Часть 1. Замоскворечье
Мифоторчество – неотъемлемая часть жизнедеятельности любого социума. Большая часть мифологических сюжетов, связанных с прошлым и настоящим московских мусульман, возникла вследствие искажения роли мусульман в истории Москвы. Эта тенденция, последовательно внедрявшаяся официальной наукой, всячески нивелировала роль мусульман.
Так, к мифам относятся сообщения о разрешении на строительство Исторической мечети в Замоскворечье по указу Александра I за «активное участие и героические подвиги татар в Отечественной войне 1812 года». В действительности мечеть в Татарской слободе в Замоскворечье упоминается и в 1712, и в 1744 годах. Затем она обветшала и после разразившейся в 1771 году эпидемии чумы была ликвидирована крещеными потомками мурзы Мамета Семенеева, во дворе которого она размещалась. Первые попытки восстановления мечети в Замоскворечье (о которых на сегодня известно) относятся к 1805 году. В октябре того года такая просьба поступила в адрес московского военного губернатора А.А. Беклемишева от имени ходатайствовавшего за москвичей муфтия ОМДС Мухеммеджана Хусаина (Гусейнова). После резкого возражения московского митрополита Платона, указавшего в своем письме Беклемишеву на возможные «неудовольствия и соблазны» для православных москвичей, губернатор решил дело «оставить без действия».
Вторично просьбу на имя Александра I разрешить строительство каменной мечети жители Татарской слободы – мулла Абдулла Узбеков и богатые купцы-мусульмане – подали в августе 1816 года. В течение всего 1817 года шел интенсивный обмен письмами между московскими татарами, генерал-губернатором Москвы графом А.П. Тормасовым и начальством в Санкт-Петербурге с целью разрешить вопрос. Каких только отговорок не предлагал князь А.Н. Голицын (обер-прокурор св. Синода, главноуправляющий духовными делами иностранных исповеданий и член Государственного совета) московским властям, чтобы они не поддавались на давление просителей-мусульман. Так, в феврале 1817 года он предложил графу Тормасову «приискать в Москве какого-нибудь казенного дома, для отправления магометанского богослужения... – дабы построение мечети внутри самой Москвы не подало повода к разным толкам».
Мусульмане заняли тогда, что называется, принципиальную позицию. Один из ходатайствующих от их имени купец Макай Абдулов категорически отказался «построить... или нарочно купить для мечети дома без приличного по обряду нашему признака». Более того, они даже немного повысили уровень своего требования, говоря о том, что согласны устроить в Москве мечеть, «если только от правительства будет разрешение, наподобие как устроены мечети в городе Казани и прочих местах». В итоге они еще на несколько лет остались без мечети.
Изменения в жизни мусульман «второй столицы» произошли примерно в 1819 году. Именно тогда, по мнению Р.Е. Крупновой, здесь появился Магометанский молитвенный дом. Изученные нами документы говорят о следующем.
Не позже 1821 года купец мурза Хасан Аюпович Мангушев выкупил владение 281 в Пятницкой части города. Сегодня здесь расположен жилой дом под номером 20, строение 2, по Большой Татарской улице. В свое время я сделал предположение, что происхождение семьи Мангушевых – касимовское или, возможно, казанское. Однако сегодня, после долгой работы по теме этногенеза и истории развития нижегородских татар, делаю другой вывод. Эти Мангушевы – выходцы из рода мурз из села Камкино Нижегородской губернии. Их ранние семейные владения включали и деревню Мангушево в той же губернии (обрусевшую в XVII–XVIII вв.), и соседние села. В свое время часть рода, спасаясь от крещения, бежала в район Заказанья. Хасан Аюпович оказался в Москве.
Его сын Умар и брат Гибятулла развернули свою деятельность в качестве купцов в Мясницкой части, проживая в домах русских домовладельцев (известно, что Мясницкая часть в прошлом была центром, средоточием московской торговли, и многие купцы из числа мусульман стремились торговать именно там). Еще раз внимательно просмотрев свои записи, я обнаружил, что в одной доверенности, приложенной к Метрической книге московской мечети, «московский купец Мирза Умар, сын Хасана», в 1837 году являлся представителем (вакилем) уроженца села Базлово Нижегородской губернии Б. Алтынбаева в деле замужества дочери последнего. Еще при написании своей книги в конце 1990-х годов я предположил, что автором доверенности был имам мечети села Камкино Ф. Аминов. Теперь все части этого ребуса оказались соединены и легко разрешились. Итак, Мангушевы действительно были мурзами – князьями, выходцами из Камкина.
Историческая мечеть Москвы
Возможно, что легенда, бытующая среди камкинцев об одном знатном и богатом уроженце этого села, который «занимался восстановлением Москвы после пожара 1812 года», имеет отношение как раз к Мангушевым. Исмаил Абдульман, уроженец Камкина, «легендарный купец», который предполагается на эту роль, не подходит для нее: он являлся меценатом гораздо позже, в 1874 году (пожертвовал деньги на ремонт 2-й соборной мечети села Шыгырданы ныне Батыревского района Чувашии). Скорее всего, память камкинцев зафиксировала некоего купца, имевшего отношение к Москве, но не удержала его подлинного имени.
Вернемся к Мангушевым. Меня и ранее удивляло, что, будучи обладателями собственного дома в Пятницкой части, представители этого рода жили в наемных квартирах далеко от него. Теперь становится понятным и этот момент. Мурза Хасан Аюпович выкупил владение не столько для себя, сколько для общины. Рядом с этим владением проживали Кутломаметовы – наследники служителя старинной мечети XVIII века. В качестве Магометанского молитвенного дома домовладение Мангушева функционировало вплоть до открытия нынешней Исторической мечети. Все это время здесь же проживал имам молитвенного дома – «мулла и хатып» Москвы Сейфульмулюк Асханов.
Наконец в 1823 году бухарский купец 1-й гильдии Назарбай Хошалов поддался уговорам муллы А. Узбекова и официального имама С. Асханова и выкупил по Татарской улице участок Пелагеи Сарычевой под номером 279/295. Сам Назарбай жил опять же очень далеко от этой местности, а именно в Мясницкой части. В 1822 году скончался его отец, миллионер Алибай Хушалов. Он оставил своим наследникам огромное состояние и земельный участок в Сретенском переулке. Алибай завещал потратить 20 тысяч голландских червонцев на «построение в Бухарии народного училища» и еще 8 тысяч червонцев – на его содержание (итого 322 тысячи рублей по курсу того времени). Всего же его имущество оценивалось в сумму более 1,116 млн рублей. Однако Назарбай и его брат затеяли тяжбу против своей мачехи, второй жены Алибая – татарки Райханы Измайловой (молодой и весьма разумной). Именно с целью добиться расположения Назарбая имамы А. Узбеков и С. Асханов поддерживали его в тяжбе против мачехи, хотя формально по шариату Райхана была права. Однако имамы руководствовались принципом «маслахат» – извлечения благой цели для всей уммы, а не для отдельных семейств.
В августе–сентябре 1823 года, не дожидаясь окончательного разрешения властей на постройку именно мечети, на участке 279/295 начали возводить каменное одноэтажное здание. Встревоженный этим обстоятельством московский архиепископ Филарет задал вопрос новому генерал-губернатору Москвы князю Дмитрию Голицыну: «Действительно ли от вышнего начальства на строение мечети дано позволение, и с таким ли обязательством, чтобы сего столь чуждаго богослужения публичных оказательств, каков публичный крик [азан], не было, согласно с известными секретными постановлениями о веротерпимости»? На том же документе стоит резолюция князя Д.В. Голицына московскому обер-полицмейстеру от 21 сентября: «Написать, чтобы крику [то есть азана] никакого не было, и выдать план для построения дома для купца просителя, а не для мечети [то есть без минарета и купола], а в доме он может по обряду своему богослужения отправлять уже».
Через 4 дня окончательно разнервничавшийся генерал-губернатор Голицын издал несколько секретных постановлений по вопросу строительства мечети. Именно в этих документах мы видим кульминацию «компромисса» между властями и мусульманами о строительстве этого «столь чуждаго для Москвы» объекта. «Татарское общество допустить к построению дома для богослужения можно, но с тем, чтобы дом сей, будучи обыкновенного вида с прочими обывательскими домами, не имел снаружи ни малейшего признака мечети... Чтобы отнюдь дом сей строим не был в виде мечети, [далее дописано] и не назывался бы мечетью».
Мусульмане были вынуждены согласиться с ультиматумом властей. Понятно, что никакого разрешения императора на строительство мечети не было; ни о каких заслугах татар или прочих мусульман перед престолом в войне с Наполеоном говорить в этой связи не приходится; никакого уважения к исламу в этих документах не найти при всем желании. Но жители Москвы, исповедующие ислам, решили действовать согласно поговорке: хоть горшком назови, только в печь не ставь. Очевидно, что если бы они продолжали упорствовать в своих требованиях построить мечеть «как в Казани» и «только по разрешению правительства», они бы еще долго не смогли обрести богослужебного здания. В результате через несколько лет, а именно к 1826 году, мечеть переехала из дома Мангушева в здание специально выстроенного для этих целей Татарского молитвенного дома, который мы сегодня называем Исторической мечетью.
Дамир Хайретдинов,
к. и. н., автор книги «Мусульманская община Москвы в XIV – начале ХХ в.» (Нижний Новгород, 2002), отв. редактор словаря «Ислам в Москве»
(Нижний Новгород, 2008)