Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Краеведение и региональные исследования
Полумесяц над Волгой / Е. В. Арсюхин
18.01.2012

3. Народы Поволжья как возможные предшественники нижегородских татар

3.1. Кто такие мишари

Некоторые исследователи взяли за постулат тождество всех вообще нижегородских татар и тюркского народа, который и сегодня называет себя «мишари». То, что это не так, блестяще показала перепись 1926 года, когда «мишарями» назвали себя, в основном, татары Пензенской области, и некоторое количество татар Башкирии (видимо, потомки переселенцев из той же Пензенской области). Это может значить только одно: народ, давший корень мишарям, там, в Пензенской губернии, и обитал. А Пензенская губерния как раз и составляет ядро юрта Мохши. Сводить историю нижегородских татар только к мишарям, таким образом, будет большой ошибкой.

Если посмотреть на историю будущего юрта Мохши чуть-чуть до прихода монгол, мы увидим, что письменные источники фиксируют его население под термином «буртасы». В то же время археологи, копая могильники и поселения рядовых граждан, наблюдают в основном только мордовские материалы. Таким образом, напрашивается вывод, что эта мордва и называлась наблюдателями со стороны — «буртас». Что же до самоназвания, очевидно, судя по имени будущего юрта, что само себя это финское (мордовское) племя называло «мохша».

Ситуация изменилась после прихода монгол, а особенно после Смуты в Золотой Орде в середине XIV века. Поначалу юрт Мохши явно формировался под буртас-мохшу. Что важно, имя «буртас» довольно быстро отмирает, поскольку было внешним для этого народа, данью традиции. Вероятно, мохша, как и всякий народ, мечтающий о самостоятельности, после военного крушения Булгарской «империи» попросили монголов административно выделить их отдельное государственное образование в рамках Улуса Джучи, что и было им дадено. Впоследствии мохша включилась в общекультурные связи с Золотой Ордой, а в Смуту к ним хлынул поток переселенцев-«кипчаков» из Нижнего Поволжья, спасавшихся в этой относительно спокойной провинции от передряг. Это привело к тому, что мохша сначала переняла тюркский язык и образ мыслей, а потом и тюркскую кровь. Таким образом, представляется, что мишари —
это, вообще говоря, и есть отюреченная мохша (буртасы). Собственно говоря, сходство терминов «мишари» и «мохша» настолько велико, что, в поисках лучшей этимологии, наверное, бессмысленно связывать мишарей еще и с мещерой, к которой они, как мы покажем ниже, не имеют никакого отношения.

Действительно, данные этнографов XIX века, хотя и очень противоречивые, показывают, что, даже те, кто, видимо, по незнанию отождествлял нижегородских татар и мишарей, чувствовали себя при этом не слишком уверенно. Слабость всех этих наблюдений еще и в том, что этнографы, как правило, общались с верхушкой общества, например, с муллами, которые чаще всего были пришлыми, приехавшими на работу в этот регион. Точку зрения самих нижегородских татар удалось узнать, собственно, лишь в перепись 1926 года. Но даже те информаторы, которые считали нижегородских татар мишарями, говорили, что сами татары так себя не называют, стыдясь этого имени. В то же время они утверждали, что «нижгары» (есть такой термин для обозначения нижегородских татар) конфузились и перед казанскими татарами, видя, что говорят с ними на несколько отличающихся наречиях, и, дабы казанцы над ними не смеялись, называли сами себя в общении с казанцами «мишарями». Вероятно, информаторы сами оконфузились. Совершенно очевидно, что, прибывая в огромный город Казань, дабы четко поставить себя, не вызывая лишних вопросов, «нижгары» называли себя мишарями вовсе не из стеснения, а чтобы избежать длинных расспросов на рынках, в гостиницах и проч. Ну а кто над кем смеялся — дураков-то всегда и везде много.

Несколько фактов о тюркизации мохши, которая приняла, как мы уже говорили, особый размах в пору золотоордынской Смуты. Как свидетельствуют летописи, в 1361 году (762 году по хиджре) ордынский князь Тогай, «иде от Бездежа» (или «иже от Бездежа», что прямо указывает на его правление в Бездеже, который располагался примерно в районе нынешнего Волгограда), овладел юртом Мохши. Тогай был правителем, нечто вроде губернатора Бездежа. Очень может быть, что его имя осталось в топонимике некоторых волжских местечек, что позволяет говорить о нем как о человеке, достаточно укорененном в местной элите.

Причины, которые заставили его уйти на север, могли быть очень разнообразны. Во-первых, Смута не щадила никого; в Поволжье, в районе Сарая (Сараев?) и Гюлистана (возле последнего как раз и располагался Бездеж) было очень жарко. Нельзя сбрасывать со счетов тот простой мотив, что Тогай мог подвергаться каким-то преследованиям, и счел за лучшее удалиться из района боевых действий. Именно в 762 году хиджры Смута в Орде вступает в решающую стадию — погибает последний относительно стабильный хан Хызр, и начинается форменная чехарда. Именно в этом году, по словам П.Савельева, «мы встречаем одно за другим имена пяти ханов, выбитые на монетах в одном и том же городе, именно Бердибека, Хызра, Тимур-Ходжи, Ордумелика и Кильдибека» (отметим вскользь, что монеты Бердибека в этом списке явно посмертные — он был убит много раньше, но все равно картина впечатляющая). Кстати, именно в этот год, сразу после убийства Хызра, возвысился Мамай.

Во-вторых, при развале системы государственного управления некие выскочки, безусловно, получали новые возможности взять те или иные лакомые куски. Таким лакомым куском для Тогая стал юрт Мохши на севере, в стороне от основного театра Смуты. Если в спокойный период он не мог рассчитывать на захват этого куска, то теперь решил попытать счастья на окраинах. Собственно, эти две причины складываются в одну.

Так или иначе, Тогай перемещается в Мохши и, вероятно, сидит там улусбеком, то есть князем улуса, а фактически, что уж там, независимым ханом, вероятно, все 760-е годы хиджры. Мордовские исследователи приводят народное предание, которое повествует о борьбе между Тогаем и мордовской правительницей Наровчат — женщина проиграла, и бросилась вместе с конем в реку Мохшу. К сожалению, мы не знаем, насколько это предание и в самом деле народное, а не выдуманное краеведами на потребу дня, как это часто бывает в национальных науках.

В 1365 (766 по хиджре) году Тогай предпринимает захват столицы Рязанского княжества, Переславля и, что интересно, ему это удается. Но шапка все-таки оказалась не по Сеньке. Русские дают бой у Шишевского леса на Воине («Тогай князь ордынский, иже по разрушении ординском прииде в Наручай, и тамо сам о себе княжаше в Наручавтцкой стране. И потом восхоте воевати Русь... князь же великий Олег... постиже его на месте, нарицаемом под Шишевским лесом на Воине»). С.Соловьев говорит, что в битве с Тогаем с русской стороны принимали участие Олег Рязанский, Владимир Пронский, и Тит Козельский. После тяжелого боя Тогай бежал с небольшой дружиной.

Обычно на этом заканчивают биографию Тогая. Однако знатоки русской генеалогии упорно выводят от Тогая род князей Андомских, которых в XV столетии мы видим в районе Белоозера. Про них известно, однако, очень мало. Хотя одни генеалогии прямо дают прозвище Ивана Семеновича Андомского (вторая половина XV века) «Тогай», другие не усматривают в происхождении рода никаких чужеземных корней. Сторонники русской версии говорят, что родоначальником этой ветви Рюриковичей стал правнук Белозерского князя Василия Романовича, Михаил Андреевич. У него был брат, младший и бездетный, Семен, который носил такой же титул, из чего делают вывод, что уже у отца обоих князей, Андрея Юрьевича, была в руках родовая волость Андома, а значит, истинный родоначальник — он и есть. Правили эти князья в первой половине XV века (дети Михаила, а их было пятеро, действовали в правление Ивана III, то есть во второй половине столетия). Однако нас должно насторожить прозвище одного из сыновей Михаила, Григория —
Христианин, как будто остальные христианами не были. В результате мы можем предельно осторожно предположить, что после поражения от рязанцев Тогай и в самом деле мог податься на службу в Москву, как делали это многие другие ордынские деятели. Москва ведь была в сложных отношениях с Рязанью, и никаких политических препятствий для такого шага ни у Тогая, ни у Москвы не должно было бы быть. Московский же князь мог пожаловать Тогая землями на территории вассального к тому времени Ростовского княжества, точнее, на землях, которые от него оставались. Княжество на тот момент уже было капитально раздроблено, кто там правил, мы толком не знаем, и вообще, «в Ростовской земле князь в каждом селе». Род Андомских князей заканчивается, как и роды всех ростовских правителей, с Иваном Грозным, который взял Ростовское княжество в опричнину и перевел прежде независимых правителей на твердый оклад, лишив поместий. Некоторые потомки уже после Русской Смуты обращались к Михаилу Романову за сатисфакцией, но ничего не добились.

Смешавшись с мохшой, южные кипчаки, как пришедшие вместе с Тогаем, так и другие, переместившиеся сюда самостоятельно, и дали тот феномен, который мы зовем сегодня «мишари».

3.2. Мещера — тюркское племя?

Разберемся теперь с обоснованностью о происхождении мишарей и вообще нижегородских татар от мещеры. Скажу сразу, что при ближайшем рассмотрении вся конструкция, любовно взлелеянная некоторыми историками, сыплется, как карточный домик. На самом деле, кроме чисто внешнего сходства этнонимов, не существует ни единого факта, который бы доказывал как тождество мишарей и мещеры, так и тюркоязычность мещеры.

Мещера упоминается еще начальной русской летописью как народ, который построил город Муром в содружестве с другим племенем, мурома. Видимо, мурома играли в этом племенном союзе первенствующую роль. Рядом с Муромом расположено огромное Чаадаевское городище, которое могло быть городом собственно Мещеры, или пра-Муромом (до его захвата славянами). Другим племенным центром, уже явно только мещерским, был так называемый Городец на месте нынешнего Касимова (его подлинное название забыто, но скорее всего он и назывался Мещера, потому что в русское время его имя — Городец-Мещерский). Весь археологический материал, добытый как в древнейших слоях Мурома, так и на Чаадаевском, и в Городце-Мещерском, демонстрирует нам типичный вещевой набор, характерный для финского племени. При этом я не исключаю тюркского, восточного компонента в формировании муромы, но ниже читатель увидит, что даже в ХХ веке потомки далеких восточных пришельцев были на уровне бытового сознания отделены от основного финского субстрата. Вместе с муромой, мещера довольно рано подпадает под русское влияние и входит в состав государства, которое мы называем Киевской Русью. Но в пору Золотой Орды пути этих народов расходятся. А именно: мурома еще до монголов, в конце XII века, теряет этническую самостоятельность, Русь же с приходом монголов теряет Мещеру, которая становится золотоордынским юртом. Но сначала мы чуть подробнее поговорим об общем, дорусском прошлом обоих народов и, прежде всего, о муроме как о лидере племенного союза.

Племя мурома было первым насельцем этих мест, и, вероятно, автохтонным. Никто не поручится, что многочисленные остатки поселений древнекаменного века, обнаруженные на родине Ильи Муромца, в селе Карачарово, относятся к деятельности муромы, поскольку применительно к палеолиту о нациях и народах вообще говорить не принято, но неолитические орудия уже точно считаются изделиями муромы. Имя племени в популярной литературе расшифровывается как “живущие на суше”, поскольку так написано в старом словаре Брокгауза, но на самом деле это толкование уже отброшено, как и другое, якобы от финского глагола “петь”; такие, мол, люди были веселые, все пели. Как установил недавно А.Альквист, название города и народа, которое имеет, на самом деле, массу аналогий вплоть до Финляндии (включая, возможно, город Мурманск), расшифровывается из финских языков как “возвышенное место у воды”, что вполне соответствует местоположению Мурома. Исследователь предполагает, что сначала так назывался город, который построило себе племя, а после уже по городу — и само племя назвалось. Мы, в свою очередь, отметим, что у всех финских (или имеющих финский компонент) народов Поволжья определение “горный” часто входит в состав этнонима (“горные мари”, “горные чуваши”), вступая во взаимодействие с терминами “луговой”, “низинный” (“луговые мари”, “луговые чуваши”). Отсюда видно, что город “Муром” можно понимать и как “построенный горным племенем” в отличие от какого-то другого, построенного “луговым”. Этим «луговым», кстати, могла быть мещера.

Считается, что мурома исчезает уже в XIII веке, однако та потрясающая воинственность, которая отличает горожан до позднего средневековья, говорит за то, что некие определяющие черты национального характера муромы сохранялись и долее. Племя, не оставившее писаной истории, оставило потрясающие страницы “истории ювелирной”. Еще в неолите мурома практикуют бронзовые зеркала, чего я не видел у других неолитических племен. Позднее, начиная с V века, муромские мастера достигают какого-то не поддающегося пониманию “узорочья”, будь то подвески или застежки, или другие предметы туалета. Невольно сопоставляя это “узорочье” и то, которое мы видим на муромских храмах XVII века, мы приходим к выводу, что и тут вкусы древнего и, казалось бы, ассимилированного племени доживают почти до современности. Ведь признано, что узорочье муромских храмов не имеет себе ни аналога, ни объяснения среди других, построенных в России в это время.

Мир финских племен принято рисовать по формуле “живем в лесу, молимся колесу”, то есть — полная изоляция, что в корне неверно. Подчинение этих мест Хазарскому каганату в VII-VIII веках означало включение в мировую систему торговли, отсюда — многочисленные находки как собственно восточных куфических монет, так и подражаний им, явно местных, в том числе подражаний крайне редкому номиналу, “мультидирхему”, отличающемуся от обычного дирхема большими размерами. С IX века наши летописи говорят, что мурома платит дань Рюрику и входит в состав его империи. Это не слова: находки скандинавских древностей в муромском крае крайне выразительны, будь то фибулы, которые в подобной сохранности редко обнаруживаются даже в самой Скандинавии, или мечи, что уж вовсе фиксирует наличие среди здешних жителей носителей дружинной идеологии. Находки керамики Волжской Булгарии так многочисленны, что не оставляют сомнений в тесной связи с могучим восточным соседом (при этом не исключено, что мурома могла какое-то время прямо входить в состав Булгарии). Фрагменты весов, гирек и шиферных пряслиц южного происхождения говорят о полноценном участии муромы в торговых операциях тогдашнего мира.

Теория о глухой изоляции муромы рушится еще оглушительней, если привлечь данные этнографов, которые собрали среди местных жителей предания, говорящие о том, что формирование муромы шло с включением полиэтничных компонентов, в том числе далекого восточного происхождения. По местным преданиям, некогда сюда явилось племя “панфила” (этнографы признают его за племя азиатского происхождения на том основании, что их звали “киргизы” даже в ХХ веке; они еще в историческое время жили в селе Панфилово). Около 479 года (если пересчитать цифры, приводимые в народных легендах, на современное счисление) к ним из Азии присоединился некто Карачай, давший название деревни Карачарово. Интересно, что какое-то рациональное зерно в легенде есть, поскольку рудиментарная вражда между потомками “этносов” Панфила, Карачи и Мурома существовала до ХХ века: тут и драки “стенка на стенку”, и устойчивое именование жителей Карачарово “куркулями”. “Куркуль” — это, вообще говоря, человек, который ценит богатство превыше всего. Но то — позднее толкование, мол, жители Карачарова “слишком богатые”. На деле — слово восточного происхождения, хотя по поводу его толкования существуют разные версии (но слово «кара»=»черный» видно отчетливо). Ниже мы скажем, кто такие могли быть эти восточные пришельцы, и отождествим их с аскизами.

Первое письменное упоминание о городе Муроме мы встречаем в «Повести временных лет» под 862 годом, в статье, где суммарно обозначена политическая ситуация после установления над Восточно-Европейской равниной скандинавской власти. Там сказано — “а первые жители Мурома — мурома”. Нет оснований видеть здесь просто обозначение территории — весь контекст говорит о том, что речь идет именно о городе, племенном центре муромы. Итак, мы знаем, что уже в середине IX века город Муром был. Но когда он основан на самом деле? К сожалению, ответ на этот вопрос не столь прост, поскольку, судя по всему, город несколько раз переносился с места на место.

Раскопки на территории так называемого муромского кремля (селище Николо-Набережное с военным убежищем, деревянной крепостью) показали, что крепость была заложена где-то в VI-VII веках. Однако это было очень небольшое поселение. Неподалеку от нынешнего города располагается городище Чаадаевское, куда внушительней. Его-то муромские археологи и считают Муромом 862 года. Он был там, где старица Оки делает петлю. Городище погибает, как считается, где-то в Х веке. Слабость гипотезы лишь в том, что Чаадаевское очень плохо исследовано. Однако находка огромного клада арабских монет VII-VIII веков весом 42 кг именно на Николо-Набережном селище, как и ювелирных изделий из Византии, заставляет предположить, что картина была несколько более сложной, чем кажется. Вероятно, Муром VII-IX веков был двойным городом: административный и ремесленный центр находились на Чаадаевском, а вот торговая крепость — аккурат на месте современного города. Стремление отделить торг от главного города мы видим у всех ранних цивилизаций. Впрочем, версия о том, что городами владели разные племена, мещера и мурома, которую мы высказали выше, также не исключается.

В X веке Муром платит дань Рюрику и входит в состав его державы. С 964 года летописи фиксируют ряд походов киевских князей по Оке и Волге против вятичей, которых варяги вырвали у Хазарского каганата и подчинили себе, а потом и против Булгарии. Уже в экспедиции 964 года по Оке в сторону Волги, когда Святослав Игоревич “налезе вятичей”, ему было Мурома не миновать. Возможно, подчинение Мурома Киеву относится как раз к этому времени. Во всяком случае, в 988 году князь Владимир Креститель отдает Муром своему сыну Глебу, то есть переводит его из собственного домена в домен сына. Глеб поселился не на Чаадаевском и не на месте Николо-Набережного селища, а чуть в стороне, там, где сегодня стоит Спасский монастырь. Там построил он свой двор и храм Спаса, там был похоронен. Легенда говорит, что поступить так его вынудило сопротивление, которое оказали местные жители христианству, но, может быть, это сопротивление носило больше политический характер, и лишь выразилось в религиозных формах. После смерти Глеба на месте его двора возникает Спасский монастырь. Вряд ли случаен тот факт, что именно в это время угасает Чаадаевское городище. Люди, несмотря на эксцессы, быстро оценили выгоды соседства с князем, и стали переселяться к нему поближе, на Николо-Набережное, которое с Х века можно смело называть “город Муром”. Фактов, что Чаадаевское разрушили киевляне, у нас пока нет.

Что касается Городца-Мещерского, то его подчинение произошло явно позже. Свидетельство летописей об основании Городца-Мещерского Юрием Долгоруким в 1152 году, хоть и названо специалистами “не вполне ясным”, все же вызывает вопросы совсем не по поводу точности даты. Справедливо отмечено, что само имя “новооснованной” крепости говорит за то, что мещера, финно-угорское племя, имело здесь поселение и ранее. “Основанием” города летописи деликатно называют акт прихода княжеской дружины в прежде не колонизированные места, захват поселения, построение крепости, посадку гарнизона и облагание данью. Факт наличия непокоренных финских крепостей в XII веке пусть не смущает — есть такое понятие, “внутренняя колонизация”, когда князья расширяли свои владения вглубь. До этого, формально владея обширными территориями, на деле они контролировали только дороги, и то худо.

Раскопки на месте впадения реки Бабенки в Оку не проводились должным образом. Еще в конце XVIII века там были видны валы, как в Переяславле-Залесском или в Юрьеве, уничтоженные при генеральном межевании. Лишь в 30-е годы ХХ века О.Бадер копал, нашел какие-то “следы построек”, но скорее разрушил старое, чем откопал что-то новое. Городецкая культура явно финского облика известна в этом регионе с V века. Мало сомнений, что в тот же век был построен и первоначальный Городец, и назывался он, как мы уже говорили, скорее всего, Мещера. Итак, Касимову на самом деле 1500 лет. Примерно.

Таким образом, смотрим мы на мещеру, или на мурому, мы и тут, и там видим финские племена. Откуда же тогда взялись и в самом деле имеющиеся археологические объекты явно кочевнического, облика (хотя их и не так много, как хотели бы представить сторонники версии тюркского происхождения указанных народов)? Дело в том, что историками еще не в должной степени оценены открытия пензенских археологов, прежде всего профессора Г.Белорыбкина, который более чем убедительно показал: в регионе постоянно пребывали аскизы. Аскизы — это алтайское, тюркское племя. Его представители отличались крайней воинственностью и непоседливостью. На раскопанном им булгарском Золотаревском городище под Пензой Г.Белорыбкин обнаружил жилые комплексы, оставленные аскизской дружиной, которую булгары пригласили для защиты города и территории. Археология свидетельствует, что Золотаревское городище не было единственным местом, которое аскизы подрядились защищать: племя, видимо, работая по контракту, несло службу по всей западной границе. Оно и оставило артефакты явно кочевнического облика, которые иные  исследователи по простоте душевной приняли за артефакты неких маджар, наскоро отождествленных с кипчаками.

На самом деле маджары проживали там, и, практически, только там, где в золотоордынское время стоял одноименный город, Маджары, на месте современного Буденновска, то есть на Северном Кавказе. Его бытие хорошо зафиксировано монетами и письменными источниками, и фантазировать по поводу того, что маджары могли принимать активнейшее участие в формировании из мещеры мишар, нет никаких оснований. Трудно сказать, кого позднейшие и не слишком надежные источники, повествующие о падении Казанского ханства, именуют «можарами». Вероятно, речь идет или о каком-то племени с искаженным именем, или о красотах стиля летописца, который, дабы продемонстрировать свою ученость, назвал именем давно растворившихся маджар какой-то отряд из числа кочевников Нижнего Поволжья, прибывших помогать казанцам отстоять свое государство. Не исключена и версия, что можарами могли быть пережиточные венгры — мадьяры. О происхождении собственно маджар мы здесь распространяться не будем, поскольку не считаем, что они имеют какое-либо отношение к описываемым нами событиям.

Как мы уже говорили, если мурома исчезает относительно рано, становясь субэтносом без собственного имени в составе «великороссов», то мещере была уготована несколько иная судьба. Причиной крутого поворота стали события, произошедшие в регионе после монгольского нашествия. Если Муром остался под контролем русских князей, то территория вокруг Городца-Мещерского стала буферной зоной между Русью и Ордой. Предпосылки для этого закладывались, впрочем, еще до монголов, и сие свершилось бы независимо от них. В результате так называемого “кризиса XIII века”, когда Северо-Восточная Русь погрязла в междоусобицах, ареал влияния князей сократился.

Неизвестно когда, но, видимо, в середине XIII века, в Мещере садится править некто Махмет (Мухаммад) бен Хасан-Улан Кирим, то есть из Крыма. В 1298 году в Улусе Джучи вышла размолвка между “царевичем” Бахметом и ханом (им был тогда Токта), очевидно потому, что Токта как раз победил Ногая и закручивал гайки региональной вольницы. Бахмет вынужден был уйти и выбрал место в Мещере, выгнав оттуда означенного Мухаммада. Бахмет был из той же ветви, что и знаменитые князья Ширинские, оставившие след во всей дальнейшей истории России. Он и дал начало династии мещерских князей. Конечно, с ним пришел и «юрт» (в смысле — люди; у слова «юрт» было два значения — и территория, которую занимают люди, и сами эти люди, если они меняют территорию). Но было бы ошибкой видеть в этих кочевниках предков «классических» нижегородских татар, хотя бы потому, что уже его сын, Беклемиш, крестился под именем Михаила, поставил Андреев городок и крестил в нем татар. Татар же нижегородских мы наблюдаем как последовательных мусульман до нашего времени.

Александр Укович, о котором мы уже говорили, якобы продал Городец Мещерский князю московскому Дмитрию (будущему Донскому) между 1362 и 1373 годами. Почему «якобы»? Тут требуются длинные объяснения. Вопреки распространенному в литературе мнению, орды Батыя не тронули Городец-Мещерский. Его сожгли позже. Когда и за что? Обычно ограничиваются скупым упоминанием, что Городец после какого-то погрома перенесен был на новое место, со Старого посада к нынешним Торговым рядам архитектора Гагина (обычная практика; например, Алексин на Оке менял позицию раза четыре; очевидно, было представление, что “несчастливое” место надо менять). Сначала о дате. Общепринятая дата погрома — 1376 — взята, как удалось мне установить, из словаря Брокгауза и Ефрона. Историк И.Гагин называл 1372 год, но и это не точно.

Попробуем восстановить события. В 1371 году Дмитрий Московский возвращается из Орды с ярлыком и с “многими должники” — ярлык стоил недешево. В Сарае сидел Мухаммед-Булак, ставленник Мамая, союзного тогда Москве. Окрыленный ярлыком, да чтобы и подзаработать, Дмитрий уже зимой нападает на Олега Рязанского и разбивает его под Скорнищевым, ставя в Рязани марионетку Владимира Пронского. Олег ищет спасения в Мещерском княжестве, возвращается оттуда с ратью и свергает марионетку уже в 1372 году. Дмитрий этого не простил ни мещерякам, ни Олегу. В 1373 году «татары» Мамая (еще раз напомню, союзного Дмитрию до 1374 года) разорили Рязанщину и Мещеру. Дмитрий стоял со всей ратью на Оке, готовый вмешаться, если «татары» не справятся. Но они справились, порушив с особым чувством Городец-Мещерский и убив Уковича, которого Дмитрий, очевидно, “заказал” лично. Вот вам и точная дата, и причина. Понятно, что потомки Уковича не заставили себя упрашивать, когда пришел случай сразиться с Мамаем на Куликовом поле. Пусть и под патронажем Дмитрия. Тем не менее, после разгрома 1373 года династия мещерских князей еще продолжала существовать, скорее потому, что до нее не было никому дела. Но, когда земли эти понадобились более сильным, пришлось их освободить без звука.

А теперь о пресловутой “покупке” земель Городца Дмитрием у Уковича. Сама по себе практика покупок не была необычной, правда, покупались в основном выморочные имения, а чаще шел обмен для округления границ. Свидетельство о покупке происходит из двух более поздних источников, 1381 и 1402 гг., и это — договоры с рязанскими князьями, где Москва “нагинает” Рязань, к тому времени слабеющую. Странно, что «татары» в 1373 г., приглашенные Дмитрием, ждут Городец-Мещерский. Зачем, если это земля Дмитрия? Мы точно знаем, что Укович погибает в тех же событиях, и все выглядит как нападение «татар» на столицу княжества, ее разорение и гибель самого князя. Поскольку мы вряд ли сможем свести здесь концы, остается только предположить, что пункт о покупке земель москвичи просто выдумали, как это бывало у них и ранее, и вставили его в договоры с Рязанью, чтобы подтвердить свои права на земли Городца, которые перешли под московскую власть... правильно, из рук Мамая, союзного, еще раз повторяю, Дмитрию до определенного момента. Рязанцы знали, как обстоят дела, но у них самих дела шли так неважно, что лучше было просто подписать предложенную им бумагу.

Итак, Укович погиб в 1373 г. Вероятно, княжество еще существовало до начала XV века, но потом перешло к московской короне, а в середине этого столетия — к хану Касиму. Как мы уже говорили, вероятно, москвичи передали Касиму именно эти земли потому, что здесь проживало тюркское население. Крестились ведь наверняка не все.

3.3. Великая Венгрия в Поволжье все-таки была

А что же венгры, или мадьяры? Ряд историков сегодня пытаются выкрутить предмет своего исследования, то есть историю, наизнанку, и доказать, что венгров в интересующем нас регионе никогда не было, а упомянутые в источниках мадьяры — это мифические (для данного региона) маджары. Это, конечно, не так.

Путешественники XIII века отмечали, что где-то на средней Волге располагается «великая Венгрия». Эти венгры были, вероятно, ветвью тех венгров, которые, двигаясь с далекого востока, по большей части проследовали на запад и осели в нынешней Хунгарии. Но, поскольку тренд движения болгар был примерно таким же, а поди ж ты, часть отклонилась на север, и дала феномен Волжской Булгарии, то же самое, видимо, повторили и венгры. Их присутствие хорошо засвидетельствовано археологически. Вероятно, несмотря на то, что Венгрию путешественник назвал «великой», большого числа венгров в этих местах не было, и мадьяры подчинены были булгарам вместе с другими этносами Булгарской «империи». Впоследствии они в этом континууме и растворились. Правда, есть, видимо, глухие свидетельства остаточного проживания венгров в Казанском ханстве. Один из источников свидетельствует, что Иван Грозный перед решительным походом на Казань собрал возле Свияжска представителей разных племен, в том числе загадочных «можар», которых ряд нижегородских исследователей тут же отождествили с маджарами, хотя публикаторы этого источника верно, как мне кажется, соотнесли можар и мадьяр.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.