«Айат о мече» и «айат о джизйе»
Еще в середине XIX в. один из крупнейших европейских исламоведов, голландец Райнхард Дози, писал: «Мнение, которого долго держалась об этом (об обязанности мусульман вести священную войну за распространение ислама. – Т. И.) Европа, не совсем точно. Коран не заключает в себе ни одного приказания, которое, если внимательно следить за течением мыслей, предписывало бы войну против всех неверных… Священная война вменяется в обязанность только в том единственном случае, когда враги ислама оказываются нападающими; если кто-нибудь понимает предписания Корана иначе, то виновато в этом произвольное толкование богословов» [Дози, с. 270–271].
Такое «произвольное», воинственное толкование Писания средневековыми богословами проявляется прежде всего в отношении айатов 5 и 29 суры 9 – последней (в хронологическом порядке) суре, затрагивающей вопросы войны. В первом из этих айатов, впоследствии известном как «айат о мече», говорится:
Убивайте язычников везде,
Где только их ни встретите.
Второй же айат, «айат о джизйе», касательно «людей Писания» предписывает:
Сражайтесь с теми из получивших Писание,
Кто не верует в Бога и в Последний день,
Не воздерживается от запрещенного
Богом и Посланником Его,
Кто не исповедует истинную веру,
Пока не станут платить джизйу…
Прибегая к принятой в классической коранистике концепции об «отменяющем и отменяемом» (насих и мансух), согласно которой одни коранические откровения могут «отменять», модифицировать другие, более ранние, богословы-милитантисты[1] считают, что эти два айата «отменяют» все исчисляемые сотнями предыдущие айаты из более 50 сур, заповедующих миролюбие и терпимость к другим вероисповеданиям. Отныне, утверждают они, Пророку и мусульманам было велено вести тотальную войну против иноверных: «людям Писания» предлагается принять ислам или платить джизйу, а язычникам – выбирать между исламом, джизйей и смертью (согласно Абу-Ханифе, Малику и одной из версий от Ибн-Ханбаля) или же только между исламом и смертью (согласно аш-Шафии и другой версии от Ибн-Ханбаля).
С этой точки зрения толерантные откровения Корана относились исключительно к периоду, когда мусульмане были слабыми. Но как только они окрепли, им было заповедано перейти в наступление, сражаться до полной победы ислама во всем мире. Поэтому мирное сосуществование мусульманских государств с немусульманскими дозволено якобы лишь при нехватке сил для военного на них наступления.
Такая теолого-политическая концепция не только искажает Коран и Сунну. Она чревата недостойным Божьей религии аморализмом. Тамаскан ли-йатамаккан! («Прибеднялся, чтобы закрепиться!») – говорится в арабской поговорке, даже на уровне простонародного сознания осуждающей подобную линию поведения.
Более того, сегодня эта концепция служит и своего рода провокацией, ибо предоставляет врагам ислама весомый довод в пользу всякого рода «превентивных» войн – какой смысл им ждать, пока мусульмане не наберут достаточной силы для атаки?![2].
Воинственное прочтение искажает Коран потому, что изложенные выше Божьи заповеди религиозной толерантности сформулированы как универсальные принципы, а таковые не могут быть «отменены». Разве станет Бог отказываться от декларированного Им как соответствующего Его предначертанию разнообразия конфессий?! Или взять еще принцип «нет принуждения в религии!». Утвердив его, Бог в том же айате дает такое основание: истинный путь и ложный путь уже ясно различимы. Неужто к концу служения Пророка дело переменилось – все смешалось?! Сходный вопрос можно поставить и относительно принципа свободы выбора как условия подлинной религиозности и ответственности.
Поэтому айатам 9:5 и 9:29 не надо придавать общий смысл, а относить их исключительно к частным случаям по отношению к тем, кто враждует с исламом или намеревается напасть на мусульман. И на сей счет само Писание дает достаточно ясные указания.
Так, в суре 60 после призыва противостоять враждующим язычникам следует:
Но Бог не запрещает вам
Явить дружелюбие и справедливость к тем,
Кто не сражался с вами из-за веры,
Не изгонял вас из жилищ ваших, –
Воистину любит Он справедливых!
(60:8)
Комментируя этот айат, не кто иной, как крупнейший толкователь Корана ат-Табари (ум. 923) замечает, что предписанное здесь дружелюбие распространяется на представителей всех верований и религий, кто не воюет с мусульманами по причине веры, и что такое предписание не может быть отменено каким-либо другим айатом.
Да и сама сура 9 явно свидетельствует в пользу «дифференцированного» подхода. Вопреки утверждению о ее тотально воинственной, наступательной ориентации, здесь, как и прежде, четко говорится, что война не распространяется на язычников, которые не нарушали мирных договоренностей с мусульманами (9:4), но против тех, кто «первым стал враждовать», кто «изгнал Пророка», кто в отношениях с мусульманами «не чтит взятых обязательств», кто «ведет себя агрессивно» (9:8, 10, 13).
Примечательно и то, что сразу после пресловутого «айата о мече» Всевышний дает Пророку такое толерантное наставление: если кто-нибудь из язычников попросит безопасности, надо предоставить ему ее, потом посвятить того в ислам. И даже если тот не уверует, то следует отпустить его домой с миром. «Ведь люди они невежественные» (9:6), – объясняет Бог такую милость к многобожникам.
Убедительный аргумент против милитантистской интерпретации айата 9:5, а также суры 9 в целом, представляют именно заключительные два ее айата. Обращаясь к аравийским язычникам, Бог говорит, что Он явил им посланника-сородича, которому горько отвращение их от веры его. Пророку же Всевышний открывает:
Если они отвернутся,
Скажи: «Достаточно мне Бога!…»
(9:128–129)
Та же толерантность, столь часто звучавшая в коранических откровениях предыдущих лет!
Сторонники воинственной интерпретации не могли, конечно, не заметить эти заключительные айаты, идущие вразрез с их построением. И они решили – без какого-либо на то основания – отнести данные айаты к мекканскому периоду. Так легко объявить их «отмененными», поскольку они низошли раньше. Однако даже при согласии с таким произволом в хронологии правомерно будет предположить, что раз Богу было угодно поместить эти толерантные айаты в конце последней суры Корана, касающейся темы войны, то, видимо, именно они и выражают Его подлинную волю на сей счет.
Что же касается «айата о джизйе» (9:29), то тем более его следует толковать в сугубо ограничительном смысле. Разве может он подразумевать всех без исключения иудеев, христиан и прочих людей Писания, независимо от их вражды или любви к мусульманам?! Совместимо ли тотальное понимание айата с заповедью айата 29:46 спорить с людьми Писания «наиблагообразнейшим образом» или со свидетельством айата 5:82 о христианах как «наиболее дружелюбных» к мусульманам?! Мог ли таким образом Пророк отвечать христианам Эфиопии, гостеприимно приютившим у себя мусульман, бежавших от преследований мекканских язычников?! Конечно, нет.
Следовательно, в айате 9:29 речь идет лишь о тех, кто воюет против мусульман. При таком понимании джизйи соответствует тому, что на современном языке называется военной репарацией.
Странно, но толкователей, которые отождествляли «получивших Писание» в айате 9:29 с иудеями и христианами, не смущали слова айата «кто не верует в Бога и в Последний день», кои трудно приложить к кому-либо из приверженцев иудаизма или христианства. У авторов толкования к Корану «аль-Мунтахаб» не нашлось лучшего объяснения, чем сказать, что здесь речь идет о тех, кто «не должным образом» верует в Бога, Воскрешение и Судный день. Но ведь отсюда – всего один шаг до призывов к войне даже против инакомыслящих мусульман, как это дозволяют себе экстремисты, начиная со средневековых хариджитов и кончая современными ваххабитами!
Осмелимся высказать также предположение, что в айате 9:29 могут быть обозначены не только какие-то иудейские или христианские секты Аравии, но также мекканские и другие аравийские язычники. Ведь в отличие от эпитета «люди Писания» (ахль аль-Китаб), который в Коране обычно характеризует иудеев и христиан, эпитет «получившие Писание» (аллязина уту аль-Китаб) применим и по отношению к аравитянам-язычникам, поскольку и они получили Писание – Коран.
С воинственной интерпретацией суры 9 не согласуются и реалии пророческого служения Пророка. Ведь и после этой суры, сошедшей более чем за год до его кончины, он не организовал ни одного военного мероприятия против язычников или «людей Писания» с целью обращения их в ислам или получения с них джизйи, никого в пределах Аравии или за оными он не принуждал принимать его веру. Не иначе как досадной оплошностью приходится считать, например, утверждение Ибн-Касира (ум. 1373) о выступлении Пророка в Табукский поход во исполнение предписаний айата о джизйе [Ибн-Касир, 1990, т. 5, с. 2; он же, 1999, коммент. к айату 9:29] – ведь сама сура 9, по единогласному мнению мусульманских корановедов, низошла после того похода.
Не соответствует построениям милитантистов и другой хорошо известный факт из биографии Пророка – его послания (в последние годы его жизни) иноземным правителям, среди которых были ромейский Кесарь, эфиопский Негус, египетский Мукаукыс и персидский Хосрой. И ни в одном из этих посланий призыв к исламу не сопровождается упоминанием о какой-либо другой альтернативе – войне или джизйе. Предписывали бы айаты 9:5 и 9:29 такие альтернативы, Пророк, несомненно, включал бы их в свои послания. Даже если предположить, что послания были отправлены до сошествия суры 9, то Пророк, получив ее, непременно должен был бы довести до тех правителей новые установления Бога относительно их..
[1] От франц. militant < лат. militaris – «сражающийся».
[2] К сожалению, порой даже авторы, которые, казалось бы, хотят отойти от старой воинственной парадигмы толкования Корана, остаются в ее плену. Так, в недавно вышедшей книге А. Алиева [Алиев, 2004] раздел, посвященный разоблачению мифа о том, что «ислам распространялся огнем и мечом», заключается следующим выводом: «Конечно же, канонический ислам не запрещает ведение «священной войны», однако он ограничивает ее развязывание рядом условий: войну нельзя вести ни ради захвата территорий, ни для достижения национально-расового превосходства, ни для обретения власти над поверженным врагом, она может быть начата только с целью утверждения исламской веры, установления справедливых, с точки зрения ислама, общественных отношений, искоренения зла в тех проявлениях, в каких они представлены в предначертаниях Пророка» (с. 353). Разве выделенные нами курсивом слова не есть обоснование воинственного, насильственного насаждения ислама?!