2. Социально-экономическое положение мусульман в селениях

Отличительной чертой Самарской губернии (площадь 132 306 кв. верст, или 136 689 190 кв. десятин, на левобережье Волги), занимавшей 6-е место среди 50 губерний европейской России²⁵⁷, были ее природно-климатические условия, наиболее благоприятные для развития прежде всего сельского хозяйства, перерабатывающих отраслей промышленности, торговли.

В общественном разделении труда мусульман преобладали сельскохозяйственные занятия. В конце XIX в. у 32 110 самостоятельных татар
в уездах наиболее распространенным занятием было земледелие, которым занимались 27 769 чел. (86,5%). В степных уездах земледелие имело ярко выраженный экстенсивный характер: огромные площади засевались «хлебом по хлебу» до истощения, а затем запускались на много лет ради лежавших по соседству ковыльных просторов²⁵⁸.

В связи с торговой специализацией земледелия торговое значение приобретало и скотоводство. Как неоднократно отмечалось в местной прессе, татары — все оседлые земледельцы, кроме хлебопашества, занимаются мелочной торговлей, башкиры занимаются исключительно скотоводством, ведут летом жизнь кочевую, между тептярами есть и кочевые, и земледельцы²⁵⁹; у башкир и тептярей скотоводство значительное: есть хозяева в Бугульминском уезде, имеющие до 100 голов скота и конские табуны из 200 и более голов²⁶⁰.

«Частной деятельностью» занималось 835 чел. (2,6%), из которых 809 чел. (2,6%) были заняты в перерабатывающей промышленности, в различных видах торговли — 516 чел. (1,6%), жили на средства, получаемые от казны, 411 чел. (1,3%), изготовляли одежду 361 чел. (1,1%), занимались строительством, ремонтом и содержанием жилья 271 чел. (0,8%), промыслами (лесными, извозным) — 113 чел. (0,35%)²⁶¹.

Таким образом, подавляющее большинство мусульман было занято в сельском хозяйстве, опутанном наиболее консервативными формами общественно-экономических отношений, гражданской неравноправностью крестьянства²⁶². Преобладание среди мусульманского населения представителей податного сословия предопределило отсутствие глубокой социальной дифференциации, их пассивную роль в социально-экономической, политической жизни края, особенности развития национальной культуры, образования.

Согласно материалам Первой всеобщей переписи населения 1897 г., доля дворян в уездах (51%) и в городах губернии (49%) была примерно одинаковой, что при значительно меньшем населении городов свидетельствует о том, что в административных центрах в органах власти служили в большинстве случаев дворяне. Представители данного сословия составляли мизерную часть уммы: 288 чел., или 0,08% (при общегубернском показателе 0,19%), являлись потомственными дворянами и 36 человек, или 0,01% (0,23% по губернии), — личными дворянами, находившимися на государственной службе²⁶³.

Закономерным представляется проживание наибольшей части представителей купеческого сословия губернии (70,6%) в городах. Купцов-мусульман в городах числилось всего 8 чел., или 0,3% среди купцов в губернии или 0,1% среди мусульман, горожан, в уездах — 74 чел., или 2,5% среди представителей данного сословия или 0,02% среди мусульман. Однако число мусульман, занимающихся торговлей и предпринимательством, по-видимому, было гораздо большим; современники отмечали, что татары — "народ трезвый, трудолюбивый, способный на тяжелые работы. Они занимаются земледелием, извозом, скотоводством, но любимое их занятие — торговля, к которой самарские татары, как и казанские, оказывают большие способности«²⁶⁴. Подавляющее большинство среди них составляли торговцы, деятельность которых не выходила за рамки мелкотоварного оборота и приносила скромный доход. В городах они числились как мещане, а в сельской местности — как крестьяне и мещане. Так, например, по имеющимся в нашем распоряжении сведениям 1886–1888 гг., только в
д. Альметьево Бугульминского уезда работали торговые заведения, владельцами которых являлись более десяти татар²⁶⁵.

По данным 1899 г., из 939 торговцев мануфактурным и галантерейным товаром в Самарской губернии 66 чел. (7%) были мусульмане. Из них
37 чел. (56%) занимались разносной или развозной торговлей в Бугульминском, 14 (21%) чел. — в Бугурусланском, 6 (9%) чел. — в Новоузенском, по
3 (4,5%) чел. — в Ставропольском и Николаевском, 2 (3%) человека — в Бузулукском, 1 (1,5%) человек — в Самарском уездах²⁶⁶.

В 1905 г. мещане г. Бугуруслана приняли участие в поставке ржи для Варшавского и Казанского интендантств, которую скупали в близлежайшей округе по 48,5 копейки за пуд, а продавали за 53 руб. за пуд. Примечательно, что ахун А. Рахматуллин поставил 4080 пудов ржи, мещане Г. Бадретдинов — 3000 пудов, Х. Самигуллин — 1000 пудов, Н. Мухаметшарыпов — 670 пудов²⁶⁷. По данным 1906 г., из 50 торговцев кожей в Бугуруслане 4 были мусульманами²⁶⁸.

В начале XX в. торговля, коммерческая деятельность татар, особенно сельских, поднимается на качественно новую ступень — на уровне уездов, волостей, в селениях создаются товарищества, торговые сообщества самых различных видов, охватывавшие всевозможные специализации. В Бугульминском уезде были созданы товарищества пчеловодов. В деревнях Абдрахманово и Чупаево в них насчитывалось до 30 человек²⁶⁹, в состав «Общества мелкого кредита», организованного в 1914 г. с целью улучшения культуры земледелия в д. Никулино Бугульминского уезда, наряду с представителями других конфессий входили и мусульмане²⁷⁰. Подобное общество было создано и в татарской деревне Старое Кутлумбетево в Бугурусланском уезде²⁷¹.

Данные факты подтверждают наше предположение о том, что предпринимателей-мусульман, с небольшим торговым оборотом в Самарской губернии было гораздо больше, чем это фиксировалось в статистических материалах.

На рубеже XIX–XX вв. к новым экономическим условиям капиталистической России сумели приспособиться лишь немногие, татарский капитал оставался в основном торговым²⁷². В 1890 г. в Казанской, Самарской, Симбирской, Саратовской, Вятской, Оренбургской, Уфимской, Пермской, Рязанской и Тамбовской губерниях татарские капиталисты владели
76 предприятиями с контингентом рабочих 4653 человека и годовой производительностью 2455 тыс. руб. Большинство промышленных заведений были мелкими: на 41 предприятии трудилось до 10 человек, на 24 — от 10 до 100, на 11 — от 100 до 1000 и более рабочих²⁷³.

В регионах, где климатические условия больше всего способствовали зерновому производству, правительством создавалась благоприятная система торговых пошлин, эффективная система железнодорожных тарифов, направленная на увеличение товарного производства и экспорта сельскохозяйственной продукции. Эти меры привели к тому, что капиталы вкладывались не в промышленность, а в сельское хозяйство и торговлю. В результате фабричная и заводская промышленность Самарской губернии почти исключительно ограничивалась обработкой сельскохозяйственного сырья²⁷⁴.

В 1887 г. среди владельцев промышленных предприятий было зафиксировано 3 татар, среди которых выделялся Хасан Алеев, владевший суконной фабрикой в д. Мулловка Ставропольского уезда. На фабрике работало 275 взрослых и 60 малолетних работников, для которых при фабрике действовала школа, а также больница²⁷⁵. По данным 1901 г., здесь было зафиксировано уже 800 рабочих, которыми вырабатывалось сукна на 400 тыс. руб²⁷⁶.

В поселке Мелекесс Ставропольского уезда купец Шайдул Мухарлямов организовал мыловаренное производство, в котором было занято 2 рабочих, изготавливавших 400 пудов мыла в год на сумму 1500 руб. Купец
И. Ибетуллин на хуторе Валеевых в Каратаевской волости Бугульминского уезда организовал производство восковых свечей, где 2 работника изготавливали 100 пудов продукции на 2000 руб. в год.²⁷⁷

В 80-е годы XIX в. на первый план в Самарской губернии выдвинулась мукомольная и крупорушная промышленность. Этот сдвиг отразил перемены, происходившие в сфере местного землевладения и зернового производства, а также в траспортной системе. Характерной приметой самарской промышленности стали крупные паровые и водяные мельницы²⁷⁸. Указанная тенденция сохранялась и в начале XX в.

В «Списке фабрик и заводов России 1910 г.» среди 314 владельцев предприятий мукомольного и крупяного производства в Самарской губернии было зафиксировано 9 мусульман (2,8%). Из них четверо проживало в Самарском, трое — в Ставропольском, двое — в Бугульминском уездах²⁷⁹. В действительности занятых в перерабатывающей промышленности было значительно больше: только в Бугульминском уезде владельцами 15 мельниц из 35 являлись мусульмане²⁸⁰.

Мещанами среди мусульман в уездах в 1897 г. записались 1774 чел. (0,4% мусульман в уездах), в городах — 2428 (33% мусульман-горожан).

Подавляющее большинство мусульманского населения Самарской губернии во второй половине XIX в. в хозяйственном отношении представляло собой традиционное аграрное сообщество: крестьяне составляли 97,3% уммы²⁸¹.

В предреформенный период Самарское Поволжье являлось «внутренней окраиной» империи, что отражалось и в разноликости социально-сословного положения сельского мусульманского населения, представленного башкирским сословием, тептярами, государственными, удельными крестьянами, лашманами, социальное положение которых, исходя из их наделенности землей, форм земельной собственности, наличия повинностей, было далеко не одинаковым.

В 1859 г. в самарской губернии числилось около 20 000 башкир²⁸². После упразднения Башкирского войска и отмены кантонной системы управления правительство уравняло башкир в гражданских правах с «прочими свободными сельскими обывателями» и подчинило общим гражданским властям, сохранив вотчинное право на принадлежавшие им ранее земли. Башкирские общества получили право продавать свою землю или сдавать ее в аренду. Именно в связи с правом собственности на землю термин «башкиры» приобретает двойной смысл: с одной стороны, это особое сословие с вотчинным правом на значительные угодья, с другой — народность.

Согласно закону от 10 февраля 1869 г., башкиры-вотчинники (по данным X ревизии 1859 г.) наделялись землей по 40 дес. на душу мужского пола (м. п.), но не менее 15 дес., припущенники — совладельцы общинных земель башкир — по 15 дес., бывшие военно-служилые (мишаре, тептяри, бобыли, безземельные башкиры) — по 30 дес. на душу м. п. Остававшиеся затем угодья дачи, так называемые «свободные за душевым наделом земли», находились в распоряжении общины башкир-вотчинников. Основные идеи закона от 10 февраля 1869 г. получили развитие в «Правилах по размежеванию башкирских дач» от 4 августа 1878 г. Проведение межевания земель между башкирами-вотчинниками, припущенниками-арендаторами и частными собственниками поручалось губернским присутствиям по крестьянским делам. В результате межевания в Бузулукском, Бугурусланском и Бугульминском уездах Самарской губернии появились следующие катергории земельных угодий: 914 дес. — душевые наделы башкир-вотчинников, 69 428 дес. — земли бывших военных и гражданских припущенников, 3431 дес. — «запасные земли», ставшие колонизационным фондом за счет башкирских дач, 111 533 дес. представляли собой угодья частных собственников из различных сословий²⁸³.

К 1916 г. наблюдалось существенное уменьшение площади башкирских земель в результате выдела угодий для припущенников и частных собственников различного сословного происхождения. В Самарской губернии площадь башкирского землевладения сократилась с 432 733 до 285 889 дес., или в 1,5 раза. Тенденция на общее уменьшение площади башкирских земель объяснялась тем, что были отделены угодья припущенников и частных собственников²⁸⁴. Претерпев ряд существенных метаморфоз во второй половине XIX — начале XX вв., башкирское вотчинное землевладение сохранилось вплоть до падения самодержавия.

В предреформенный период переселенцы, арендовавшие земли у башкир, становились феодальнозависимым тептяро-бобыльским сословием, которое объединяло в своем составе две близкие по своему экономическому положению группы населения: тептярей-припущенников из числа татар и бобылей — безземельных крестьян. В 1855 г. тептяри вошли в состав башкиро-мещерякского войска, после упразднения которого в 1863 г. были подчинены гражданской администрации. Однако как пользователи (по
15 дес. на душу м. п. по VII ревизии), а в отдельных случаях и владетели башкирской вотчинной земли, а также земли, жалованной им русскими царями, тептяри выделялись царской администрацией в особую социальную группу внутри крестьянского сословия²⁸⁵, занимавшую промежуточное положение между служилым сословием и государственными крестьянами²⁸⁶. В 1859 г. тептярей и бобылей в Самарской губернии насчитывалось до
40 000 чел.²⁸⁷

По данным 1873–1874 гг., 6754 души м. п. башкир и 15 256 душ м. п. тептярей в Бугульминском уезде вели оседлую жизнь и занимались хлебопашеством, из 2613 душ м. п. башкир и 313 душ м. п. тептярей в Бузулукском уезде 346 душ м.п. башкир и тептяр вели оседлую жизнь, а 2267 душ м.п. башкир, хотя и занимались хлебопашеством, но летом продолжали кочевать, 2674 башкира в Николаевском уезде жили оседло и занимались хлебопашеством²⁸⁸, однако часть башкирского населения здесь до 1880 г. занималась кочевым скотоводством, перейдя к оседлости лишь после падежа 82% крупного скота от чумы и бескормицы²⁸⁹.

Башкиры и тептяре, сохранявшие вотчинное право на землю, несли многочисленные общественные повинности, среди которых важнейшей являлась ямская, а также содержали имевшиеся и строили новые здания волостных правлений, пожарные заливные трубы, выделяли здания для волостного схода, фельдшера, проезжавших чиновников, лесничего, а также пастуха
и караульных для общественного магазина и окраины поселения²⁹⁰.

Ко времени проведения реформ 60-х годов XIX в. в Самарской губернии, как и во всей России, существовали следующие основные категории крестьян: государственные — 390 141 душа м. п. (62,9%), удельные — 116 744 (18,8%) и помещичьи — 113 373 (18,3%)²⁹¹.

В государственной деревне Самарской губернии в 1858 г. проживало 328 122 души м. п. Картина распределения данной категории крестьян выглядела следующим образом: большинство их проживало в Бузулукском уезде — 96852 души м. п. (29,5%). Незначительно уступали ему Николаевский (75 180 душ м. п. —22,9%) и Бугурусланский (71 179 душ м. п. — 21,7%) уезды, затем по убывающей Бугульминский — 40 248 душ м. п. (12,3%),
Новоузенский — 31 335 душ м. п. (9,5%), Ставропольский — 7319 душ м. п. (2,2%) и Самарский — 6009 душ м. п. (1,8%) уезды.

В 1889 г., по нашим подсчетам, бывших государственных крестьян-мусульман насчитывалось 194 906 чел. об. пола, из них 134 745 (69%) душ обоего пола (об. п.) проживало в Бугульминском уезде, 28 001 (14,4%) чел. об. п. — в Бугурусланском, 15 315 (7,8%) чел. об. п. — в Бузулукском, 11319 (5,8%) чел. об. п. — в Новоузенском, 3536 (1,8%) чел. об. п. — в Ставропольском, 540 (0, 26%) чел. об. п. — в Самарском уездах²⁹².

Земельный надел в государственной деревне в середине XIX в. колебался от 6,3 дес. на душу населения в Самарском уезде до 16,3 дес. в Новоузенском, средний надел по губернии составлял 10,6 дес.²⁹³ Крестьяне платили денежные налоги и несли натуральные повинности. Денежные налоги состояли из подушной подати, земельного налога, земских повинностей, мирских сборов. Кроме того, особые суммы собирались на капитал продовольствия. Если подушная подать была единой для всех губерний²⁹⁴, то земские повинности и особенно мирские сборы резко различались по губерниям. Они назначались сельскими сходами и утверждались Палатой государственных имуществ. Крестьяне несли следующие повинности: содержание мостов и дорог, хлебных магазинов, наем квартир для приезда земского суда, жалованье писарям и т. п. Вместе с тем государственные крестьяне обладали определенной самостоятельностью. Чаще всего именно они становились крупными арендаторами казенных земель, а также приобретали земли в собственность. К 1858 г. среди государственных крестьян Самарской губернии насчитывалось 23 084 собственника земли, они владели площадью 159 798 дес., а 5,5 тыс. из этих собственников даже не пользовались казенным наделом, имея в среднем по 14,5 дес. на каждого²⁹⁵.

В 1866 г. была проведена реформа среди государственных крестьян²⁹⁶. По закону от 18 января 1866 г. они выходили из подчинения Министерства государственных имуществ и уравнивались в правах с остальными категориями сельского населения России. Закон закреплял за ними существующие наделы, но не выше 8 десятин на ревизскую душу в малоземельных уездах и 15 десятин в многоземельных, каковой являлась Самарская губерния. Земли эти оставались до 1887 г. только в их пользовании, затем стали выкупаться у государства в обязательном порядке за счет уплаты оброчной подати.

Крестьяне-мусульмане в Самарской губернии имелись также в удельной деревне. Они были представлены бывшими служилыми и ясачными татарами Самарского и Ставропольского уездов, входивших до 1850 г. в состав Симбирской губернии. В 1835 г. эти территории были переданы в удельное ведомство со своими землями и угодьями²⁹⁷. Непосредственное управление осуществлялось через общинные органы крестьянского самоуправления
и их должностных лиц — волостного и посольских старост, которых выбирал мир, но выбор этот требовал утверждения управителя.

В 1859 г. удельных крестьян-мусульман в Самарской губернии насчитывалось 28 740 чел. об. пола, из которых 5955 (20,7%) находились в Самарском и 22 785 (79,3%) — в Ставропольском уездах²⁹⁸.

Среди удельных крестьян большинство составляли лашманы —
1676 чел. об. п. в Самарском уезде и 2527 — в Ставропольском уезде (по данным 1855 г.)²⁹⁹, которые в 1860 г. были официально переименованы в государственных крестьян³⁰⁰.

23 июня 1863 г. основные принципы реформы 1861 г. были распространены на удельных крестьян³⁰¹. Они получали права свободных сельских обывателей и передавались в подчинение уездных и губернских учреждений³⁰².

Бывших удельных крестьян-мусульман в 1889 г. насчитывалось
40 476 чел. об. п., из которых 32 415 (80%) расселялось в Ставропольском,
8061 (20%) — в Самарском уездах³⁰³.

По итогам реформ 60-х годов XIX в. обеспеченность крестьян оказалась неодинаковой: государственные крестьяне получили в среднем по 22,8 дес., а удельные — 13,8 дес. земли на душу³⁰⁴. Проведение в 80-е годы XIX в. железнодорожной ветки, расширившей рынки сбыта сельскохозяйственной продукции, способствовали быстрому развитию торгового земледелия, основанного на производстве экспортного хлеба — яровой пшеницы. В конце XIX в. в Самарском уезде посевы под этой культурой занимали 54,2% всей посевной площади, в Бузулукском — 72%, в Николаевском — 72,4%, в Новоузенском — 85,5%³⁰⁵. В наиболее худших условиях были крестьяне Ставропольского и Бугульминского уездов³⁰⁶.

В результате аграрных преобразований 60-х годов XIX в. казна превратилась прежде всего в крупнейшего монополиста лесных угодий в Казанской и северных уездах Самарской губерний, а в южных — и обширных земель. Немалые земельные и лесные владения сохранило за собой
и удельное ведомство, особенно в Симбирской и Самарской губерниях. Они сохранили свое огромное влияние на уровень и темпы развития сельского хозяйства³⁰⁷.

Во второй половине XIX в. быстрыми темпами шел процесс измельчания земельных наделов, что было следствием естественного роста населения. С 1877 по 1905 г. количество земли на 1 двор у бывших государственных крестьян в Самарской губернии уменьшилось с 29,6 до 22,8 дес., у бывших удельных крестьян — с 17,1 до 13,8 дес., у башкир и тептярей —
с 34,8 до 20 дес., у бывших колонистов — с 39 дес. до 33 дес., самые большие земельные владения имели башкиры Николаевского уезда, где в 1877 г. на
1 двор приходилось 138,9 дес., а в 1905 г. — 119,5 дес.³⁰⁸

Самарская губерния среди других губерний Поволжья считалась относительно хорошо обеспеченной землей, однако даже здесь в начале XX в. на 1 работника приходилось земли на 45% меньше, чем следовало по трудовой норме. Местные агрономы считали, что при трехпольной системе земледелия и в зависимости от природных факторов «идеальный» крестьянский участок должен иметь 20–40 десятин в черноземной полосе и 40–60 дес. — 
в степной³⁰⁹.

По данным 1882 г., безлошадные или однолошадные крестьянские дворы составляли в Казанской и Симбирской губерниях по 60%, в Самарской губернии — 36,7%; в 1899–1900 гг. в Казанской губернии — 69,2%, в Симбирской — 65,2%, в Самарской — до 43%. Происходила не только пролетаризация, но и пауперизация, включая потерю земледельческого рабочего скота³¹⁰.

Правильное соотношение полей — непременное условие трехпольной системы — часто не соблюдалось. Этому мешала чересполосица. В 103 селех Бугурусланского уезда, например, каждый двор имел от 12 до 30 полос,
а в некоторых селах и того больше. Непропорциональное увеличение посевов яровой пшеницы нарушало традиционное чередование культур, составлявших рациональное зерно трехполья. Земля не отдыхала, не успевала восстановить силы, истощалась³¹¹, слабо использовались удобрения. Пропагандируя среди мусульман необходимость их использования, газета «Вакыт» приводила примеры повышения урожайности из-за соблюдения культуры земледелия: в 1908 г. в Бузулукском уезде, учитывая недостаток фосфора в составе местной почвы, он в качестве удобрения был внесен
в землю, что привело к повышению урожайности на 40–70 пудов с десятины по сравнению с обычными посевами без использования удобрений³¹².

Примитивными продолжали оставаться и сельскохозяйственные орудия труда, хотя Самарская губерния считалась лучше обеспеченной сельскохозяйственными орудиями, чем соседние. По переписи 80-х гг., здесь числилось 11 тыс. железных плугов, 400 конных молотилок, 195 жнеек,
150 косилок и веялок. Почти вся эта техника концентрировалась у 8 тыс. зажиточных хозяев в южных уездах³¹³. Большинство крестьян Самарской губернии пользовалось сохой, сабаном и косулей, как и в предреформенный период.

В татарских деревнях наблюдалась отсталость земледелия, поставившая их жителей на последнее место по уровню сельскохозяйственного производства среди всех других народов края, которая была связана с общей придавленностью татарских крестьянских хозяйств в результате многовекового национального гнета, отразившегося и в крайне недостаточных размерах земельных наделов, их резком несоответствии сумме налогов
и платежей и других неблагоприятных социально-экономических и психологических факторах³¹⁴.

Нерусское крестьянство было хуже обеспечено новой сельскохозяйственной техникой, чем русское. Из расчета на 100 дворов татары имели гораздо меньше железных плугов, чем остальное крестьянство региона. Выясняя причины такого положения, земские деятели указывали на следующие факторы: бедность широких слоев крестьянства, малоземелье, мелкополосица, чересполосица, однолошадность и вообще отсутствие лошадей, дороговизна самих орудий³¹⁵.

Вследствие низкого благосостояния хозяйств и имущественного расслоения пореформенной деревни во второй половине XIX в. распространенным явлением среди мусульман Самарской губернии стали сдача
в аренду и продажа земли. Скупка земли у башкир и татарских многоземельных общин фактически превращалась в их ограбление³¹⁶.

Так, наибольшее распространение сдачи душевой земли в аренду наблюдалось в татарских общинах Бугурусланского уезда. В газете «Вакыт» справедливо отмечалось, что мусульмане, владевшие здесь лучшими землями и сенными покосами, сдавали их в аренду местным русским крестьянам, затем нанимались на работу к этим арендаторам. В результате они жили очень бедно, постоянно испытывая нужду³¹⁷. Процент бесхозяйных
в татарских общинах, за немногим исключением, был выше среднего по уезду и колебался от 9 до 45%. Земли татар Султангуловской волости арендовались даже русскими крестьянами Покровской и Кротковской волостей, лежащих в 40-верстном расстоянии от первой, и лишь потому, что земля здесь была дешевле и плодороднее. Во всех вышеупомянутых общинах процент самостоятельных дворов в хозяйственном отношении колебался от 40 до 50 и даже до 23% общего количества³¹⁸.

Подесятинная сдача надельной земли по большей части производилась осенью и зимой, во время наибольшей нужды в деньгах для уплаты налогов, долгов и других обязательств, уплата по которым приурочивалась всегда
к сбору хлеба. Зимой, когда малосильным домохозяевам не хватало хлеба на продовольствие семьи, единственным ресурсом оставалась земля, которая и продавалась под будущий посев по цене гораздо низшей. Так, например, крестьяне деревень Камышлы, Старые Шалтов, Зериклы и др., где сдача надельной земли принимала характер массового явления, продавали зимой десятину земли за 1–2 пуда ржаной муки и даже ездили по соседним русским деревням с таким предложением. К весне цена этой земли поднималась до 3–4 рублей. На понижение цен на надельную землю влиял и обман самих татар, нередко продававших одну и ту же десятину 2–3 лицам одновременно. Покупатели одной и той же десятины часто начинали пахать десятину с двух противоположных концов, потом таким же образом производили и посев. Часто к обоюдному их огорчению и удивлению, сжатый хлеб со злополучной десятины в одну ночь исчезал, и арендаторы оставались ни с чем. В волостном суде заводилось судебное дело, обманщик-татарин приговаривался к денежному штрафу, который он снова уплачивал своей землей.

В 1880-е гг. средняя арендная цена казенной душевой десятины по уезду была 2,7 руб. с колебаниями по волостям от 0,8 до 6,4 руб. или дешевле вненадельной (4,2 руб.) в 1,55 раза³¹⁹.

В некоторых татарских деревнях Бугульминского уезда до половины жителей не сеяли хлеб, а при требовании властей уплатить недоимки не только отказывались, ссылаясь на отсутствие средств, но и настаивали на выдаче им продовольственной ссуды. Сельским обществам было рекомендовано ввести общественную запашку с целью погашения недоимок продовольственного капитала и засыпки хлеба в запасные магазины. В 140 селениях Бугульминского уезда в 1889 г. была введена система общественной запашки³²⁰.

У башкир Николаевского уезда по данным 1880-х гг. за последнее пятилетие от чумы и бескормицы пало 82% крупного скота. Собственно надельных домохозяев в Кузябаевской и Имилеевской волостях, населенных башкирами, числилось 1539 душ м. п., но из них 169 домохозяев (11%) давно уже бросили свою землю и жили на стороне, из остальных 1370 домохозяев 458 (33%) имели всего по одной лошади, без рабочего скота — 212 (15%), собственный инвентарь имели лишь 700 (51%) домохозяев.

Для покрытия разных платежей и собственного пропитания башкиры по нескольку сот десятин сдавали угодья в долгосрочную аренду и подесятинно русским крестьянам и купцам. В Имилеевской волости башкирами было сдано земли арендаторам 38 054 десятины, в Кузябаевской — 46 909 дес., а в обеих волостях 84 963 десятины, причем наивысшая арендная цена за сотенную не превышала 1 руб. 50 коп., наименьшая — 40 коп. Нередко случалось, что участок земли в 1 000–2 000 десятин башкирское общество сдавало на 10 лет одному арендатору и деньги получало вперед, а потом лет через 5–6 снова пересдавали его другому и деньги точно так же получали вперед, отчего у башкир происходила постоянная ссора с арендаторами. взяв землю за бесценок, те не всегда даже обрабатывали ее сами, а спекулировали ею, передавая ее в пользование другим на более выгодных для себя условиях. Так, в составной общине Байгундиной-Кучумбетевой башкиры сдали в аренду своему сотнику 2 500 сотенных десятин земли по 50 коп. за десятину, а этот последний пересдал ее другому по той же цене, получив с нового арендатора отступного 500 руб., второй арендатор опять-таки пересдал землю третьему, но уже по 1 руб. 30 коп. за десятину. Подобное явление среди башкир встречалось сплошь и рядом. Деньги, получаемые башкирскими обществами за сданные участки, были невелики, но сдаваемые в аренду земли столь значительны, что полученные за аренду деньги покрывали все казенные, земские и мирские сборы, лежащие на башкирских землях. Из 136 689 дес., отведенных башкирам в надел, за вычетом 93 144 дес., сданных в долгосрочную аренду, оставалось еще 43 545 дес. или по 14,3 на каждую ревизскую душу, совершенно свободных от всяких платежей, что позволяло башкирам обеспечивать себя продукцией крестьянского хозяйства³²¹.

Подобная практика распоряжения землей наблюдалась среди башкирского населения в Николаевском уезде и в начале XX в. В 1900 г. на 775 башкирских дворов в Кузябаевской волости приходилось 68 703 дес. удобной земли, в среднем по 89 дес. на 1 двор, остальные земли были арендованы русскими крестьянами (179 дворов), проживавшими в той же волости. В Имилеевской волости на 887 дворов башкир приходилось 70 893 дес. удобной земли, т.е. по 80 дес. на 1 двор, а остальные 16 700 дес. были арендованы русскими, которые (100 дворов) проживали по соседству с башкирами³²².

В Новоузенском уезде у несостоятельных татар почти все земельные пласты скупали богатые крестьяне по 3–4 руб. за десятину, оборотную — по 1–1,5 руб., третьяк — по 1 руб.³²³

Важнейшей отраслью пополнения бюджета для крестьян были промыслы. Наибольшее распространение среди мусульманского населения они получили в Бугульминском уезде. Основным источником для промысловой деятельности служило изготовление изделий из липового дерева, которое давало заработок массе населения. Центральным пунктом закупки липового дерева и сбыта изготовляемых из него изделий являлась д. Альметьево. Из 1531 надельного домохозяина в Альметьевской волости 577 чел., или 37,6%, занимались неземледельческими промыслами, чем объясняется то обстоятельство, что безхозяйные дворы составляли в этой волости 15,2%, а по двум селениям — Абдрахманово и Нижней Махтаме — они достигали 18,5%. Средний заработок на рабочего с 1 лошадью в течение 17 рабочих дней составлял 7 руб. 40 коп.

Наблюдалась кооперация труда: мочало из деревень Абдрахманово и Нижней Махтамы поступало к крестьянам д. Сююндуковой Стерлитамаковской волости и д. Альметьево Альметьевской волости, в которых 76 дворов занимались тканьем рогож и кулей. Рогожи продавались на местных базарах, а кули альметьевские татары возили артелями в 5–10 возов для продажи в Уральск, Оренбург и Заинск. Изготовлением решет и полотен занимались исключительно ново-мухтамские татары. Решета возили продавать в Бузулук, Бугуруслан, Черемшанскую крепость, полотна — в Оренбург и др. В Ново-Надыровской, Тумутуковской, Варваринской волостях и слободе Кичуй гнули дуги, ободья, полозья, изготавливали сани и дровни.

Из местных кустарных промыслов наиболее распространенным являлась ломка камня в горах татарами деревень Уразаевой Азнакаевской волости, Акбаш Александровской волости, Малой Бугульмы Спасской волости, Горок и Сходнево Каратаевской волости, Верхней Махтамы Альметьевской волости и слободы Новописьмянской. Выломанные и вынутые из шахты алебастровые куски пережигали, деньги, вырученные от продажи камня, делились поровну между всеми артельщиками³²⁴.

Плотничество было широко распространено среди татар Бавлинской, Азнакаевской, Сумароковской, Ивановской, Абдикеевской, Спиридоновской волостей. Плотники из деревень Исергапово Бавлинской волости и Шугушлы Спиридоновской волости ежегодно ходили весной артелями в 3–4 человека по соседним деревням, верст за 20–30 от своего селения, предлагая свои услуги по починке и строительству домов и хозяйственных строений. Поставка сруба из старых бревен стоила 3–4 рубля, а поставка новой избы — 10–12 рублей. С наступлением весны и до начала страды, а потом с середины сентября и до середины октября татары Бавлинской, Азнакаевской, Ивановской волостей большими группами ездили валить лес или пилить дрова в Бугурусланский уезд, в селения, расположенные вдоль рек Кама и Волга, иногда за 300 верст от дома³²⁵.

В Новом Надырове и Татарском Кандызе до 10 домохозяев водили гусей для продажи на базары в Альметьевск и Бугульму скупщикам, которые отправляли их партиями в Казань, Самару и Симбирск.

В Ставропольском уезде среди татарско-чувашского населения было распространено изготовление смолянок для точения кос. Для этого смолу варили с речным песком и готовой массой намазывали на дощечки. За весну каждый умелец зарабатывал по 10–12 руб.³²⁶

Распространенным явлением среди крестьян Среднего Поволжья было отходничество. Однако по величине отходнического движения соседние Казанская и Симбирская губернии намного превосходили самарское Поволжье³²⁷. Основная масса отходников устраивалась на низкоквалифицированные работы³²⁸. Поток сезонных работников направлялся из северных мест в южные, нуждавшиеся в летнее время в пришлых работниках³²⁹. Средняя потребность в пришлых в Бугурусланском уезде определялась в 7–10 тыс. человек. В благоприятные годы сюда стекались татары из Казанской губернии, из Белебеевского уезда Уфимской губернии, а также из Бугульминского уезда. В южном районе привлекали Николаевский и Новоузенский уезды — здесь нанимались от 75 до 100 тыс. человек. В разные годы в губернию приходило от 270 до 400 тыс. человек. Только два уезда — Ставропольский и Бугульминский — не нуждались в пришлых рабочих, остальные не могли обойтись местными трудовыми ресурсами³³⁰.

В 80-е гг. XIX в. из Бугульминского уезда дважды в году — ранней весной и перед жнитвом хлебов — в соседние уезды губернии уходило до 500 человек³³¹. Наряду с крестьянами из Казанской, Симбирской губерний татары из 19 деревень Бугульминского уезда ехали в Бугурусланский, Бузулукский, Самарский уезды, Оренбургскую губернию, в Уральскую область. Жители д. Каркали с наступлением весны почти всем селением уходили пешком на покос и жнитво в селения близ Уральска, Самары, Бузулука и другие места. Причем малолеток и грудных детей женщины везли на двухколесных маленьких тележках. Наиболее выгодной оказывалась страдная работа у уральских казаков: в хороший, урожайный год семья, состоявшая из 2 мужчин, женщины и 2 подростков, за 2 месяца могла заработать до 30 и более рублей³³².

В пореформенный период царизм всеми способами старался сохранить сельскую патриархальную общину, пытаясь законсервировать сложившиеся в деревне социальные отношения. Крестьяне не могли ни купить близлежащий душевой надел, ни продать его, ни заложить в банке, что способствовало возникновению социальных конфликтов в начале XX в. Первая российская революция ускорила разработку нового аграрного законодательства. Правительство П. А. Столыпина перешло к решительной ломке общины,
с тем чтобы увеличить удельный вес земельных собственников в деревне.

В социально-экономическом плане столыпинская земельная реформа имела прогрессивное значение. При хуторском или участковом землевладении у крестьян-собственников появлялась возможность вводить новые системы земледелия, использовать усовершенствованный инвентарь и машины, иными словами, они были заинтересованы в развитии хозяйства, производстве большего количества сельскохозяйственной продукции.

Темпы развития аграрного капитализма в уездах Самарской губернии были различны. На северо-востоке, в лесостепных уездах — Бугульминском, Ставропольском, северных частях Самарского, Бузулукского и Бугурусланского — сельская поземельная община оставалась в качестве верховного собственника наделов крестьян, отдавая им землю во временное пользование.

Более высокий уровень развития капитализма в сельском хозяйстве наблюдался в степном Заволжье: Николаевском и Новоузенском уездах, в южных частях Самарского, Бузулукского, Бугурусланского уездов. Уже в 70-е годы XIX в. здесь стали возникать фермерские хозяйства, специализировавшиеся на производстве товарной пшеницы, преимущественно твердых сор-тов. Пережиточные явления, свойственные феодализму, проявлялись здесь в малой степени, а сельская поземельная община лишь формально выполняла свои функции. Иной была и социально-классовая структура крестьянства: на северо-востоке зажиточные крестьяне составляли от 6 до 10%, а в степном Заволжье — до 30%.

Мотивы выхода из общины были различными. Укрепляли землю в личную собственность две полярные группы хозяев — беднота и зажиточные. Беднота выделяла наделы с целью продать их и переселиться на земли Крестьянского поземельного банка или в Сибирь, Алтай, Казахстан или окончательно уйти в промышленные центры. В конечном счете готовность к выходу из общины определенной части бедноты, независимо от целей, которые преследовал
П. А. Столыпин, создавая для этого правовую основу, свидетельствует об углублении процесса разрушения патриархальных связей индивида и социума (общины) и появления новых явлений в духовной жизни деревни³³³.

Самарская губерния относилась к числу тех районов, в которых столыпинская земельная реформа проходила успешно³³⁴. Она лидировала и по количеству образованных в 1907–1914 гг. хуторов и отрубов: если в Астраханской губернии их было образовано 4638, или 2,8% общего количества хуторов и отрубов в указанных губерниях, в Казанской — 15 165 (9,2%), в Уфимской — 16 085 (9,7%), в Симбирской — 16 962 (10,3%), в Саратовской — 45 361 (27,5%), то в Самарской — 66 567 (40,4%)³³⁵. Самарский губернатор В. В. Якунин в 1909 г. отмечал, что "губерния по числу поступающих заявлений об укреплении занимает первое место среди губерний Российской империи"³³⁶.

Успех столыпинской аграрной реформы был достигнут за счет степного Заволжья, где к новым формам хозяйствования переходили иногда целыми общинами. На темпы выхода крестьян из общины оказывали влияние многие факторы, в том числе уровень развития капитализма в земледелии, близость сел и деревень к рынкам, железнодорожным станциям, пристаням или городам³³⁷. Так, в 1910 г. из 145 134 домохозяев, заявивших об укреплении части общинной земли в личную собственность, наибольшее количество приходится на Николаевский — 36 781 чел. (25,3%) и Новоузенский — 28 867 (19,8%) уезды, в Бузулукском уезде — 21 581 (14,8%), в Самарском — 17 591 (12%), в Ставропольском — 16 592 (11,4%), в Бугурусланском — 16 325 (11,2%) и наименьшее количество в Бугульминском уезде — 7037 (4,8%)³³⁸.

Несмотря на то что в Самарской губернии столыпинская аграрная реформа протекала более успешно³³⁹, чем в других поволжских губерниях, к 1911 г. наметилось ее свертывание. Это выразилось в том, что если до 1911 г. в среднем каждый год укреплялось по 25 тыс. дворов, то с 1911 г. из общины выходило в среднем по 8 тыс. дворов. Одной из причин снижения популярности реформы было сопротивление поземельной общины. Так, в Самарской губернии лишь 12,9% заявлений о выходе из общины были утверждены на сельских сходах, а 87,1% — земскими начальниками. Всего же с июня 1907 г. по 1 января 1916 г. в Самарской губернии из общины вышло 167 199 домохозяев, укрепивших в личную собственность 2 075 863 дес. земли, что составляло 30,9% всего общинного землевладения в губернии, было создано 91 044 хуторских и отрубных хозяйства на площади 2 011 515 дес. земли³⁴⁰. По России процент вышедших из общины крестьян составил 22%³⁴¹.

Наиболее деформированными в результате проведения реформы оказались сельские общины в Новоузенском уезде, где хуторяне составили 86,4% общего числа крестьян, в Николаевском уезде — 32,1%. Здесь было развито торговое зерновое земледелие, имелось большое число немецких колоний,
у которых размер надела был значительно выше, чем у крестьян других уездов. К тому же здесь проходили железные дороги, имелись рынки сбыта сельскохозяйственных продуктов. В уездах с менее развитым капитализмом
в сельском хозяйстве процент вышедших из общины был значительно ниже:
в Бузулукском — 13,8%, в Бугурусланском — 11,8%, в Самарском — 10,2%,
в Ставропольском — 7,5%, в Бугульминском — 4,7% крестьян³⁴². На низкие показатели наложили свой отпечаток помимо социально-экономических условий и этноконфессиональный состав сельских обществ. Идея перехода на хутора была более распространенной среди русского крестьянства. Негативно отнеслись к реформе коренные народы Поволжья — татары, чуваши, мордва и башкиры³⁴³. Их общины отличались прочностью строя и консерватизмом.
В нерусской деревне было стойкое сохранение уравнительности в землепользовании. Эти факторы препятствовали массовому выходу из общины³⁴⁴.
В этом отношении показательны, например, следующие факты: в 1910 г. из
5 ходатайств о выходе на отруба, поданных в Бугульминскую землеустроительную уездную комиссию, только 1 принадлежало мусульманину³⁴⁵,
в 1913 г. из 13 подобных ходатайств от татар поступило 3 прошения³⁴⁶.

Аграрно-капиталистический переворот в Самарской губернии, как и во всей стране, не завершился. В годы Первой мировой войны противодействие крестьян землеустройству резко возросло. Приостановить землеустроительные работы до окончания войны требовали солдаты действующей армии.
В феврале—октябре 1917 г. началось массовое аграрное движение за уничтожение не только помещичьего землевладения, но и последствий столыпинского землеустройства — за ликвидацию хуторов, отрубов и возвращение земель выделенцев в распоряжение сельской общины³⁴⁷.

В результате исследования социально-экономического положения сельского мусульманского населения Самарской губернии во второй половине XIX — начале XX вв. можно сделать следующие выводы:

1. Подавляющее большинство мусульман проживало в сельской местности и было занято сельскохозяйственным производством. Большинство их относилось к категории государственных, лашманам (в удельном ведомстве), а также частично к тептярям, бобылям и башкирскому сословию. Аграрные реформы 60-х годов способствовали унификации их административного подчинения, самоуправления и правового положения, сближению их социально-экономического положения, хотя различия между ними сохранялись и в начале ХХ в.

2. Особенностью многочисленных торговцев-мусульман в губернии был незначительный торговый капитал и принадлежность к сословию крестьян и мещан в сельской местности и мещан в городах. Отсутствие крупных промышленников среди мусульман, по-видимому, объясняется в определенной степени слабым развитием промышленности в Самарской губернии, за исключением мукомольной и крупорушной, где мусульмане проявляли активность. Исключение составляет винокурение, заниматься которым мусульманам было запрещено по канонам ислама.

3. Попыткой осуществить капиталистическую эволюцию сельского хозяйства была столыпинская реформа, которая не нашла поддержки среди мусульман, что современники объясняли прочностью общинного строя и консерватизмом менталитета инородцев.

4. Кроме башкир-вотчинников, остальные категории сельского земледельческого населения были вовлечены в происходившие в российской деревне социально-экономические процессы, выразившиеся в уменьшении земельных наделов и др. По сравнению с другими губерниями мусульмане
в лице башкир-вотчинников, бывших тептярей, государственных и удельных крестьян относительно лучше были обеспечены земельными угодьями. Самарская губерния в целом была в авангарде развития аграрного капитализма в Среднем Поволжье. В этноконфессиональном разрезе его влияние было неодинаковым: впереди шли немецкие и русские, затем нерусские хозяйства.

5. В указанный период наблюдалась тенденция ухудшения материального благосостояния крестьянского хозяйства мусульман, что проявилось в уменьшении надельной земли, обеспеченности тягловой силой, передовой агротехникой. Она выражалась также в росте задолженностей по выплате сельским обществом выкупных платежей, налогов, ссуд и др.