К. Тарджиманов и горьковские «деятели контрреволюции»

Кашафутдин (Кашай, Кашшаф) Калимутдинович Тарджемани (Тарджеманов) (1877–1943) стал в определенном смысле роковой фигурой для имамов города Горького, Горьковской области, а также Куйбышева и Куйбышевской области. Из-за контактов с ним, прямых или опосредованных, многие имамы указанных регионов оказались объектом репрессий.

Знакомство с Нижним Новгородом и нижегородскими мусульманами у К. Тарджемани произошло еще в годы Первой революции в России, когда на Волге в августе 1906 года проходил III Всероссийский мусульманский съезд, и он принял в нем участие в составе духовной комиссии ^[1] .

К середине 1930‑х годов он занял ведущее положение среди мусульманских лидеров СССР, будучи на должности казыя ЦДУМ. Более того, с 1936 года после смерти председателя ЦДУМ Р. Фахретдина, что случилось 12 апреля, исполнял обязанности руководителя ЦДУМ. Не созывая съезд, он провозгласил себя муфтием, опираясь на завещание Фахретдинова и поставив об этом в известность ВЦИК ^[2] .

Кадии — Зия Камалетдинов и Магдий Магкулов опротестовали решение Тарджиманова, ссылаясь на нормы шариата. Мусульмане с мест требовали созыва съезда. Габдуррахман Расулев, будущий муфтий, стал временно исполнять обязанности руководителя ЦДУМ и обратился к мухтасибам и муллам, чтобы его поддержали.

В этой непростой обстановке, сложившейся в мусульманском сообществе советского государства, власти сочли за лучшее арестовать Тарджиманова, что и было сделано в том же 1936 году, в мае-месяце.

Ещё до ареста, когда решался вопрос, кто возглавит ЦДУМ, имамы города Горького поддержали кандидатуру К. Тарджиманова. Члены мутаваллиата мусульманской общины — Идрис Ваисов, Хисам Хасанов, Садык Шакиров, Гамит Гайнетдинов, Ибрагим Юсупов и имам Горьковской мечети Сагман Исхаков написали 25 июня 1936 года письмо во ВЦИК ^[3] . Из письма становится ясным, какие вопросы волновали тогда мусульманское духовенство. Возможно ли, в условиях советской власти, самим мусульманам выбирать себе лидера (принцип выборности муфтия был зафиксирован в «Положении» в мае 1917 года на съезде мусульман) или государство этого не допустит? Сумеет ли Москва, опираясь на ЦИК Башкирской АССР, провести на должность фигуру Расулева, проигнорировав желание мусульман провести свой съезд?

Судя по тому, как выглядело противостояние по поводу кандидатур Тарджиманова и Расулева (большинство мусульман — за Расулева), горьковские имамы и мусульмане Карсунского района Куйбышевской области обратили на себя внимание властей особой позицией: против Расулева ^[4] .

На следствии в 1938 году Тарджиманов дал показание, что он «по заданию руководителей белоэмигрантской контрреволюционной организации «Идель-Уральского комитета» ^[5] Тукумбетова ^[6] и Галимджана ^[7] в 1925 году создал на территориях Башкирии, Татарии, в Омске и других городах контрреволюционную панисламистскую повстанческую организацию, ставившую своей целью свержение Советской власти и установление независимого мусульманского государства» ^[8] .

Признался, что был одним из её руководителей. Интересно, что о наличии в городе Горьком и Горьковской области антисоветской татарской националистической организации Тарджиманов никакой информации не давал, хотя на него было оказано физическое давление ^[9] . Но об этом будет заявлено только в 1957 году при тщательном изучении архивного дела по обвинению Тарджиманова и других в городе Горьком работником госбезопасности Зинченко.

Из З. Камалетдинова также выбили признания о контрреволюционной деятельности ЦДУМ.

Согласно архивно-следственному делу № 24270 по обвинению Тарджиманова и других главный фигурант Тарджиманов «в 1938 году имел отношение (подчеркнуто авт.) к панисламистской организации, созданной в 1925 году на территории Башкирии, Татарии, Омска и др., по заданию Идель-Уральского Комитета» ^[10] . Формулировка, как мы видим, несколько иная: не создал организацию, а имел к ней отношение (что не облегчило, однако, судьбу самого подследственного). К. Тарджеманов рассматривался спецслужбами, как связующая фигура между тюрко-татарской эмиграцией и мусульманами внутри СССР.

Тогда спецслужбы сочли, что, создав контрреволюционную организацию с целью свержения советской власти, реставрации капитализма и создания единого мусульманского государства, Тарджемани вовлек в нее 18 человек из мусульманского духовенства Горьковской области. Среди них шестеро — горьковчане: Гали Гайнетдинов (Айнетдинов), Шакир Сулейманов, Садык Шакиров, Зиганша Абузаров, Осман Азизов, Салахетдин Абдуханов.

Среди «завербованных» говорилось о 12‑ти из Горьковской области: 2 человека из Камкино, трое — из Собачьего Острова, двое из Петрякс, трое из Красного Острова и двое из Старых Мочалей (Закир Сабиров и Гарей Шамуков). Всем им вменялось в вину контрреволюционная агитация, разрушение колхозов, теракты против представителей советской власти и председателей колхозов, подготовка восстаний ^[11] .

Упомянутый ранее мулла Горьковской мечети Сагман Исхаков, видимо, был знаком с Тарджимановым. Можно предположить, что его переезд в город Горький в 1934 году не был случайностью.

Первый допрос, произведенный по поводу сфабрикованного спецслужбами дела группы горьковских «контрреволюционеров», происходил 11 октября 1937 года. Допрашивали горьковского муллу Сагмана Зарифовича Исхакова. Сын муллы, он также, как и шестеро перечисленных ранее горьковчан, был обвинен в причастности к той организации, которую якобы возглавлял Тарджиманов.

Из него были выбиты признания о том, что он лично завербовал в состав котрреволюционной организации более 10 человек. В проколе допроса зафиксирована его фраза, сказанная напрямую: «Меня завербовал бывший глава ЦДУМ Кашшаф Тарджимани, который приезжал в июне 1935 года из Уфы в город Горький» ^[12] . Якобы первое совещание лидеров горьковского прихода под руководством К. Тарджиманова было проведено им в начале 1936 года ^[13] .

С. Исхаков (уроженец дер. Кизган Уфимской губернии, 1868 г. р.) приехал в город Горький в 1934 году. К моменту ареста Исхаков жил в здании мечети на Казанской набережной города Горького со своей семьей, поскольку не был горьковчанином. В состав его семьи входила жена Нагиймя (Наримя Мухаметжанова), домохозяйка и двое детей: Сафуат, 8 лет, и Фаузья, 19 лет. До ареста в 1937 году он уже привлекался к ответственности по ст. 65 УК РСФСР за контрреволюционную деятельность, был лишен избирательных прав и отбывал наказание в местах лишения свободы в течение трех лет ^[14] .

По его воспоминаниям в мусульманской общине города в 1934 году было 400 человек, а к 1937 году их число увеличилось до 2000 человек. В протоколе записано «признание» Исхакова: «… мы распространяли идеи Пантуранизма среди мусульманского населения, в тактических целях прикрывали религиозный панисламизм лозунгами создания единого мусульманского государства… Я написал ряд книг контрреволюционного содержания» ^[15] .

При рассмотрении так называемых вещественных доказательств, изъятых у арестованных во время обысков («священные книги на славянском языке — 33 штуки и священные книги на татарском языке — 15 штук») было решено (постановление от 23 ноября 1937 года) «уничтожить их, как не представляющих никакой ценности для следствия» ^[16] .

С 28 июля 1937 года Сагмана Исхакова содержали в Горьковской тюрьме. Его настойчиво заставляли признаться в принадлежности к организации под руковод­ством Тарджиманова, к которой причисляли 18 человек. К тому же он должен был сознаться в антисоветском содержании ряда написанных им книг («книги на мусульманском языке и под видом религиозной литературы распространяемые») ^[17] . Тогда, в 1937 году, в содержание этих книг никто особенно не вникал. Позже, в 1958 году, когда пересматривалось дело Исхакова, изъятые у него во время ареста книги (это были рукописи в семи тетрадях на татарском языке) были переведены на русский язык по распоряжению следователя Зинченко. Для осуществления перевода был привлечен Абдрахман Хабибуллович Абубакиров. После предупреждения об уголовной ответственности по ст. 95 Абубакиров перевел тексты Исхакова, которые рассматривались как вещественное доказательство. Удивительно, как рукописи сохранились до 1958 года. Обычно изъятое при обысках уничтожалось сразу же после вынесения приговора. В тетрадях под названием «Сотворение мира /Вселенной/ и Божество», написанных в 1934–1935 годах, содержался текст религиозного характера. Он был оценен как идеалистический и антимарксистский ^[18] . Особенно неприемлемым, с идеологической точки зрения, оказался следующий фрагмент, изложенный в тетради под номером 1 на страницах 11–12. Именно этот фрагмент не дал возможности реабилитации Исхакова в конце 1950‑х годов.

Что же содержалось в этом отрывке сочинения нижегородского имама? «… идеи социализма, материализма, атеизма породили отравленный дух, нарушили веру в чувства патриотизма, вследствие чего возникла анархия, непослушность, неподчинение и человеческое общество превратилось в стадо животных. Именно поэтому становится совершенно обязательным принять меры по освобождению людей от деяний, ведущим к страшным последствиям. Задача ученых-религиозников такова: всеми средствами доказать людям вредность, неосновательность вышеуказанных идей…».

Кого же, по мнению спецслужб, завербовал в организацию Сагман Исхаков? Кто были эти люди?

Гали Гайнетдинов (Айнетдинов), уроженец Уразовки, житель города Горького. К моменту ареста был азанчеем мечети города Горького, членом мечетского совета.

Шакир Сулейманов, член приходского совета мечети города Горького.

Садык Шакиров, уроженец Ендовищ, член приходского совета мечети города Горького.

Зиганша Абузаров, горьковчанин, выполнял обязанности председателя мечетского совета.

Осман Азизов, 1880 г. р., уроженец Урги, член приход­ского совета мечети города Горького.

Салахетдин Абдуханов, член приходского совета мечети города Горького.

Ситдик Аблязов, мулла из Камкино.

Абдурахман Аблязов, мулла из Камкино.

Хабибуллин Мухисинят, бывший имам из Собачьего Острова.

Хасянов Атаулла, мулла из деревни Собачий Остров.

Ильясов Садык, мулла из Собачьего Острова.

Низаметдинов Мустафа, имам из Петрякс.

Сабиров Бадретдин, имам из Петрякс.

Нежметдинов Ахмет, имам из Красного Острова.

Хайретдинов Абдулла, имам из Красного Острова.

Фахретдинов Мухисин, имам из Красного Острова.

Закир Сабиров, имам из Старого Мочалея.

Гарей Шамуков, имам из Старого Мочалея.

Таким образом, под подозрение попали члены приходского мечетского совета из города Горького: Шакир Сулейманов, Садык Шакиров, Осман Азизов, Салахетдин Абдуханов. Остальные — имамы из татарских деревень Горьковской области, все действующие, кроме бывшего муллы Хабибуллина.

Свидетели подчеркивали, что подозреваемые имамы имели очень большое влияние на население. Некоторые из них не знали русского языка и подписывали протоколы, не понимая, что в них было написано.

Во время следственного процесса выяснялись связи имамов разных городов и деревень. Было выявлено, что Зиятдин Камалетдинов общался с муллой в Москве — Каберовым. Муся Каберов (его шурин) в ЦДУМ с Кашафом Тарджимановым (получал письма, циркуляры). В 1936 г. ездил к нему два раза. И Тарджиманов к нему приезжал ^[19] .

Колесо репрессий закрутилось, хотя и К. Тарджиманов и З. Камалетдинов были отправлены в 1939 году обратно в лагерь НКВД (один в октябре, другой в июне), поскольку обвинений оказалось недостаточно. А в 1937–1938 гг. имамы из глубинки признавались в связях с Тарджимановым, вину которого трудно было доказать.

В 1936 году, когда власти обратили пристальное внимание на Тарджиманова, 23 июля в городе Москве был допрошен Абдулла Шамсутдинов (1878 г. р.), главный мулла центральной мечети Москвы. На вопрос следователя: «Кто Вам известен из участников конрреволюционной организации?» он ответил, согласно протоколу, следующее: «Со слов Тарджиманова мне было известно, что он уже успел создать организации в ряде городов». Среди прочих мест, Шамсутдинов, опять-таки, согласно протоколу, назвал Горьковский край, а в качест­ве руководителей — Шарафутдина Сайдашева из Нового Мочалея ^[20] и Абдуллу Хакимова из Рыбушкиной ^[21] . В конце июля 1937 года и Сайдашев, и Хакимов были арестованы.

Было проведено сопоставление несуществовавших в реальности контрреволюционных организаций по всей стране и отмечено: «В отличие от всех остальных организаций Горьковская организация имела поручение направлять вербуемых ими людей в организации, на заводы, через которые проводить разрушительную работу и собирать повстанческие кадры» ^[22] .

Иванов, начальник Кзыл-Октябрьского РО НКВД, лейтенант госбезопасности, в июле 1937 года подписал постановление о предъявлении обвинения и избрании меры пресечения. В постановлении было девять фамилий, из которых четыре принадлежали муллам (Сайдашев, Басеров, Хайретдинов, Хакимов, все ранее судимые по ст. 58–10 и 58–11), одна — сыну муллы, учителю Соколову Саиду, одному сыну азанчея — Ахмятову Исхаку. Остальные трое не имели отношения к религиозному служению: Осман Кантюков, старший инспектор РОНО, Туктамышев, колхозник и Абзеев Яхья, помощник санитарного врача. Все они были изобличены Ивановым как «чуждые элементы» и отправлены под стражу в Горьковскую тюрьму ^[23] .

Мулла Нового Мочалея Шарафутдин Сайдашев и мулла Большого Рыбушкино Абдулла Хакимов были, по показаниям свидетелей, в хороших отношениях. Сайдашев, уроженец и мулла деревни Новый Мочалей, являлся мухтасибом. Был осужден за связь с Тарджимановым, отбыл ссылку, вернулся домой в конце 1934 года ^[24] . По показаниям арестованного в октябре 1937 года Хусаина Аблязова, его вовлек в дело борьбы с советской властью Абдулла Хакимов. На допросе он, согласно протоколу, заявил: «Признаюсь, что я в течение нескольких лет, начиная с 1931 года и вплоть до ареста муллы Сайдашева, то есть до июля 1937 года, вместе с муллой деревни Пошатово Соколовым Каюмом проводил организованно контрреволюционную национальную деятельность… ненависть к советской власти создалась на почве, как нам ошибочно казалось, ущемленных национальных интересов и прав татарского населения» ^[25] .

Учитель из Пошатово С. Соколов во время допроса, согласно протоколу, оговорил 10 человек, указав на то, что сам он был вовлечен в националистическую контрреволюционную организацию Хусеином Данеевым, врачом Уразовской больницы, к тому времени уже арестованным. Все названные им имена давали следователю основания к аресту группы людей, в состав которой входили медицинские работники: сотрудники Уразовской больницы (врачи Хусеин Данеев и Алимжан Юсипов, завхоз Каюм Салахетдинов), санинспектор Яхья Абзеев, районный ветврач Джафар Юсипов. Кроме медработников, среди взятых под подозрение, был работник сферы народного образования — Кантюков Осман, старший инспектор РОНО. Были и представители совпартаппарата местного уровня: Халил Садеков, Сергей Хуснутдинов, Хусеин Шакиров, Мавлют Низаметдинов.

Многие из них вызывали подозрение властей по своему социальному происхождению: Данеев был сыном крупного торговца-миллионера, происходившего из деревни Овечий Овраг, имевшего свои магазины в городе Павлово, Юсипов, сын муллы, Кантюков, сын крупного торговца, уроженца Камкино, имевшего магазины в Киеве, Вильно и Горьком, Юсипов, сын муллы. Абзеев долгое время работал в Москве, в Турецком посольстве.

В составе этой группы были члены ВКП(б): Садеков, Хуснутдинов, Шакиров ^[26] .

Следующий допрос вынудил Соколова назвать еще два имени: Хусеина Башкурова и Сунгата Девлетьярова. В протоколе записано, что:

Хусеин Башкуров, директор Татарского педагогического училища, кандидат в члены ВКП(б), был женат на дочери бывшего муллы, депутата Государственой Думы, а шурином у него был татарский писатель, казанец, Кави Наджми, репрессированный «по принадлежности к троцкизму».

Сунгат Девлетьяров, происхождением из Кировской области, член ВЛКСМ, преподаватель Татарского педагогического училища, в 1932 году возглавил контрреволюционную троцкистскую группировку из студентов педучилища.

Согласно протоколу допроса Саита Соколова, собирались названные люди на квартире у Данеева, вели разговоры об ориентации организации на создание единого мусульманского пантюркистского государства «Туран». Они ненавидели Советскую власть и хотели оказывать помощь в борьбе с ней Германии и Японии. Осуждали репрессивные действия в адрес Рыкова и Бухарина и утверждали, что на их места пришли молодые и некомпетентные лица. Считали, что новый алфавит вводить для татар не следует, а в школе необходимо изучать произведения Гаяза Исхакова.

В протоколах допросов Соколова можно прочитать следующее:

«-Какие установки давал Данеев?

— Прямых не давал, но я руководствовался его высказываниями.

— Расскажите о подрывной вредительской деятельности.

— Я, как участник националистической контрреволюционной организации, помимо деятельности на идеологическом фронте, распространял султангалиевщину ^[27] . Новый алфавит считал тормозом для развития татарской культуры. Травил молодых учителей: рабочие конспекты составлял на старом алфавите» ^[28] .

В октябре-ноябре 1937 года прошла полоса арестов по деревням Петряксы, Большое Рыбушкино, Собачий Остров и др.

Тройка Управления НКВД по Горьковской области заседала 19 ноября 1937 года. Слушали «дело по РО УНКВД Кзыл-Октябрьского района Горьковской области на участников контрреволюционной национальной повстанческой организации».

Обвинялись 12 человек: Ганеев Махмут, Минажетдинов Башар, Бурганов Жаббар, Салахетдинов Летфулла, Аблязов Абдурахман, Алимов Бедретдин, Исаев Хайрулла, Нурмухаметов Салахетдин, Сейфульмулюков Насретдин, Каримов Нурулла, Велединский Егор Николаевич, Белялов Хайдар ^[29] . Из них пятеро являлись муллами. В группу входили представители разных деревень района.

Фабриковавшие дело по обвинению указанных лиц сочли, что именно Махмут Ганеев вовлек в контрреволюционную деятельность муллу из Кадомки Башара Минажетдинова и белогвардейца Нуруллу Каримова. В свою очередь, Башар Минажетдинов сагитировал муллу из Ключищ Бурганова Жаббара и раскулаченного жителя Семеновки Алимова Бедретдина войти в группу Ганеева. Имел, по мнению спецслужб, связь с финляндцем Алямом Семаковым. Летфулла Салахетдинов, мулла из Ключищ — он также оказался в составе «организации». Абдурахман Аблязов, камкинский мулла, завербовал якобы Хайруллу Исаева, крестьянина из Камкино.

«Вербовка» продолжалась и далее: войдя в группу, Сейфульмулюков Насретдин, бывший крупный торговец из Ендовищ, впоследствии колхозник, «вовлек в контрреволюционную деятельность Шакера Юсипова».

Из двенадцати человек только двое имели судимость: Х. Исаев был раскулачен, выселен на Урал и бежал с места поселения и С. Нурмухаметов, также в прошлом кулак. В ходе допросов особый интерс следователи проявляли к фигуре Тарджиманова. Один из подследственных утверждал, что Тарджиманов, рассуждая о будущем советской власти, утверждал: «Советская власть погибнет, как гибнет рыба, если выпустить из пруда воду» ^[30] . По-видимому, смысл этой фразы сводился к тому, что не надо оказывать поддержки существующей власти, и тогда она обречена.

Продолжались аресты мулл. 12 октября 1937 года был арестован имам Фатех Кабирович Вахитов из Татарской Медяны. О возможном аресте его предупредил тогдашний председатель колхоза Сафа Салямов (около 1895 г. р.; умер в Москве в 1960‑х годах) ^[31] . Однако Фатех-мулла не захотел оставить родное село и никуда не уехал. Вскоре после ареста, 9 ноября 1937 года, он был приговорен «тройкой» к высшей мере наказания и расстрелян ^[32] .

Аресту подвергся и ещё один имам села Медяны Хасян Жамалетдинов. Он был арестован через полтора месяца после Фатеха-муллы — 18 ноября 1937 года. А через полмесяца, 4 декабря 1937 года умер в Горьковской тюрьме ^[33] . Однако по масштабам репрессий, которым подверглись имамы Нижегородчины, медянцы пострадали в меньшей мере, чем муллы других татарских селений ^[34] .

Несмотря на то, что в 1929 году М. Хабибуллин отказался от должности религиозного деятеля, он оставался под подозрением власти только потому, что долгое время являлся им. В действительности, отказ от религиозной работы был формальным: он продолжал скрытно от власти исполнять обязанности имама ^[35] . Вступление в колхоз в мае 1937 года ^[36] также не изменило отношение властей к Мухсину-хазрату.

Уроженца и жителя деревни Сафаджай (Собачий Остров), муллу М. Хабибуллина арестовывали не раз: это было и в 1930, и в 1935 годах. Вновь беда пришла в семью в конце ноября 1937 года, когда 66‑летнего Мухсина-хазрата опять подвергли аресту. Его, проходившего по так называемому делу К. Тарджиманова ^[37] , обвиняли, как и его подельников, в подготовке терактов против представителей советской власти и председателей колхозов, в деятельности по разрушению колхозов, а также в агитации борьбы с Советами и подготовке восстаний с целью свержения существовавшей власти. Лично М. Хабибуллину вменили в вину, что он еще в годы гражданской войны «организовал массу на убийство военного комиссара РККА».

В 1937 году семья Хабибуллиных оказалась разбросанной по разным местам. Брат Мухсина — Няжип — жил в Куйбышеве, Абдулбяр — в Петряксах. Братья Абдулмялик и Тажириза жили в родном Собачьем Острове. Абдулмялик продолжал учительствовать. Взрослые дети Мухсина-хазрата жили отдельно: Наим работал учителем в Большом Рыбушкино, Умяр трудился в Уразовке. Абдулхай и Мухамят — в Собачьем Острове (Сафаджае). Мааз также жил в родной деревне — Сафаджае. Ахмет — в Петряксах. Дочь — Хаува Шамукова к тому времени вышла замуж ^[38] .

Досточтимый имам Мухсин Хабибуллин через 18 дней после очередного ареста был расстрелян 16 декабря 1937 года в городе Горьком по обвинению в заговоре с целью создания контрреволюционной татарской организации ^[39] .

19 ноября 1937 года было вынесено постановление Тройки по поводу еще одной группы обвиняемых. В неё зачислили Мустафу Незаметдинова (муллу Петрякс), Калимуллу Мухаметжанова (кустаря-сапожника из Петрякс), Халила Эксанова (крестьянина-единоличника из Собачьего Острова). Все трое приговаривались к расстрелу. В этом же постановлении говорилось о наказании — 10 лет лишения свободы — для Мунира Хамидулловича Альмушева (колхозника из Петрякс), Хасяна Даутова (крестьянина-единоличника из Петрякс), Умяра Аюханова (крестьянина-единоличника из Рыбушкиной). Фейзрахмана Ахметжанова (крестьянина-единоличника из Большого Рыбушкино), Арифуллы Севбянова (плотника колхоза из Собачьего Острова), Жаляла Сатякова (единоличника из Красного Острова) ^[40] .

Всем им вменялась в вину антисоветская деятельность, распространение слухов о скорой войне. А Жалялу Сатякову — ещё и связь с муллами Сайдашевым и Хакимовым.

Все осужденные относились к поколению родившихся между 1865 и 1893 годами. Самым молодым был Мунир Альмушев, которому в момент ареста в 1937 году исполнилось 37 лет. Он был 1900 года рождения. Ко всем применялись, как было признано в связи с разбирательством по делу Иванова (об этом позже), «меры физического и психического воздейст­вия». Впоследствии, в 1940 году, все свидетели отказались от своих прежних показаний, относящихся к 1937 году ^[41] .

Мулла села Пица Каюм Багаутдинов «будучи завербован резидентом германской разведки, проводил контрреволюционно-фашистскую и шпионскую деятельность». Так записано в обвинительном заключении, вынесенном в отношении К. Багаутдинова 22 декабря 1937 года ^[42] . Родился Каюм 13 февраля 1895 года. В 35 лет был раскулачен, тогда его дом отобрали в ходе конфискации (в помещении размещался медпункт) ^[43] . Через два года, в 1932‑м, был обвинен в даче взятки и лишен свободы на два года. После отбытия срока вернулся в Пицу и работал ветеринаром в колхозе. Семья Багаутдиновых включала в себя пять братьев, включая Каюма и 4 сестры. Каюм был арестован вторично 1 ноября 1937 года и обвинен в шпионаже в пользу германской разведки. Якобы его завербовал немецкий политэмигрант Вилли Зайдель ^[44] . 8 января 1938 года Каюм Багаутдинов был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян ^[45] . Похоронен, по-видимому, на Бугровском кладбище в городе Горьком, так как именно там хоронили тех, кого расстреливали в Горьковской тюрьме.

Судьбы членов семьи Багаутдинова сложились по-разному. Один из братьев — Джафяр, умер в Казани в середине 1930‑х гг., до этого какое-то время проживал в Средней Азии, еще один брат — Матиулла — умер в Ленинграде в 1942 году (некоторое время также жил в Средней Азии), Бари (1898 г. р.) жил в Петербурге с 1913 года с некоторыми перерывами. И, наконец, еще один брат Каюма, Гатаулла, 1892 г. р., проживал в Ленинграде, работал на заводе «Эталон». Был арестован 2 июля 1936 года, приговорен к 10 годам заключения 21 февраля 1937 года за участие в «контрреволюционной националистической шпионско-диверсионной организации» и умер в заключении в 1950 году. В 1957 году его дело было прекращено за неимением состава преступления.

Приведенные здесь данные о судьбах членов семьи Багаутдиновых были изложены Бари, братом Каюма, в 1961 году во время пересмотра дела К. Багаутдинова ^[46] .

По делу ЦДУМ (Дело Тарджиманова) проходили далеко не только нижегородцы. На самарской земле происходили события, аналогичные нижегородским.

Особое место в антиисламской кампании занимали т. н. контрреволюционные объединения, являвшиеся частью общероссийских антисоветских организаций: «мечетная группировка г. Самары» (1932 г.) и «националистическая контрреволюционная организация Куйбышевской области — ячейка заграничной организации «Идель-Урал» ^[47] ». По мнению чекистов, эти организации являлись разветвленными, возникали и формировались под идейным руководством лидеров Центрального духовного управления мусульман (в частности, К. Тарджиманова, Р. Фахретдинова), а также видных эмигрантов — лидеров т. н. пантюркистов и панисламистов, представителей татарской национальной элиты — Р. Ибрагимова, Г. Исхаки, С. Максуди, М. Бигиева, Ю. Акчурина и других.

По данным ОГПУ, лично знакомые с деятелями ЦДУМ и татарскими эмигрантами мухтасибы — М. Ф. Муртазин (г. Куйбышев), Г. Г. Губейдуллин (пос. Мелекесс ^[48] ), а также мулла М. А. Курмакаев (с. Ахметлей) — проводили вербовочную и шпионскую деятельность лично или через своих агентов как на общероссийском уровне (в крупных городах — Москве, Ленинграде, Уфе), в мегаполисах Поволжья — Куйбышеве, Астрахани, Ульяновске, Казани, так и в Средней Азии (Ташкенте, Бухаре, Самарканде). В эту «паутину» были вплетены эмигранты в Китае, Японии, Германии и Турции, с которыми куйбышевцы якобы успевали общаться через многочисленных посредников в самых разных регионах страны (см. схему).

Они же, получая инструкции от Тарджеманова и Абызгильдина через различных «антисоветски настроенных» людей, руководили действиями членов организации непосредственно на местах. Данная «националистско-татарская контрреволюционная организация» якобы ставила своей целью подготовку восстания среди татаро-мусульманского населения Поволжья с дальнейшим прицелом создания независимого государства «Идель-Урал» под протекторатом Японии.

Как следует из материалов дела, «… Куйбышевский филиал «Идель-Урал», начиная с 1935 г., проводил в ряде районов области под прикрытием панисламистских религиозных лозунгов повстанческую деятельность, подготовляя кадры для восстания против Советской власти». Данная деятельность переплеталась со шпионажем в пользу Турции, Японии, Германии.

Все люди, которые имели, по мнению ОГПУ, связи с «главарями» организации — Тарджимановым, Абызгильдиным (в Москве и Уфе) и Муртазиным, Губейдуллиным, Курмакаевым (в Куйбышеве), были арестованы в октябре-декабре 1937 года и содержались в куйбышевских тюрьмах.

Обращает на себя внимание тот факт, что в «жернова» «муртазинского дела» попали жители из самых разных округов бывшего Средневолжского края ^[49] . Старокулаткинский, Николаевский, Кузнецкий, Абдулинский, Байтуганский районы Куйбышевской области, Нурлатский район Татарской АССР — вот неполный перечень родных мест «антисоветчиков» группы Муртазина. Органы зачастую не утруждали себя выездами на места: большинство арестованных в 1937 г. трудилось в краевом центре, в Куйбышеве. Причем, в составе данной группы было люди разных возрастов и социальных страт: из них не менее 14 официальных и бывших мулл, остальные репрессированные — торговцы, служащие, рабочие.

Логично, что в первую очередь под подозрение попали те, кто ранее (в конце 1920‑х — начале 1930‑х годов) был поражен в политических правах, «отметился» участием в общественно-политической деятельности, а также имел связи с национально-религиозной элитой России. С этой точки зрения, особо выделяется фигура лидера самарской городской мусульманской общины, видного и «популярного в кругах мусульманского духовенства и татарской буржуазно-торгашеской верхушки Среднего Поволжья» Мухамед-Фатыха Муртазина ^[50] .

Именно его называли главой средневолжской ячейки антисоветской националистической организации «Идель-Урал». Арестованному в ноябре 1937 году Муртазину вменяли в вину помощь К. К. Тарджиманову ^[51] в создании в Поволжье «националистической контрреволюционной организации в составе кулацкого панисламистского актива», и то, что он с 1935 года «поддерживал связи с заграничными контрреволюционными центрами, вел шпионо-разведывательную и повстанческую деятельность в пользу Германии, Турции и Японии».

Постановлением «тройки» от 30 декабря 1937 г. 41 участник «группы Муртазина» был приговорен к высшей мере наказания и лишь один получил 10 лет тюрьмы (см. Приложение). Приговор приводился в исполнение в первой декаде января 1938 г. Осужденных поделили на группы. Многие из них нашли свой последний приют в братских могилах Куйбышева и Сызрани.

Мулла одной из мечетей с. Теплый Стан ^[52] , Ахметгирей Гильманов, которому довелось дважды испытать на себе ужасы исправительно-трудовых лагерей, вспоминал ^[53] , что когда он начинал совершать религиозный ритуал — намаз, заключенные затихали. Если кто-то громко говорил, то другие обрушивались на него со словами: «Тихо! Ты разве не видишь, что хазрат молится за всех нас. Он просит у Бога, чтобы мы все возвратились к своим близким живыми и здоровыми. Ведь Бог один для всех. Только религии разные. Не мешайте!». И не мешали. И лагерная администрация тоже не мешала. Когда появлялась возможность поработать около кухни, то в первую очередь туда направляли муллу. И повторяли: «Молись, хазрат, молись за нас» ^[54] .

Судьба Ахметгирея сложилась относительно благополучно: в 1942 г. он вернулся в родное село и вплоть до своей кончины в 1962 г. выполнял свою нелегкую духовную миссию. Чего, к сожалению, нельзя сказать о судьбе его родных братьев — Гирфана и Мустафы, которые в начале 1930‑х переехали в Куйбышев, где и были арестованы, а в 1938 г. расстреляны как участники «группировки Муртазина».

Удивительными в этой связи кажутся слова, которые повторял мулла Ахметгирей, когда его спрашивали о тех страшных временах: «Всякая власть от Бога!» ^[55] .

Некоторые имамы старались, чтобы избежать репрессий, покидать родные места. Так, например, поступил Гатаулла Камалов, уроженец села Теплый Стан, имам села Старые Киязлы (ныне Аксубаевского района РТ). После недолгого пребывания в тюрьме он уехал в Узбекистан вместе со своей семьей. Там, далеко от родных мест, продолжал исполнять обязанности муллы. Когда началась Великая Отечественная война, Гатаулла защищал свою Родину. Демобилизовался в 1946 году. Похоронен в Узбекистане. В одном из довоенных еще писем родным из места заключения он писал: «Взял перо, а писать не могу, /Режим тюрьмы не нарушаю, / Вспоминаются дети мои, /Не могу удержать я слез» ^[56] .