Т. Атаев

политолог, Азербайджан

Отражение проблематики «вера — человек — общество»
в творчестве Максима Горького

«Как это ни удивительно, до сих пор никто не имеет о многом в жизни Горького точного представления»
(Иван Бунин ¹)

«Татарин расстилает что-то на нарах, становится на колени и — молится.Барон (указывая Сатину на Татарина). Гляди!Сатин. Оставь! Он — хороший парень, не мешай!.. Он — молится? Прекрасно! Человек может верить и не верить, это его дело! Человек — свободен. Он за все платит сам: за веру, за неверие, за любовь, за ум — человек за все платит сам, и потому он — свободен! Человек... — это не ты, не я, не они... — это ты, я, они, старик, Наполеон, Магомет... в одном! Это — огромно! В этом все начала и концы. Все — в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное — дело его рук и его мозга! Чело-век! Это — великолепно!»
(Максим Горький. Пьеса «На дне» ²)

«Мы сотворили человека в прекраснейшем облике» (Коран, сура «Смоковница», аят 4).

«Аллах не возлагает на человека сверх его возможностей. Ему достанется то, что он приобрел, и против него будет то, что он приобрел» (Коран, сура «Корова», аят 286).

«Скажи: „Каждый человек избирает свой путь, а вашему Господу лучше знать, кто следует более прямым путем“ (Коран, сура „Перенес ночью“, аят 84)

Скажи: „Воистину, я — такой же человек, как и вы. Мне внушено откровение о том, что ваш Бог — Бог Единственный“ (Коран, сура „Пещера“, аят 110)

„Сотворение и воскрешение ваше подобно сотворению и воскрешению одного человека“ (Коран, сура „Лукман“, аят 28)

„Образы и картины [М. Горького] разные читатели могут, разумеется, истолковывать различно, смотря по степени своего понимания, а может быть, и добросовестности“

(Николай Михайловский, русский социолог,
идеолог либерального народничества ³)

На открытии II Всесоюзного съезда т. н. Союза воинствующих безбожников» (1929 г.) прекрасный русский писатель Максим Горький сказал: «Весь тот быт, который мы создаем сейчас, насквозь антирелигиозный. Во всем, что сейчас делается в нашей стране... сказывается ясно антирелигиозная воля... Религии нет места в том огромнейшем процессе культурного творчества, который с невероятной быстротой развивается в нашей стране. Кто может быть сильнее нашей воли и сильнее нашего разума? Наш разум, наша воля — вот что создает чудеса. Кто создал богов? Мы, наша фантазия, наше воображение. Раз мы их создали, мы имеем право их ниспровергнуть. И должны ниспровергнуть. На их место нам не надо никого, кроме человека, его свободного разума» ⁴.

Этот пассаж до сего дня вызывает у многих, мягко говоря, непонимание. Даже с пиететом относящиеся к мастерству выдающегося писателя пытаются как-то избегать оценки сказанному Мастером. Безусловно, кто-то может посчитать вышеизложенные слова вынужденными, кто-то — позицией писателя. Но почему-то никогда не рассматривается возможность их озвучивания с точки зрения вложенного писателем иносказательного смысла. Наверняка, по причине уверенности у многих исследователей творчества М. Горького, что именно эти идеи красной нитью проходят через его блестящие произведения.

Этап поисков

В свои сорок пять М. Горький с теплотой вспоминал: «Мне очень нравился бабушкин бог, такой близкий ей, и я часто просил ее: — Расскажи про бога! Она говорила о нем особенно... Не двигаясь, чутко слушал никогда не надоедавшие рассказы». Но не только чутко, а пропуская через себя. На слова бабушки: «Хорошо все у Бога на небе и на земле», будущий писатель задавал вопрос: «А у нас хорошо разве?» ⁵ И лейтмотив прозвучавшего сомнения стал путеводной нитью всего творчества М. Горького. Каково место человека в жизни, его предназначение? С детства эта незауряднейшая личность пыталась подойти к разгадке ответа. Избрав путь осмысливания вслух, посредством доведения проблесков возникавших идей до читателя. В рецензии на рассказ великого Антона Чехова «В овраге» он останавливается на следующей цитате: «Откуда мне знать, есть бог или нет? — говорит сыщик Цыбукин своей матери. — Нас с малолетства не тому учили... Папаша ведь тоже в бога не верует... И старшина... и писарь... и дьячок тоже... А ежели они ходят в церковь и посты соблюдают, так... чтоб люди про них худо не говорили». «У вас не поднимется рука на Цыбукина, — восклицает М. Горький, — ибо и вы тоже ведь заглядываете в храмы ваших святынь лишь для того, чтоб „люди про вас худо не думали“. Не сами ли вы называете святыни ваши „забытыми словами“?» ⁶

Тем самым М. Горький фактически разграничивает веру на внутреннюю и внешнюю («показательную»). Что не случайно, т. к. ставит он ее очень высоко: «Человека тесно окружают созданья его творческого Духа: Любовь... Дружба... Надежда... Ненависть... Вера смотрит темными очами в его мятежное лицо и ждет его в свои спокойные объятья» ⁷. Но при этом М. Горький изначально пытается как-то сопоставить свободу и веру в человеке. В Ларре из «Старухи Изергиль», лишившим безвинную девушку жизни, люди «увидели, что он считает себя первым на земле и... принялись судить, как наказать его. Но... мудрый... заговорил: — Наказание... ему — в нем самом!.. Пусть он будет свободен». Заканчивая же сказку, рассказчица молвила: «Ему нет жизни, и смерть не улыбается ему. И нет ему места среди людей... Вот как был поражен человек за гордость!» ⁸ О свободе выбора, благородстве и нравственности М. Горький говорит также в «Макар Чудра» и «Челкаше». Демонстрируя, в частности, как отрицательный в восприятии любого общества человек, вор «по профессии» (Челкаш), негодует по поводу сказанного внешне «правильной» личностью (Гаврилой): «Что тебе — свобода?.. — Да ведь как же? Сам себе хозяин... Гуляй знай, как хошь, бога только помни» ⁹.

А уже далее наступает черед содержателя «ночлежки», ротмистра в отставке Аристида Кувалды («Бывшие люди»), который до этого «славно жил... умеючи!». А теперь решил «смарать в себе все чувства и мысли» (прежние), потому что нужны «другие воззрения на жизнь... что-то такое новое» ¹⁰. Но что-то же должно стоять за понятием «Новое». И в знаменитой пьесе «На дне» устами Сатина озвучивается: «Ложь — религия рабов и хозяев... Правда — бог свободного человека!» ¹¹ Эти строки написаны в 1902 г., когда Россия бурлила революционными идеями. И они как бы подводят итог размышлений начального М. Горького — путь к «светлому новому» лежит через разрешение проблематики в социальной плоскости. Поэтому озвучивание писателем справедливых идеалов жизни посредством (в основном) героев люмпенов не случайно. Что свидетельствует о его приверженности слому существующих к тому времени порядков — в качестве основного шага по достижению нового образа существования.

Говоря другими словами, смысл веры («объект» религии) М. Горький видел в достижении социальной справедливости путем ликвидации классового неравенства: «По мере размножения людей возникает борьба родов, рядом с коллективом „мы“ встает коллектив „они“ — и в борьбе между ними возникает „я“» ¹². Объединившись, данные «я» двигают мировую историю к прогрессу.

Идеи «богостроительства»

Мировоззренческое оформление взглядов М. Горького в этом направлении произошло в период его семилетнего проживания на итальянском о ве Капри (с 1906 г.). М. Горькому оказались близки идеи развивавшегося в первом десятилетии XX века среди марксистов течения «Богостроительство». С доминирующим акцентом на конвергенцию марксизма и религии, вследствие сходных принципов социалистического и христианского мировоззрения. Тем самым, предполагалось создание «пролетарской религии»; с признанием Бога через обожествление общества, должного принять на себя «высшую» форму путем воплощения идеалов в реальность. Социальным стержнем в этом раскладе представала освещаемая М. Горьким в произведениях «человечность» человека.

Безусловно, в понимании М. Горького речь шла об активности индивидуума (общества) в интересах всех людей, однако с основой не в Божественном, а земном ракурсе. Да, Ларион в «Исповеди» (1908 г.) озвучивает: «Бог не понуждает вас на добро и на зло, самовластны вы созданы волею его и свободно творите как злое, так и доброе. Диавол же ваш — нужда и темнота! Доброе суть воистину человеческое, ибо оно — божие, злое же ваше — не дьявольское, но скотское!» Но рассказчик истории (исповеди) раскрывает, что Ларион представлял "Бога великим мастером прекраснейших вещей, и человека считал... заплутавшимся на путях земных ¹³. М. Горький же в примечаниях конкретизирует намерение продемонстрировать произведением пути прихода человека «от индивидуализма к коллективистическому пониманию мира... Герой понимает под «богостроительством» устроение народного бытия в духе... единения всех по пути к единой цели — освобождению человека от рабства внутреннего и внешнего ¹⁴.

Тем самым отношение М. Горького к вере окончательно сформировалось через призму социализации религии. Так как еще в романе «Мать», в котором хотя и звучит: «Божий дом — вся земля», другой герой (Павел) разъясняет одно из своих высказываний следующим образом: «Я не о том добром и милостивом Боге, в которого вы веруете, а о том, которым попы грозят нам, как палкой, — о Боге, именем которого хотят заставить всех людей подчиниться злой воле немногих». Следующий же персонаж Рыбин дополняет: «Мы — не богу подобны, но диким зверям. В церкви нам пугало показывают... В ложь и в клевету одели его... чтобы души нам убить!» Детализирует сказанное М. Горький посредством описания мыслей сердцем верующей героини: «В городах стоят храмы, наполненные золотом и серебром, не нужным Богу, а на папертях дрожат нищие... Это казалось ей... оскорбляющим бедных людей... Все больше думала о Христе и о людях, которые... жили — казалось ей — по его заветам и, подобно ему считая землю царством бедных, желали разделить поровну между людьми все богатства земли». В этом контексте хотелось бы высказать мнение, что вряд ли отчество героини — Ниловна — М. Горький выбрал спонтанно. В XV в. на Руси возникло духовное течение «нестяжатели», призывавшее к отказу от «стяжания» церковью земель и иного имущества. Возглавлял же движение православный святой Нил Сорский.

Как бы то ни было, М. Горький вкладывает в уста героев значимейшее резюме: «Переменить Бога надо, очистить его!.. Веру новую придумать, сотворить Бога — друга людям!.. Мы пошли теперь крестным ходом во имя Бога нового, Бога света и правды, Бога разума и добра!» ¹⁵ То есть фактически прозвучал призыв к насильственному свержению существующей власти во имя достижения «Нового». Но и в этом случае подготовленный М. Горьким в соавторстве с известными революционерами, включая будущего наркома просвещения СССР Анатолия Луначарского, сборник «Очерки философии коллективизма» вызвал отрицательную реакцию В. Ленина, осудившего стремление «реанимировать или сочинить религию».

Фиаско теории о достижении социальной справедливости бездуховным обществом

Конечно же, человек — центр Мироздания, наилучшее творение Господа. С этой точки зрения предусматриваемая М. Горьким активность индивидуумов вполне понимаема. Однако, прославляя человека, реализацию его реальных прав человека видел исключительно в случае функционирования социалистического строя. Приход к которому мог осуществиться лишь «материализованным» путем, сменой общественно-экономической формации, в которой духовному фактору предоставлялась вспомогательно-идеологическая роль. Говоря другими словами, провозглашалась религия без Бога, вне разумно-чувственной веры. Вера в символ. Фетиш социализма. Пусть и благодаря деятельности человека.

Но реалии социалистической системы привели к краху надежд М. Горького о наилучшей доли для человека. Ни при В. Ленине, ни при И. Сталине писатель не увидел того социального равенства, за которое ратовал и о котором мечтал. А ведь люди, которые стояли у власти, были «Человеками» в понимании писателя, обещавшими человечеству светлое будущее в общемировом пространстве. На деле же началось «съедание» людей. Нет, не началось, а продолжилось.

Но гений М. Горького в том, что внутри себя он осознавал такую возможность, пусть и через фактор материальный: «А ежели сегодня... одолели [богатых], а завтра опять — один богат, а другой беден, — тогда — покорно благодарю! Мы хорошо понимаем — богатство, как сыпучий песок, оно смирно не лежит, а опять потечет во все стороны! Нет, уж это зачем же!» ¹⁶. Но произошло именно так. Уже в первые годы советской власти. Пусть и не напрямую в аспекте богатства, но в плане отсутствия счастья для всех.

И вот тут, в 1917–1918 гг., М. Горький акцентирует внимание на важности духовного развития человека, обладании им знаниями: «Если не можем отказаться от грубейших насилий над человеком — у нас нет свободы... Не против ли этих доводов протестовали мы, не этими ли приемами воздействия на нашу волю нас держали в постыдном рабстве?» Фиксируя отсутствие в революции «признаков духовного возрождения» индивидуумов, должных делать людей «честнее, прямодушнее». Мало этого, писатель бьет в набат, что приход к власти большевиков предоставил «простор всем дурным и зверским инстинктам... отбросив интеллектуальные силы демократии» ¹⁷. Здесь нельзя не признать гражданской смелости М. Горького. Не побоявшегося открыто выступить против «своей» власти.

Еще через год (1919 г.) М. Горький трубит о важности сохранения справедливости, как «основы культуры», об «усвоении идей права и гражданской свободы», развитии в каждом «нравственной чистоплотности». Причем с религиозных позиций: «Все люди — равны; земля — ничья, а только Божья... Мир живет не преступлениями грешников, а деяниями праведных» ¹⁸. Тогда же М. Горький пишет В. Ленину: «Эта революция наша — на десятки лет; где силы, которые поведут ее достаточно разумно и энергично?.. Искоренять полуголодных стариков ученых, засовывая их в тюрьмы, ставя под кулаки обалдевших от сознания власти своей идиотов, — это не дело, а варварство» ¹⁹. В письме не просто боль. И не только констатация факта. В письме звучит крах мировоззрения. Хотя, нужно признать, симптомы понимания трагедии проявились у М. Горького практически в унисон к подходу атеистической социалистической власти. Известный русский писатель, критик, философ Дмитрий Мережковский еще в 1916 г. писал: «Как пророк „сверхчеловеческого босячества“ Горький действительно кончился. Но кончился один Горький — начался другой... Сделал, хотя бы бессознательно, то, что способны делать только самые сильные русские люди — „сжечь все, чему поклонялся, поклонился всему, что сжигал“. Ведь, именно то, что он утверждал некогда, как последнюю правду — „Человек — это гордо“... он теперь отрицает, как последнюю ложь. Самого себя отрицает, преодолевает. Преодолеет ли?» ²⁰

Таким образом, писатель, окрещенный пролетарским, к концу второго десятилетия XX века стал чувствовать крушение своего внутреннего мира. Путь прихода к власти коммунистов с «Новым Богом» М. Горький видел насильственным: «Все рабочие — наши товарищи, все богатые, все правительства — наши враги» ²¹. Однако, как оказалось, врагами стали и бывшие соратники первых лиц государства. «По горячим следам» М. Горький отчетливо осознал отсутствие в обществе большевиков и «новой» религии, и перспектив появления «обновленного» Человека. Мало это, высказанная им правда не была принята новой, «его», властью. Официальные СМИ, прикрепившие к М. Горькому приставку «хныкающий», удосужились уличить писателя в «отсутствии совести» и обвинить в «солидарности с реакционерами». После чего под предлогом необходимости лечения его ссылают в суперпочетнейшую ссылку в Европу.

К слову, в контексте рассматриваемого находит подтверждение убеждение, что система или общества должны соединяться с религией не директивно, не по заданию, пусть даже и истинно верующих. Лишь разумно-духовное осознание действительности может позволить осуществлению этого. Ни одна идеологическая парадигма достичь данной цели просто не в состоянии.

Заключение

В заключение же хотелось вновь вернуться к началу статьи, а именно цитате из выступления М. Горького на «съезде безбожников» в 1929 г.

На основе вышеизложенного автору представляется, что причиной сказанного писателем был далеко не его изначальный атеизм, как о том утверждают ряд исследователей. На протяжении всей своей жизни М. Горький устами героев нестареющих произведений озвучивал внутренний поиск и идеи, говорил наболевшее, был откровенным в беседах с В. Лениным. Следовательно, его выступление на «саммите» безбожников можно рассматривать не в плане декларации своего атеизма. А в «провозглашении» безбожия системы. Ведь с 1921 г. М. Горький находился в фактической эмиграции, вернувшись в СССР в 1928 г. по приглашению И. Сталина. Возможно, вернулся, чтобы найти подтверждение своим мыслям об основанной на неверии системе. А убедившись в собственной правоте, он зафиксировал оное в выступлении на съезде, под завуалированным углом.

Другое дело, что тема «Бог—человек—общество» так до конца жизни и была сопутствующей писателю. Настолько, что аспекту Божественного он уделил огромное количество времени в докладе на 1 м Всесоюзном съезде советских писателей 1934 г. Где вновь обозначил необходимость «взять в кавычки» понятие «религиозное мышление трудовой массы», т. к. оно «возникло не из созерцания явлений природы, а на почве социальной борьбы» ²². То есть ракурс «внутренней» духовности М. Горький все же не признал ведущим в поклонении человека Богу. Рассматривая контекст веры через достижение «человечным человеком» справедливости (свободы) на земле. Посему, даже столкнувшись с неосуществлением его идей, прекрасный писатель остался при убеждении о вере «в доброго царя» (идеологическую систему). Говоря другими словами, о вере снизу, перерастающей в веру сверху («коллективное Я»): «Каждому гражданину предоставлена широкая свобода развития его способностей, дарований, талантов. От личности требуется только одно: будь честной в своем отношении к героической работе создания бесклассового общества» ²³.

Смелость же позиции писателя в том, что, провозглашая лозунги, он не фиксировал их практического осуществления в советском обществе. Не обманывая себя и других. Потому что всегда был глубоко порядочнейшей, нравственно богатой Личностью. Наверное, это и сделало актуальными на все времена произведения М. Горького. «Темный» фон многих из которых всегда оставляет лучи надежды. На лучшее будущее человечества.