«Грезы пестрые Востока Вьются, ластятся ко мне»

Имя русского поэта и писателя Владимира Александровича Шуфа (1865–1913) обошло многие литературные энциклопедии и словари. Малочисленные био-графические сведения сообщают, что писатель родился в Москве в семье адвоката. В девятнадцать лет В. Шуф женился на двоюродной племяннице композитора М. Глинки — Юлии Ильиничне. Молодая семья вынуждена была покинуть столицу и уехать в Ялту: у Шуфа проявились признаки туберкулеза. Здесь поэт изучает татарский язык, записывает крымские легенды. Южная поэзия Шуфа отразила жизнь крымских татар, турок и других народов, населявших полуостров. В 1890 году в Москве выходит сборник стихов поэта «Крымские сонеты», в 1898 году переиздание этой книги увидели в Санкт-Петербурге. Все стихи проникнуты знанием и любовью к Востоку. В 1897 году Шуф в качестве военного корреспондента «Петербургского листка» участвовал в греко-турецкой войне. Через год уже в качестве придворного поэта при штабе императора Вильгельма Шуф посещает Палестину, Сирию и Египет. Последняя встреча поэта с Востоком состоялась в 1912 году во время поездки в Персию. К сожалению, не всем творческим замыслам замечательного русского поэта удалось осуществиться. 8 ноября 1913 года «веселый, жизнерадостный поэт-мечтатель, певец любви и печали, горячо любивший красоты жизни, Владимир Александрович замолк навсегда, его талантливое перо выпало из руки…» (Исторический вестник. — 1919. — № 12. — С. 1212–1213).

ГИМН СОФТОВ

У врат святилища Каабы
Сидел в раздумье Магомет.
Кругом теснилися арабы,
И с неба луч заката слабый
Бросал на них свой алый свет.

Храня молчанье неземное,
Пророк был мрачен, недвижим —
Казалось. Солнце золотое
В своем торжественном покое
Остановилось перед ним.

Вдруг дикий сын Арабистана,
Прекрасный голубь молодой
Белее снежных гор Ливана
К ногам подателя Корана
Слетел падучею звездой.

Спасенья в бедствии жестоком
Среди опасностей и зол
Он умолял перед пророком:
Его заметил хищным оком,
Его преследовал орел.

Он ради птенчиков двух малых
Просил защиты от врага…
А уж на небе в тучах алых
Орел ширял на крыльях впалых,
Покинув горные снега.

И вот, едва в плаще широком
Учитель спрятал голубка,
Орел предстал перед пророком.
Во взоре хищника жестоком
Светилась мрачная тоска.

Один среди небес свободных
Летал он, грозный и немой.
Там, на вершине скал бесплодных
Напрасно шесть птенцов голодных
Его с добычей ждут домой.

Душа учителя скорбела:
Ему обоих было жаль,
И в милосердьи без предела
Куском от собственного тела
Он утолил его печаль.

И вот тогда пред Магометом
Свершилось знаменье чудес:
Две птицы озарились светом
И превратились, и с приветом
Предстали слугами небес.

Их сам Господь послал к пророку,
Чтоб это сердце испытать,
И чтоб в покорной жертве року
Его всевидящему оку
Открыть святую благодать.
И вот в лучах Господней славы
Исчезли ангелы, как дым,
И гимн раздался величавый,
И расцвели цветы и травы,
И солнце улыбнулось им.

ДИАЛОГ

Скажи, эфенди, неужели
Нет исцеленья для меня?
От слез глаза мои сгорели,
Прикован я к своей постели
И угасаю день ото дня.
Грудь надломилась от рыданий,
И в тяжком бремени страданий
Моя душа изнемогла…
«Бог исцелит!» — сказал мулла.

Дай мне напиться! Гаснут силы…
Спаси! Мне жизнь еще мила…
Эфенди, я боюсь могилы!
«Молись Творцу! — сказал мулла. —
Когда он в сумраке глубоком
Создал созвездья без конца
И брызнул яркий свет потоком,
Он верой озарил сердца!»

Но этот луч во мраке ночи
Не осветил меня, и мгла
Безверья в сердце мне легла.
Эфенди, видишь: мои очи
Смыкает смерть… она пришла!..
«Молись, молись!» — твердил мулла.

КОРАН

Завет священный Магомета,
Ты, поэтический Коран!
Страница каждая согрета
В тебе светилом знойных стран.

Я слышу роз благоуханье,
Тебя читая в тишине,
Фонтанов медленных журчанье
И листья пальмы шепчут мне.

И нет в их шепоте печали;
Твердит он сладко сердцу вновь
Про женщин в белом покрывале
И сладострастную любовь.

Твой человек, как сын природы,
Естествен, молод и здоров.
Недаром царства и народы
Сошлись на твой могучий зов!

В твоем ученье сени рая
Не тонут в облачной дали,
И песни гурий, замирая,
Звучат так близко от земли.
Мистерий тайных Византии
И мрачной готики здесь нет, —
Летит под своды голубые,
Как стрелка, стройный минарет.

Вот зодчество! В борьбе искусства
Его, быть может, превзойдет
Лишь простота и ясность чувства
Живых классических красот.

Но здесь иная дышит сила.
В мечетях видятся ясней
Мир Авраама, Измаила,
Патриархальность первых дней.

Свежей пустынного потока.
Светлей, чем аравийский ключ,
Коран твой, о пророк Востока!
Он чист. Прозрачен и могуч!

И человек, как все в творенье,
Согретый слов твоих огнем,
Коран твой чтит в благоговенье,
Земное счастье видя в нем.

НА ВЫХОД В ТУРЦИЮ

В садах окрестности Стамбула;
Там златоверхая мечеть
В пунцовых розах потонула
И обвивает плющ, как сеть.
Ее седые минареты.
Там могут верные воспеть
Пророку гимны и обеты.
Пора покинуть отчий край —
Гяур довольно правил нами!
Нас ждет к себе, как светлый рай,
Стамбул за синими волнами.

ЭБЛИС

Восточная легенда
Алла велик! Его рука
Повергла в прах Ифрита,
И он упал сквозь облака
В пустыню, где суха, дика,
Земля песком покрыта.

И над верблюдом длань свою
Простер Алла во гневе,
Павлина проклял и змею,
Внушившим с Эблисом в раю
Адаму грех и Еве.

Не видел Эблис знойных роз
И пальм звенящих рая —
Желтел в песках нагой утес,
И кактус чахлый дико рос,
В пустыне умирая.
И Эблис огненной пятой
Стал на челе гранита.
Павлин, Аллахом проклятой,
Свой хвост лазурно-золотой
Раскрыл у ног Ифрита.

Вилась ехидна, ветер спал
В пустыне, сном объятой,
И дромадер на камни скал
Тень безобразную бросал
Спины своей горбатой.

И дух взглянул на мертвый край,
Где гасли жизнь, надежда…
Не для него надзвездный рай! —
Спаленных крыльев черен край,
Черна его одежда.

И дух проклятье произнес:
«Да будет ночь угрюма,
да будет мир страною слез!
В пустыню людям я принес
Дыхание самума!

Я иссушу малейший ключ,
засыплю шатры, как вихрь, могуч!
В чуме и смерти, в громе туч
Меня узнают страны!»

Отмщенья гневный крик издал
Дух злобы и обмана.
Он им потряс вершины скал…
Вдруг в темном сердце пробежал
Змею стих Корана.

Перстом Аллы начертан был
Молитвы пламень
На сердце, где лишь мрак царил.
Так надпись на плите могил
Хранит надгробный камень.

Века проклятий, злобный смех,
Тот смех, где горечь скрыта,
И первородный мира грех, —
Увы! — письмен не сгладят тех
На сердце у Ифрита.

Они огнем в груди горят,
И Эблис полон страха,
Нездешней мукою объят,
Пока тех слов палящий яд
Сотрет рука Аллаха.

О, голос правды, о Коран,
Земных племен спасенье,
Благая весть народов, стран! —
Твой стих святой Ифриту дан,
Как совесть, — в обличенье!