Глава XVIII.

ХАДЖЖ

5 сентября 1880 года сбывается давняя мечта Марджани – он отправляется в паломничество в Мекку – центр духовной культуры всех мусульман. Поскольку хазрату уже исполнилось шестьдесят два года, а путь предстоял дальний и долгий, он оставил своим поверенным Садик б.Сафа Галикею и Абдалвали б.Абдалбасиру наследственное письмо, в котором отмечал, что в случае своей смерти все имущество завещает четырем детям и жене, а все книги и рукописи, должны остаться у наследников и ни в коем случае не продаваться.

В путешествие Шихаб-хазрат взял своего пятидесятичетырех- летнего сводного брата Садраддина – имам-мударриса аула Ташкичу и своего приятеля Зайналлаха б. Усмана – смотрителя своего медресе, который ранее уже совершал хаджж, знал дорогу и хорошо говорил по-русски. Естественно, Шихабаддин захватил с собой в дорогу и книги, без которых не мог прожить и дня. Он взял Коран, книгу «Субат ал-аджизин» [Стойкость слабых], а также некоторые свои сочинения – «Назурат ал-хакк…» [Обозрение истины...], «Хакк ал-марифа…» [Истина познания], «Китаб ал-фаваид ал-мухимма» [Книга о полезном и важном] и «Мунтахаб ал-вафият» [Избранное из Подробного].

Из Казани на пароходе паломники доплыли до Нижнего Новгорода, где посетили известную на всю Россию торговую ярмарку. Казанские купцы узнали Шихаб-хазрата, проходившего среди торговых рядов и один из них пригласил его в гости на обед. Почтить Марджани пришли авторитетные люди местной общины. За трапезой они рассказывали о своих проблемах, связанных с обучением шакирдов, о необходимости изменения схоластического образования в медресе. Шихабаддин поддержал новые взгляды на обучение местных мударрисов и мусульман. В конце беседы он прочитал одну из любимых сур Корана «Ас-саф» [Ряд], начав с последних аятов:

О верующие, указать ли вам сделку, что спасет вас от жестокого мучения?

Вы должны веровать в Аллаха и посланника Его и сражаться за Аллаха, жертвуя достоянием своим и жизнями своими. Это лучше для вас, если обладаете вы знанием.

И тогда простит Он вам грехи ваши, и введет вас в сады райские, где под деревами текут реки, и жилища добрые в садах Эдема. Это великий успех и спасение.

И другую милость дарует Он вам, – что придется по вкусу вам – это помощь от Аллаха и близкая победа. Обрадуй же тех, что стали правоверными.

Паломники остались на ночь у этого купца.

На следующий день после меджлиса Шихаб-хазрат вместе со своими спутниками посетил местную мечеть и медресе. Он дал открытый урок по толкованию Корана. Шакирды задавали много вопросов, на которые хазрат давал обстоятельные пояснения. В результате они задержались в Нижнем Новгороде на два дня. Местная община собрала, и вручила им в знак своего уважения значительную по тем временам сумму – триста рублей. Из Нижнего Новгорода путники на поезде должны были доехать до Одессы. Их путь пролегал через Москву, Курск, Киев, составив расстояние более чем две тысячи километров.

Шихаб-хазрат, устроившись со своими спутниками в отдельном купе, все время проводил за чтением книг. Иногда стоял у окна, любуясь природой. В пути до Москвы Шихабаддин не увидел больших различий в природе: те же леса, проселки, небольшие реки, озера, мелькавшие за окном вагона, как и на Родине. Больше всего его поразила величественность Волги.

Москву хазрату посмотреть не удалось. Запомнилось лишь большое количество людей на вокзале. На станции они наняли извозчика, и добрались до другого вокзала. Зайналлах купил билеты в купе на поезд, который отправлялся в Одессу через два часа. Успев на поезд, паломники устроились в купе втроем. Они проводили большую часть времени, наблюдая ландшафты российской природы из окна вагона.

От Москвы до Одессы время пролетело незаметно. На придорожных станциях в вагон заходили продавцы различных фруктов, овощей, еды, в основном русские и украинцы. Они разговаривали на русском и украинском языках. С ними главным образом говорил Зайналлах. Он же на остановках покупал еду и фрукты. Шихабаддин же с Садраддином выходили из вагона только подышать свежим воздухом. Хазрат не изменил привычного своего одеяния, и отправился в путь в обычной мусульманской одежде, подчеркивая свою приверженность исламу, гордясь тем, что он мусульманин. Его вид был необычным для местной публики: длинный зеленый халат и белая чалма.

На одной из станций, увидев мусульманское одеяние Марджани, к ним подсели купцы-татары. Путники в компании соотечественников наговорились вдоволь. Однако вскоре в Киеве они сошли с поезда. Поэтому до Одессы опять ехали в купе втроем, наслаждаясь предоставленной возможностью спокойно вести беседу и обсуждать любые вопросы. Впервые за многие годы Шихаб-хазрату на душе было спокойно.

Прибыв в Одессу, паломники остановились в гостинице, недалеко от гавани. Шихабаддину сняли отдельную комнату, в то время как Зайналлах с Садраддином поселились в одном номере. Гостиница, хотя и была небольшая, двухэтажная, но чистая и с удобствами. Приняв душ, паломники вышли в город и там, в административном учреждении отдали паспорта для получения виз.

Вечером Шихаб решил прогуляться, и один отправился в сторону Черного моря, от побережья которого веяло прохладой и дул свежий морской ветер. Черное море произвело на него неизгладимое впечатление. Бескрайняя синяя гладь уходила далеко за горизонт, сливаясь с синевой неба. Шихабаддин представил своих предков, которые доходили и до этих красивых мест и, видимо, не в силах оторваться от подобной красоты, навсегда обосновывались на этих прибрежных берегах.

На следующее утро друзья отправились на базар, где было много торговцев – крымских татар. Шихабаддин чувствовал себя свободно среди местных мусульман: расспрашивал о житье, проблемах. Мусульмане, видя простоту хазрата в общении, охотно делились с ним наболевшим.

Узнав, где находится мечеть, паломники прямиком отправились в ее сторону. В мечети встретили местного имам-мударриса по имени Абдалхамид, который, прослышав, что среди гостей находится Марджани, пригласил всех к себе домой на ужин. Хазрат принял его приглашение, и не прогадал. Абдалхамид накормил гостей вкусным пловом, который лично приготовил и показал свой список книги «Назурат ал-хакк…», на котором Марджани оставил свой автограф. Шихаб-хазрат был растроган радушным приемом и тем, что его книги знают, и читают вдали от родины.

Наконец пришло время отъезда и в середине сентября, получив визы, паломники сели на борт большого парохода, отплывавшего в Стамбул, столицу Османской империи. Шихаб-хазрат, как обычно, устроился в отдельной каюте, находившейся рядом с каютами своих соотечественников.

На следующий день, рано утром прогуливаясь в одиночестве по палубе, хазрат обратил внимание на человека по внешнему виду, напоминавшего татарина. Он подошел к нему и обратился на татарском языке:

– Вы, судя по всему, татарин. Если это так, позвольте представиться: Шихабаддин Марджани, – и в знак уважения приложил руку к своей груди, слегка наклонив голову.

– Вы не ошиблись, я действительно татарин, меня зовут Наки-хазрат. Я, имам-мударрис из Астрахани и очень рад неожиданной встрече, поскольку читал Ваши книги, но и не мечтал о встрече с вами, – ответил невысокого роста, темноволосый, как и большинство астраханских татар, пожилого вида хазрат.

Они быстро нашли общий язык, и Шихабаддин на протяжении морского путешествия увлеченно обсуждал с ним весь комплекс вопросов, касающихся реформы медресе. Они говорили о необходимости преподавания в медресе светских наук, наряду с религиозными науками и оба критиковали калам, полагая, что главными предметами в медресе должны быть Коран и сунна пророка. Наконец, через два дня после выхода из Одессы, пароход вошел в воды Босфорского залива, омывающие Стамбул.

Шихаб-хазрат вышел на палубу посмотреть на этот древний великий город. Первое, что бросилось ему в глаза – множество минаретов, возвышающихся на холмах среди небольших каменных зданий. Он с гордостью за восточную цивилизацию смотрел на величественные картины города, которые надолго запечатлелись в его памяти.

Сойдя с парохода, путники отправились в гостиницу. Устроившись в отдельных номерах, решили по настоянию хазрата остаться в Стамбуле на две недели, чтобы осмотреть не только город, но и встретиться с турецкими учеными, религиозными и общественными деятелями. Они начали осмотр города с посещения известных мечетей – Аййа-Суфийа, Султана Ахмада, Султана Байазеда. Особенно им понравилась мечеть Султана Ахмада. Изумительные зрелище предстало их взору. Мечеть огромная и вместе с тем грациозная с шестью минаретами, возвышалась на вершине холма, легкая и изящная.

Шихабаддин рассказал своим товарищам, что мечеть была построена на месте бывшего дворца византийских императоров в начале XVI века Мехмедом – учеником известного архитектора Синана. Войдя внутрь мечети, паломники были поражены ее богатым убранством. Все стены от пола до верхнего ряда окон были покрыты разноцветными плитками из майолика, среди которых преобладал голубой цвет. Голубая майолика дала второе название мечети – Голубая мечеть. Они прочитали молитву, затем подошли к михрабу, слева от которого был укреплен кусок священного камня из Каабы^[1]. Зайналлах и Садраддин, видя, что хазрат не торопится уходить из мечети, сказали, что пойдут осматривать другие достопримечательности города. Шихабаддин еще долго ходил по мечети, читая надписи на стенах и колоннах – изречения Корана. Выйдя из мечети, он подошел к тюрбе-усыпальнице, в которой покоился прах султана Ахмада, его жены и детей и прочел заупокойную молитву. Хазрат возвращался в гостиницу под впечатлением увиденного, не замечая ничего и никого вокруг. Вернувшись, сразу лег спать, не дождавшись своих товарищей, и долго не мог заснуть, ворочаясь, вспоминая увиденное, воодушевленный значительностью не только мечети Султана Ахмада, но и всей культуры Османской империи.

На следующий день Шихабаддин проснулся рано утром в хорошем настроении. Зайналлах и Садраддин еще спали. Он их разбудил, говоря:

– Так все на свете проспите. Мы сюда приехали не спать! Давайте позавтракаем хоть вместе. Наверное, опять уйдете от меня?

– Да ты сам хазрат предпочитаешь одиночество, – произнес, вставая с постели Зайналлах.

Они быстро умылись, попили чаю, и опять разделились на две группы. В результате, Шихабаддин отправился в мечеть Султана Селима один. Она находилась не далеко от гостиницы. Хазрат шел, не спеша, наслаждаясь утренней прогулкой, атмосферой одного из старых районов Стамбула. Все здесь было для него необычным: мусульмане в традиционном одеянии и некоторые в европейских костюмах, сидели за столиками прямо на улице, пили чай или кофе; богато украшенные мечети, башни и колонны, а так же храмы и церкви, оставшиеся от византийской эпохи, многие из которых были в свое время перестроены в мечети. Парикмахерские, гостиницы, лавки, рестораны принадлежали не только туркам, но и местным грекам, армянам и евреям. У рынка в районе порта Шихабаддин встретил множество бедных людей, одетых в лохмотья, просящих милостыню.

Наконец, хазрат поднялся на вершину холма, где возвышалась огромная величественная мечеть, окруженная крытой галереей с восемнадцатью колоннами, построенная знаменитым архитектором Синаном по приказу султана Сулеймана II и в честь его отца названная – мечеть Султана Селима. Он вошел во двор и остановился у входа в мечеть, и переписал к себе в тетрадь надпись над входом, гласящую: «Эта почитаемая мечеть была воздвигнута по приказанию великодушного султана султанов арабов и аджамов…^[2].султана Сулеймана. Да хранит Аллах его страну. В месяце мухаррам 929 года хиджры».

Внутри мечеть оказалась простой по убранству: в ней не было ни колонн, ни аркад. Большой купол покоился на четырех арках, образующих боковые стены, окна – украшены цветными витражами. Больше всего Шихабаддина поразил михраб^[3] и минбар^[4] отделанные с большим мастерством и богато украшенные, а также бронзовые канделябры. Хазрат помолился в углу зала, ощущая покой и душевное равновесие. Затем он вышел во двор, где росли кипарисы, и находилось несколько тюрбе восьмиугольной формы, со свинцовыми пластинчатыми куполами. Хазрат через крытую колоннаду вошел в тюрбе султана Селима I, внутри украшенную панно из майолика. Гробница султана находилась в центре мавзолея, окруженная балюстрадой, отделанной перламутровой инкрустацией и ореховым деревом. Шихабаддин прочитал заупокойную молитву, и переписал к себе в дневник надпись с дверей тюрбе на арабском языке: «Здесь покоится Селим, гроза живых и мертвых, но гроб содержит только его прах, душа же витает на поле брани».

Время пролетело незаметно. Солнце уже опустилось за горизонт. Наступила темнота. Необычным посетителем заинтересовался местный имам Хафиз Исмаил, который после знакомства с Марджани пригласил его совершить экскурсию на турецкий морской броненосец. Шихабаддин согласился. Они договорились встретиться через неделю. Шихабаддин не торопливым шагом возвращался в гостиницу, по дороге перекусив в чайхане. Вернувшись, лег спать, опять не дождавшись своих товарищей.

Постепенно весть о приезде Марджани разошлась среди ученых и религиозных деятелей Стамбула. Как-то вечером, прогуливаясь вдоль берега моря, Шихабаддин купил местную газету, и был приятно удивлен упоминанием своего приезда в Стамбул.

Через несколько дней шейх ал-ислам Ахмад б.Асад пригласил Шихабаддина к себе домой на чашечку кофе. Марджани дал согласие. Шейх подробно объяснил дорогу к себе домой. На следующий день Шихаб-хазрат ближе к вечеру, как и условились, отправился в гости. Дом шейха находился в центральной части города. Марджани был поражен красотой здания: двухэтажный особняк был огорожен узорчатой железной изгородью, за которой находился сад с фонтаном. Хозяин лично вышел на встречу Марджани, увидев его входящим во двор, приглашая гостя в дом. Раздевшись в прихожей и зайдя вслед за хозяином в его кабинет, заставленный шкафами книг и рукописей, Шихабаддин подошел к полкам книг и принялся осматривать книги и рукописи радушного хозяина.

– Да у Вас настоящий кладезь редких рукописей, – начал беседу хазрат, внимательно вчитываясь в лист одной из рукописей.

– Я собирал эту библиотеку по всему мусульманскому Востоку. В тех местах, где удалось побывать, покупал не сувениры, а рукописи и книги, – отвечал шейх, довольный тем, что на его литературное собрание обратили внимание.

Действительно, библиотека была богата редкими рукописными изданиями, которые Шихабаддин бережно брал в руки, и рассматривал.

Позже за чашкой кофе Шихаб-хазрат обсудил с шейхом различные проблемы образования, истории, взаимоотношений татарского и турецкого народов. Ахмад-эфенди высоко оценив ученость Марджани, предложил ему задержаться в Стамбуле еще на несколько дней, чтобы, заручившись поддержкой самого халифа Абдалхамида, отправить паломников на пароходе прямиком в Джидду. Шихабаддин вежливо отказался. Шейх проводил хазрата до ворот, приглашая заглянуть в гости на обратном пути из хаджжа.

В последующие дни паломники посетили множество библиотек, которые, в основном, находились при мечетях. Шихабаддин подолгу работал в них, делая выписки для своих будущих книг. Некоторые свои сочинения он подарил библиотеке Хамидийа. Примерно через неделю, министр юстиции Османской империи Джавдет-паша, узнав от шейха Ахмада о прошедшей встрече с Марджани, также пригласил его в гости к себе домой. Джавдет-паша оказался разносторонне образованным, просвещенным чиновником, знавшим хорошо историю мировых цивилизаций. Они обсуждали историю булгар, татар, тюркских народов. Марджани оставил радушному хозяину на память несколько собственных книг. Со своей стороны Джавдет-паша в знак признательности подарил хазрату некоторые рукописные издания из собственной библиотеки, привлекшие его внимание.

Через день Шихабаддина принял министр иностранных дел Османской империи Асим-паша вместе с одним из мекканских сейидов Саид Аун б.Мухаммадом. Последний, хотя и знал турецкий язык, говорил с хазратом на арабском языке. Он оказался человеком просвещенным и хорошим собеседником. Шихабаддин очень удивился его глубоким знаниям истории, географии, астрономии и тем, что он был наслышан о его книге «Назурат ал-хакк» [Обозрение истины], которую он ему сразу же подарил. В связи с этим Аун б.Мухаммад расспрашивал Шихаб-хазрата о времени восхода и заката солнца в Поволжье, интересовался татарскими учеными, обучением шакирдов и вообще нуждами и заботами мусульман России. Асим-паша, не желая оставаться в стороне от беседы, задал вопрос:

– Как проникло, и распространилось европейское просвещение к татарам?

– Это очень сложный вопрос, требует обстоятельной беседы и много времени, – отвечал Шихаб-хазрат. – Могу сказать лишь одно: на данный момент татары могут получить светские знания только в Казанском университете. Я надеюсь, что в скором будущем создадутся такие условия, когда для татар станет возможным обучение и в развитых европейских странах!

– Вы сами тюрок, народ ваш тюркский, поэтому книги Вам следовало писать на доступном народу тюркском языке. Почему же вы пишите свои произведения на арабском? – спросил Асим-паша.

– Большинство наших шакирдов и ученых знают арабский язык. И я исхожу из того, чтобы мои книги были доступны другим мусульманским народам, которые в большинстве своем знают арабский! Турция является страной подтверждающей правоту моих слов – о моем приезде сюда сообщили местные газеты, поскольку мое имя известно и журналистам из моих книг, написанных на арабском языке.

Асим-паша и Саид Аун согласились с доводами хазрата и при расставании, будучи удовлетворенными встречей, пожелали продолжить знакомство и надеялись в будущем вновь встретиться с Марджани.

На следующий день Шихабаддин вместе с имам-хатибом мечети Султана Селима Хафиз Исмаилом, как договаривались ранее, отправились на турецкий броненосец, оснащенный современным вооружением. Будучи заранее осведомлены о приезде гостей на корабль, их приняли с почестями: моряки приветствовали гостей, выстроившись в шеренгу, прижимая стволы винтовок к груди. Шихаб-хазрат был очень растроган таким приемом и горд тем, что и среди мусульманских народов существует свой современный по оснащению и боеспособности флот.

Капитан корабля пригласил гостей в кают-компанию, где находилось еще несколько офицеров, и в честь гостей был накрыт стол. Шихабаддина и Хафиз-хазрата усадили в центр застолья на самые почетные места. Хафиз-хазрат прочитал молитву, после чего все приступили к трапезе. Стол был заставлен всевозможными яствами, которые обновляли официанты-матросы, одетые во все белое, принося все новые и новые изысканные блюда. За столом в основном говорил Хафиз-эфенди, которого здесь, несомненно, хорошо знали, и уважали. Личность Шихаб-хазрата вызывала у всех присутствующих неподдельный интерес – Хафиз-эфенди если приезжал на корабль по просьбе капитана, то только один, а в этот раз с кем-то неизвестным – хотели услышать и его суждения. Наконец Шихаб-хазрат вступил в разговор на литературном арабском языке, рассказав о татарском народе, истории взаимоотношений с турками. Присутствующие офицеры был приятно удивлены, узнав, что в центре России живет древний, родственный туркам народ.

После еды все вышли на палубу подышать морским воздухом. Перед Шихабаддином открылся величественный вид Стамбула, с многочисленными куполами мечетей, возвышающимися на холмах, и он вслух произнес:

– Это место – райский уголок, которым Аллах наградил турок.

– Действительно это так. Но многое нам пришлось завоевывать, полагаясь только на собственные силы, – произнес Хафиз-эфенди.

Капитан показал гостям современные корабельные пушки, и матросы продемонстрировали сноровку, заряжая и наводя стволы пушек на мнимые цели. И гости, и принимающая сторона остались довольны друг другом. Матросы в полном вооруженном обмундировании выстроились в шеренгу, и Шихаб-хазрат с Хафиз-эфенди прощаясь с личным составом, проходили мимо них и пожимали руки тем, кто оказался ближе к трапу, с которого они спустились на заранее приготовленную для них шлюпку. При отплытии в их честь был дан залп из орудий. Шихабаддин еще долго стоял посреди лодки между гребцами, прощально махая рукой морякам, оставшимся на корабле.

Прожив в Стамбуле двенадцать дней и осмотрев большинство его достопримечательностей, паломники, жаждущие новых впечатлений, купили билеты на пароход до Александрии. Если в начале путешествия Шихабаддин из Стамбула хотел прямиком отправиться в аравийский город Джидду, то вскоре он изменил свое намерение, и решил посетить заодно и Египет. Хазрат уже был в почтенном возрасте и, сознавая, что это путешествие может оказаться последним в его жизни, хотел посмотреть и на памятники былой египетской цивилизации и на современный Египет.

Пароход оказался таким большим и комфортабельным, как и предыдущий. Правда, из-за ограниченности в средствах, путникам пришлось довольствоваться двумя каютами второго класса. Тем не менее, все необходимые удобства были в наличии. Шихабаддин занял одноместную каюту, а Зайналлах с Садраддином, как обычно, двухместную. Безграничные морские просторы радовали глаза путешественников, которые много времени проводили на палубе, наслаждаясь тишиной и красотой морской волны.

Через день после отплытия из Стамбула, миновав Гелиболу и Чанаккале, которые остались, справа по курсу парохода, путешественники ранним утром прибыли в Измир, где должны были провести целый день. Казанские паломники, как и многие другие путники, вышли осмотреть старинный город. Первое, что бросилось им в глаза – большое количество мечетей и церквей. Здесь мусульмане и христиане на протяжении многих веков мирно жили рядом друг с другом, демонстрируя толерантность разных конфессий. Увидев трамвай, запряженный парой лошадей, они сели в него и любовались городом из окон вагона.

Большинство улиц было вымощено булыжником. По обеим сторонам центральной улицы находилось множество лавок и магазинов. Навстречу попадались ослы и муллы, груженные всевозможной утварью. Наконец, они прибыли в самый центр города и сошли с трамвайной конки около большой мечети, приглянувшейся Шихабаддину.

Направляясь к мечети, их разговор неожиданно прервал прохожий, обратившийся к ним на татарском языке:

– Неужели я слышу родную речь?

– Вы не ослышались. Действительно, мы казанские татары – за всех ответил хазрат, и в свою очередь спросил:

– А кто вы и как здесь оказались?

Соотечественник представился: Сайфаллах б.Али – родом из аула Аджи, находящемся недалеко от Казани, уже много лет проживавший в Измире. Все были рады неожиданной встрече с земляком, который вызвался быть их гидом. Сайфаллах оказался словоохотливым экскурсоводом и, в результате, паломники за один день осмотрели все красоты Измира. Однако когда разговор заходил о прежней жизни, Сайфаллах, как-то замыкался, переводил разговор на другую тему.

Вечером того же дня они посетили одну из центральных мечетей города. В мечети Шихаб-хазрат взял с полки, где лежит кораническая литература, один из списков Корана, и прочитал суру «Худ». Он исправил своей рукой некоторые ошибки, которые заметил в этом списке.

Выйдя из мечети, путники направились к своему пароходу. Наступил вечер, и приближалось время отплытия. Наконец открылась причина некоторой замкнутости Сайфаллаха. При прощании он извинился, что не пригласил земляков к себе домой, поскольку постеснялся своей нынешней убогой обстановки комнаты, в которой проживал. Из его последующего рассказа выяснилось, что прежде он был богатым человеком, и занимался торговлей. Потом в результате неудачной коммерческой сделки разорился, и ныне ведет уединенный, аскетический образ жизни, довольствуясь случайными заработками. Дав на прощание Сайфаллаху немного денег, и поблагодарив его за оказанные услуги, паломники пешком дошли до порта, перекусив по дороге в чайхане. Они добрались до парохода, и разместились в своих каютах, которые им после длительной прогулки показались более удобными, чем прежде и сразу же заснули.

После захода солнца, известив пронзительным гудком всю округу об отплытии, пароход продолжил свой путь. В этот год сентябрь выдался теплым. Ночное море было спокойным. Легкий морской ветер нес прохладу на побережье.

Утро следующего дня выдалось солнечным. Пароход медленно плыл по бескрайним морским просторам. Путешественники большую часть времени проводили лежа в шезлонгах, подставив свои лица солнцу, хотя и здесь Марджани был неразлучен с книгой, делая необходимые записи в тетрадь. Вокруг было только море, поскольку вплоть до Александрии пароход не заходил в порты, встречавшиеся на пути следования. Только один город стал исключением: древнегреческий город Шира, в котором пароход пополнял запасы топлива и продовольствия. Почти все путешественники сошли на берег, в том числе и Шихаб-хазрат со своими спутниками. Сойдя с трапа, они с удовольствием ощутили под ногами землю, и направились в город, порт которого служил его воротами.

Шихабаддин большой разницы в менталитете турок и греков не заметил. Хотя греки составляли большинство населения города, и придерживались православной религии, встречались также и мусульмане, одетые в привычные свои одежды. Православные храмы соседствовали с мечетями. Шихаб-хазрат про себя подумал, что южные европейцы и восточные люди, как по обычаям, так и по нраву, в основном, похожи друг на друга, что лишний раз подтверждало его взгляды на единую основу их цивилизации. Морской порт дал возможность процветать торговле, не различающей людей по этническому признаку. Торговые лавки и многочисленные кофейни и чайхана были разбросаны по всему городу. Перекусив в одной из них, путешественники отправились обратно к пароходу. По пути Шихабаддин остановился у сохранившихся колонн древнего греческого храма античной культуры, и долго любовался их отделкой, над которыми не властно было время. Наконец, они дошли до парохода и, поднявшись на его борт, разошлись по своим каютам.

Только через пять дней после выхода из Измира в начале октября 1880 года пароход прибыл в Александрию, город, сохранивший следы античной культуры и соединивший европейские и восточные цивилизации в единое целое, где заканчивалось их морское путешествие. Паломники забрали свои небольшие пожитки и направились – по рекомендации Сайфаллаха б.Али из Измира – к Кулдаш б.Камаладдину из Бухары, ныне проживавшему в Александрии, надеясь остановится у него на ночлег на время осмотра городских достопримечательностей. Дом Кулдаш-хазрата оказался недалеко от порта, среди небольших двухэтажных однотипных строений. Поднявшись на второй этаж, Шихабаддин постучал в дверь. Не дождавшись ответа, открыл дверь, и они оказались в большой прихожей, застланной коврами. Навстречу им из большой гостиной вышел среднего роста, на вид лет пятидесяти, статный мужчина с чуть раскосами глазами, одетый в восточный халат.

– Вам кого? – спросил он на египетском диалекте.

– Мы ищем Кулдаш-хазрата, по рекомендации своего земляка Сайфаллаха б.Али из Измира, – протягивая письмо, на египетском диалекте ответил Шихабаддин.

– Кулдаш-хазрат – это я. Какая радость! Неужели я вижу татар здесь, за десятки тысяч верст от родного дома! – произнес хозяин дома, бегло читая письмо, написанное на татарском языке. Затем он обратился он к своим гостям уже на общепонятном тюркском языке:

– Дорогие мои, проходите в гостиную, – показал он жестом на просторную комнату за собой.

Услышав тюркскую речь, путники облегченно вздохнули, сняли обувь, и направились вслед за хозяином в гостиную. Их взору предстала комната, убранная в восточном стиле: с коврами на полу и стенах. Кулдаш-хазрат пригласил всех садиться, указав на угол комнаты, где находился небольшой стол, с маленькими ножками, напоминавший среднеазиатский, по-видимому, служивший и для приема пищи. Шихабаддин подогнул подол чапана и присел, скрестив ноги по-восточному, а за ним сели и остальные гости.

– Я рад принять у себя татар – братьев узбеков! Особенно рад – Шихаб-хазрату, о котором слышал как о большом ученом-теологе. Наконец, довелось увидеть Вас воочию, – сказал он, прикладывая для почтительности в знак особого уважения руку к груди.

– Спасибо за радушный прием, – начал беседу Марджани. Дай Бог Вам и Вашей семье благополучия! В это время бесшумно из другой комнаты вошла, поздоровавшись, миловидная женщина средних лет в узбекском одеянии и стала накрывать на стол.

Гости сели поудобнее, прислонившись спинами к стене и отпивая из пиал зеленый чай. Беседа шла неторопливо, размеренно. Поговорили о проблемах, житье на чужбине… Кулдаш-хазрат оказался преуспевающим торговцем. Прожив, по его словам, половину жизни, он решил обосноваться с женой по имени Файруза – детей у них не было – в Александрии, поближе к священным местам мусульман. Здесь он продолжал заниматься любимым делом, торгуя в порту товаром, ввозимым из различных стран. В результате, ему удалось открыть магазин, рядом с которым он построил нынешний небольшой дом. В магазине у него работали только двое – узбеки, приехавшие на заработки из его родных мест – Бухары.

– Живу я здесь с женой, как видите, в достатке. Только тоска гложет по родным местам: горам, аулам, родным людям. Вот уже десять лет не могу посетить отчий дом, – почти со слезами на глазах говорил Кулдаш-хазрат, держа за руку жену, присевшую рядом с ним.

– Как там Бухара? Кто-нибудь был там недавно? – обратился хозяин к гостям.

– Да нет. Мы, наверное, были там еще до Вашего отъезда, – ответил за всех Шихабаддин. Хотя Садраддин, пожалуй, последним из нас побывал в Бухаре примерно тридцать лет назад. Не так ли?

– Верно, брат. Я обучался там, в течение нескольких лет, а уже в 1269 году (1852 х.л.) был в Казани. Бухара, хотя и древний, и, по-прежнему, красивый город, тем не менее, утратила свое значение образовательного центра для тюрок-мусульман. Обучение в медресе, в основном, «кадимистское», в старом духе. Люди эмира находятся повсюду, и доносят за малейшие отклонения от устоявшихся вековых культово-обрядовых законов шариата. Живешь как будто в средневековье. В такой атмосфере было трудно учиться, и я, после нескольких лет обучения, уехал на Родину. Сейчас я – имам-мударрис аула Ташкичу, – закончил свой монолог Садраддин, отпивая из пиалы чай, и прислоняясь к стене.

Кулдаш-хазрат придвинул гостям лепешки, и сказал негромко, немного волнуясь:

– Видимо, мы вовремя уехали. Здесь, как видите, свобода во всем и даже в вероисповедании. Каждый волен выбирать религию по своему усмотрению, хотя большинство проживающих – мусульмане. Но, все равно Родина тянет к себе. Что же делать? На все воля Аллаха. Видимо, у нас с женой такая судьба и нам суждено умереть на чужбине, вдали от отчизны.

Файруза вступила в разговор, не забывая ухаживать за гостями, и подливая чай в пиалы:

– Аллах не дал нам детей. И все, чем мы сейчас живем – это помощь деньгами своим близким родственникам. Да, что мы все о своем, наболевшем. Дорогие, вы, наверное, устали с дороги. Пожалуйста, примите душ, и отдыхайте. Чувствуйте себя как дома. Места у нас, как видите, достаточно, всем хватит.

– Действительно, заболтались, – Кулдаш-хазрат встал и повел гостей отдыхать.

Сначала он в просторной комнате устроил Шихаб-хазрата, а потом и Зайналлаха и Садраддина поселил в отдельных комнатах. Умиротворенные, уставшие, путешественники после совершения молитвы, уснули.

Шихабаддин проснулся как обычно в шесть часов утра. Помылся в ванной, совершил утренний намаз и пошел искать хозяина, надеясь найти его в гостиной. Кулдаш-хазрата там не оказалось и Шихабаддин, ориентируясь по ароматному запаху, распространявшемуся по всей квартире, оказался на кухне, где во всю уже кипела кулинарная работа. Это Файруза стряпала на кухне.

– Ас-саламу алайкум, ханум^[5]! – входя на кухню, сказал Шихаб-хазрат.

– Ас-саламу алайкум, устаз! – отвечала, чуть приподняв голову, не отрываясь от приготовления еды Файруза.

– Как спалось на новом месте? – спросила она.

– Хорошо, спасибо. На все воля Аллаха, – произнес Шихабаддин.

Постепенно дом наполнялся шумом. Наконец появился и Кулдаш-хазрат, вместе с Зайналлахом и Садраддином и после обмена традиционными приветствиями пригласил гостей в гостиную завтракать.

Усевшись поудобнее, как и предыдущим вечером, прислонившись спинами к мягким подушкам, все принялись за трапезу. Пища была разнообразной. Несмотря на завтрак, подали лагман, от которого нельзя было отказаться, настолько аппетитным исходил от него запах. Да никто и не пробовал препираться.

– Кушайте, дорогие гости. Мне не терпится показать вам город. Здесь есть на что посмотреть, – говорил радушный хозяин.

– Как будто в Бухаре побывали. Настолько вкусный лагман. Спасибо хозяйке, – сказал Шихаб-хазрат после ритуала обычного воздаяния хвалы Аллаху. – Теперь мы в принципе готовы следовать за Вами, куда посчитаете нужным.

– Я вас буду ждать внизу через десять минут, – поднимаясь с колен, вторил ему Кулдаш-хазрат.

Гости разошлись по комнатам, чтобы привести себя в порядок перед выходом в город. Вскоре, собравшись внизу у дома, не сговариваясь, разбились на пары: Зайналлах с Садраддином, а Шихабаддин с Кулдаш-хазратом, и отправились по направлению, на которое указал Кулдаш-хазрат. За разговором, путники не заметили, как подошли к большой мечети, рядом с которой находилось несколько усыпальниц.

– Вот это места захоронения – как здесь полагают простолюдины – мудреца Лукмана, пророка Данияла и Александра Великого – показывая рукой на небольшие усыпальницы-мавзолеи, говорил Кулдаш-хазрат.

– Действительно, Александр Македонский основал Александрию, если не изменяет мне память, примерно за десять веков до хиджры^[6], – вступил в разговор Шихабаддин. – А основатель династии Птолемеев Сотер I построил здесь храм муз, посвященный наукам и искусству и при нем огромную библиотеку, впоследствии получившую название – Александрийская. Известно, что собирали библиотеку: в египетских храмах находили папирусные и пергаментные свитки, покупали рукописные книги; в тех случаях, когда невозможно было приобрести книгу, ее переписывали. Таким образом, в Александрийской библиотеке была представлена литература на многих языках того времени – греческом, египетском, персидском, арабском и других. Александрия в то время была крупным духовным центром эллинистической культуры, и соперничала с Римом. Жаль, что для нас, потомков, история не оставила замечательных документов некогда процветавшей цивилизации… А что касается погребения здесь этих именитых людей, то действительно, наука не свидетельствует о факте их захоронения в этом месте. Хотя я понимаю, что многим хотелось бы этого. Еще на одно важное обстоятельство я хочу обратить ваше внимание, поскольку об этом идут сейчас большие споры – на посещение могил, которое не должно превращаться в культ поклонения могилам умершим, как это часто у нас бывает, так как подобное уже является новшеством, и противоречит канонам шариата.

– Согласен с Вами уважаемый устаз, – продолжил разговор Кулдаш-хазрат. – У нас в Бухаре, часто посещение могил известных людей приравнивается совершению хаджжа, что не допустимо. Всему нужна мера!

Александрия паломникам понравилась. Улицы были широкие, прямые, вымощенные булыжником. Торговые лавки, чайхана и кофейни соседствовали с жилыми домами. Кругом была слышна арабская речь. Шихабаддина интересовало буквально все: цены на товары, уровень жизни людей. С продавцами он разговаривал на египетском диалекте арабского языка. Его принимали за араба из Сирии или Ливана, так безупречна была его речь. За один день они осмотрели весь центр города. Посетили все мечети, встречавшиеся на их пути. В каждой из них Шихабаддин обязательно беседовал с имамом или же с другими религиозными деятелями: интересовался посещаемостью мечетей, их материальным содержанием, известными людьми махалли. Некоторые сведения записывал к себе в дневник, боясь забыть. Три дня в Александрии пролетели незаметно. Пришло время продолжать паломничество. Кулдаш-хазрат решил сделать подарок, и за свой счет купил билеты новообретенным товарищам на поезд до Каира.

– Примите от меня, от чистого сердца, небольшой подарок, – сказал он, протягивая билеты Шихабаддину. – Извините, за то, что мне дали билеты только II класса, поскольку I класс продается только европейцам. Нам еще пока не удалось освободиться от подобной дискриминации со стороны англичан. Поэтому сегодня Египет и считается протекторатом Великобритании. Надеюсь, что такое положение продлится недолго.

– Спасибо за безвозмездный дар. Мы его принимаем с благодарностью, поскольку денег у нас действительно осталось немного, – молвил Шихабаддин, беря одной рукой билеты, а другую руку в знак признательности, прислоняя к груди.

– Полагаю, что вагоны второго класса не намного отличаются от первого, – вступил в разговор Зайналлах. – Нам бы главное, чтобы было на чем сидеть. Мы уже ко всему привыкшие.

Собрав небольшой свой скарб, Шихабаддин, Садраддин, Зайналлах вместе с Кулдаш-хазратом, Файрузой и двумя прислужниками-узбеками по обыкновению присели на дорожку. Шихабаддин воздав хвалу Аллаху, прочел молитву, встал и поблагодарил хозяев за радушный прием. Кулдаш-хазрат, взяв из его рук небольшую сумку, вышел вместе с гостями из дома и проводил их до вокзала. Их поезд уже находился на платформе, и так как вокзал был переполнен людьми, путники поспешили занять свои места в вагоне.

– Здесь не так уж плохо, – сказал Шихабаддин, усаживаясь на сиденье у окна. – Довольно чисто.

– Я вас привел пораньше, поскольку, когда вы сидите на своих местах мне спокойнее, – произнес хазрат. – Хотя до Каира ехать совсем не долго.

– Вы идите, пожалуйста, домой, – сказал Зайналлах. – Видите, люди приходят с поклажей. Позже отсюда будет трудно выйти.

– Вы правы, мне лучше выйти сейчас. Счастливой вам дороги, дорогие мои братья-тюрки. Пишите, свой адрес я оставил устазу.

– Ма салам^[7], – говорил по-арабски Кулдаш-хазрат, обнимая каждого путника, со слезами на глазах.

– Ма салам, – отвечал каждый, прижимая радушного хозяина к груди.

Кулдаш-хазрат вышел из вагона. Подошел к окну, и глядя на своих знакомых, за короткий срок ставшими ему близкими людьми, помахал на прощанье рукой. Шихабаддин жестом показал, чтобы он шел домой, не дожидаясь отправления поезда. Хазрат в последний раз приложил руку к груди, поклонился и пошел, не оборачиваясь к выходу с вокзала.

В это время к паломникам подсели два араба среднего возраста, один из которых спросил место их следования. Шихабаддин ответил, что они едут до Каира. На этом разговор закончился. Шихаб-хазрат любовался из окна местной природой. Особенно его поразила красота Нила, который они пересекли по железнодорожному мосту. Шихабаддин обратил внимание на большую скорость этого поезда, в сравнении с российским поездом, поскольку не успевал увидеть нумерацию километров на столбах, мелькавших за окном, которую он успевал заметить по дороге в Одессу.

Несколько часов пролетели быстро. Соседи оказались людьми не любознательными, поскольку Зайналлах с Садраддином разговаривали на татарском языке, обсуждая увиденное в Александрии, а арабы никак не реагировали. Шихабаддин же продолжал смотреть из окна на быстро проносящиеся пейзажи. Он вспоминал родные места, невольно сравнивая со здешней природой, не отдавая предпочтение ни растительному богатству египетского ландшафта, ни разнообразию природы Урало-Поволжья. Во всем он умел находить прекрасное и обладал способностью наслаждаться увиденным. Любуясь из окна, хазрат отдыхал как душой, так и телом, как бы подпитываясь энергией от проносящихся перед глазами пейзажей.

Наконец поезд прибыл в Каир – духовный центр мусульманского мира, который стремились увидеть многие, но не всем судьба предоставляла такой шанс. Шихабаддин прекрасно осознавал, что вытянул счастливый билет, и ожидал увидеть много нового, необычного. Он стоял с друзьями на перроне, счастливо жмурясь, от солнца, слепящего глаза своим необыкновенно ярким светом.

В Каире жил один из талантливых учеников Шихабаддина, которому не нашлось места на Родине – Камаладдин б.Сайфаддин. Хазрат с ним переписывался, и был в курсе его дел, которые шли успешно: несмотря на свою молодость – Камаладдину было около тридцати лет, – ему доверили преподавать теологию в знаменитом на весь мусульманский мир теологическом университете Ал-Азхар^[8]. Марджани не терпелось увидеть своего ученика, который бы решил многие проблемы, в том числе и проблему ночлега. На привокзальной площади путешественники наняли фаэтон, и отправились к Камаладдину. Всю дорогу они ехали молча, не обмениваясь новыми впечатлениями, поскольку порядком устали. Путь до места его проживания оказался близким и буквально через тридцать минут фаэтон остановился у подъезда небольшого двухэтажного каменного дома. Расплатившись с извозчиком, поднялись на второй этаж, где и находилась квартира Камаладдина.

К счастью он оказался дома и несказанно обрадовался приезду земляков, особенно своего учителя. Обнявшись с каждым у дверей, гостеприимный хозяин пригласил всех пройти в квартиру. Камаладдин жил один в двухкомнатной квартире со всеми удобствами. Его зарплаты хватало на аренду и еду и еще оставалось немного денег на приобретение книг, полки с которыми возвышались даже в прихожей.

– А я вас жду уже неделю, – сказал Камаладдин, приглашая гостей в гостиную. – Я, как видите, живу в квартире один. Надеюсь, места всем хватит. Большую часть времени провожу в Ал-Азхаре, домой же прихожу только ночевать. Работы много. Не обращайте внимания на аскетическое убранство комнат.

– Да что ты говоришь, дорогой. Нам главное – была бы возможность переночевать, – ответил Шихабаддин. – Да и когда меня, да и моих товарищей интересовала меблировка комнат? Вот эти книги и рукописи другое дело, – продолжал он, беря рукопись с полки и рассматривая ее титульный лист.

– Вы, устаз, нисколько не изменились. Главное для Вас, как и прежде, книги, рукописи, работа. Успеете еще посмотреть. Никуда они не денутся. А пока отдыхайте с дороги, примите душ. Устаз, Вам я приготовил отдельную комнату. А сам пока поживу в комнате вместе с Садраддином и Зайналлахом.

– Спасибо дорогой, за заботу, – чуть смутившись, молвил Шихабаддин. – Мы тебя своим присутствием долго стеснять не будем. Поживем два-три дня и дальше в путь. Как у тебя со временем? Сможешь ли показать нам город, пирамиды?

– Конечно, Шихаб-хазрат. Слава Аллаху у нас сейчас у студентов каникулы. Поэтому в университете я появляюсь один, два раза в неделю и все это время буду в вашем распоряжении. А пока располагайтесь, отдыхайте. Жду вас через некоторое время на кухне.

Он взял Шихабаддина под руку и направился вместе с ним к выходу. Выйдя в коридор, они пошли в другой его конец, где была расположена вторая комната, оказавшаяся небольшой, но уютной. В ней было все необходимое для проживания: большая кровать, находившаяся справа у входа, напротив, у окна – письменный стол с креслом, рядом с ним – большой стеллаж с полками многочисленных книг и рукописей.

– Неужели все эти книги и рукописи твои? – спросил Шихаб-хазрат.

– Да, конечно, мои. Почти все сэкономленные деньги уходят на их приобретение, – отвечал Камаладдин. – Отдыхайте с дороги, здесь все давно уже для вас приготовлено. Потом пожалуйте на кухню обедать.

Было уже около трех часов дня по местному времени. Путники проголодались и, не сговариваясь, через полчаса появились на кухне. Камаладдин заканчивал сервировку стола, поскольку обед был приготовлен заранее. Ему помогал Садраддин. В центре кухни находился стол, заставленный кушаньями: фруктами и различными салатами из овощей. На первое было традиционное татарское блюдо – шурпа с лапшой; на второе – азу по-татарски.

– Пожалуйте, дорогие гости к столу, – пригласил, указывая на стулья, хозяин. Шихаб-хазрата он усадил во главе стола на самое почетное место. Прочитав молитву, принялись за еду. За разговором и едой время пролетело незаметно.

– Давно не ели татарских блюд. Пожалуй, с самого отъезда из России, – сказал Шихабаддин, в конце трапезы.

– Было очень вкусно. Как будто побывали у себя дома, – вторил его словам Зайналлах.

– Теперь, я думаю, вы готовы для осмотра Каира, – произнес Камаладдин. – Сегодня мы совершим экскурсию по городу, а завтра осмотрим пирамиды. Хотя, конечно, для знакомства с Каиром один день не достаточен. Согласны с такой программой?

– Конечно, – ответил за всех Шихаб-хазрат. – Ты хозяин, тебе виднее. У нас в распоряжении всего два дня. А как хочется все увидеть!

– Вот и хорошо. Если нужно, переоденьтесь, приведите себя в порядок. Жду вас через пятнадцать минут в прихожей, – сказал Камаладдин.

Гости разошлись по своим комнатам и в назначенный срок стояли у выхода, готовые вершить «великие дела». Выйдя на улицу, все невольно зажмурились. Хотя уже было пять часов вечера, солнце все еще светило ярко. Жара постепенно отступала, временами с Нила дул легкий ветерок. Небольшие двухэтажные дома напоминали стамбульские. Те же чайхана, небольшие кафе через каждые сто метров. Арабы сидели за столиками, пили кофе, чай, ведя неспешно разговор. Некоторые почтительно здоровались с Камаладдином. Наконец подошли к большой мечети, выделявшейся среди близлежащих зданий своими большими размерами, красивой отделкой из мрамора и позолоченным куполом.

– Эта мечеть Мухаммад Али-паши. Она построена по плану стамбульской мечети Османа, хотя и не такая величественная, как стамбульская, – произнес Камаладдин. – Давайте зайдем внутрь мечети.

Внутри, как и снаружи мечеть была облицована ярко красным мрамором. На стенах красовалось много надписей: были стихи на арабском и персидском языках. Шихабаддин, читая их, некоторые копировал к себе в дневник. Вскоре полные впечатлений, они вышли во двор мечети, где находился мавзолей Мухаммад Али-паши, и хазрат прочитал в его честь молитву. Поскольку мечеть находилась на холме, то Каир и Нил оказались как на ладони. Прекрасный вид открылся взору путешественников: величественный Нил, разделяющий город на две половины, многочисленные дома, купола мечетей и минаретов, уходившие вдаль за горизонт, за который медленно опускалось темно-красная половинка солнца. Темнело. Камаладдин сказал, что они выполнили на сегодня программу и пора возвращаться домой. На обратном пути Шихаб-хазрат вошел в одну из лавок, где продавались рукописи, многие брал в руки, в основном читал названия, да так ни одной и не купил. Наконец, усталые, в хорошем настроении путешественники возвратились домой, приняли душ, поужинали, обсуждая увиденное за день, и легли спать.

На следующий день, наняв фаэтон, паломники под предводительством Камаладдина отправились к пирамидам. Утро выдалось солнечным и жарким. Стояла поздняя осень. Тем не менее, листья многих деревьев не опадали, что было необычным, в сравнении с природой Среднего Поволжья. Спустя некоторое время пересекли Нил, от которого веяло прохладой. На горизонте за городом показалось множество пирамид, издали, как заметил Шихаб-хазрат, напоминавшие стога сена. И только три самые большие оказались в одном месте. У самой большой Шихабаддин попросил остановиться. Они сошли с фаэтона, и по лестнице, ведущей к входу в пирамиду, поднялись наверх, и вошли внутрь пирамиды. Пройдя немного, оказались в помещении, в центре которого находился саркофаг фараона. Шихабаддин, подойдя к саркофагу, сказал:

– Фараонов считали воплощением Бога на земле. И они еще при жизни воздвигали величественные пирамиды, стараясь увековечить свои имена. Немыслимо, как за тысячелетия до нашей эры египтяне смогли построить столь необыкновенные храмы!

– А мумии тел фараонов, как видите, сохранились до нашего времени, – вступил в разговор Камаладдин. – Невероятно, какого высокого уровня достигла медицина того времени. Это была необыкновенная цивилизация, передавшая западной свои достижения.

Выйдя из пирамиды, путники купили хурму и хлеб из пшена. Поели, и, наняв фаэтон, отправились в обратный путь. Ехали молча, любуясь местными окрестностями. Несмотря на пустынную местность, по обеим сторонам дороги возвышались одно-, двухэтажные дома с красивыми садами, экзотическими растениями и благоустроенными участками.

По возвращении в Каир, а было уже, пять вечера, Камаладдин попросил Шихаб-хазрата навестить своего знакомого, известного ученого Махмуд-бека ал-Фаллаки. Шихабаддина долго упрашивать не пришлось, и они вдвоем, пешком отправились в гости, а Зайналлах с Садраддином, предоставленные самим себе, пошли гулять по Каиру.

По дороге к Махмуд-беку, Шихабаддин, как обычно, внимательно осматривал достопримечательности города, спрашивая своего ученика о том или ином здании или мечети, находящемся на их пути. Особенно ему понравился памятник Ибрахим-паше, бывшему турецкому наместнику Египта. Памятник, отлитый из чугуна, стоял на постаменте и представлял фигуру бородатого всадника, показывающего рукой вдаль.

– Все-таки между тюрками и арабами столько общего, помимо религии, – не спеша, как обычно, начал беседу Шихабаддин, глядя на памятник. – Возьмем историю: мамлюки-тюрки триста лет правили Египтом. Представьте только, где жили тюрки, а где египтяне? Неисповедимы пути Аллаха.

– Вы как всегда правы, хазрат, – сказал Камаладдин. – Во времена Золотой Орды правители Улуса Джучи и Египта обменялись более пятьюдесятью посольствами. Они понимали друг друга, поскольку говорили на тюркском языке. Жаль, что сохранились только несколько документов, свидетельствующие об этом периоде истории двух великих народов.

– Различные обстоятельства и неумолимо уходящее в небытие время уничтожило многие свидетельства нашего родства с египтянами. Такие люди как ты, думаю, сейчас не дают египтянам забыть наших родственных отношений. Так что твое пребывание здесь обязывает тебя быть всегда на высоте, не подводить наших далеких предков.

Они подошли к дому, окруженному железной оградой. Остановились. Как оказалось, это был одноэтажный особняк Махмуд-бека. Семьей он так и не обзавелся. Все свое время отдавал науке. В доме, кроме него, жила только старая служанка. Махмуд-бек оказался простым человеком. Весь вечер они проговорили втроем. Во время ужина беседа продолжалась, и они не заметили, как наступила полночь. При прощании Махмуд-бек просил прислать Шихабаддина «Назурат ал-хакк», о которой он много слышал (последний экземпляр своей книги хазрат уже подарил). Махмуд-бек подарил несколько книг из своей библиотеки. Шихабаддин остался доволен прошедшей встречей, и по дороге домой в разговоре с Камаладдином высоко отозвался о знаниях Махмуд-бека как по истории восточных народов, так и западных.

– Тебе повезло, что тебя здесь окружают такие образованные люди, – сказал он своему ученику.

Они подошли к своему дому, поднялись на второй этаж, однако навстречу к ним так никто и не вышел. Зайналлах с Садраддином, не дождавшись своих соотечественников, уже легли спать.

Утром пришло время продолжить путешествие. Следующий город их железнодорожного маршрута был Суэц. Камаладдин заранее побеспокоился о билетах, и, когда гости проснулись, он им вручил билеты в качестве подарка. Плотно позавтракав, путники наняли фаэтон, и в сопровождении Камаладдина отправились на вокзал.

Как я рад, что мне посчастливилось вновь Вас увидеть, пообщаться, дорогой устаз. Как будто побывал на Родине. Мне уже, видимо, не суждено вернуться в родные края. Остаток дней своих проведу здесь.

– Рано ты себя хоронишь, друг мой. Для каждого Аллахом предопределена своя судьба. Тебе выдался тернистый путь на ниве просветительства. А это дело богоугодное. И ты должен гордиться своей миссией. А я могу пожелать тебе, чтобы Каир стал твоей второй родиной, коль судьба распорядилась таким образом, что ты оказался здесь. Женись! Одному тебе тяжело, а вдвоем и трудности преодолевать легче. Вот тебе мое последнее напутствие.

– Видимо, женитьба не мой удел. Хотя на все воля Всевышнего Аллаха, – произнес Камаладдин, погружаясь в свои думы.

Наконец фаэтон подъехал к вокзалу, который как обычно был переполнен людьми. Расплатившись, Камаладдин повел за собой соотечественников, пробивая дорогу в толчее людей. На платформе около одного из вагонов Камаладдин остановился.

– Вот и пришли, – грустно сказал он, не желая расставаться.

Время до отправления поезда оставалось немного. Начали прощаться.

– Пишите, дорогой хазрат, – говорил Камаладдин, обнимая Шихабаддина. – Не забывайте, некогда одного из любимых своих учеников, так и не оправдавших Ваших надежд!

– Обязательно напишу. Может, Аллах даст, вновь увидимся уже на Родине. Я буду молиться за тебя. А теперь иди. Я не люблю долгих прощаний, – сказал Шихабаддин, поднимаясь на ступеньки вагона.

Через несколько минут поезд тронулся. Устроившись у окна, Шихабаддин по обыкновению, принялся наблюдать быстро меняющиеся картины города, его окрестностей, проносящиеся перед его взором. Глядя в окно, он забывал обо всех проблемах, отдыхая и наслаждаясь каждым мгновением бытия. На станции Заказик пассажиров попросили выйти из вагона, вместо которого прицепили новый вагон, более комфортабельный. Арабы не роптали, видимо, такая процедура была обычной на этом направлении. Садраддин с Зайналлахом как всегда что-то обсуждали. Шихабаддин, глядя на них, подумал: «Вот надо же было отправиться в паломничество, чтобы стать неразлучными друзьями. Как интересно устроена жизнь!»

Вечером того же дня поезд прибыл в Суэц. На руках у Шихабаддина было рекомендательное письмо к знакомому Камаладдина. Спросив у прохожего, где находится искомая улица, путники пешком отправились в указанном направлении. Суэц предстал их взору небольшим портовым городком, где соседствовали мечети и храмы и откуда они должны были отплыть на пароходе на Аравийский полуостров. Они подошли к небольшому дому с садом. Открыв калитку, по дорожке, по бокам которой свисали виноградные гроздья, подошли к входу дома. Неожиданно входная дверь открылась, и перед путешественниками предстал средних лет араб, приятной наружности и спросил на местном диалекте арабского языка:

– Кто вам нужен?

– По-видимому, Вы, если Вас зовут Али ал-Хаваканди. Вот письмо от Камаладдина из Каира, – ответил Шихабаддин, протягивая ему конверт.

Мужчина открыл его, взял лист бумаги и быстро пробежал по нему глазами.

– Проходите, дорогие гости. Не обессудьте, если что не так, – радушно сказал хозяин. – Шихаб-хазрат, мое Вам особое почтение. Я много слышал о Вас от Камаладдина.

Он взял под руку хазрата, приглашая жестом гостей следовать за ним в дом. Али-эфенди был женат, имел детей. К счастью для приезжих его семья в данный момент отдыхала у родителей жены, в селенье, находящемся недалеко от Суэца. Поэтому Али-эфенди отдал одну комнату Шихабаддину, а Зайналлаха с Садраддином поселил в одной из четырех комнат своего небольшого дома.

Перекусив в гостиной, и сославшись на усталость, Шихаб-хазрат уединился в отведенной ему комнате, где сразу же лег в постель и заснул. Гости еще допоздна сидели с хозяином и делились впечатлениями от увиденного в Египте.

На утро в сопровождении хозяина они пошли покупать билеты на пароход. Купив билеты на вечер того же дня, имея в запасе почти целый день, путешественники попросили вновь обретенного товарища показать город, в котором мирно жили мусульмане и христиане-копты. Весь городок можно было обойти пешком и гости, слушая рассказ об истории древнего Суэца, шли рядом с Али-эфенди, рассматривая, встречавшиеся на их пути храмы и мечети. Шихабаддин насчитал три коптских храма и пять мечетей, в одной из которых они прочитали намаз. Али-эфенди оказался хорошим рассказчиком, прекрасно знал историю своего родного края, а Шихаб-хазрату всегда нравились эрудированные мусульмане.

Поскольку Али-эфенди оказался преподавателем медресе, Шихабаддин поделился с ним своими соображениями о необходимости реформы медресе, и нашел в его лице внимательного слушателя и хорошего собеседника. Возвратившись домой только к вечеру, путешественники собрали свой небольшой багаж, и отправились в порт. Пароход уже находился у причала. Простившись с радушным хозяином, паломники по трапу поднялись на пароход, который в отличие от предыдущих кораблей, был небольшой, двухпалубный. Каждому путнику досталась отдельная каюта. Устроившись, усталые паломники заснули. Переночевав и выспавшись, «посвежевшие», утром сошли на берег в городе Янбо.

Янбо оказался небольшим прибрежным портом Аравийского полуострова. Пристань большая, вымощенная камнями, с большим количеством пришвартованных судов. Именно из таких портовых городов как Янбо, представляющих собой торговые колонии, на протяжении почти двух тысячелетий отправлялись суда по Персидскому заливу и Красному морю в Индийский океан, поставляя благовония – с юга полуострова, скот, упряжь, кожи – из Центральной Аравии. В свою очередь, доставляя в Аравию транзитные товары, такие как драгоценные камни, одежды, шелк из Африки, Южной Азии и Дальнего Востока. Через Аравию пролегало несколько караванных путей, по которым средиземноморские государства были связаны с Йеменом, Эфиопией, Междуречьем, Индией и Китаем.

Обычаи, одежда жителей значительно отличались от увиденного паломниками ранее. Женщины прикрывали лицо черной материей, доходившей до пят, оставляя открытыми лишь глаза и нос, без мужчин на улицу не выходили. Для Шихабаддина все это было видеть как-то непривычно. За время путешествия он привык к людскому говору, а здесь даже не слышно было девичьих голосов и смеха. Видимо жизнь женщин проходила внутри дома, в семье. Он вспомнил женщин-татарок, раскрепощенных, красивые лица которых привлекали внимание мужчин. «Каждый выбирает себе жизнь по-своему усмотрению», – подумал про себя хазрат.

Как обычно, путники посетили базар, который изобиловал всевозможным, разнообразным товаром: и текстиль, ремесленные изделия, и фрукты, овощи, рыба, и горы пшеницы. Переночевав у Ахмада б.Али, по рекомендательному письму Али-эфенди, паломники на базаре наняли двух арабов, по именам Рашид и Аййид, которые на верблюдах обязались довезти их до Медины. Погрузив свои небольшие пожитки, они при помощи маленькой деревянной лесенки, приставленной к шее животного и поддерживаемой арабом, сели на верблюдов и верхом на «кораблях пустыни» тронулись в путь.

Кругом простиралась выжженная степь, превратившаяся в пустыню, и виднелись бурые горы. Верблюды шли по пустыне проторенным путем. Ноги их как будто проваливались в песок, но, тем не менее, вновь оказывались на поверхности, бесшумно ступая по песку. Паломники, с сопровождавшими арабами, покачивались на горбах верблюдов, сидя на специальных сидениях. Единственным неудобством была жара. Солнце уже ярко светило почти над головами путников. Было трудно дышать, поэтому полуденную молитву прочитали, не спускаясь с верблюдов. В ближайшие селения не заходили, только видели минареты, возвышающиеся на открытой ровной местности. В селения же, которые находились, как правило, в оазисах с питьевой водой, оставались только на ночлег. В них было много зеленых деревьев, от которых веяло прохладой.

На стоянке Бир Саид, остановились переночевать. Шихабаддин после еды прилег на ковер, готовясь ко сну. Небо было усеяно множеством звезд. В последний час уходящего дня воздух из серого превратился в густо-синий, и в омытом вечерней свежестью небе появился блик луны. Если днем все еще было душно и жарко, то под покровом ночи уже настойчивее с гор пробиралась осенняя прохлада, оседая серебристыми каплями зябкой росы на желтеющие листья. Внезапно подул сильный ветер, поднимая груды песка, так что сразу вокруг все покрылось мраком.

– Хорошенько укройтесь одеялом, хазрат, – укладываясь спать, сказал Садраддин. – Не хватало еще простудиться прямо у цели.

– Ничего, с помощью Аллаха, переживем и эту непогоду, – отвечал Шихабаддин, укрывая от песка голову платком.

Арабы-бедуины оказались людьми неразговорчивыми, обменивались между собой лишь несколькими фразами. Они накормили верблюдов и, прочитав молитву, легли рядом с остальными паломниками. Пятеро человек, укрывшись за спинами верблюдов, спали безмятежным сном, волей судьбы оказавшись в пустыне.

Утром ветра уже не было. Шихабаддин проснулся с восходом солнца, и почувствовал недомогание. Лоб его покрылся испариной. Он сказал старшему по возрасту арабу, которого звали Рашид, что чувствует себя плохо. Тот приготовил хазрату специальный отвар из трав, который он выпил. До Медины оставался только день пути, поэтому, посовещавшись, решили продолжить путь, надеясь, что хазрат выдержит еще сутки. Шихабаддина, укутанного в одеяло, с трудом усадили на верблюда. Небольшой караван из пяти путников продолжил путь. Несколько раз останавливались в оазисах; Шихаб-хазрат с трудом спускался с верблюда, выпивал отвар, ложился на ковер и отдыхал, набираясь сил. Так в пути прошел день, а в общей сложности неделя со дня выхода из Янбо, пока, наконец, не достигли Медины. Подъехали к такие^[9], где обычно останавливались паломники-татары, которую основал казанский купец Курбан Али б.Муртада. Зайналлах поблагодарил арабов, и расплатился с ними, как и договаривались. Паломникам выделили по комнате, в которой находилась лишь лежанка и стол. Хазрата уложили в постель, и после совершения молитвы, путники заснули.

На следующее утро Шихабаддин почувствовал себя гораздо лучше, так что самостоятельно, без посторонней помощи мог передвигаться. Он зашел в соседнюю комнату к Садраддину, где находился и Зайналлах.

– Слава Аллаху хазрат, ты уже ходишь, значит скоро на поправку, – сказал, обрадовавшись ему Зайналлах.

– Да я уже готов посетить могилу пророка, – произнес Шихабаддин.

– Будь терпелив, устаз, – продолжал Зайналлах. – Мы уже у долгожданной цели и потому никуда не торопимся. Набирайся пока сил дома. Ведь обратный путь долог.

– Ты как всегда прав, Зайналлах. На все воля Аллаха. Да я и сам понимаю, что до конца еще не выздоровел. Но ничего с собой поделать не могу. Не терпится увидеть священные места, о которых прочитал столько книг. Ладно, уж, сегодня останусь дома.

После завтрака Зайналлах повел Садраддина на экскурсию в город. Они вернулись, когда уже стемнело. Шихабаддин узнал об их приходе по голосам. Садраддин заглянул к нему в комнату. Шихаб притворился спящим; ему не хотелось ни с кем разговаривать, хотя он целый день пролежал в комнате один, иногда читая книги. Вскоре голоса стихли. Дом погрузился в тишину, и хазрат опять провалился в «небытие».

Утром Шихабаддин уже чувствовал себя вполне выздоровевшим, бодрым. Он вымылся, и разбудил Садраддина с Зайналлахом. Они позавтракали и Шихабаддин начал собираться в город. Он оделся в традиционную белую одежду.

– Сегодня я пойду один, – заявил он своим товарищам.

– Хазрат, я поясню, как надо пройти к мечети пророка, – произнес Зайналлах, зная, что с ним спорить сейчас бесполезно.

В течение нескольких минут он подробнейшим образом все растолковал, так что Шихабаддин уже через тридцать минут был на месте. Он зашел внутрь мечети, где находилась усыпальница, зажег светильники, и прочитал молитву в честь пророка Мухаммада и захороненной рядом с ним его дочери Фатимы. Шихаб-хазрат долго сидел в углу мечети, читая про себя молитву. Он расчувствовался, и слезы наполнили глаза. Несколько часов пролетели незаметно. Вся жизнь прошла у него перед глазами. Сколько было потерь: деды, бабушки, родители, жены, дети. Шихабаддин возвратился затемно, когда его товарищи уже спали.

В один из дней местный купец Изаталлах б.Абдалмаджид аш-Ширдани, наслышанный, что среди татарских паломников находится известный ученый Марджани, пригласил всех к себе в гости. Шихаб-хазрат подобные предложения считал не столько личными, сколько рассматривал как дань уважения татарскому народу, который он представлял. Поэтому он согласился навестить уважаемого купца.

– Давно нас никто не приглашал в гости, – сказал Шихабаддин, обращаясь к своим товарищам. – Думал о нас здесь никто не знает.

– Земля слухами полнится. Хоть поедим по-человечески, – вступил в разговор Садраддин. – Давно хочется чего-нибудь домашнего.

– Вот бы покушать нашей лапши, – вторил ему Зайналлах.

– Вам бы все о еде, – произнес Шихабаддин. – Давно пора подумать о душе, а вы все время рассуждаете о плотских наслаждениях.

Дом Изаталлаха, хотя и был одноэтажным, своим видом не отличался от соседних одно-двухэтажных строений. Войдя во двор, паломники оказались во фруктовом саду, с небольшим бассейном у дома. Они прошли по дорожке, прямо к крыльцу дома под нависавшими гроздьями винограда. Увидев входящих, хозяин встал и поочередно обнял каждого, произнося:

– Ас-салому алейком, – с акцентом произнес Изаталлах.

– Ва алейкум ас-салам, – традиционно отвечал каждый, следуя за ним в дом.

– Неужели слышу чагатайский акцент? – обрадовался Шихабаддин.

– Да, Вы не ошиблись. Я узбек, волею судьбы оказавшийся вдали от Родины. Все очень просто. Десять лет назад я отправился в хаджж из родного города Коканда. Да, так и остался здесь. Аллах не дал мне жены на Родине, а здесь я женился. Вот и моя супруга, Амина, – показал он на миловидную женщину средних лет, вышедшую к гостям из другой комнаты. – Жаль только Аллах, для полного счастья, не дал нам детей.

– Пожалуйте, в гостиную – на чагатайском языке обратилась к гостям хозяйка. – На Родине мы не смогли найти друг друга. Надо было проехать тысячи километров, чтобы встретиться здесь, на земле обетованной.

– Все в руках Аллаха, – сказал хазрат, входя в гостиную, где все было готово для приема гостей.

На невысоком столе, застланным скатертью, стояли красиво сервированные блюда со всевозможными фруктами, салатами.

– Мы как раз приготовили плов. Амина, принеси его, пожалуйста, – сказал Изаталлах. – Доставьте нам удовольствие, оцените наше национальное блюдо.

– Вот об этом просить нас не надо, – улыбаясь, вступил в разговор Зайналлах. – Судя по запаху, плов превосходный. Даже чувствую узбекские специи: зира, барбарис, изюм.

– Сразу видно знатока узбекской кухни, – заметил хозяин, усаживая гостей вокруг стола.

Удобно устроившись у стола, облокотившись на многочисленные подушки, гости приступили к трапезе, которая прошла в непринужденной беседе. Как обычно говорили о положении мусульман в Поволжье, Туркестане, отношениях с российскими властями. Хозяин, также как и гости, остался довольным прошедшей встречей и лично проводил гостей до места их проживания.

На следующий день ранним утром Шихаб-хазрат с товарищами отправились осматривать достопримечательности города. У колодца халифа Османа они увидели мусульман, сидящих на коврах у дороги в тени деревьев, и подошли к ним поближе. Пожилой мусульманин, сидевший в центре, видимо главный, попросил своего слугу узнать, откуда и кто эти паломники. Узнав, что они проехали из России и к тому же мусульмане, пригласил присесть рядом с собой. Этим знатным мусульманином оказался правитель Медины – Сафи-паша, ожидавший караван из Сирии с паланкином для Каабы. Паломники сели на ковер. Им принесли кофе. Шихабаддин беседовал с Сафи-паши на арабском языке. Тот был удивлен знаниям хазрата в различных областях духовной культуры мусульман. Особенно его поразило знание родословных многих мединских родов.

Наконец, вдали показались военные, которые шли строем под музыку и барабанную дробь. За ними виднелись груженые большие верблюды и крупные кони с верховыми, облаченными в военную форму, с ружьями за спинами. Зрелище было очень красивым и впечатляющим. Около Сафи-паши спешился всадник с красивого белого коня. Они обнялись, как старые знакомые. Сафи-паша представил Шихабаддина и его товарищей Саид-паше – главе каравана и попросил последнего взять их с собой в Мекку. Тот согласился. Встретиться договорились на следующее утро. Хазрат с товарищами не хотели мешать разговору двух знатных мусульман, поэтому, поблагодарив за теплый прием, встали и простились с Саид-пашой и Сафи-пашой, который дал им денег на дорожные расходы и сожалел, что не сумел их принять у себя в резиденции.

Шихабаддин осмотрел все, что мечтал увидеть в Медине. А главное познакомился со многими учеными, знатными людьми города. Среди них: накшбандийский шейх^[10] Мухаммад Мазхар б.Ахмад ал-Хинди, шейх Ахунджан б.Абдалхади ал-Бухари, шейх ал-ислам Хасан Фахми б.Усман Абу Хайдар, шейх Абдалджалил ал-Мадани.

В середине октября паломники в составе сирийского каравана, в котором было около пятидесяти человек, среди них десять военных, отправились в Мекку. Для этого времени года погода в Аравии была обычной: температура доходила до +30 С. До полудня жара, как правило, не ощущалась. Но как только солнце оказывалось почти прямо над головами путников, жара давала о себе знать. Солнце начинало палить нещадно, и даже нельзя было притронуться к одеялам, которые покрывали спины верблюдов, так они нагревались. Почти никто не разговаривал: берегли силы. Справа по ходу каравана простиралась пустыня, основной растительностью которой были небольшие кустарники. А слева вдали виднелись вершины гор.

Верблюды шли размеренным шагом, медленно. Их головы возвышались над ровной пустыней, придавая ей необыкновенный колорит. Не зря их назвали «кораблями пустыни». Каждый путешественник восседал на одногорбом верблюде, раскачиваясь вместе с ним в такт его ходьбе. От жары спасали селения-оазисы, где караван останавливался, и паломникам удавалось отдохнуть в тени финиковых садов. В месте «Зу-л-халифа» все облачились в ихрам – специальное одеяние паломников. Шихабаддин со своими спутниками жару переносили стойко: видимо сказывался опыт проживания в Туркестане. Шихаб-хазрат аккуратно записывал в свой дневник названия пройденных селений: Джадида, Бадр, Рабига, Вади Фатима. В Бадре продавали рыбу, и хазрат сказал своим товарищам, что, по-видимому, море близко. В селении Рабига караван встречали его жители: в основном старики, женщины и дети. Военные спешились, и первыми вошли в селение под бой барабанов и музыку. Это место для сирийцев было началом хаджжа. Через неделю караван достиг Мекки.

Зайналлах, прежде побывавший в Мекке, повел своих земляков к месту проживания татар. Их хорошо встретили, и поселили всех в одной комнате, убранство которой было аскетичным: три кровати, стол и стулья. Однако все необходимые удобства были в наличии. Совершив омовение, и помолившись, уставшие путники отошли ко сну.

Шихабаддин, как обычно, проснулся раньше своих товарищей. Долго лежал в кровати, думая о бренности мирского существования. Его цель была почти достигнута, сегодня он посетит Каабу, помолится в мечети Харам, и прикоснется к «Черному камню». Тем самым исполнит один из пяти обязательных ритуалов ислама.

– Теперь и умереть можно будет со спокойной душой, – вслух сказал Шихабаддин.

– Да, что Вы в последние дни все время говорите о смерти, – отвечал Садраддин, вставая с кровати и направляясь к умывальнику.

– Здесь человек должен подвести некий итог прожитой жизни, что он успел сделать и что ему еще предстоит осуществить, – продолжал свой монолог хазрат.

– Все верно, устаз, – сказал Зайналлах. – Я заметил, что думаю здесь больше о вечном, ощущаю себя песчинкой мироздания.

Перекусив в чайхане, паломники отправились совершать необходимые ритуалы. А их немало в большом хаджже: не только посещение Каабы и колодца Замзам (7 зу-л-хиджжа), а также стояние у горы Арафат, где паломники молятся до захода солнца, посещение долины Муздалифа (9 зу-л-хиджжа) и 10 зу-л-хиджжа – долины Мина: бросание камешков, подобранных в Муздалифе и обряд жертвоприношения (Курбан-байрам).

Все необходимое по основным канонам хаджжа Марджани со своими товарищами исполнил. Увиденное на него произвело большое впечатление, и отложилось в памяти на всю оставшуюся жизнь. Большое количество паломников было как бы единым целым, объединено одной идеей, которая воплощалась общими усилиями. Люди разных возрастов и национальностей находились вместе на небольшом участке земли, в мире и согласии совершали необходимые действия. Несмотря на десятки тысяч мусульман, которые не всегда понимали друг друга, не слышно было ни криков, ни ругани. Младшие возрастом уступали дорогу старшим, немощным старикам, восседавшим на паланкинах и женщинам, встречавшихся на пути совершения обрядов.

Эти три дня пролетели как один миг. Только на четвертый день Шихаб-хазрату удалось посетить религиозного ученого Мухаммад ал-Конъяви, который, услышав, о приезде Марджани пригласил его к себе домой в гости. Ученые говорили между собой на арабском языке, несмотря на то, что по происхождению Мухаммад был тюрком. Они обменялись книгами и оба остались весьма довольными прошедшей встречей.

Пробыв в Мекке больше недели, паломники тронулись в обратный путь, который пролегал теперь не через город Янбо, а через Джидду – портовый городок, лежащий на берегу Красного моря в области Хиджаз, из которого они должны были отплыть в Стамбул. На его рейде останавливались транзитные суда, везущие товары из Европы в восточную Африку, южный Иран, Индию, Дальний Восток и обратно. Здесь путешественники высаживаются, и совершают сухопутную поездку в Медину, до которой от Джидды около семидесяти верст.

Через мекканские ворота на верблюдах они вступили в Джидду – своеобразный перевалочный пункт для паломников, приезжающих на судах из разных стран. Это был небольшой оазис, расположенный на пустынном берегу моря, в окрестностях которого почти не было растительности, исключая нескольких финиковых пальм, с множеством мечетей, одно-двухэтажных каменных зданий, во дворах которых росли фруктовые деревья. Вода в город проходила по подземным трубам из близлежащих горных ключей. Жара здесь не ощущалась, поскольку с моря дул постоянный ветер и было много зеленых насаждений.

Путники, купив за небольшую плату билеты на пароход до Стамбула, отправлявшийся через три дня, сняли небольшой домик недалеко от порта у побережья Красного моря. Шихаб-хазрат в одиночестве осмотрел достопримечательности города: в первую очередь, сходил на базар, который находился в центре Джидды, и где можно было купить все, в том числе и рукописные книги. Продавцы, как арабы, так и индийцы, персы и даже тюрки Средней Азии, которых хазрат определил по разговору между собой, торговали разнообразным товаром с ларей, лотков и лавок. Ничего примечательного на базаре Шихабаддин не нашел. А поскольку приближалась скорая встреча с родиной, приобрел недорогие сувениры родственникам и знакомым.

Наконец наступил прощальный день с землей обетованной. Хаджжи, так уважительно называли мусульман совершивших паломничество, перед выходом из дома присели на дорожку, прочитали молитву и пошли пешком в порт.

– Друзья, мы может в последний раз ступаем по этой священной земле, – сказал хазрат, выходя из дома. – Хотя вы то, быть может, еще побываете здесь. А мне, видимо, не придется: возраст уже не тот. Такие большие расстояния впредь не осилить.

– Да, что ты хазрат здесь все больше говоришь о грустном, – вступил в разговор Зайналлах. – Только Аллах один знает, что будет завтра. Может быть, через год вновь кто-то из нас окажется здесь.

– Дай-то Бог, – с печалью в голосе отвечал Шихаб-хазрат. – На все воля Аллаха. А у меня еще столько незаконченных дел на Родине: главное успеть напечатать написанные книги. Думаю, потомкам они еще пригодятся. По крайней мере, на это надеюсь.

– Лучше оглянитесь вокруг, какая здесь красота, и какая прекрасная сегодня погода, – произнес Садраддин. – Надо жить так, как будто только сегодня жизнь начинается!

– Да ты философ, – улыбаясь, сказал Шихабаддин. – Впрочем, я согласен с подобным жизненным девизом.

Так за разговором они и не заметили, как подошли к порту, где у причала их ожидал турецкий пароход «Кайсария». Так как номера достались двухместные, Шихабаддин устроился в каюте со своим братом, а Зайналлаху достался сосед-турок, который должен был сойти на берег в Измире.

Шихаб-хазрат после нескольких месяцев всевозможных лишений по-настоящему отдыхал, лежа или сидя в шезлонге на палубе и наслаждаясь морским воздухом. Иногда читал книги, приобретенные в пути, делая необходимые пометки на полях. За этим занятием время пролетело быстро. Корабль проплыл мимо Суэца, Исмаилии, Саида и, наконец, прибыл в Измир, где должен был пополнить запасы воды и взять на борт груз. Шихабаддин вышел в город только раз – на базар: посмотреть, и купить, что-нибудь из еды, тогда как Зайналлах с Садраддином ушли утром и вернулись только затемно.

Вечером того же дня «Кайсария» взяла курс на Стамбул. Путешествие продолжалось. Море выглядело спокойным. Путники большую часть времени отдыхали, как обычно, лежа в шезлонгах на палубе. Через четыре дня, проплыв Галиболу, пароход, наконец, прибыл в стамбульский порт.

Путешественники сошли на берег в знакомом порту, и сразу же сняли комнату в портовой гостинице. Стамбул они обстоятельно осмотрели в свой первый приезд. Больших дел не было, и только Шихаб-хазрату надо было навестить бывшего министра образования Турции по имени Муниф-паша, к которому не удалось попасть в предыдущий приезд и ожидавшего его сейчас.

Адрес Муниф-паши был в наличии у Шихабаддина и он, непривыкший откладывать дела на поздний срок, вечером того же дня отправился к нему в гости. Муниф-паша проживал в престижном районе, где не было видно бедных, и один особняк был красивее другого. Его большой дом виднелся за железной оградой. На звонок вышел слуга. Шихаб-хазрат представился. Услышав его имя, слуга наклонил голову, приложил руку к груди, и произнес:

– Проходите, уважаемый эфенди. Хозяин уже давно ожидает Вас.

Идя по аллее сада, по бокам которого росли небольшие южные деревья, они подошли к дому. Муниф-паша вышел на веранду посмотреть, кто пришел, и стоял посреди веранды, освещенный светом. На вид ему было лет шестьдесят. Среднего роста полный мужчина приветливо смотрел на входящего гостя.

– Неужели, Шихаб-хазрат? – произнес на турецком языке Муниф-паша, улыбаясь и глядя на направлявшегося к нему незнакомого мужчину крупного телосложения в белой чалме и чапане.

– Да Вы настоящий прорицатель, эфенди. Действительно, перед Вами Шихабаддин Марджани собственной персоной, – вторил его интонации на турецком языке хазрат.

– Давно хотел Вас увидеть. Наконец-то нашли время и на меня, – обнимая гостя и ведя его под руку в дом, – говорил Муниф-паша. – Наслышан о Ваших передовых взглядах. Надеюсь услышать Ваши суждения в личной беседе.

Они вошли в большую прихожую, устланную восточными коврами. Шихабаддин снял обувь, и его ноги ощутили мягкое прикосновение шерсти, утопая в которой он вошел в большую гостиную, обставленную на западный манер: в середине комнаты находился массивный стол, окруженный стульями, над ним висела хрустальная люстра, по бокам зала – мягкие диваны и кресла, разделенные мраморными скульптурами, на стенах висели картины.

– В Вашей квартире Восток и Запад мирно уживаются, и хорошо дополняют друг друга, – улыбаясь, сказал хазрат.

– Все бы так думали. Мы бы давно догнали, а то и перегнали бы Европу, – отвечал хозяин, усаживая Шихабаддина на диван. – К сожалению, много еще среди наших власть имущих людей, призывающих турок отгородиться от европейцев.

– К счастью здесь такой закрытости общества я не увидел.

Слуга принес черный турецкий кофе, аромат которого заполнил весь зал. За чашкой кофе беседа продолжалась. Муниф-паша рассказывал о своих путешествиях по миру, встречах со многими известными политическими деятелями Востока и Запада.

– Кстати, о своих путешествиях я написал книгу, – как бы невзначай сказал Муниф-паша. – Если Вы не против, то я Вам ее сейчас подарю.

– Да, что Вы. Я буду только рад, – отвечал хазрат.

Муниф-паша встал, и ушел в другую комнату. Через некоторое время он возвратился с небольшой книжкой, в красивой обложке, где золоченными тесненными буквами на зеленом фоне было выгравировано «Путешествие в Бразилию». Он протянул ее Шихабаддину со словами:

– На досуге, если сочтете нужным, прочтете.

– Вот в этом можете не сомневаться. Книги это часть моей профессии. Поэтому я обычно читаю любую литературу, так или иначе связанную с духовной культурой народов мира.

Вошел слуга и сказал:

– Стол накрыт, эфенди.

– Хазрат, приглашаю Вас отведать наши кушанья, – произнес хозяин, вставая и жестом приглашая следовать за ним.

Они прошли длинный коридор, и вошли в большой просторный зал, в центре которого находился сервированный стол, полный яств. У входа стояла женщина лет пятидесяти с двумя мальчиками, как оказалось, четырех и восьми лет.

– Вот это моя семья: жена Мунира и наши дети – Мансур и Исмаил, – сказал, подходя к ним, хозяин дома.

Шихабаддин, приветствуя, пожал руку супруге и детям, пожелав благоденствия на арабском языке. Дети ответили на приветствие хазрата также по-арабски. Муниф-паша сказал, что они знают также и фарси. Шихабаддин обратился к младшему из детей по-персидски и остался доволен его ответом.

Начали усаживаться за стол. У каждого за столом было определенное место: в центре стола – Муниф-паша, справа от него по обыкновению сидел гость – Марджани, слева – Мунира с детьми. Хазрату было непривычно видеть на Востоке женщину за столом рядом с мужчинами, хотя на родине только по религиозным праздникам мужчины и женщины сидели отдельно. Еды было много: Шихабаддин едва успевал пробовать одно блюдо, как слуга уносил тарелку, и тотчас приносил другое блюдо. Довольный тем, что гость ест различные кушанья с большим аппетитом, хозяин произнес:

– Ну, как Вам донер^[11], хазрат. Не правда ли в нем необычные специи?

Супруга не участвовала в обсуждении кулинарных изысков мужа. Она была занята детьми, следила за тем, чтобы они соблюдали этикет. Шихабаддин, главным образом, слушал хозяина, так как Муниф-паша оказался хорошим рассказчиком.

– Хазрат, я, наверное, надоел Вам своими воспоминаниями. Давайте лучше покажу свою библиотеку.

– Почему же, мне интересно, – отвечал Шихабаддин, поблагодарив за еду и вставая из-за стола вслед за хозяином.

Муниф-паша повел хазрата на второй этаж. Они поднялись по деревянной лестнице туда, где находился его кабинет и библиотека, и вошли в большую комнату, по бокам которой до потолка возвышались полки с книгами и рукописями. Шихабаддин подошел к одной из них и взял рукопись, вчитываясь в отдельные строки. Потом его внимание привлекла книга на турецком языке – «Тайна ночей и смена дней». Заметив, что эта книга заинтересовала хазрата, Муниф-паша сразу же подарил ее гостю. В знак благодарности, Шихабаддин подарил одну из своих книг. Прощаясь, Муниф-паша вручил ему пакет, и сказал:

– Хазрат, примите в знак уважения эти небольшие сувениры Вашим родным. Напишите, какая Вам нужна книга. Я постараюсь Вам ее достать и выслать.

– Спасибо за прекрасный прием и подарки, – произнес Шихабаддин, прощаясь с семьей Муниф-паши. – Желаю Вам и Вашей семье здоровья и благоденствия! Если пожелает Аллах, еще свидимся в этом мире.

– Двери этого дома всегда Вам открыты, – отвечал Муниф-паша, стоя на крыльце дома и пожимая на прощание руку хазрата.

Шихабаддин возвратился в гостиницу в приподнятом настроении.

– И среди турок есть богатые и образованные люди, думающие о будущем исламской цивилизации, – сказал он Садраддину, ожидавшему его у гостиницы.

– Думаю сейчас среди любого народа есть как модернисты, идущие в ногу со временем, так и традиционалисты, не признающие достижения современной науки, – отвечал Садраддин.

– Чем быстрее люди поймут, что нужно модернизировать мусульманское общество, тем скорее в лучшую сторону будет меняться жизнь, исламский мир. Турция, как мне кажется, на правильном пути, – говорил Шихабаддин, входя в гостиницу.

Наступил вечер. В гостиничном холле было светло и уютно, горели лампы. На этаже в одиночестве сидел администратор и читал газету.

– Спокойной ночи, хазрат, – сказал Садраддин, довольный тем, что дождался брата.

– Спокойной ночи, Садраддин, – произнес Шихабаддин, открывая ключом дверь номера.

Несколько дней в Стамбуле пролетело быстро. Путешественники осмотрели многие достопримечательности огромного города еще в первый приезд. Но двух недель тогда явно не хватило. В этот раз каждый день открывал им все новые и новые памятники, площади, мечети. Видимо, такой большой город с многочисленным населением разных национальностей нельзя было осмотреть, не прожив в нем хотя бы несколько месяцев. А время неумолимо таяло у них на глазах. Перед самым отъездом Шихабаддин решил вновь навестить Саид б.Аун Мухаммада – мекканского шарифа.

Хазрат шел к нему знакомой дорогой, сначала через маленькие узкие улицы, населенные беднотой. Потом люди стали встречаться реже, появились ухоженные дома за железными оградами. Солнце уже ушло за горизонт, когда он подошел к двухэтажному зданию и позвонил. Вышел слуга, который узнал хазрата и, поприветствовав, пригласил следовать в дом.

Саид-эфенди стоял в прихожей, ожидая гостя. Хотя прошло совсем немного времени со дня их последней встречи, они обнялись как близкие люди. Как оказалось, Саид-эфенди был в этот вечер не один, и он повел хазрата в гостиную, где представил тунисского полномочного представителя в Турции – по имени Иззат-эфенди, мужчину лет шестидесяти в европейском костюме, сидевшего за обеденным столом. Шихабаддину показалась, что он прервал их конфидициальный разговор, и ему стало неудобно, что он не предупредил о своем приходе заранее.

– Да, ты нам нисколько не помешал хазрат, – чувствуя его некоторую неловкость, сказал Саид-эфенди. – Ты можешь только украсить нашу беседу.

– Пожалуйста, садись рядом с нами, – усаживая хазрата за стол, говорил радушный хозяин. – Бери мясо, фрукты, что душе угодно. Будь как дома.

За едой, постепенно Шихабаддин почувствовал себя раскованнее, и тоже включился в разговор, который шел на арабском языке. Он намеренно упомянул имя Ибн Халдуна, оценив его как величайшего мыслителя позднего средневековья, проживавшего некоторое время на территории современного Туниса.

– Я даже написал книгу о классификации наук, – продолжал Шихабаддин. – И, подражая Ибн Халдуну, назвал ее «Мукаддима» [Введение]. Надеюсь ее вскоре издать в Казани.

– Я Вас попрошу, дорогой хазрат, обязательно прислать ее мне, – сказал Иззат-эфенди. – Никогда бы не подумал, что Ибн Халдуна знают в России, поскольку ныне в Европе его имя почти не известно. А как Вы знаете, он оказал значительное влияние на развитие науки Нового времени.

– Да, пожалуй, он был последним великим мыслителем мусульманского Востока мирового уровня, – заметил Шихабаддин. – Его творчество должны знать во всем мире. А для этого наследие Ибн Халдуна надо популяризовать, что сейчас я и пытаюсь делать!

– Вы делаете большое дело, хазрат, – произнес Иззат-эфенди. – Дай Вам Бог здоровья и благополучия! Вы должны обязательно навестить Тунис. Я Вас приглашаю к себе в любое для Вас удобное время. Все хлопоты и расходы беру на себя.

– Спасибо, Иззат-эфенди. К сожалению, возраст уже не позволит мне совершить второе такое длинное и долгое путешествие. А книгу, как она выйдет, непременно же вышлю! – закончил свою речь Шихаб.

На улицу надвинулась темнота, а Марджани надо еще было попасть в гостиницу, и он собрался домой, вставая из-за стола, сказал:

– Спасибо за угощение. Пора и честь знать. Меня, наверное, уже заждались в гостинице мои товарищи.

Саид-эфенди взялся проводить хазрата и Иззат-эфенди. Они вышли на улицу. Стояла поздняя осень, поэтому к вечеру становилось прохладно. С моря дул сильный ветер, усиливая ощущение холода. Они шли, разговаривая некоторое время в одном направлении. Потом их пути разошлись. Шихабаддин попрощался с Саид-эфенди и Иззат-эфенди, и, не оборачиваясь, пошел в сторону гостиницы. Саид-эфенди еще долго стоял, освещенный фонарем, на пустынной улице, пока хазрат не скрылся из виду. Потом и он направился в свой район проживания, недоумевая, что в далекой России есть не только мусульмане, но и интеллектуалы, исследующие историю мусульманской цивилизации.

Шихабаддин в хорошем расположении духа пришел в гостиницу. Садраддин, как обычно, не ложился спать, и ждал возвращения брата, сидя в холе гостиницы.

– Ну, слава Аллаху, все на месте, и теперь ничто не должно помешать нам завтра продолжить путь на Родину – сказал он, увидев входящего брата. Мы боялись, что тебя уговорят, и оставят ночевать. Мы к отъезду готовы; все свои вещи уже собрали.

– Не волнуйся Садраддин, иди спать. Я уже все свое собрал, – говорил Шихаб-хазрат, открывая ключом дверь своего номера, – и мне тоже, как и вам, не терпится выехать на Родину.

На следующий день паломники попрощались со служащим гостиницы, и пешком направились знакомой дорогой в порт, где их взору предстал большой трехпалубный пароход. Как обычно, в отдельном номере поселился Шихабаддин, а двухместный достался его товарищам. Предстояло три долгих дня морского путешествия, прежде чем пароход прибудет в Одессу.

Шихаб-хазрат большую часть времени проводил в каюте за работой, фиксируя на бумаге свои впечатления от путешествия. Садраддин заходил за ним только, когда надо было идти в ресторан кушать. Шихабаддин неохотно соглашался, надевал свою обычную одежду – чапан, чалму и они втроем шли в ресторан. Публика там была разношерстная: разных национальностей и различного достатка; были и очень богатые, красиво одетые, праздные отдыхающие. Но на всех необычный вид хазрата, его статная фигура, горделивая осанка производили впечатление. Хазрат окинув взором окружающих и заметив среди них людей в мусульманском одеянии, приветствовал их кивком головы. Затем садился вместе со своими товарищами за свободный стол. Тотчас подбегал официант и принимал заказ. Перед едой хазрат читал молитву, держа ладони на уровне лица, как и его путники, не обращая внимания на окружающих. После еды, также воздав хвалу Аллаху, хазрат вставал из-за стола и первым, не глядя ни на кого, шел к выходу.

После приема пищи некоторое время паломники отдыхали лежа в шезлонгах. Им уже не хотелось ни с кем знакомиться, и разговаривать. За время путешествия все уже, как им казалось, было выговорено, обсуждено. Они лежа глядели на бескрайнюю гладь Черного моря. Было уже прохладно, часто дул сильный морской ветер, усиливая ощущение холода. Три дня пролетели незаметно.

Наконец, пароход прибыл в Одессу. Поскольку каждому скорее хотелось попасть домой, они в тот же день, купили билет. И вечером того же дня сели на поезд, отправлявшийся в Нижний Новгород.

Устроившись втроем в одном купе, путешественники легли спать. Они проснулись ранним утром, и их взору предстали, проносящиеся за окном белые сугробы. И только после зимних картин путники поняли, что они действительно оказались в России, где наступила настоящая зима, как обычно бывает в декабре. В поезде стоял российский шум и гам. Ничего значительного в пути не произошло. Примерно через неделю они прибыли в Нижний Новгород и в тот же день на почтовых лошадях отправились в Казань. Через три дня после полудня, а было уже 20 декабря 1880 года, паломники прибыли в Казань.

---

---