Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Учебные пособия
Ислам в России в XVIII — начале XXI вв.: модернизация и традиции
17.11.2011

Глава II. Оренбургское магометанское духовное собрание в конце XVIII — 1-й половине XIX вв. как институт интеграции и модернизации мусульман России

1. Законодательная основа деятельности ОМДС

22 сентября 1788 г. Екатерина II создала единственный орган, объединявший всех мусульман Внутренней России и Сибири — Оренбургское магометанское духовное собрание (ОМДС). В это день был принят именной указ императрицы «Об определении мулл и прочих духовных чинов магометанского закона, и об учреждении в Уфе духовного собрания для заведывания всеми духовными чинами того закона, в России пребывающими». Следует отметить, что в Указе ОМДС определятся как «духовное собрание Магометанского закона», при этом только слово «Магометанского» пишется с большой буквы[1]. В этот же день по именному указу Сенату ахун Каргалы Мухаммеджан Хусаин[2] стал муфтием всех мусульман России, «исключая Таврическую область». Сочетание принципа назначаемости муфтия (формально закрепленного только в 1891 г.) с принципом избираемости трех казыев (членов) из числа улемов Казанской губернии[3] давали возможность сочетать интересы как имперской власти, так и самих мусульман. Если учесть, что все муфтии до Мухаммад-Сафы Баязитова (до 1915 г.) были выходцами из Уральского региона, то казыи представляли интересы татар Поволжья. До 1871 г. избрание казыев проходило в Казани коллегией местных имамов фактически под контролем городской мусульманской элиты.

До сих пор дискуссионным является вопрос о первом инициаторе избрания муфтия ОМДС. Хронологически наиболее ранним из изданных является сенатора И. В. Лопухина, посланный на имя императора Александра I из Симферополя 18 февраля 1803 г. В пункте третьем он предлагает «муфтия выбирать всему магометанскому обществу Таврическому через собрание в каждом городе мурз и депутатов от поселян каждой волости, которым и выбирать трех кандидатов, о коих с мнением свои общему губернского правительства представлять на утверждение Правительствующему Сенату; от сего же… подносить доклад и Вашему Императорскому Величеству»[4]. Здесь мы видим созыв всегубернского съезда, выбор трех кандидатов и утверждение Правительствующим Сенатом. За исключением последнего момента, что возможно отражает либерализм первых лет правления Александра I, мы фактически видим модель для проектов избрания муфтия ОМДС, включая заседание Голяма шурасы при ОМДС в апреле 1905 г. Это заключает в себе созыв общего съезда, избрание трех кандидатов и право окончательного решения за имперским центром. В свою очередь 20 сентября 1805 г. таврический гражданский губернатор Д. Б. Мертваго, принимавший участие в создании ОМДС, предлагал вариант отдельных выборов по две кандидатуры от городов и уездов. При этом начальник губернии сам выбирал из них трех кандидатов для представления министру внутренних дел с целью утверждения императором[5].

По мнению Д. Ю. Арапова в своей конфессиональной политике Екатерина, следуя петровской традиции, оценивала религию, как одно из условий «общественного благополучия», а конфессиональные учреждения и их служителей — прежде всего, как «орудие нравственного воспитания» и одновременно поддержания «порядка» среди подданных империи[6]. Прагматически и рационально мыслящая правительница России была твердо убеждена, что религиозные институты всех конфессий империи должны беспрекословно повиноваться государству, все их служители сверху донизу обязаны быть верными помощниками светской власти, высшим приоритетом в их деятельности должны являться прежде всего «державные интересы»[7].

В итоге мусульманское «духовенство» ставилось под контроль государства, полностью определявшего его кадровый состав. Если учесть, что в России уже существовала свобода вероисповедания для лиц, официально зарегистрированных как мусульмане, то этот указ устанавливал механизм надзора за духовными лицами, при этом основное место уделялось их лояльности российскому государству («люди, в верности надежные…»). Наместник (генерал-губернатор) Симбирский и Уфимский губерний барон О. А. Игельстром разработал Положение об ОМДС в 1789 г., где жестко определялся механизм получения «духовного чина» имама и ахуна. После избрания сельским обществом нужно было получить документ, удостоверяющий лояльность и указывающий о проживании в данном селении и губернии от уездного земского исправника или кантонного начальника. Он сообщал наместническому (губернскому) правлению. С санкции последнего испытуемый мог держать экзамен в ОМДС опять-таки в присутствии губернских властей в лице двух верхней расправы (суда) заседателей. После экзамена его результаты утверждало наместническое правление. На уезд должно было приходиться не более двух ахунов. Причем под их наблюдением должны были находиться мечети, религиозные школы и их служители [8]. К 1800 г. в ОМДС подверглись экзамену 1921 человек, что фактически обозначало контроль над абсолютным большинством приходов. Только за 1791 г. экзаменам подверглись 789 человек, включая 7 ахунов, 2 помощников ахунов, 51 мухтасиба, 527 мулл (имамов), 9 мударрисов, 339 азанчеев (муэдзинов), 10 фаррашей и 15 муджавиров [9]. По рапорту сенаторов М. Г. Спиридова и И. В. Лопухина Сенату с отчетом об обследовании ими Оренбургской губернии в числе сборов и доходов денежных по губернии состоят: «28) с производимых в магометанского закона в старшины, сотники, ахуны и другие звания» [10].

Таким образом, мы видим выстраивание трехуровневой системы: само Собрание — ахун — имам. До создания ОМДС система фактически была двухуровневой: ахун — имам. Ранее ахуны сами взаимодействовали с представителями светских властей. Теперь эти функции взяло на себя ОМДС. Однако при отсутствии быстрой связи с Уфой, ахуны, как Ибрагим Худжаши в Казани, решали вопросы шариатского права в случае конфликтных ситуаций в сфере семейного права: никах (брак), талак (развод), мирас (раздел имущества). Они фактически выполняя функции апелляционной инстанции. По этой причине многие имамы стремились занять это пост, что вело к росту их численности. Если к 1788 г. мы можем говорить о 4 ахунах для всей Оренбургской губернии, то в 1851 г. их было уже 25 человек. Попытка придать законодательный статус должности ахуна как окончательной инстанции в рассмотрении судебных дел в вопросах семейного права по проекту «Правил о магометанских супружеских делах» потерпела неудачу. Характерно, что 28 марта 1824 г. проект поддержали два ключевых имама края: оренбургский ахун Габдессалям б. Габдеррахим[11] и выдающийся имам и мударрис 1-го прихода Каргалы Габдуррахман (Абдрахман) б. Мухаммедшариф [12]. Однако, если Таврическое магометанское духовное собрание одобрило проект, то муфтий ОМДС Мухаммеджан б. Хусаинов отказал в праве своим заседателям-казыям обсуждать его [13]. Он прекрасно понимал, что дело сводится к сужению полномочий самого ОМДС, но не хотел конфликтовать с могущественным министром.

Сам проект «Правил о магометанских супружеских делах» был предложен Министерством духовных дел и народного просвещения. Для понимания причин провала проекта нам придется вкратце остановиться на биографии министра — Александра Николаевича Голицына. В 1810 г. он стал главноуправляющим иностранными исповеданиями, в 1816 г. — министром народного просвещения. После того как в 1817 г. ведомства духовных дел и народного просвещения были объединены в одно министерство — Министерство духовных дел и народного просвещения, — стал во главе последнего. Такое положение он занимал до мая 1824 г. когда был смещен в ходе придворных интриг. В итоге 15 мая 1825 г. оренбургский гражданский губернатор Р. В. Нелидов указал на то, что «магометанские чиновники, получив новую степень власти, обратятся не на пользу, а к всяческому гонению своей паствы». Р. В. Нелидов предложил рассматривать все брачные и семейные споры в гражданских судах. Однако до Судебной реформы 1864 г. это было невозможно осуществить практически. Протест оренбургского гражданского губернатора можно понять в том смысле, что судебные функции ахуна фактически приближались к функциям епископа. В 1847 г. ОМДС уведомляло МВД, что функция ахуна сводится к рассмотрению семейных тяжб [14] (см далее раздел: «Шариатское право в повседневной жизни»). При этом в отличие от контактов с православным духовенством отсутствовал механизм взаимодействия ахуна и губернатора. Не случайно, что только в Уфе и только муфтии входили в состав общегубернских органов.

В итоге 21 сентября 1828 г. был принят сенатский Указ «О введении к употреблении метрических книгах по Оренбургскому духовному магометанскому собранию» [15], где подтверждалась компетенция ОМДС по вопросам семейного права, включая фиксирование рождений и смертей и условий брака. Один экземпляр метрических книг оставался в мечети, а один посылался в ОМДС, так что светские власти получили возможность реального контроля за ситуацией на местах [16]. Однако вместо вмешательства в повседневную жизнь они предпочли осуществлять контроль через правление ОМДС, а не путем передачи его ахунам на местах. Характерно, что тот же оренбургский ахун Габдессалям б. Габдеррахим проводил политику централизации, став с 1825 г. муфтием ОМДС.

До конца непонятна функция мухтасибов, однако, по всей видимости, вначале именно они выполняли функцию контролеров за действиями имамов на местах. По мере роста числа ахунов различие их функций становилась все менее понятной. При этом ахуны все больше сосредотачивались в городах. Так, в 1851 г. в Оренбургской губернии было 25 ахунов, а в 1855 г. — 26 мухтасибов. По мере роста числа ахунов здесь в 1868 г. остался только 1 мухтасиб [17]. При этом формально к ахунам предъявлялись более высокие требования с точки зрения образованности.

Духовенство башкирских даруг с 1798 г. оказалось фактически под полным контролем кантонных начальников. В соответствии с именным указом оренбургскому военному губернатору барону О. А. Игельстрому от 10 апреля 1798 г. к материальному обеспечению служащих на Оренбургской линии привлекалось все духовенство из башкир, кроме «только одних мулл, которые по духовному своему званию при мечетях службу свою отправляют». Одиннадцатый пункт инструкции «Ордер, данный башкирским и мещеряцким кантонным начальникам» резко ограничивал численность духовенства и ставил его назначение под полный контроль кантонных начальников. По инструкции отпуск любого подчиненного вовне зоны кантонов осуществлялся только «с позволения главного военного начальника»[18].

Такой же принцип двух ключей: со стороны как ОМДС, так и наместнического правления был намечен в Положении об ОМДС при строительстве мечетей. Причем, как правило, при 100 дворах должна была находиться 1 мечеть[19]. Контроль ОМДС распространялся не только на мечети, но и на мектебы и медресе. Поскольку у властей отсутствовали реальные инструменты для контроля, то провозглашался принцип существования учебных заведений только при мечетях. Соответственно преподаватели должны были сдавать экзамен при ОМДС. При этом ОМДС должно было составлять ежемесячные списки учащихся и представлять один экземпляр списка губернатору и один в Приказ общественного призрения. Причем открытие школ должно было происходить в разрешительном порядке, вначале при получении санкции ОМДС, затем представленной наместническому правлению[20]. Такой контроль над школами был невозможен в тот период чисто логистически. За 1816 г. (из-за пожара казанских архивов в 1815 г.) сохранились первые сведения по Казани о медресе, его мударрисе, преподаваемых предметах и числе учащихся[21]. Принцип детального контроля над контингентом преподавателей и учащихся, предложенный в Положении об ОМДС, стал реальным в начале XX в.[22]

2. Реализация полномочий и первые планы модернизации ОМДС

По Ш. Марджани Духовному собранию были поручены следующие вопросы: «давать мусульманам подчиненного им округа фетвы о верности или ошибочности деяний в религиозных или духовных делах; принятие экзаменов у лиц, назначаемых на должности выполняющих обязанности по Шариату ахунов, мухтасибов, мударрисов, хатыбов, имамов и муэдзинов в вопросах науки, практики и морали; выдача разрешений на строительство и ремонт мечетей; раздел имущества мусульман по Шариату»[23].

Будущий муфтий Центрального духовного управления мусульман (ЦДУМ) России, тогда казый Оренбургского магометанского духовного собрания Риза Фахретдин сформулировал три основные задачи, обусловившие создание: создать любовь к России со стороны восточного Ислама; оставить без силы не имеющих официального статуса улемов, оказавшихся под скипетром России; превратить Ислам на берегах Волги и Урала в официальную религию и мазхаб и распространить везде мектебы и медресе[24].

Таким образом, кроме чисто богослужебной сферы, мусульмане обладали особыми правами в области брачного и семейного права, то есть никаха (брака), талака (развода) и мираса (раздела имущества). Статус Духовного собрания не предусматривал централизованной системы образования или подготовки к сдаче экзаменов на духовный чин. Лица, сдавшие экзамен, получали Указ и поэтому назывались указными муллами. Само ОМДС с 1810 г. подчинялось Министерству внутренних дел.

До 1874 г. МВД контролировало и мусульманские школы, имевшие статус частных учебных заведений. Их открытие проводилось фактически в уведомительном порядке. Первые правила, регулирующие их деятельность, были изданы только в 1870 г., и система открытия конфессиональных школ перешла к разрешительному порядку. С 1874 г. эти школы были переданы в ведение Министерства народного просвещения, что привело к фактически двойному подчинению имамов, являвшихся, как правило, и мударрисами[25].

Важнейшей функцией муфтия, с точки зрения мусульманского права, является издание фетв, разъясняющих любую проблему с позиции Шариата[26]. Таким образом, российское государство получило в свои руки контроль над обеими ключевыми сферами права для мусульман-татар. Вопросы светского права и так контролировались государством, а вопросы церковного права, догматики и семейного права перешли в руки назначаемого государством муфтия. ОМДС сохранило петровскую коллегиальную систему, которая в общегосударственных органах власти с 1802 г. была заменена системой министерской, где вся власть находится в руках одного руководителя. Однако, несмотря на периодически возникающие конфликты муфтия и казыев, это не противоречило государственным интересам, наоборот, создавая систему сдержек и противовесов внутри татарской мусульманской элиты. С точки зрения мусульманского права система коллегиального совета заключена в коранической суре «аш-Шура» — Совет.

ОМДС и его духовенство не обладало материальными и властными ресурсами. Большая часть вакуфов[27] в Поволжье была конфискована еще сразу после уничтожения Казанского ханства, и окончательно этот процесс был завершен в период правления Анны Иоанновны (1730-е гг.). Вакуфы на башкирских территориях были незначительны. Рост числа вакуфов начинается во второй половине XIX века, но и тогда доходы от них оставались несравнимыми с соответствующими доходами в мусульманских государствах. В этом заключалось коренное отличие имущественного положения мусульманского духовенства от православного, а также от духовенства в мусульманских государствах. По мнению О. Б. Большакова, превращение вакуфов в основной источник существования культовых учреждений (примерно с XII в.) способствовало профессионализации и консолидации лиц, связанных с мусульманским культом, в особую социальную группу, которую условно можно назвать мусульманским духовенством. В XIX в. в Османской империи примерно треть всех земель относилась к категории вакуфов». В Бухаре до 1920 г. вакуфы составляли 24,6% орошаемых земель[28]. Духовенству принадлежала власть судебная (куззат) и надзирательская (ихтисаб), составление юридических заключений — фетва, выполнение функций муфтия (юрисконсульта), преподавание в медресе в должности мударриса (ректора-профессора). Оно являлось также основным поставщиком кадров для чиновничества. Напротив, расходы на содержание ОМДС оставались крайне незначительными вплоть до 1917 г. В 1913 г. по смете МВД на ОМДС отпускалось только 12 304 рубля. Для основных сотрудников сохранялись штаты 1836 г., где муфтий получал 1571 руб. 41 коп., а казыи — по 214 руб. 45 коп.[29]

Особенностью структуры ОМДС было отсутствие механизма контроля над положением на местах. Формально их было даже два в лице ахунов и мухтасибов. Однако, как мы указывали, отсутствовали их четко определенные обязанности как правило, они были разбросаны по деревням, и не всегда могли оказать влияние на местных имамов. К тому же контакты с местными светскими властями официально шли через правление ОМДС, что с учетом тогдашних путей сообщения было малореальным. В 1804 г. муфтий М. Хусаин предложил проект централизации духовных органов на местах. Он выступал против контроля со стороны местных властей над вопросами, входившими в компетенцию ОМДС, предлагал создать в Санкт-Петербурге коллегию по мусульманским делам и ее филиалы в основных мусульманских губерниях. Предложения М. Хусаина сводились к сближению статуса и структуры миллета мусульман ОМДС с компетенцией оттоманских миллетов.

В целом, первая половина XIX века упрочила позиции официального духовенства и буржуазии, ориентировавшейся на сотрудничество с государством. Первый муфтий ОМДС М. Хусаин (1788–1824 гг.) проводил политику, направленную на подчинение духовенства как ему лично, так и государству. Бухарская традиция, опиравшаяся на подчинение религии государству, отвечала этим целям.

Если Оренбургское и Казанское губернские правления совместно стремились ограничить контроль М. Хусаина за кадрами на местах, то после его смерти они вступили в конфронтацию по поводу назначения будущего муфтия. М. Хусаин скончался 17 июля 1824 г. через три месяца после отставки А. Н. Голицына, в результате чего был изменен статус Министерства духовных дел и народного просвещения. 132-й параграф закона о министерстве гласил, что «муфтии избираются по-прежнему магометанами»[30]. С сентября 1825 г. казанские имамы и купцы при поддержке вице-губернатора Жилькина предложили кандидатуру нового старшего ахуна Казани, имама 5-й мечети Габдесаттара, родного брата покойного Сагита б. Ахмета (Сагитова)[31]. Однако на закате своего царствования император Александр I не стремился к выборам, и предложил оренбургскому губернатору представить свою кандидатуру. Им и стал Г. Габдрахимов, назначенный Указом императора Александр I 30 сентября 1825 гг. Габдрахимов в свою очередь вступил в борьбу с казанскими имамами и мудариссами[32].

В 1830 г. по указанию властей Г. Габдрахимов принял непопулярную среди мусульман меру, требующую отказа от похорон в тот же день. Муфтию пришлось занять позицию в данном вопросе. 9 февраля 1827 г. последовало утвержденное императором мнение Государственного Совета о погребении умерших через три дня после кончины. Вышеупомянутый старший ахун Казани, имам 5-й мечети Габдесаттар б. Ахмет (Сагитов) по запросу Казанского губернского правления указал, что данное решение противоречит Шариату. В поддержку его позиции выступил муфтий Таврического магометанского духовного правления. Однако муфтий ОМДС Г. Габдрахимов заявил, что закон 9 февраля 1827 г. можно распространить на мусульман. Данная норма была утверждена Указом Сената 13 мая 1830 г.[33]

21 сентября 1828 г. был принят Сенатский Указ «О введении к употреблении метрических книгах по Оренбургскому духовному магометанскому собранию»[34], где подтверждалась компетенция ОМДС по вопросам семейного права, включая фиксирование рождений и смертей и условий брака. Один экземпляр метрических книг оставался в мечети, а один посылался в ОМДС, так что светские власти получили возможность реального контроля за ситуацией на местах[35]. Однако вместо вмешательства в повседневную жизнь они предпочли осуществлять контроль через правление ОМДС, а не путем передачи его ахунам на местах. Таким образом, деятельность ОМДС, а затем всех последующих духовных управлений мусульман европейской России и Сибири оказалась неразрывно связанной с ханафитским мазхабом. Следует отметить, что ОМДС продолжала многовековую традицию времен Хазарского каганата, Волжской Булгарии, Золотой Орды и Казанского ханства. Уже в начале X века Ибн Фадлан фиксирует жесткую приверженность булгар именно к ханафитскому мазхабу. Первым из известных нам булгарских улемов и казыев, следовавших мазхабу Имама Агзама — Абу Ханифы был Хамид бине Идрис аль-Булгари, живший в 1107 г.[36]

При Габдрахимове был полностью укомплектован штат ОМДС, который в 1836 г. значительно расширился (до 17 человек) и просуществовал в таком виде до 1917 г.[37] Муфтий был инициатором строительства зданий религиозного назначения в Уфе (Первой соборной мечети, вакуфного дома и резиденции ОМДС). 1-ю соборную мечеть строил купец 2-й гильдии Уфы Мукмин Тагиров князь Хозесеитов[38].

По инициативе Г. Габдрахимова после эпидемии холеры 1831 г. начинается обучение мусульман-лекарей для башкирско-мещеряцкого войска на медицинском факультете Казанского университета. На протяжении данного периода Казань оставалась основным центром среднего и высшего русского образования для татар. В итоге в 1834–1865 гг. Первую Казанскую гимназию окончили 22 мусульманина, а в 1840–1860 гг. в Казанском университете обучался 31 мусульманин. Среди них был будущий муфтий ОМДС М. Султанов (муфтий в 1885–1915 гг.). Практически все они были пенсионерами башкирско-мещеряцкого войска и (или) детьми чиновников. Исключение составлял купеческий сын А. Акчурин[39]. По правилам 1836 г., мусульмане (только уроженцы Оренбургской губернии) могли поступать только на медицинский факультет Казанского университета, как будущие лекари Башкирско-мещеряцкого войска. Это правило было отменено в 1873 г.[40] Таким образом, выпускники русской средней и высшей школы в дореформенный период не сформировали особой группы национальной элиты. Их влияние ограничивалось спецификой профессиональной деятельности, а также малочисленностью.

Итак, к середине XIX в. у мусульман округа ОМДС концептуально сложилась модель гражданской нации, называемой татарской. Она берет начало в идеях Ш. Марджани и Х. Фаизхана 1860–1880-х гг. о религиозной автономии и равноправии мусульман с христианами. В конце XIX — начале XX вв. эта модель продолжается в доктрине либералов: в идее И. Гаспринского о нации российских мусульман и в концепции Милли Идарэ и Миллет Меджлисе у С. Максуди. Используя терминологию Эрика Хобсбаума, можно отметить, что, начиная с Ш. Марджани, у татар закладывались традиции, которые «устанавливали или символизировали социальную связь, членство в группах, подлинных или искусственных общинах»[41]. У татар не существовало местных законов, и юрисдикция ОМДС распространялась на всех членов общин одинаково. Высшим апелляционным судом в догматических вопросах и в сфере семейного права было ОМДС. Члены ОМДС (муфтий и казыи (судьи)) имели право на издание фетв — законодательных актов в пределах компетенции Собрания. Организация татарского общества строилась по законам Шариата, утверждавшим равенство всех мужчин. Теоретическим выразителем этого равенства у богословов являлась кораническая концепция Шуро (Совета), то есть собрания всех мусульман.

3. Европейское и русское образование как инструменты модернизации мусульман округа ОМДС

Попытка соединения русской и татарской учебной традиции прослеживается уже в в деятельности рода Хальфиных: Сагита, Исхака и Ибрагима. С. Хальфин составляет «Азбуку татарского языка» (1778 г.) и двухтомный русско-татарский словарь и грамматику (1785 г.) для русских учебных заведений. В первой половине XIX века происходит параллельное издание памятников булгарской эпохи и времен чингизидов. Если в 1839 г. выходит первое издание «Кысса-и-Йусуф», то уже в 1819 г. Ибрагим Хальфин издает исторический труд «Жизнь Чингиз-хана и Аксак Тимура» по правилам европейской науки[42]. Если улемы концентрировались на истории булгар, то служилого татарина мурзу Ибр. Хальфина история тюркских государств, прежде всего Золотой Орды. По мнению Дж. Валиди, Ибр. Хальфин был первым из татар, кто занялся проблемами национальной истории, выступал против сохранения отживших норм золотоордынского чагатайского языка и за принятие форм османского турецкого языка, как языка современного государства[43]. Призыв Ибр. Хальфина к изданию татарских рукописей остался без ответа. Г. Губайдуллин писал, что «ни Курсави, ни Ибрагим Хальфин… не могут повести буржуазию по новому тракту, по направлению к европейской цивилизации»[44].

В первой половине XIX века выходит наибольшее число татарских грамматик и хрестоматий для русских правительственных школ, готовивших преимущественно чиновников для управления мусульманскими территориями от Черного моря до Дальнего Востока. Татарский являлся единственным тюркским языком, преподаваемым в государственных и православных учебных заведениях.

После смерти Г. Габдрахимова в 1840 г. Оренбургское губернское правление не выдвинуло кандидатов, выступило против попытки ряда имамов выдвинуть кандидатом ахуна д. Туркеево Белебеевского уезда Оренбургской губернии Габдельхалика Ахтямова[45]. В итоге решение было принято в Петербурге. В рамках реформ Николая I по созданию бюрократического государства был создан в 1836 г. Устав ОМДС. Император и его брат великий князь Михаил Павлович уделяли большое внимание религиозному воспитанию мусульман-военнослужащих. В крупнейших городах Волго-Уральского региона существовали должности военных ахунов, имамы были назначены в ряд основных военно-морских портов, на казенный счет содержались мечети при Казанском пороховом и Ижевском оружейном заводах. С 1850 г. была создана должность главного ахуна башкирско-мещеряцкого войска в лице имама мечети Караван-Сарая в Оренбурге. Из этой среды в 1840 г. был назначен новый муфтий ОМДС Габдулвахид Сулейманов. Первые два муфтия (М. Хусаин и Г. Габдрахимов) были известны как высокообразованные улемы и мударрисы, связанные с властями и национальной буржуазией Оренбургской губернии. Сулейманов не имел такого опыта и образования, а с 1822 г. становится гражданским имам-хатыбом г. Санкт-Петербурга, затем преподавателя мусульманского вероучения в ряде военно-учебных заведений столицы. Их куратор великий князь Михаил Павлович сыграл ключевую роль в назначении нового муфтия. Муфтий стремился придать ОМДС статус губернского учреждения, тем самым, выведя его из-под контроля оренбургского губернатора. Но усиление контроля властей над мусульманами армии, флота и военных предприятий не означало стремление центра увеличить значение ОМДС. К середине века оно уже не было нужно властям для продвижения вглубь Азии, так приоритет был отдан присоединению Казахстана и Центральной Азии к России[46].

Обеспечение догматического единства мусульман округа ОМДС, распространение мечетей и школ на всей его территории, унификация татарского языка как официального языка Собрания заложили основы для складывания этнической общности татар на основе членов его миллета. Но духовенство не обладало системой финансирования, собственностью (вакуфами), системой сбора налогов («заката»), системой контроля над положением на местах. Баи — лидеры общин, финансируя функционирование мечети, мектеба или медресе, держали под контролем и программу обучения, кадровую политику и мобильность преподавателей и учащихся. Кадровый состав духовенства контролировался также губернскими правлениями и начальниками кантонов на территории Башкирии. Таким образом, не была выстроена структура автономной церкви. Основной заслугой духовенства и буржуазии было восстановление системы мусульманского образования на уровне локальных мектебов и медресе в региональных центрах. Практически все мусульмане стали членами официально зарегистрированных приходов-махалль. Вместе с тем отсутствовали медресе полного цикла, подобные классическим медресе мусульманских государств.

Поэтому первые муфтии ОМДС беспрестанно вели переговоры с казахскими правителями, участвовали в российских миссиях на Северном Кавказе и по делам туркмен. В те годы от мусульман окраин России, прежде всего, казахов, требовалось стабильное признание светской власти российских императоров, а духовной — оренбургских муфтиев. Основным противовесом выступал османский султан и халиф — светский и религиозный глава мусульманского мира в одном лице (ряд мусульман России еще в начале прошлого века именно в нем видели своего законного правителя). В качестве других вариантов правителей выступали бухарские, кокандские и хивинские ханы и муфтии, а для казахов также и китайские императоры.

Для мусульман России было жизненно важным прекращение бесконечных восстаний и мятежей, которые сотрясали огромное пространство Евразии с падения Золотой Орды. Новая евразийская империя в лице России завоевывала былые территории Улуса Джучи и также стремилась к внутреннему спокойствию, расцвету экономики, к гарантии прав веротерпимости и собственности. Указ Святейшего Синода о веротерпимости (Tolerance Act) 1773 г. открыл дорогу для стабильности в регионе, которая в основном сохранилась до 1917 г. Оренбургские муфтии и духовенство ОМДС, торговцы Казани и Каргалы обеспечили проникновение в Степи русских законов, капиталов, языка. Муфтии сделали многое для воспитания казахской элиты, лояльной к российскому государству. Как справедливо пишет уроженец Оренбурга московский исламовед Г. Г. Косач, «иных путей реализации русской колониальной экспансии в это время просто не существовало или они могли быть слишком разорительными для России». Эта роль ОМДС была утрачена лишь в 1850-е гг., когда в годы Крымской войны начался поход русской армии вдоль Сырдарьи на юг Казахстана, завершившийся присоединением всей Центральной Азии в 1880-е гг.

Слабость организационных структур ОМДС создавала возможности для реформирования, не сравнимые с ситуацией в мусульманских государствах и особенно в Бухаре. Именно дуализм реальной власти, когда духовенство с финансовой стороны зависело от буржуазии, превратил вопрос образовательной реформы в дело доброй воли самой буржуазии. В период жесткой ориентации буржуазии на рынки среднеазиатских государств отход от бухарской догматики был невозможным. Но и в эту эпоху существовало понимание необходимости расширения компетенции ОМДС. В глазах миссионеров, именно Ислам в лице мусульманского духовенства был основным орудием отатаривания и превращения оседлого и кочевнического нерусского населения Поволжья, Южного Урала, Степей и Сибири в мусульман. Таким образом, на территории башкирских кантонов присутствовали всех три группы татарской элиты: землевладельцы, буржуазия и духовенство. На других территориях — только две последние.


[1]Полное Собрание законов Российской империи. Собрание первое. — СПб., 1830. — Т. 22. № 1670, 1671. C. 1107–1108.

[2]Хабутдинов А. Хусаинов М. // Ислам на европейском Востоке. Энциклопедический словарь. — Казань, 2004. — С. 358–359.

[3]См. Указ Сенатский 17 августа 1793 г. ПСЗРИ. I. Т. 23. C. 452–454. № 17146.

[4]Арапов Д. Ю. Россия и мусульманский мир. — М., 2006. — С. 35

[5]Там же. С. 45

[6]Арапов Д. Ю. Система государственного регулирования ислама в Российской империи (последняя треть XVIII — начало XX вв.): дис. … докт. ист. наук. — М., 2005. — С. 66.

[7]Гаврилин А. В. Православная церковь в Латвии в XVIII — начале XIX вв. // Религии мира. История и современность. Ежегодник. 1999. — М. 1999. — С. 211–214.

[8]Текст по: Материалы по истории Башкирской АССР. — Т. 5. — М., 1960. — С. 563–564; комментарии см. Азаматов Дж. Оренбургское Магометанское Духовное Собрание в конце XVIII–XIX вв. — Уфа: Гилем, 1999. — С. 26–27.

[9]Цит. по: Материалы по истории Башкирской АССР. — Т. 5. — М., 1960. — С. 684.

[10]Там же. С. 596.

[11]Хабутдинов А. Габдрахимов Г. // Ислам на европейском Востоке. Энциклопедический словарь. — Казань, 2004. — С. 67–68.

[12]Денисов Д. Н. Абдрахман б. Мухаммедшариф аль-Кирмани // Ислам на Урале. Энциклопедический словарь. — М.; Нижний Новгород: Медина, 2009. — С. 19–20.

[13]Азаматов Д. Д. Оренбургское Магометанское Духовное Собрание в конце XVIII–XIX вв. — Уфа: Гилем, 1999. — С. 124.

[14]Там же. С. 93.

[15]Полное Собрание законов Российской империи. Собрание второе. — СПб., 1830. — Т. 3. C. 837–840. № 2296.

[16]Азаматов Д. Д. Оренбургское Магометанское Духовное Собрание в конце XVIII–XIX вв. — Уфа: Гилем, 1999. — С. 125.

[17]Азаматов Д. Д. Оренбургское Магометанское Духовное Собрание в конце XVIII–XIX вв. — Уфа, 1999. — С. 92–93; Азаматов Д. Д. Ахун // Башкирская энциклопедия. — Т. 1. — Уфа, 2005. — С. 255–256; Азаматов Д. Д. Мухтасибат // Башкирская энциклопедия. — Т. 4. — Уфа, 2008. — С. 217.

[18]Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. — СПб, 1830. — Т. XXV. — С. 189–197. — № 18477.

[19]Текст по: Материалы по истории Башкирской АССР. — Т. 5. — М., 1960. — С. 565

[20]Материалы по истории Башкирской АССР. — Т. 5. — М., 1960. — С. 566.

[21]Медресе г. Казани XIX — начала XX вв. Сборник документов и материалов. — Казань: Гасыр, 2007. — С. 13–14.

[22]Там же. С. 132–141.

[23]Марджани Ш. Аль-кыйсме ас-сани мин китаби мустафад аль-ахбар фи ахвали Казан ва Болгар. — Казань, 1900. — С. 286

[24]Фэхретдин Р. Исламнэр хакында хокумэт тэдбирлэре. — Оренбург, 1902. — 1 жилд. — 2 жозья. — С. 9–10.

[25]Хабутдинов А. Ю. Формирование нации… С. 55–56.

[26]Hullag W. The jurisconsult, the author-jurist, and legal change // Authority, continuity and change in Islamic law. — Cambridge, 2005. — P. 194.

[27]Вакуф (ар. «удержание») — имущество, завещанное на религиозные и благотворительные цели, не отчуждаемое и не облагаемое налогами.

[28]Набиев Р., Хабутдинов А. Вакуф // Ислам на европейском Востоке. Энциклопедический словарь. — Казань, 2004. — С. 47–48.

[29]Хабутдинов А. Ю. Формирование нации… С. 57–59.

[30]Азаматов Д. Д. Оренбургское Магометанское Духовное Собрание в конце XVIII–XIX вв. — Уфа: Гилем, 1999. — С. 48–49.

[31]Марджани Ш. Аль-кыйсме ас-сани мин китаби мустафад аль-ахбар фи ахвали Казан ва Болгар. — Казань, 1900. — С. 298.

[32]Там же. С. 300–303.

[33]Полное Собрание законов Российской империи. — 2. — Т. 5. — С. 396–398. — № 3659.

[34]Полное Собрание законов Российской империи. — II. Т. 3. C. 837–840. № 2296.

[35]Азаматов Д. Д. Оренбургское Магометанское Духовное Собрание в конце XVIII–XIX вв. — Уфа: Гилем, 1999. — С. 125.

[36]Фэхретдин Р. Асар. — 1 жилд. — 1 жозья. — Казань, 1900. — С. 27.

[37]Полное Собрание законов Российской империи –2. — Т. 11. — С. 47. — № 8780.

[38]Денисов Д. Н. Габдрахимов Г. // Ислам на Урале. Энциклопедический словарь. — М.; Нижний Новгород: Медина, 2009. — С. 80–81.

[39]Ханбиков Я. И. Русские педагоги Татарии. — Казань, 1968. — С. 36–37.

[40]Михайлова С. М. Указ. соч. С. 131, 135, 336–337.

[41]Hobsbawm E. The invention of tradition // The invention of tradition. Edited by E. Hobsbawm and T. Ranger. — Oxford, 1983. — P. 9.

[42]Михайлова С. М. Казанский университет в духовной культуре народов России. — Казань, 1991. — С. 223–226, 261–264.

[43]Вэлиди Ж. Каюм Насырида татар теле // Каюм Насыри мэжмугасы. — Казань, 1922. — С. 137–138.

[44]Губайдуллин Г. К вопросу об идеологии Гаспринского // Известия восточного факультета Азербайджанского госуниверситета. — Баку, 1929. — С. 189–190.

[45]Отец Абуссугуда Ахтямова и дед Ибниамина и Ибрагима Ахтямовых.

[46]Хабутдинов А. Габдулвахид Сулейманов — муфтий николаевской эпохи // Медина. — 2006. — № 7 (20). — С. 17.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.