Коллекция цитат

Некий эмир наставлял своего хиджаба: «Никогда не препятствуй допуску ко мне тех, кто призывает на молитву, — над ними ты не имеешь власти; тех, кто стучится в двери ночью, — они принесли недобрую весть, с добром не поспешают в такой час; гонца с границы — вводи его ко мне тотчас, ибо даже малое промедление может испортить дело целого года; и повара, ибо стылая пища быстро теряет свой вкус».

Ибн Абд Раббихи (858–938/40), арабский литератор и мыслитель

Даты и события АПРЕЛЯ

95 лет назад был создан Временный Всероссийский мусульманский совет (1917).

7 — 155 лет со дня рождения Василия Алексеевича Богородицкого (1857–1941), востоковеда.

12 — 100 лет со дня рождения Лазаря Захаровича Будагова (1812–1878), востоковеда.

13 — 110 лет со дня рождения Максуда Алисерман оглы Джавадова (1902–1974), азербайджанского математика.

15 — 95 лет со дня выхода первого номера «Нашей газеты», органа Ташкентского Совета солдатских и рабочих депутатов (1917).

27–30 — 95 лет со дня проведения Всероссийского мусульманского военного совещания (1917).

Народная мудрость

В апреле 2006 года в Москве состоялось открытие скульптурной композиции, посвященной Молле Насреддину. Пришедший к нам из глубины веков веселый мудрец напоминает еще раз, что смех, улыбка могут выручить в самой сложной ситуации.

Как делают звезды
Однажды Моллу спросили:
— Скажи, Молла, когда восходит новая луна, что делают со старой?
— Как что? Дробят на мелкие куски и делают звезды, — ответил Молла.

Мудрый совет
Некто жил в доме без окон и всегда жаловался, что солнце к нему не заглядывает. Однажды он отыскал Моллу и сказал:
— Ай Молла, ты человек умный. Мой дом лишен солнца. Даже самый маленький луч не проникает в комнату. Что мне делать?
Молла подумал, подумал и, наконец, спросил:
— Хорошо, а на пашню твою солнце заглядывает?
— Да, заглядывает.
— Тогда, — ответил Молла, — перенеси свой дом туда.

Настоящая цена
Кто бы ни попросил что-нибудь у Моллы, он никогда в тот же день не давал и всегда отвечал:
— Приходи и возьми завтра.
Наконец, один из соседей спросил его:
— Ай Молла, что у тебя за характер? Когда у тебя что-нибудь попросишь, ты всегда откладываешь на завтра.
— Пойми, — ответил Молла, — если я дам тут же, вещь обесценивается. Я делаю так, чтобы поднять ее достоинство.

Слово мужчины
Однажды друг Моллы спросил его:
— Молла, сколько тебе лет?
— Исполнилось ровно сорок, — ответил Молла.
Прошло десять-пятнадцать лет, и как-то раз опять разговор зашел о возрасте.
Каждый говорил, сколько ему лет, и Молла вмешался в разговор:
— В этом году мне исполняется сорок лет.
 Тот же друг Моллы заметил:
 — Ай Молла, десять-пятнадцать лет тому назад я слышал, как ты сказал, что тебе сорок лет. Сейчас ты говоришь то же самое. Как же это?
— А что же — сорок лет и все.
— Хорошо, тебе всегда сорок лет?
— Конечно, слово мужчины бывает твердым: раз сказал сорок — значит, сорок.

Поэтесса Ксения Некрасова

Диалог цивилизаций

«Есть Азия чудес на синем свете»

В этом году исполнилось сто лет со дня рождения Ксении Некрасовой (1912–1958) — своеобразной советской поэтессы, чье творчество долгое время оставалось непризнанным. Ее не принимали в Союз писателей, не печатали. При жизни вышла всего одна книга ее стихов. 1941–1944 годы Ксения Некрасова провела в эвакуации в Средней Азии. Об этом периоде своей жизни она напишет в одном из своих писем к И. Сталину:

 «…Ходила по дорогам Киргизии и собирала милостыню. Проезжающие киргизы и узбеки называли меня дервишем, так как я бормотала себе под нос свои стихи или произносила их вслух, а в руках у меня всегда был карандаш и бумага. Иногда киргизы останавливались и делились со мной лепешками или вяленой бараниной. Хлопали меня по плечу и отправлялись дальше, а я шла своей дорогой. В Ташкенте меня подобрала Ленинградская Академия наук».

За годы войны она написала цикл азиатских стихов, которые увидели свет в 1947 году в журнале «Новый мир».

Весна в Ташкенте

Вся неделя моя — 

одержимое беспокойство.

Шебаршат на душе сверчки

и смычками цепляют

нервы мои.

И от их сучковатой игры

нет покоя в моей груди, 

и хожу,   и хожу,  и хожу 

по Ташкенту  в деревьях я... 

***

Да присохнет язык к гортани 
у отрицающих восточное гостеприимство!

И жило много нас  в тылу, 
в огромной Азии,  в горах. 
Как и все,  мы пошли в кишлак — 
обменять остатки вещей  на пищу. 
И лежала пыль  на одеждах наших... 
Но ничего не сумели сменять мы. 

Хозяин-старик пригласил нас  пройти и сесть. 
Мы пыль отряхнули  и вымыли руки —  и сели за яства. 
И глыбой мрамора лежало  в пиале солнечной  овечье молоко, 
урюк и яблоки дышали,  орехи грецкие трещали, 
лепешки пресные  разламывал хозяин в угощение, 
и пряно пахло  фруктами из сада  и медной утварью 
осыпанной листвы. 
Да присохнет язык к гортани 
у отрицающих восточное гостеприимство! 

Джамбул

Ночь над Москвой
прозрачной вышиной
легла на белые столбы прожекторов...
Звенит булыжник под подковой.
Наездник древний и суровый
из-за высокого угла
на площадь выезжает шагом,
и у седла висит домбра.
Косясь черничными зрачками
на незнакомые места,
конь, звонко по камням ступая,
несет по площади певца.
Синеют ели у Кремля,
и тень с квадратными зубцами
откинула кремлевская стена.
Углами рассекая ночь,
навстречу путнику встает
багряный мавзолей.
И сходит Джамбул с коня,
и зеленой степью халат
спадает с сутулой спины
и свисает узорной полой
с плеч до каменных плит.
Тиха на площади земля,
и звезды на небе молчат,
и только шепотом шуршат шаги...

Старик вздохнул и сел,
сутулясь, на уступ...

«Ну, вот и я пришел к тебе.
Как я спешил увидеться с тобой!
Но разве смерть опередишь?
Был молод я, 
когда седлал коня
и о пути расспрашивал людей.
Но по дороге отняла  судьба
и силу плеч,
и черноту бровей.
И вот перед тобой стоит
поэт седой,
как вечные снега...
Еще вчера я вечером 
был раб,
был гол и нищ Джамбул,
и старость кралась по пятам.
Но светлый день передо мной предстал,
и снова сердце и глаза мои
вечерней юности полны,
и в предвечерний нежный час
с высот на землю
приплывает солнце,
я старческой рукой его, пожалуй,
могу еще, как внука приласкать...»