень казанских рабочих низкий, масса серая, процветает алкоголь"¹⁰⁰.

Однако часть зажиточных и образованных слоев татар Казани полагала антиправительственную деятельность большевиков и других радикальных партий достаточно полезной для себя: ослабление правящего режима давало известные надежды националистам. Тот же источник указывал: "Есть сочувствующая С.Д. татарская интеллигенция. Один татарин, благосклонно похлопывает революционера по спине: "Бунтуй, бунтуй — 1.000 рублей дам«"¹⁰¹. Влияние социал-демократов и социал-революционеров в среде преподавателей и студентов Казанского университета отмечалось в сводках МВД с начала столетия¹⁰².

Сопоставительный анализ дальнейших событий и фактов также подтвердит отсутствие связей руководства тюркских националистов с широкими массами.

Давая характеристику множеству поступивших в 1905 году прошений мусульман разных местностей России, власти в качестве главнейших называли охарактеризованное нами выше «послание уполномоченных от Казанского мусульманского общества», 172 прошения «от магометан Вятской, Казанской, Уфимской, Пермской и Самарской губерний», прошение «от уполномоченных татар Касимовского уезда Рязанской губернии, Буинского уезда Симбирской губернии, а также «от киргизов степных областей», «мусульман Туркестанского края» и "башкир-мусульман Оренбургской губернии«¹⁰³.

Описи прошений, записок и телеграмм от прихожан-мусульман разных деревень и отдельных мечетей ряда губерний, а также от частных лиц по вопросам организации духовной жизни говорят о массовом характере обращений к властям. Об этом можно судить, прежде всего, по описям, сделанным чиновниками ДДДИИ для графа А.П.Игнатьева с целью дальнейшего обсуждения петиций в Особом совещании. Проиллюстрируем сказанное некоторыми конкретными деталями. Была сделана опись прошений от мусульман-прихожан Пермской, Самарской, Оренбургской губерний и от частных лиц тех же губерний по состоянию на 6 июля 1905 года¹⁰⁴. Аналогичные документы составлены по прошениям из 128 деревень Казанской губернии¹⁰⁵, от Туркестанского края и киргиз-кайсаков Семиреченской области, а также войскового старшины Шабдана Джантаева, подписанного казаками-магометанами и башкирами-мусульманами¹⁰⁶. Кроме того, на имя В.П.Череванского было передано 256 прошений от мусульман ряда губерний, анализ которых показывает, что наибольшую активность в условиях «кампании петиций» проявили магометане Казанской, Уфимской и Оренбургской губерний¹⁰⁷. Позднее, но в том же 1905 году, в Особое совещание «для согласования действующих узаконений с Именным Высочайшим Указом 17 апреля 1905 года по делам веры» поступили прошения от священнослужителей Оренбургской губернии (73 послания), мусульман города Оренбурга¹⁰⁸, от мещан и ясачных крестьян (обращение составлено указным муллой, уполномоченным казаками Оренбургского казачьего войска)¹⁰⁹.

Обратим внимание на содержание прошений мусульман Оренбургской и Уфимской губерний¹¹⁰ и сравним его со смыслом обращений казанцев. Отметим, что петиции из Оренбургской и Уфимской областей писались разными лицами. Это жители мусульманских селений, «хатыбы, имамы и муазины, состоящие при мечетях разных приходов», отдельные частные люди, например, троицкий уездный ахун Ахмет-хаджи Рахманкулов, мусульмане города Оренбурга и города Орска, магометане-казаки Оренбургского казачьего войска, стерлитамакские купцы и т.д. Социальный состав участников «кампании петиций» от указанных губерний показывает, что в ней были задействованы именно те, кто составлял большинство жителей двух губерний, а именно простые земледельцы, скотоводы и промысловики, по вероисповеданию мусульмане, этнически — преимущественно башкиры и татары. Именно они и составляли большинство населения этих губерний¹¹¹.

Отметим, что ни одна из петиций не содержала революционных идей. Напротив, мусульмане Оренбургской и Уфимской губерний подчеркивали, что согласно их религиозным традициям, они помнят, что
"... религия Ислам (покорность) дает один важнейший принцип безусловного служения и подчинения Небесному Царю... А земной Царь есть тень Царя Небесного¹¹² — учит нас Пророк в Хадисах«¹¹³. Большинство прошений начинались с верноподданнических хвалебных слов в адрес Указа 17 апреля 1905 года о веротерпимости и других распоряжений этого рода: «Любвеобильное сердце Царя всё воскресило», «Царь окрылил нас и дал нам смелость» (об акте 12 декабря 1904 года), «Всё проснулось после 26 февраля 1903 года, 12 декабря 1904 года и 18 февраля 1905 года». Податели петиций почувствовали «дыхание осужденного ныне самим Царём бюрократического режима канцелярий разных Ведомств и Министерств» ¹¹⁴. Далее во всех челобитных говорилось о накопившихся проблемах в делах духовных, мусульманских и завершались челобитные конкретными предложениями в деле организации религиозной повседневной жизни. Очевидно, что сами правительственные документы 1903-1904 годов «развязали руки» формирующимся национальным (мусульманским) элитам, вызвав волну прошений в адрес руководства страны. ДДДИИ МВД пришлось в течение всего 1905 года анализировать поступающие на имя министра внутренних дел челобитные и направлять их в Особое совещание по делам веры.

Сравнивая петиции из Казанской губернии с прошениями оренбуржцев и уфимцев, отметим, что основные вопросы, поднятые в обращениях, по сути одни и те же. Это проблема полной свободы религиозного вероисповедания, свободы веры¹¹⁵. Понималась эта проблема через необходимость сосредоточения всех духовных дел (избрание муфтиев, строительство мечетей и молитвенных домов, назначение в них духовных лиц, процесс обучения в мектебе и медресе и др.) в компетенции Оренбургского Духовного собрания¹¹⁶. Мусульман-просителей не устраивала зависимость от светской администрации в вышеперечисленных сферах жизни верующих. Размышляя над этими вопросами, они сравнивали статус православных и мусульманских священнослужителей, подчеркивая, что «муфтий должен быть не ниже епархиального архиерея без подчинения губернской администрации», "члены духовного собрания должны быть приравнены к членам духовных консисторий"¹¹⁷, а муллы уравнены с православными священниками¹¹⁸. Просили изменить существующее положение таким образом, чтобы мусульмане могли "открыто возражать миссионерам"¹¹⁹ (имеются в виду православные проповедники). В ряде прошений ставился вопрос о необходимости установления в России четкой иерархии в среде мусульманских священнослужителей: высшее звено — муфтий, члены Духовного Собрания; среднее звено — уездные или окружные ахуны, низшее — хатыбы, имамы, муазины¹²⁰. По сути, это входило в противоречие с исламской традицией, но уравнивало статус конфессий: православной и исламской. Таким образом, вопрос свободы веры осознавался через сравнение положения Русской православной церкви и мусульманской конфессии и сводился к требованию "уравнять права мусульман и православных«¹²¹.

Кроме вопроса свободы веры, в числе первостепенных, постоянно предлагаемых к рассмотрению властей, участниками «кампании петиций», следует назвать проблему мусульманского образования. В духе исламских ценностных ориентаций упор делался на "излюбленные учреждения магометан"¹²², мектебе и медресе, которые "поддерживаются и содержатся магометанским обществом уже в течение многих поколений и даже нескольких столетий и при том без всяких казенных субсидий"¹²³. Акценты в прошениях сделаны разные, что связано с тем, кем являлись авторы. Имамы, прежде всего, обращали внимание на то, чтобы открытие учебных заведений было делом только ОМДС, и требовали "вывести мектебе и медресе из-под контроля училищной инспекции Народного просвещения"¹²⁴. Кроме того, ряд прошений содержал просьбу не открывать при медресе русские классы, считая, что нужно "отменить русифицирующее направление«¹²⁵ и вести преподавание только на родном языке¹²⁶. Часть имамов настаивала на том, чтобы лица, получившие религиозное образование за границей, допускались к преподаванию в российских мусульманских учебных заведениях¹²⁷. К тому же, они были недовольны «Циркулярным распоряжением Министерства народного просвещения от 10 июля 1892 года за № 12326 касательно изъятия употребляемых мухаммеданскими медресе книг заграничного издания и рукописей» и требовали его отмены¹²⁸.

Ещё один вопрос, поднимаемый просителями, касался необходимости увязать семейное и наследственное право, действующее на территории России с нормами шариата. Предлагалось первой инстанцией духовного суда считать приход¹²⁹, а затем "все брачные и наследственные дела передавать ОМДС«¹³⁰. В ответ на пожелание троицкого уездного ахуна Ахмет-хаджи Рахманкулова, чтобы МДС являлось «последней инстанцией по брачным, бракоразводным и наследственным делам», чиновник из Особого совещания по делам веры сделал пометку на полях документа: "А Сенат?"¹³¹, тем самым утверждая необходимость сохранения единого правового имперского поля и указывая на то, что предложение, по сути, означало отмену части Свода законов Российского государства (а именно: 1425, ст. XI, ч. 1).

Отметим, что мусульмане Троицка в числе первых обратились к властям после выхода в свет указа от 12 декабря 1904 года. Им было разрешено ознакомиться с работой Редакционной комиссии по вопросам семейного права мусульман, которая была развернута при подготовке проекта гражданского уложения. Подобное взаимодействие чиновников и представителей общественности совершенно не вписывалось в традиционную парадигму развития российского сообщества и было обусловлено переломным (предреволюционным и революционным) состоянием жизнедеятельности. Мусульмане Троицка под руководством уездного ахуна А.Рахманкулова указали на ряд ошибок, неточностей, допущенных Редакционной комиссией, и даже на "забвение элементарных принципов св.Алькорана"¹³².

Во-первых, мусульмане не были согласны с мнением Редакционной комиссии, что "брачное право магометан находится в весьма неудовлетворительном состоянии«¹³³ и нуждается в реформировании. Они считали, что этот «вывод ни на чем не основан». Критики проекта опирались в своих рассуждениях на столпы мусульманской веры и приводили многочисленные цитаты из Священного Корана (сура «Жёны» и др.) Они подчеркивали, что «роль реформатора в этой области до сих пор не принимал на себя ни один из выдающихся и авторитетных мусульманских ученых» и уж, тем более, «либеральные нововведения (в этой сфере — О.С.) ...нежелательны», так как ослабляют религиозные чувства¹³⁴. Мусульмане доказывали, что существующая согласно исламской религиозной традиции система семейных отношений должна оставаться прежней, так как «прогресс абсолютной религии, как наша, должен выражаться только в верном понимании людьми её истинности». В этих суждениях участников правки проекта отразился их мусульманский тип мышления т. к. они настаивали на существовании нравственного прогресса только через постижение мудрости Корана. Их вполне устроило, что вопросы жизни семьи на первой инстанции должны были решаться муллами и хатыбами, на второй — ОМДС. А далее они готовы были согласиться с существованием МВД как формальной кассационной инстанцией. В противном случае, при осуществлении либеральных реформ европейского образца, как они замечали, "вместо мулл мы получаем гражданский суд"¹³⁵, а это лишнее, так как Коран, по их мнению, определил и отношение к женщине, и обстоятельства брако-разводного дела, и то, что "публичность не свойственна мусульманскому обществу«¹³⁶, а известна «стыдливость мусульманской женщины», которую необходимо учитывать законодателям. Итогом рассуждений явилось то, что "нельзя передавать мусульманские бракоразводные дела в светский христианский (так в источнике — О.С.) суд«¹³⁷.

Члены мусульманского общества города Троицка считали, что в качестве авторитетной литературы по исламу следует обращаться к тем европейским специалистам, которые писали об особенностях жизни мусульман с симпатией и знанием дела. Они указывали, что ссылки на барона Торнау с его взглядом на мусульманский брак как на торговый договор неуместны. Приглашение проф. Нофаля, который консультировал членов комиссии и выступал во время её работы в качестве эксперта недопустимо: он — «исследователь Востока в угоду Западу», он "чужд нашему вероисповеданию и даже враждебен«¹³⁸. Вместо Нофаля предлагались лица из ОМДС, а для знакомства с литературой о мусульманах — книга ¹³⁹немецкого ученого Августа Мюллера, который писал, что «...мусульманская нравственная чистота обязана, прежде всего, религии». Им импонировали высказывания Мюллера, утверждавшего, что «между мусульманами до и после брака существует бесконечно менее безнравственности, чем на Западе Европы». Оставим в стороне справедливость приведенного суждения, отметим, что замечания, сделанные мусульманами по поводу проекта гражданского права, написанного российскими чиновниками, заслуживают внимания, на наш взгляд, хотя бы потому, что в приведенном диалоге наблюдаются конкретные проявления взаимодействия людей разных конфессий и культур. Выбор аргументации одной из сторон — учет опыта Запада, формирующегося и крепнущего гражданского состояния европейского общества. Аргументация критиков проекта — недопустимость игнорирования даже в малейшей степени коранического знания, норм шариата, мусульманской литературы, изданной в Каире и Казани¹⁴⁰, мнений членов ОМДС. И всё-таки, на наш взгляд, несмотря на излишне назидательный тон, избранный рецензентами проекта, сам механизм взаимодействия государственных чиновников с представителями исламской конфессии, несвойственный деятельности государственного аппарата России и представляющий собой попытку проведения диалога на равных, мог послужить в дальнейшем основой для усиления взаимопонимания государства и общества. Чиновникам была необходима стабильность, а мусульманам, живущим в России, усиление к ним внимания со стороны властей. Основу для диалога составляли условия тогдашней российской жизни.

Начавшие в числе первых диалог с властями троицкие мусульмане и в дальнейшем продолжали участвовать в нем, как и другие мусульманские общества, через петиции.

Что касается собственности мусульманских учреждений, то в некоторых прошениях 1905 года прозвучала мысль о необходимости "отменить закон об ограничении приобретения на правах собственности недвижимого имущества в среднеазиатских странах России"¹⁴¹, разрешить вакуфы¹⁴², восстановить право мусульман на "владение усадебной землею (Сыр-Дарьинская, Уральская и Тургайская области) наравне с киргизами, сартами и православными"¹⁴³.

Ещё один вопрос, волновавший подавших петиции мусульман, был связан с прохождением ими воинской службы. Смысл предложений сводился к следующим пунктам: освободить мусульманское духовенство от службы¹⁴⁴, иметь в российской армии военных мулл, поставленных на государственный оклад¹⁴⁵, разрешить для мусульман, призываемых в армию, давать присягу на родном языке ("так как русский перевод не соответствует духу и святости присяги«)¹⁴⁶, а также исключить из пищевого рациона служащих мусульман алкоголь и не отвечающую религиозным нормам пищу¹⁴⁷. Мы выделили из прошений наиболее значимые из требований, более часто повторяющиеся в челобитных.

Скажем также о реже встречаемых, но, тем не менее, с горечью выраженных проблемах бытия мусульман России того времени. В частности, это поставленный в ряде петиций женский вопрос. Развитие городов с их особым жизненным укладом, эмансипация женщин, иногда доходившая до уродливых крайностей, развитие рынка услуг разного сорта серьезно входили в противоречие с традиционными нормами жизни женщин-мусульманок. В ряде обращений к властям звучали мысли о необходимости запретить мусульманам открывать дома терпимости и о недопущении женщин-мусульманок к занятию проституцией. Для чиновника ДДДИИ этот поднятый мусульманами вопрос показался новым и неясным. Он подчеркнул эти предложения и поставил знак вопроса, видимо, недоумевая, как это может быть осуществлено на практике¹⁴⁸.

Власти с опаской обратили внимание на прошения «разрешить исповедовать магометанскую веру», исходившие от языческой части населения страны. Это были немногочисленные петиции, направленные в адрес Его Превосходительства С.В.Безобразова. Среди них 16 прошений от "инородцев-язычников свободных хлебопашцев, башкир, вотяков Казанской, Симбирской, Уфимской и Вятской губерний, 12 — от некрещеных чувашей разных губерний, от пяти семей деревни Старая Шаймурдина Б.-Цильнинской волости Симбирского уезда Симбирской губернии, 27 — некрещеных чувашей деревни 2-й Мраковой Кармышевской волости Стерлитамакского уезда Уфимской губернии и др".¹⁴⁹

Анализ рассмотренных прошений позволяет утверждать, что наряду с приоритетными вопросами повседневной, религиозной жизни, авторы обращений начинали ставить и проблемы этнического характера, увязывая их с духовной жизнью. Это говорит о развертывавшихся процессах формирования этнического самосознания, подталкиваемых в какой-то степени размышлениями о состоянии духовно-религиозной жизни.

Например, можно ли считать неграмотными тех татар, которые умели писать и читать по-татарски, но не владели русской письменностью ("доселе все мухаммедане и муллы даже считались неграмотными, если не знали русской грамоты"¹⁵⁰). Поставленный перед чиновниками вопрос сопровождался практическим предложением: «освободить мулл от обязанностей изучать русский язык («совершенно не производительно», "главное — знать духовные науки«)¹⁵¹.

Интересным, на наш взгляд, представляется сделанное в рамках той же «кампании петиций» в 1905 году ходатайство киргизов Тургайской области. В самой просьбе учредить особое Киргиз-Кайсацкое духовное мусульманское управление уже содержится некий момент обособления от мусульман другой этнической принадлежности. Кроме того, в прошении выражена идея "видеть во главе этого управления европейски образованного человека: чтобы муфтий был избираем из киргизов с высшим или средним образованием и даже без высших познаний в мусульманском богословии"¹⁵². Эта идея, высказанная киргизами, подтверждает наше рассуждение о том, что национальные формы организации (в определенном смысле, даже наднациональные, светские) начинают свое продвижение в сознании людей наряду с дальнейшим утверждением религиозных. В ходатайстве была проведена мысль о необходимости развития народа в сторону "гуманности, человеколюбия, без различия национальности и веры«¹⁵³, звучавшая для того времени как опережающая умонастроения большинства людей российского сообщества.

Мотив некоторого противопоставления другим народам звучит в прошении башкир Тангауровской волости Орского уезда Оренбургской губернии¹⁵⁴. В нём с богословской точки зрения трактуется момент соединения народов в Российской империи («по неисповедимому промыслу их исторической жизни»), а башкирский народ рассматривается как «обладатель наиболее скорбной и наиболее безысходно-печальной исторической летописи своей многовековой жизни», что подтверждается давлением азиатских народов XII-XIII веков, русификацией, произволом чиновников, подавлением башкирских восстаний XVII-XVIII веков, расхищением башкирских земель в XIX столетии. «Стон и вопль башкирского народа... бесследно замирали в степях Башкирии», «народ стал вырождаться». Высказывались надежды на "полное равенство башкир с коренным населением империи«¹⁵⁵, на «помощь Государственного казначейства в организации обширной сети народных башкирских школ», на разрешение "открыть для башкир четырех губерний Оренбургской, Уфимской, Самарской и Пермской желанием 2 миллионов душ башкир учительскую школу-семинарию..."¹⁵⁶ и фельдшерскую школу на 50 мальчиков с пятилетним курсом обучения¹⁵⁷ ("люди повально умирают от оспы, кори, дифтерии"¹⁵⁸).

Стремление выжить, укрепиться этнически и, тем самым, избежать русификации было вполне естественным и оправданным. Справедливо подчеркивалось, что "получившие русское воспитание и светское образование почти никогда не возвращались и не возвращаются в свои семьи, помогать своим, обыкновенно все они исчезают в водовороте жизни больших центров и чужих городов и мест«¹⁵⁹. С современных позиций глобалистики, неизбежность сближения народов заставляет гасить подобные негативные этнические чувства. Однако, с точки зрения этносознания, их выражение являлось вполне естественным и понятным.

То, что мусульмане теряли, осознавая этническую принадлежность, сцементированность религиозного характера, было подмечено чиновниками царской администрации. Так, устроитель Туркестанского края, генерал-адъютант фон Кауфман, высказал мысль о разжижении «мусульманской солидарности», анализируя уклад жизни народов Туркестана в начале XX века. По его мнению, это было отрицательным моментом для сохранения имперского состояния в целости и сохранности: «политика невмешательства в дела местных туземцев» должна была сохранить спокойствие, политическую апатию туркмен и других, живущих традиционно¹⁶⁰. Аполитичность большинства населения Туркестана и то, что местные священнослужители не шли в политику, было выгодно государству.

Этномоменты, имевшие место в челобитных, часто выражались с помощью исторической памяти либо этноса в целом, либо его частей (например, групп людей, проживавших в одном селении, либо групп населения, сложившихся на базе ряда этнических единиц и т.д.). Иногда авторы петиций прибегали к кратким историческим экскурсам. Например, в ходатайстве жителей Сеитовского посада Оренбургской губернии на имя императора¹⁶¹ говорилось: «Прошло около 200 лет с тех пор, как нам предоставлено было право селиться в Оренбургском крае, а именно в посаде Сеитовском... на условиях признания в нас полноправных граждан». А далее челобитчики с горечью говорили о нарушениях их прав и делали вывод: "мы превратились в какую-то особенную народность, как бы не имеющую ничего общего с российскими подданными«¹⁶². Интересен момент самоидентификации и осознания ущемленного положения по сравнению с русскими.

То, что шел процесс осознания своей роли в истории России группами мусульман, можно подтвердить, в частности, на примере прошения мусульман-казаков Оренбургского казачьего войска, которые пробовали идентифицировать себя в этническом и социальном аспектах. Вспоминая историю создания Оренбургского казачьего войска, просители писали: «в XVI веке в составе татар, башкир, мещеряков и калмыков вместе с вольными русскими людьми составилось то крепкое ядро, из которого в XVI веке образовались уфимские, иссецкие и яицкие казаки, вылившееся в XVIII веке в одно сильное и могучее Оренбургское Казачье войско». В таком понимании своих истоков, хранившемся в исторической памяти ряда поколений служилых людей, явно обнаруживается то, что в сознании казаков-мусульман не стерлись ни многоэтничная, ни многоконфессиональная основы военного братства. Они не хотели терять эту память ни о том, ни о другом. Более того, они настаивали на сохранении (и просили помочь власти им в этом) своей мусульманской особости. В связи с этим казаки-мусульмане высказывали свои пожелания «иметь в походах своего резака для убоя скота и приготовления пищи», "освободить девочек из казацких мусульманских семей от обязательного посещения русских школ«¹⁶³, привести в соответствие график посещения русских школ мальчиками-мусульманами, согласно исламской традиции сохранения хутбы в пятницу¹⁶⁴.

Обращает на себя внимание факт явного несоответствия тех заслуг перед государством и Отечеством, которые перечислены в прошении казаков,¹⁶⁵ и тех просьб, которые следуют за этим перечислением. По-видимому, это несоответствие может быть объяснимо типом мышления людей из казацкой среды, в котором чрезвычайно ярко выразились ценностные установки российского сообщества в целом, особенно идея служения Отечеству.

Заканчивая анализ прошений, поданных «наверх» в ходе «кампании петиций» 1905 года, подчеркнем следующее. Мусульмане Оренбургской и Уфимской губерний отделяют себя, как они отмечают, от «русских мусульман», подразумевая под ними последователей ислама, проживавших в губерниях центральной европейской части России, прежде всего, в Казанской губернии. Значит, на самоидентификации отдельных мусульманских групп сказывались особенности исторического развития различных регионов страны.

В свою очередь, власти отметили различия в формах выражения интересов мусульман из разных губерний («разные нужды мусульман отдельных местностей»). Для имперского баланса и стабильности было необходимо проанализировать все поступившие предложения и выявить те моменты, которые могли быть чреваты нарастанием конфликтности в обществе. Власти уловили наибольшую активность татар Казанской губернии, особенно их верхушки: развитие не столько тюркизма, сколько татаризма, башкиризма и т.д. Правительство не желало того, чтобы шла дальнейшая татаризация и создавалась политическая оппозиция в лице активных татар-мусульман, вовлекающих в сферу своего влияния иные этносы мусульманской конфессии.

Тем не менее, несмотря на различия внутри мусульманской конфессии российского сообщества, связанные с особенностями исторического развития, очевидно, что подавляющая часть петиций вовсе не касалась вопросов политической жизни страны, замыкая круг перечисляемых проблем религиозной сферой, в некоторой степени сферой этнической, но не политической. Крайней редкостью для петиций являлись просьбы введения свободы слова, печати¹⁶⁶, проведения "ежегодных съездов мулл для единообразного разрешения новых вопросов"¹⁶⁷. Это последняя просьба имела явно выраженный политический подтекст, так как известно, что исламское мировоззрение по сути традиционно и, как было сказано в одной из рассмотренных петиций, "всякое нововведение есть противообычае«¹⁶⁸.

Такие обстоятельства заставляют полагать, что зарождающееся движение тюркских националистов, пытающихся говорить от имени «двадцати миллионов российских мусульман», изначально было оторвано и от руководства исламской конфессии, и от подавляющего большинства мусульманских верующих.

Данное положение, подмеченное ещё современной ему социал-демократической прессой¹⁶⁹ и ранними исследователями сюжета¹⁷⁰, убеждает в том, что рождающаяся партия (как и большинство иных буржуазных националистических российских партий того времени) отражала политические настроения и социальные интересы лишь незначительной части тюркского сообщества (известных журналистов, литераторов, общественных деятелей, адвокатов, помещиков, крупных коммерсантов, некоторых заполитизированных служителей исламского культа ¹⁷¹ и др.), неспособных к волеизъявлению политических взглядов миллионов российских мусульман. Неспособных ещё и потому, что основная масса мусульман России была политически инертна и преимущественно не обладала глубоко осознанными политическими интересами.

А потому повторимся: само напрашивающееся и уже с 1904 года витавшее в воздухе название партии — «Мусульманская» — видится автору лишь как масштабная ширма политических амбиций её инициаторов и устроителей, старающихся ею прикрыть свои отнюдь не только «исламские» устремления и цели деятельности¹⁷².

Временной промежуток с апреля по август 1905 года тюркские националисты сумели заполнить самой активной подготовительной политической деятельностью. "Российские мусульмане, — утверждал в это время Агаев, составляют не только "единую религиозную общину, но также один этнический организм... принадлежат к великой тюрко-татарской расе, говорят почти одним общим языком...«¹⁷³.

В разные адреса пошли письма и телеграммы с приглашением на первый съезд наиболее известных и авторитетных в тюркско-мусульманской среде лиц. Вышедший 17 (30) апреля 1905 года императорский указ мог быть воспринят ими как явная уступка властей организованному ими и вышеупомянутому потоку петиций в Петербург, что, конечно, ободрило их и заставило искать новые формы и средства давления на правительство в условиях внутреннего беспорядка и неуспешной войны с Японией. Большую роль в этом процессе продолжала играть пресса. Начинали свою деятельность новые газеты и журналы. Например, А.-М. Топчибашев получил разрешение властей на издание ежедневной газеты «Хайят» («Жизнь») при условии предварительной цензуры, ответственными редакторами которой стали Агаев и Гусейнзаде¹⁷⁴, а спонсором Г.З.Тагиев. Говоря о начавшей издаваться «Хайят», газета «Каспий» отмечала, что к работе в ней были привлечены все лучшие мусульманские силы из числа пишущих мусульман Кавказа, Казани, Крыма, Уфы.

В конце мая 1905 года в городе Чистополе состоялась широко празднуемая, многолюдная и многодневная свадьба М.Бигиева с дочерью видного служителя культа Закир-Ишана Алии-ханум, постепенно превратившаяся в очередное массовое совещание тюркских националистов¹⁷⁵. По инициативе Камалова, Г.Исхакова, Ф. Туктарова и Х.Ямашева эта свадьба получила формы политического действа; там же была озвучена новая инициатива направления к С.Ю.Витте очередной депутации¹⁷⁶, вновь подтверждено решение о созыве съезда в Нижнем Новгороде. В принятой на совещании резолюции шла речь о том, что мусульманам России необходимо достижение наличия «народного представительства» при всеобщем и равном избирательном праве, свободы совести, религии, слова, печати, собраний, сходок¹⁷⁷.

Благодаря массовости этого мероприятия намерение провести в Нижнем съезд не только получило широкую известность в стране, но и стало основой того, что участие в проведении первого мусульманского съезда приняли некоторые случайные, а порой, и просто посторонние лица.

Большую подготовительную работу по созыву съезда провели не только общепризнанные в тюрко-мусульманском мире лица: А.-М. Топчибашев, И.Гаспринский, Ю.Акчурин, но и Рашид Ибрагим, Муса Джаруллахи Биги, Фатех Керими, Сеид-Гирей Алкын, Абдулла Апанай и др.

Примечания:

51 Ибрагимов Г. Татары в революции 1905 года. Казань: Гос. изд. ТССР, 1926. С. 140-143; Аршаруни А., Габидуллин Х. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. Рязань: Изд-во «Безбожник», 1931. С. 23-24; Бигиев М. Устав Всероссийского мусульманского союза. СПб., 1906.

52 8 августа 1904 года он был арестован в Стамбуле и 12 августа препровожден в Одессу, согласно договоренности от марта 1904 г. между Россией, Англией, Францией, Германией, Сербией, Черногорией и Турцией на предмет депортации лиц, подозреваемых в склонности или причастности к анархизму. Однако уже 21 августа его освобождают благодаря значительной денежной сумме, выданной в качестве залога не установленными меценатами. И уже через месяц Р. Ибрагимов встречается в Москве с рядом политических деятелей. В частности, с земским деятелем М.А.Стаховичем и некоторыми деятелями «Союза освобождения». Затем он посещает города Казанской и Уфимской губерний, где ведет активную пропаганду идеи о необходимости созыва мусульманского съезда в рамках всей страны. — Бигиев М. Устав Всероссийского мусульманского союза. СПб., 1906; Аршаруни А., Габидуллин Х. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. Рязань: Изд-во «Безбожник», 1931. С. 23–24; Хабутдинов А.Ю. Первый татарский политик Рашид Ибрагим. Ук. соч. С. 46-53.

53 Контакты с высокопоставленными чиновниками облегчались из-за постоянного проживания тогда Р.Ибрагимова в столице. Активность ряда мусульман Петербурга подтолкнула, по-видимому, действительного тайного советника Череванского к высказыванию идеи о создании отдельного Петербургского округа по управлению мусульманами западных губерний с центром в Петербурге. Эта идея не была воплощена в жизнь, но достаточно долго обсуждалась в рамках проблемы децентрализации ОМДС — Проект Череванского о преобразовании ОМДС //Арапов Д.Ю. Ислам в Российской империи, М.: ИКЦ «Академкнига», 2001. С. 298-299.

54 Ибрагимов Г. Ук. соч. С. 142.

55 Автор вполне допускает подобную ситуацию, ибо широко известны политические настроения П.Д.Святополк-Мирского во времена его нахождения на должности министра внутренних дел, названной в отечественной историографии «эпохой доверия». Именно он пошел навстречу желаниям российских либералов, произвел частичную амнистию, заметно ослабил цензуру, разрешил земские съезды и стал автором ряда проектов общероссийских реформ. Также общеизвестно, что конечным итогом его либеральной политики в условиях нарастающего экстремизма в России стала его немедленная отставка с должности после кровавых событий 9 января 1905 г.

56 Были встречи и с татарской молодежью (будущими радикалами Гаязом Исхаки, Хусаином Ямашевым, Гумером Терегуловым и др.), для которых Р.Ибрагимов передал прокламации политического содержания — Воспоминания Ш.Мухамедьярова /Цит. по: Хабутдинов А.Ю. Ук. соч. С. 49.

57 К тому времени Ю.Акчурин уже был известен своими статьями «Свет и угнетение» (1903), «Три политические системы» (1904) и др., в которых рассуждал об особенностях развития европейского общества и высказывал идею необходимости тюркского единства.

58 Хабутдинов А.Ю. Ук. соч. С. 48.

59 В январе 1905 г. в доме известного казанского коммерсанта и мецената Ахмеда Хусаинова был собран так называемый (самими его участниками) «меджлис» (совет) из 70 наиболее авторитетных интеллектуалов, состоятельных предпринимателей, общественных деятелей и служителей культа. На том совещании было принято решение составить и отослать в адрес премьера С.Ю.Витте специальную петицию от имени «казанских мусульман», а затем десятки экземпляров её текста передать в татарские деревни губернии на подписи их жителей, а затем также направить в Петербург. Тогда же, по мнению Г.Ибрагимова, получила первоначальное более или менее широкое обсуждение идея создания собственной партии — Ибрагимов Г. Ук. соч. С. 143.

60 Речь идет об Указе от 12 декабря 1904 г. «Об охране терпимости в делах веры» — Именной Высочайший Указ Правительствующему Сенату 12 декабря 1904 г. — ПСЗРИ. Собр. третье, 1904. СПб., 1907. Т.24. № 25495 /Собрание Высочайших указов, министерских разъяснений и других статей по вопросам о веротерпимости в России. СПб., 1909. С. 21-22.

61 Об этих личных контактах и переписке упоминает А.Ю.Хайбутдинов (Ук. соч. С. 48), сделавший следующее умозаключение: «именно тогда началось великое объединительное движение мусульман России, своим размахом поразившее даже Ленина».

62 Его подлинник см.: РГИА, ф. 821, оп. 10, д. 15, лл. 1-6 об.

63 Однако в этом смысле им не повезло: 28 января того же 1905 г. Святополк-Мирской был снят со своего поста, а у премьера Витте, как показал текстологический анализ первоисточника, петиция не вызвала особого восторга. (Поля той машинописной петиции достаточно испещрены карандашными пометками, отражающими весьма негативный настрой главы правительства на предмет довольно настойчивых и неадекватных требований самозванных «уполномоченных» казанских мусульман).

64 Называя его «Возлюбленным Монархом нашим», «Нашим Венценосным Вождем», «преисполненным милосердия, по Царственной природе своей, чуждой даже справедливого гнева», а себя самих «горячо любящими Его верноподданными», «преисполненными сыновней верноподданнической благодарностью» и т.п. — РГИА, ф. 821, оп. 10, д. 15, лл. 1-1 об.

65 Против этого пункта на полях прошения рукой С.Ю.Витте помечено: «программы?» то есть Витте ставил вопрос: «Кто будет формировать учебные программы в таких заведениях?».

66 Здесь (на полях) Витте резонно помечает вновь: «Нельзя подчинить одному лишь Духовному Собранию».

67 Против этого пункта премьер сделал очередную помету: «правительство не должно ввязываться ни в литературные дебаты, ни в решение богословских вопросов».

68 На это Витте возражает довольно резко: «Ни в коем случае». Забегая несколько вперед, подчеркнем: и этот пункт прошения из Казани российское правительство удовлетворит полностью весной 1905 г., несмотря на открытое возражение самого главы имперского правительства.

69 По сути, в самом конце петиции её авторы как бы вскользь и на пестром фоне иных пожеланий ставили вопрос о разрешении правительством создания их собственной общественной структуры (по сути политической партии), по форме называя её реализацией «общественной деятельности».

70 Отметим, что термин «представители» в контексте подлинника прошения С.Ю.Витте обвел карандашом, как бы недоумевая, кто и на каком основании выбирал «представителей» и «уполномочил» подписантов обращаться напрямую и по тем временам довольно безапелляционно к главе правительства Российской империи.

71 См.: РГИА, ф. 821, оп. 10, д. 15, лл. 7-345.

72 Ибрагимов Г. Ук. соч. С. 143.

73 Там же. С. 144.

74 Г.З.Тагиев, а также другие представители азербайджанского капитала — Ш.Асадуллаев, М.Нагиев, Н.К.Садыков, Н.Мехтиев, А.Дадашев в период с 1902 по 1905 гг. имели опыт работы в Бакинской городской думе, в которой также делали первые шаги в политику А.-М.Топчибашев и Ф.Везиров — Сеидзаде Д.Б. Из истории азербайджанской буржуазии в начале XX века. Баку: Элм, 1978. С. 39.

75 Каспий. 1905. № 47. 17 марта.

76 Текст петиции сохранился в РГИА, ф. 1276, оп. 1, д. 107, л. 65 об. Сеидзаде назвала эту петицию «первым документом азербайджанской буржуазии, обращенным к царским властям» — Сеидзаде Д.Б. Ук. соч. С. 59.

77 В основе конфликта лежала сама просьба к муфтию об устроении им личной встречи видных представителей мусульман с императором. На это Султанов ответил категорическим отказом («Государь никого не принимает!»), а в ответ на повторные просьбы в довольно грубой форме оборвал разговор и выгнал депутацию в полном её составе. Подчеркнем: этот эпизод также лег в основу серьезной и постоянной неприязни татарской интеллектуальной и коммерческой элиты в отношении личности М.Султанова, желания сменить его на более покладистое и управляемое лицо.

78 При встрече с муфтием в марте 1905 г. премьер сказал ему: «Поезжайте в Уфу. Соберите всех нужных имамов на общее совещание, составьте проект о ваших религиозных нуждах, потом передадите его мне» — Бигиев М. Ислахат Эсаслари... /Ибрагимов Г. Ук. соч. С. 173.

79 Подчеркнем деталь: текст приглашения был выполнен на русском языке (что уже подсказывало опытным служителям культа тот тон, в котором М.Султанов намеревался вести обсуждение) и выглядел довольно грозно — "Прошу Вас, Милостивый Государь, прибыть к 10 апреля сего года в Оренбургское Магометанское Духовное Собрание для объяснения по делам службы«.- Ибрагимов Г. Ук. соч. С. 173. По российской традиции требование «объяснений по делам службы» уже само по себе несло адресату внутреннюю тревогу и не могло вызвать у него ощущение предстоящей творческой работы на общем собрании в ОМДС.

80 Хабутдинов А.Ю. Ук. соч. С. 65.

81 Это был так называемый «Проект лиц высшего магометанского духовенства о преобразовании Оренбургского Магометанского Духовного Собрания, представленный Оренбургским Муфтием в 1905 году». — см. Арапов Д.Ю. Ислам в Российской империи, М.: ИКЦ «Академкнига», 2001. С. 306-309.

82 За исключением Таврического полуострова, западных губерний, Закавказья, Акмолинской области — Там же. С. 307.

83 Проект лиц... — Арапов Д.Ю. Ук. соч. С. 306-307.

84 Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 98.

85 Проект лиц...- Арапов Д.Ю. Ук. соч. С. 309.

86 Там же. С. 308.

87 Проект Действительного Тайного Советника Череванского о преобразовании Оренбургского Магометанского Духовного Собрания — Арапов Д.Ю. Ук. соч. С. 298-300.

88 С мая 1905 года его председателем был назначен граф А.П.Игнатьев.

89 «X. По иноверным нехристианским исповеданиям: а) о сооружении молитвенных домов иноверных исповеданий; б) о порядке избрания и назначения должностных лиц магометанского вероисповедания духовенства, приходских и высших; в) об освобождении от призыва на действительную военную службу из запаса некоторых лиц магометанского духовенства; г) о порядке открытия магометанских духовных школ — мектебе и медресе; д) об учреждении особых духовных управлений для киргизов областей Акмолинской, Семипалатинской, Уральской и Тургайской, а равно для магометанских общин на Северном Кавказе, в Ставропольской губернии, Туркестанском крае и Закаспийской области; е) о возможности дозволения воспитывать подкидываемых детей в религии принявших на воспитание иноверных семей» — Правительственный Вестник. 1905. № 86. 17 (30) апреля /РГИА, ф. 821, оп. 10, д. 188, л. 93.

90 РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 25, л. 271.

91 Поименный список см. в приложении...

92 Собрание прошло 8 апреля 1905 года в Санкт-Петербурге на квартире Рашида Ибрагима. Среди собравшихся, кроме Ю.Акчуры, А.-М.Топчибашева, И.Гаспринского, участие в собрании приняли А.Гусейнзаде, А.Агаоглу, Б.Ахмед, А.Максуд и др.

93 Документ, разработанный, прежде всего, А.Р.Ибрагимовым и дополненный его соратниками, рассматривался чиновниками ДДДИИ в 1905-1906 годах — РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 24, лл. 3-14.

94 Ибрагимов Г. Ук. соч. С. 174.

95 Там же.

96 Выбор Нижнего Новгорода и августа месяца — как места и времени проведения съезда — был не случайным: в разгар деятельности ярмарки (в августе) там собиралось несметное число коммерсантов, туристов, «лиц свободных профессий», которые создавали широчайший и многоликий естественный фон, на котором легко было остаться незамеченной группе упомянутых политиков.

97 Исключением здесь следует признать согласие сотен татар — жителей Казанской губернии — поставить в начале 1905 г. свои подписи под вышеупомянутыми петициями в адрес правительства — см.: РГИА, ф. 821, оп. 10, д. 15, лл. 7-345.

98 Будучи, как и любые другие партийно-пропагандистские материалы, опирающимися на принцип партийности, они не могут содержать в себе требуемую долю объективности в отражении современных им явлений.

99 Копия этого письма, полученная агентурным путем, подписанного псевдонимом «Огарок» и отправленного из Саратова 15 сентября 1905 г. по адресу: Herrn Adolf Muller. Baden. Himmelstrasse, № 14, попала в подборку оперативных материалов МВД и была разослана в жандармские управления поволжско-уральских губерний — ЦАНО, ф. 916, оп. 3, д. 59, лл. 445–448.

100 Там же, л. 446.

101 Там же, л. 446 об.

102 ЦАНО, ф. 916, оп. 3, д. 4, л. 193 об.

103 Ходатайства и постановления мусульманских обществ о преобразовании их духовного быта. 1905 г. — Арапов Д.Ю. Ук. соч. С. 304-305.

104 РГИА (СПБ.), ф. 821, оп. 10, д. 24, л. 55-62, 63-67.

105 Там же, лл. 67-73.

106 Там же, лл. 77-78.

107 Там же, лл. 79-199.

108 Там же, д. 25, лл. 62-72.

109 Там же, лл. 279-286.

110 РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 25, лл. 1-324; д. 26, лл. 1-316.

111 История Башкирии. XX век... С. 5.

112 Понимание характера власти мусульманами России и возможности поклонения русскому царю уже тогда было вопросом дискуссионным. Какого царя (императора России или халифа считать «тенью Царя Небесного» — Аллаха?

113 Прошение от обществ селения Султакаева Новобашкирской волости от 20 мая 1905 года — РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 25, л. 28 и др.

114 Там же, д. 25, лл. 1-6; л. 46; л. 94; д. 26, л. 9-12, 13 и др.

115 Председателю Совета министров от уполномоченных башкир Тангауровской волости Орского уезда Оренбургской губернии — РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 25, л. 174 об.; Докладная записка уполномоченного Стерлитамакского магометанского общества купцов Зарифа Ибрагимовича Утямышева от 28 апреля 1905 года — РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 26, лл. 9-13; а также — д. 25, л. 28, л. 175 и др.

116 Прошение поверенного из крестьян, мухаммеданина, прихожанина менового двора города Оренбурга, 3-й части, Мубаракши Абдрахманова от 4 марта 1905 года — РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 25, лл. 57-58, Председателю Комитета министров уполномоченных от татар-магометан города Орска Оренбургской губернии докладная записка от 11 апреля 1905 года — Там же, л. 253, а также л. 28, 94 об., 158 и др.

117 РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 25, лл. 5-6, 12, 253.

118 Там же, л. 175.

119 Там же, л. 28.

120 Председателю Комитета министров Оренбургской губернии Верхнеуральского уезда Кубеляк-Телевской волости хатыпов, имамов и муазинов... докладная записка от 20 июня 1905 года — РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 25, лл. 11-12.

121 Прошение от мусульманских селений Бурзян-Кипчакской волости — РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 25, л. 28, 94 об. и др.

122 РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 26, л. 12 об.

123 Там же, л. 11 об.

124 Там же, д. 25, л. 6; л. 94 об. и др.

125 Там же, лл. 13-14.

126 Там же, лл. 28, 175 и др.

127 Там же, лл. 14, 28.

128 Там же, л. 58.

129 Там же, л. 12, 58 и др.

130 Там же, л. 94 об.

131 Там же, л. 256.

132 РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 25, л. 258.

133 Там же, л. 259 об.

134 Там же.

135 Там же, л. 258 об.

136 Там же, л. 261 об.

137 Там же, л. 261.

138 Там же, л. 262 об.

139 Там же, л. 258 об.

140 Там же, л. 261 об.

141 Там же, л. 14.

142 Там же, л. 28.

143 Там же, л. 58.

144 Там же, л. 58.

145 Там же, лл. 28, 94 об.

146 Там же, л. 94 об.

147 Там же, л. 95.

148 Там же, л. 95, 169 и др.

149 Все прошения отправлены до 15 сентября 1905 года . К 15 сентября поступили на рассмотрение из ДДДИИ С.В.Безобразову — см. РГИА (СПБ.), ф. 821, оп. 10, д. 24, лл. 15-49.

150 РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 25, лл. 57-58.

151 Там же, л. 58 и далее — частые повторения тех же рассуждений см. — Там же, д. 26, лл. 10-211.

152 Ходатайства и постановления... 1905 год — Арапов... С. 305-306.

153 Там же. С. 306.

154 РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 25, лл. 173-175.

155 Там же, л. 175.

156 Там же, л. 212.

157 Предложено было разместить и учительскую, и фельдшерскую школы в Оренбурге в здании Караван-Сарая. Об истории башкирского Караван-Сарая см.: Караван-Сарай. Уфа: Китап,1995.; Юнусова А.Б. Ислам в Башкортостане. Уфа: Уфимский полиграфкомбинат, 1999. С. 94.

158 РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 25, л. 212.

159 Там же, д. 26, л. 12 об.

160 Арапов Д.Ю, Ук. соч. С. 296-297.

161 РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 25, лл. 94-95.

162 Там же, л. 94.

163 Председателю Комитета министров уполномоченных казаков Оренбургского Казачьего войска I-го военного отдела Гирьяльской станицы Алабайтальского поселка маазина Мухамета Абдулвагапова и казака Гарифа Армсланова — Там же, л. 275.

164 Председателю Комитета министров от пяти приходов соборных мечетей магометан-казаков Оренбургского Казачьего войска (доверенный Ишаев) — Там же, л. 295-295 об.

165 Призывались в Крым в 1681, 1682, участвовали в Азовских походах 1695-1697 годов, четырех шведских походах: 1701, 1703, двух 1707-го, усмиряли башкир, участвовали в Харьковском походе 1718 года, Хивинском и многих других боевых акциях — Там же, л. 274 об.

166 РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 25, л. 94 об.

167 Там же, л. 95.

168 РГИА (СПб.), ф. 821, оп. 10, д. 26, л. 9.

169 Урал. 1905-1906.

170 Аршаруни А., Габидулин Х. Ук. соч. С. 33; Ибрагимов Г. Ук. соч. С. 142 и др.

171 Преимущественно тех, кто находился в неприязненных или конфликтных отношениях с муфтием М.Султановым.

172 К тому же, по отзывам современников, некоторые из лидеров формирующейся партии отнюдь не отличались высокой набожностью. Так, например, по словам Г.Ибрагимова, знавшего Ю.Акчурина, последний — «Человек неглупый и трезвый политик. Сам он, без сомнения, не верил в то, что самый важный для татар-мусульман вопрос — религия», «Сам он — несомненно атеист» — Ибрагимов Г. Ук. соч. С. 173, 177. По словам Ф.Карими (Каримова), Г.Исхаков, Ш. Мухамедьяров и Ф. Туктаров «абсолютно далеки от понимания религии ислама и психологии российских мусульман» — Вакт. 1906. № 31. Цит. по: Ибрагимов Г. Ук. соч. С. 217.

173 Каспий. 1905. № 59. 1 апреля.

174 РГИА, 776, оп. 15, д. 104, л. 1.

175 В Чистополь съехалось до 500 мусульман из разных регионов России — Сеидзаде Д.Б. Ук. соч. С. 75.

176 В её состав было решено избрать Г.Исхакова.

177 Терджиман. 1905. № 44. 7 июня. Цит. по: Сеидзаде Д.Б. Ук. соч. С. 75.

---