В. С. Павлов

Методологические проблемы отечественной исторической науки

Методологический кризис исторической науки, тесно связанный с общественно-политическими и экономическими изменениями в постсоветской России, с переходом ее к либерально-рыночным реформам, не признает разве что душевно ущербный человек. Половодье различных подходов к изучению исторического процесса или полное отсутствие таковых привели к почти полной анархии в выборе методов, методик, принципов, подходов при написании исторических работ.

Тем не менее, серьезные исследователи, осознавая необходимость теоретического осмысления исторического процесса, придерживаются определенной методологии. По нашему мнению, большинство из них так или иначе разделяют формационный, цивилизационный и модернизационный  подходы при разработке конкретных исследовательских проблем.

Формационный метод (или подход), при котором общественное развитие признается переходом от низших форм к высшим, а классовая борьба  —
движущей силой истории, ныне, в силу многих причин, остается мало востребованным. Однако даже самые безудержные критики этого метода признают, что он далеко не исчерпал своих возможностей. Напротив, марксистская, постмарксистская, неомарксистская мысль развиваются в западноевропейской истории, особенно в области археологии и антропологии. Д. Чураков, опубликовавший статью по проблемам методологии («Диалог», 2002, №6) отмечает в этой связи труды Дж. Уэссмана, М. Блоха, Р. Макгвира и др. Да и в среде отечественных историков, философов, политологов все более определенно вырисовывается неомарксистское направление. К нему относятся весьма известные исследователи: Ю.И. Семенов, С. Кара-Мурза, далее философ Е. Солопов, авторы коллективной работы «Марксизм: прошлое, настоящее, будущее» (М., 2003.Отв. редактор Д.В. Джохадзе). В своем капитальном труде «Введение во всемирную историю» Ю.И. Семенов предложил на марксистском формационном подходе новый глобально-формационный  или глобально-стадиальный подход, могущий ответить на вопрос: почему для СССР стало возможным не повторять в ХХ в. все зигзаги развития Западной Европы в XVII–XIX вв. и вывести Советский Союз за одно десятилетие в число ведущих индустриальных держав мира. Сергей Кара-Мурза, сторонник формационно-цивилизационного подхода, считает, что СССР представлял социалистическую формацию в форме российско-советской цивилизации. Он объясняет экономический кризис в СССР демонтажом плановой системы правительством Н. Рыжкова. Правительства же Гайдара–Черномырдина переместили Россию из состояния кризиса в состояние катастрофы. В 70–80-е годы советское общество стало в целом обществом среднего класса (с. 374). В этой связи Г.И. Ханин констатирует: «Правомерно говорить о бесспорном преимуществе плановой экономики над рыночной в условиях России» («Марксизм: прошлое, настоящее, будущее», с. 40.).

Обратимся, однако, к цивилизационному и модернизационному подходам в изучении истории, которые ныне берутся на  вооружение большинством исследователей.

В научной литературе термин «цивилизация» употребляется в разных смыслах: 1) как синоним культуры (А. Тойнби, В.О. Ключевский); 2) как заключительная стадия в развитии локальных культур, стадия их деградации и упадка (О. Шпенглер); 3) как историческая стадия развития человеческого общества, пришедшая на смену варварству (Л. Морган, Ф. Энгельс); 4) как культурно-исторический тип общества (Н.Я. Данилевский); 5) как социальная организация общества (Е. Солопов, С. Кара-Мурза); 6) как уровень развития того или иного региона или этноса (античная, европейская, инков); 7) как ступень хозяйственного развития общества (аграрная, индустриальная, постиндустриальная); 8) как ступень развития духовной жизни общества, связанная с влиянием определенной религии — христианской, буддийской, мусульманской цивилизаций (См. подробно: Митрюшенков О.А. Культура и цивилизация // Личность. Культура. Общество. Научно-практический журнал. Т. II. Вып.2(3). М.,2000. С. 195-200).

В целом, с точки зрения цивилизационного подхода, всемирная история делится не на этапы, стадии или формации, а на отдельные цивилизации или культурно-исторические типы. Каждая развивается по своим, только ей свойственным законам. История каждого народа, в том числе и народов России, неповторима. И бессмысленно искать в ней общие стадии и этапы, кроме таких, как рождение, развитие, старение и смерть  народа и его государства.

Основоположником цивилизационного подхода в его нынешнем понимании является А.С. Хомяков, опубликовавший свою известную «Семирамиду». Его концепция базируется на почти тысячелетнем наследии отечественной философской и исторической мысли. Последняя развивалась под сильнейшим православным религиозным влиянием, что предопределяло ее основные черты, в особенности мессианскую веру в то, что именно русский народ сохранил чистоту учения Христа. Хомяков сделал выбор в пользу признания  самобытности и самодостаточности различных цивилизаций. Специалисты полагают, что цивилизационный метод Хомякова был продиктован конкретной экономической и политической ситуацией в Европе, пережившей эпоху Французской революции и наполеоновских войн,  а в середине XIX в. болезненно переживавшей утверждение капитализма. Некоторые авторы, в частности Ю.И. Семенов, считают, что цивилизационный подход возник на Западе, а его основоположниками были Ж. де Гобино и Г. Рюккерт. Однако их труды появились лишь в 50-е гг. XIX в., а работа Хомякова над обоснованием цивилизационного подхода началась в 30-е гг. XIX в. Это не означает, что Гобино и Рюккерт заимствовали свои взгляды у Хомякова (они вряд ли читали российские публикации вообще). Вероятно, как это нередко бывает в науке, они пришли к подобным выводам, но несколько позже. Если в основу концепции Гобино были положены европоцентристские, по сути, расистские представления, то историософия Хомякова носила гуманистический характер, исходила из признания ценности каждой из существовавших цивилизаций. Правда, в «Семирамиде» многообразие цивилизаций сведено к двум разновидностям: «народы завоевательные» и «народы земледельческие». Глубоко разработанную систему взглядов на эту тему представил Н.Я. Данилевский в работе «Россия и Европа», в которой представлены культурно-исторические типы, в том числе славянская. В целом российская историософская мысль отстаивала самобытность, устойчивость и самодостаточность отдельных цивилизаций.

Иначе обстояло на Западе. Там идея развития, прогресса, общности в XIX в. считалась ключевой в эволюции научного взгляда на историю. В известной степени и формационный подход К. Маркса сложился в общем русле развития западной научной мысли, хотя его философия истории не была сугубо линейной (вспомним его «азиатский способ производства», возможные пути России к социализму через общину).

В ХХ в. О. Шпенглер и Тойнби стали классиками цивилизационной теории истории. Тойнби (см. его «Исследование истории») рассматривал всемирную историю как круговорот сменяющих друг друга локальных цивилизаций. Для культурной идентификации российской христианской цивилизации характерны моральный, нравственный и мировоззренческий факторы. Геополитика и геополитики (Х. Маккиндер, Ратцель, А. Мэхэн)  —
я имею в виду научные разработки, а отнюдь не расистскую и националистическую политику фашистов, — внесли свой вклад в разработку цивилизационной теории. В чем-то они повторяют Хомякова и Данилевского, в частности, когда исходят из понимания каждого государства, каждого народа как особой общности, неповторимой и уникальной. Особую роль они отводят географической среде. Но все многообразие ландшафтов они сводят к двум формам. Соответственно этому все цивилизации у них делятся на два типа: океанические и континентальные. Под континентальной цивилизацией понимается в основном Евразия, все остальные континенты являются как бы островами единого Мирового океана. Для геополитики (и геополитиков) противоборство Евразии и Атлантизма  (т.е. океанической цивилизации) является глобальным, непреложным историческим законом. Атлантизм, атлантический дух – это подвижность, переменчивость. Континентальность, континентальный дух – это устойчивость, преемственность, традиционализм. Атлантический дух базируется на фундаментальных для него ценностях индивидуализма, частного предпринимательства, конкуренции. Евразийские цивилизации отличает товарищество, солидарность (в России – соборность), приоритет духовного над материальным. В основе океанической государственности лежит принцип отчуждения человека от человека, формального права над нравственностью. В основе евразийской цивилизации – понимание государства как большой отцовской семьи, где мораль, традиции, представления о добре и справедливости стоят выше формального закона.

С точки зрения американских геополитиков, евразийские цивилизации, и в первую очередь российская, должны быть разрушены. В «Великой шахматной доске» Киссинджера Россия называется «черной дырой», по сути – мертвым пространством.  Планы его (с точки зрения геополитических интересов США) в отношении будущего нашей страны просты и не требуют комментариев: продолжение разрушивших ее реформ, поглощение России соседними геополитическими пространствами, в частности, трансатлантической (т.е. американизированной) Европой; недопущение возрождения ее в качестве евразийской империи. Россия, по нему, уже повержена, ей нужно прекратить любое сопротивление, бросить бесполезную борьбу за свою самоидентичность. Вопрос о присоединении нашей страны к Атлантической империи в качестве локального протектората уже решен. Для России это уже не проблема выбора, а проблема выживания, которое без милости победителей невозможно. Здесь, видимо, нельзя не затронуть теорию пассионарности Л.Н. Гумилева. Пассионарность — это особый тип биологической энергии, который создает возможность для напряжения, даже сверхнапряжения человеческого организма, особая концентрация этой энергии. Пассионарность – это характеристика поведения, заключающегося в жертвенности, деятельности и целенаправленности, необоримое внутреннее стремление к деятельности, доминированию, достижению цели, пусть даже иллюзорной. Так вот по его расчетам, пассионарный импульс в русской истории затухает. Конец русской истории неизбежен, если не случится чуда, нового пассионарного толчка. Но и в таком случае, это будут уже не русские (пожалуй, даже не «новые русские»), а совсем другие пассионарии, которые скрепят распадающееся евразийское пространство для новой истории.

Конечно, далеко не все исследователи придерживаются пессимистической оценки будущего России и ее народов. Историки,  политологи, сторонники евразийской модели убеждены, что в стратегической перспективе роль России может возрасти в силу ее цивилизационной, социокультурной особенности и необходимости для человечества новой мироустроительной идеи. Главный вопрос выживаемости человечества связан с возможностью пробуждения совести и ответственности, включая ответственность, диктуемую глобальными проблемами. Задача, по мнению известного политолога А. Панарина, состоит в «преобразовании внутреннего человеческого мира в духе новой системы установок, оценок, приоритетов... По-видимому, главная трудность состоит в преодолении потребительского сознания, которое западный либерализм оснастил теоретическими  и идейными аргументами, надежно защищающими потребителя от мук совести за ограбленный мир» (Панарин А.С. Реванш истории: российская стратегическая инициатива в XXI веке. М., 1998. С. 15).

Не в экономическом, а в духовно-нравственном потенциале россиян заложена основная составляющая восстановления их как великого народа и, соответственно, великой державы. Россия по своему этносу, менталитету и традициям «плохо оборудована» для классически капиталистического развития западного образца (Евзеров Р.Я. Капитализм ли перспектива развития? // Свободная мысль, 1998. № 7. С. 7). В этой связи отметим, что и на Западе растет число мыслителей, сомневающихся и даже отвергающих ту систему экономических, социальных, политических и духовных ценностей, имя которой — капитализм. Теория модернизации моложе, чем цивилизационный подход к  истории. Ее возникновение относится к 50-м гг. ХХ в.  Вместе с тем, корни модернизации, может быть, даже глубже, чем у цивилизационного подхода. В своих философских, этических и аксиологических основах она восходит к мировоззренческим установкам, рожденным Новым временем с его прагматизмом, универсализмом, верой в бесконечный технологический прогресс. Основоположниками ее являются француз Р. Арон, израильтянин Ш. Эйзенштадт, американцы М. Леви, Д. Лернер, У. Ростоу. Основные этапы развития теории модернизации в популярном виде изложены  в исследовании – «Модернизация: зарубежный опыт и Россия» (под. ред. В.А. Красильникова, В.П. Гутника, В.И. Кузнецова, А.Р. Белоусова, А.Н. Клепача).  Теория модернизации жестко оспаривает основные постулаты цивилизационного подхода. Она рассматривает историю последних столетий как постепенный и последовательный переход отдельных стран и культур от традиционного (аграрного, доиндустриального) общества к индустриальному, а теперь и к постиндустриальному (или информационному). Традиционное аграрное общество, согласно теории модернизации, ориентировано на защиту устоявшихся, стародавних порядков. Индустриальное и постиндустриальное общество нацелено на постоянные новшества, перемены, развитие.  Процесс модернизации, обновления составляет сущность исторического процесса Нового времени. В горниле преобразований стираются все прежние различия между народами и культурами. Формируется новая общечеловеческая культура. Эта теория признает, конечно, какие-то национальные или исторические особенности развития государств, но считает их либо второстепенными, несущественными, либо разными ступенями на одном и том же поступательном пути развития общества от низших форм к высшим.

В основе новейшей истории, т.о. оказывается прогресс капиталистической индустриализации, который видится в качестве инструмента перехода к обществу западного типа. Часть отечественных исследователей ставит знак равенства между модернизацией и вестернизацией. И когда некоторые наши авторы говорят о недопустимости превращения нынешней модернизации в ее вестернизацию, они, по мнению Д. Чуракова, либо заблуждаются, либо лукавят, либо не договаривают.

Другие историки полагают, что правильней было бы говорить не об одной, а о нескольких теориях модернизации, как впрочем, и о нескольких цивилизационных подходах.

Существующие ныне методологические основы исторической науки разнообразны, имеют более или менее продолжительную, во многом продуктивную традицию. В рамках, как теории модернизации, так и цивилизационного подхода, исследователям удалось решить ряд проблем, предложить интересные идеи, модели, гипотезы.

К сожалению, приходится констатировать: цивилизации побеждают, увы, не уровнем развития философии, живописи или литературы, короче, культурой, а вооружением, силой, т.е. те, у которых большее число легионов, а ныне больше самолетов, ракет, ядерных боеголовок. Нам удавалось при Сталине и в 70-е гг. решать эту задачу, особенно задачу индустриализации. Понять механизмы развития России в эти периоды форсированных маршей поможет теория модернизации. Запад (и та же Америка) всегда не только ощущали свои цивилизационные различия с Россией, но и стремились насильственно нивелировать эти различия, а еще лучше – поставить на колени носителя этих различий. Разобраться с поставленными в данной статье проблемами поможет цивилизационный подход. Однако и цивилизационный подход, и теория модернизации охватывают лишь часть исторической действительности. Теория модернизации концентрирует внимание на общих чертах развития, цивилизационный подход – на особенных. Уже это искажает наше представление о прошлом. Обе эти историософские схемы, в отличие от монистического взгляда на историю, не объясняют механизм перехода общества от одной ступени к другой, несут в себе элементы идеализма и субъективизма.

Б.Г. Могильницкий, отмечая увлечение отечественных исследователей западными теоретико-методологическими конструкциями, увлечение, носящее нередко хаотичный и дискретный характер, подчеркивает: «замена одного “непогрешимого учения” другим, столь же “единственно верным”, будь то синергетика или различные разновидности постмодернизма, не приводят к позитивным достижениям». Приходится констатировать, что отечественная историческая наука не вышла из методологического кризиса. Историософские концепции ее повторяют лишь этапы, пройденные западной историографией 20, 30, 40 и более лет назад. Россия, увы, пока находится в положении «догоняющей» уже не только в социально-экономическом плане державой, но и отстающей в научном, методологическом, историософском плане страной. Есть ли выход из создавшегося положения? С точки зрения Б.Г. Могильницкого, необходим «синтез в контексте современных научных и социальных реалий отечественного и западного опыта историко-методологических исследований». Вновь востребованной становится марксистская теория общественного развития, конечно, с учетом современных знаний. Английский историк Дж. Тош убежден: «Пока историки признают необходимость теории, они будут обращаться к марксистской теории» (Стремление к истине. Как овладеть мастерством историка. М., 2000. С. 211.). Самым оптимальным вариантом выхода из методологического кризиса нам представляется синтез формационного и цивилизационного подходов, весьма успешно зарекомендовавший себя в научных изысканиях целого ряда исследователей.