6. Падение Казани

6.1. Построение Свияжска

Зима 1550/51 годов прошла спокойно — Москва вынашивала план решительного удара, осмысляла свои ошибки. Ключевые решения были приняты следующие: основать глубоко на территории ханства, при реке Свияге, город, который использовать как базу; создать по образцу турецкой армии отряд стрельцов; активно привлекать иностранных специалистов по подкопам и прочим хитростям и вообще сделать ставку на артиллерию; отказаться от тактики зимних войн, провести кампанию летом и не распылять силы, как прежде, а ударить одним кулаком. На этом этапе Москва собиралась сохранить внешнюю независимость ханства, но посадить вместо хана своего наместника, отторгнуть у ханства “горную” сторону Волги (лучшие земли) и, конечно, добиться выдачи всех русских пленников.

План новой тактики пришел к Ивану, как озарение. Осенью 1550 года Иван Грозный отступал от стен Казани, ничего не добившись, и расположился станом там, где Свияга впадает в Волгу. Он увидел круглую гору на берегу, края которой были покатыми и неприступными, а вершина — плоской и удобной для строительства. С трех сторон ее защищала вода: Свияга, озеро Щучье и река Щука. А в половодье гора и вовсе превращалась в остров. И всего 26 верст от Казани, один дневной переход… Иван понял, что именно тут он осуществит свою идею. Но как построить крепость прямо под носом у врага?

План был смел настолько, что, когда европейские дипломаты рассказывали о нем своим монархам, те отказывались верить. Москвичи решили построить город в тылу, потом разобрать его, помечая бревна, переправить лес по Волге, и, руководствуясь планом, собрать крепость за считанные дни. Дело поручили дьяку Ивану Выродкову. «Казанский летописец» уверяет, что будущий город посетил Ивана Грозного в видении, как видение Константинополя пришло некогда императору Рима Константину. Этому слабо верится, как и то, что, по словам того же источника, в тот год Иван избежал своих обычных репрессий, никого не наказав за неудачный поход, им и предводимый. Зимой 1550/1551 года в угличских лесах валили лес и ставили на поляне ненужную здесь крепость.

Вся штука была в том, чтобы крепость легко собиралась и разбиралась, но чтобы при этом стояла прочно. Весной все было готово: собрали даже церковь внутри крепостных стен. И как только сошел лед, корабли с городом — «новым, хитро сотворенным» — отправились к границам вражеского государства. Как это было, можно “видеть” на гербе города, изобретенном в XVIII веке. Плыли месяц, и достигли места 16-го мая. 24 мая состоялась церемония официальной закладки. 75 тысяч человек ждали приказа начать трудиться. Среди них было довольно много народу без рода, без племени, которым просто не было выбора, где жить. Я имею в виду обитателей крепости Торжок Перевитский в южном Подмосковье, которую Иван разрушил, а ее жителей всех поголовно заставил принимать участие в этом проекте.

Дело усложняло то, что леса хватило лишь на половину стройки. Искусство рабочих орудовать топором и подгонять бревна не оставляет сомнений. А вот московские инженеры толком не знали науки, точного расчета, как правило, не читали в жизни ни единой профессиональной книги, и все делали на глазок. Впрочем, не будем слишком строги. Цель зодчих была, понятно, поставить крепость плотно по периметру горы. Но зодчие могли полагаться лишь на впечатление царя Ивана Грозного от единственной ночной стоянки на горе осенью 1550 года. Царь, зная, что ему тут предстоит строить крепость, мог бы распорядиться замерить размеры горы. Но он этого не сделал. Как говорит «Казанский летописец», царь «полюбил его (место – Е.А.) всем сердцем, но не открыл тогда своего замысла воеводам - ни одному из них ничего не сказал, чтобы не разгневались на него: ведь место то было безлюдное и поросло густым лесом; больше же потому, что на это не было тогда времени». В итоге зодчие взялись за дело с примерными представлениями о размерах горы, и уже на месте дьяку Выродкову пришлось заставить солдат взять в руки топоры, и заготавливать недостающий лес прямо на месте. Чтобы очистить гору от леса, и возвести крепость с церквями (Троицкой и Рождественской) понадобился месяц. Причем львиная доля этого времени ушла на подготовку территории, а не на собственно сборку (это отняло не больше нескольких дней).

Конечно, на границе ханства москвичей заметили, и дали знать в Казань. Но вряд ли сообразили, что к чему, а главное, место стройки держалось в тайне. В поддержку «мирному» каравану на Казань двинулось огромное войско, чтобы блокировать подходы к стройке. Несколько крупных отрядов подошли из Москвы, Нижнего, с Мещеры и Вятки. Как всегда, в них были, помимо русских, касимовские татары. Так, отряд, шедший из Вятки, возглавлял некто Бахтияр Зюзин. Собственно, «Казанский летописец» прямо говорит, что Иван привлек к походу хана Касимова Шах-Али как самого преданного. Других участников похода источник называет так: «Посылает с ним царь и великий князь девять старших своих воевод: первым — князя Петра Шуйского, вторым — князя Михаила Глинского, третьим — князя Семена Микулинского, четвертым — князя Василия Оболенского-Серебряного, пятым — брата его Петра Серебряного, шестым — Ивана Челядина, седьмым — Данилу Романова, восьмым — Ивана Хабарова, девятым — Ивана Шереметьева». Все эти люди должны были «докучать Казани», пока строится город.

Как говорит «Казанский летописец». уже 19 мая к строителям явились представители окрестной «горной черемисы» (чувашей) с просьбой их не разорять: начальство, мол, их бросило и скрылось в Казани. Чувашей приняли милостиво, но тут же направили к ним, по старой ордынской традиции, “численников”, которые переписали все население, способное носить оружие, и такового оказалось 40 тысяч человек. Устроили чувашам даже испытание — послали их, безоружных, на штурм Казани, и, как оттуда начали стрелять, чуваши дрогнули и побежали в ставку Шах-Али. Русские остались довольны — чуваши погибали, но не предавали. Более высокопоставленных чувашей доставляли в Москву, где с ними пировал сам великий князь. По преувеличенным сведениям «Летописца», в те же дни лояльность выказала половина рядового населения Казанского ханства. Эти слова надо понимать так, что половина населения окрестных сел поддержала делегацию и искала союза с русскими ради собственной безопасности, другая же половина намерена была стоять за Казань. Ради пущего умиления хитрые чуваши тут же сочинили историю, будто еще за пять лет до построения города они слышали тут неизвестно откуда колокольный звон и видели христианских пророков, оставлявших после себя благоухание.

Крепость, которую назвали Ивангород, закончили в конце июня. Название, даденное царем, не прижилось. Уже через пару лет крепость в бумагах именуют Новый Город Свияжск, а с 1560-х годов — просто Свияжск. Крепость получилась огромной — больше Новгорода, больше даже московского кремля.

6.2. Взятие города

Тем временем в Казани из-за блокады рек начался голод. Часть населения стала требовать удаления крымцев и выполнения русских требований. 300 человек крымцев, составлявших костяк режима, бежали, но попали в русскую засаду, и их ждал или плен, или смерть. В этой ситуации казанская олигархия отправила посольство в Москву с согласием выдать русским хана Утямыша, ханшу Сююн-Бике, взять на престол Шах-Али, и отпустить всех пленных. Русские на это согласились, но до поры не разглашали того, что по их планам, у восстановленного на престоле Шах-Али нужно было тут же отнять “горную” сторону.

9 августа в Свияжске Шах-Али впервые заявил посольству казанцев о том, что государство должно быть расчленено. Эта неожиданность повергла казанцев в шок. Решено было по поводу раздела страны провести курултай, а прочие условия договора выполнить тут же. 11 августа хан Утямыш и Сююн-Бике были выданы русским и отправлены в Москву, а 14 августа состоялся курултай, принявший все русские условия.

16 августа вместе с касимовскими и русскими полками Шах-Али въехал в город. Он тут же приступил к освобождению пленных, одновременно пытаясь повлиять на Москву в том, чтобы она не расчленяла ханство. Шах-Али уже в сентябре выявил против себя заговор, с участниками которого расправился очень жестоко. Понимая, что Шах-Али будет неминуемо свергнут (казанцы терпели его только потому, что он обещал выторговать горную сторону), Москва решила, дабы не допустить неконтролируемого развития событий, сместить его и поставить на трон русского наместника. Шах-Али поупрямился было, но быстро сдал дела и отправился в Свияжск. Наместником назначили свияжского воеводу Семена Микулинского. С 7 марта, при полном спокойствии в городе, русские стали приводить к присяге новому правителю горожан. Вечером 8 марта в город прибыл багаж наместника. Но когда он сам поутру 9 марта подошел к городу и попытался приступить к своим обязанностям, то нашел ворота запертыми — в городе случилось отчаянное восстание, которое возглавили трое смельчаков из числа “лучших людей”, то есть богачей. Несостоявшийся воевода вынужден был уехать, при этом он не сжег ни единого забора, а вот в крепости восставшие убили 180 стрельцов, личную гвардию наместника, которая прибыла чуть раньше и оказалась в заложниках, и поделили между собой “кошт”, то есть имущество наместника. На престол приглашен был астраханский хан Ядыгар. И хотя столица была в осаде, он беспрепятственно проехал в город и сел на трон.

Казалось, все вернулось на круги своя. Казанцы начали борьбу за независимость и имели небольшие успехи в мелких стычках. В то же время в Свияжске процветало разложение и царил панический страх перед врагом. Но уже в мае Свияжск приободрился — из Москвы начался большой, и последний поход на Казань.

Иван Грозный, как известно, выбрал на сей раз сухопутную дорогу по югу нынешней Нижегородской области, через юг Чувашии, где находилась административная единица Казанского ханства — Алатур, маркированная современным городом Алатырем. Путь князя пролегал, таким образом, через незамиренные территории, и Иван пошел на этот риск совершенно осознанно. Представляется, что ему хотелось познакомиться лично с глубинным населением Казанского ханства, своими будущими подданными. Поскольку людям свойственно мистифицировать то, что кажется им новым и прежде неведомым, маршрут Ивана вызвал к жизни как минимум два мифологических пласта. Первый связан с легендами о маршруте Ивана и поступках его и его воинов на этом маршруте. Если почитать то, что собрали краеведы, выходит, что Иван был в таких местах, где его быть не могло, везде ставил церкви и насыпал курганы. Конечно, войску, постоянно голодавшему (так, князь Курбский на всю жизнь запомнил свою радость от куска черствого хлеба), было не до курганов, да и обычая такого не было. Какие-то храмы Иван ставить мог — походные —
хотя в массе своей эти легенды придумали русские переселенцы, хлынувшие на эти места сразу после покорения Казани, причем в первую очередь поселившиеся на княжеском маршруте, как на диспозиции уже изведанной. Излишне говорить, что курганы оказываются более древними, как и якобы следы от станов князя — валами разных городищ. Второй пласт — знакомство русских с уже местной мифологией. Обращает на себя внимание то, что в волшебных заклинаниях, с которыми безуспешно боролась церковь, непременно упоминается «Алатырь бел-горюч камень», образ которого явно позаимствован из мифологии обитателей области Алатур.

Крым попытался помешать походу — хан Девлет-Гирей вместе с турками осадил Тулу, но, поскольку основные силы русских еще не успели уйти к Казани, ему пришлось снять осаду и удалиться к себе на юг. 5 августа русское войско вступило в пределы Казанского ханства, перейдя Суру. 16 августа из Свияжска была предпринята последняя попытка уговорить казанцев — в столицу ханства ушло два письма; великий князь писал руководителю татарского духовенства Кул-Шарифу, а Шах-Али — хану Ядыгару. Ответ был отрицательным. 23 августа Казань уже была блокирована. Наконец, 4 октября, после осады, русские войска ворвались в крепость, начались уличные бои. Все опять чуть было не сорвалось, потому что воины тут же увлеклись грабежом, и, видя это, казанцы стали их истреблять, однако, полководцам удалось призвать их к порядку, после чего в тот же день Казань пала. Это случилось 13 шавваля 959 года хиджры, или во второй день месяца Скорпиона года Мыши — эта дата во всех счислениях врезалась в народную память.

Сами же русские летописи говорят о том, что штурм сопровождался отчаянными жестокостями. Был приказ — убивать всех мужчин, в плен брать только женщин и детей, но и тех много побили. Тела убитых лежали такими горами, что за ними не видно было крепостных стен; кровь текла «по удолиям»; трупами были полны улицы, рвы, канавы, русло реки Казанки. Чтобы юный и впечатлительный Иван IV (ему было 22 года) смог въехать в ханский дворец, спешно расчистили от трупов короткую улицу в сто сажен (полторы сотни метров), и то еле-еле успели. Иван пробыл во дворце очень недолго, потому что смрад от гари и трупов был ужасающий. Приказав затушить пожары и продолжить грабежи, а также объявив, что себе он берет только пушки и знамена, прочее же остается солдатам, Иван уже 12 октября вместе с пленным Ядыгаром отправился назад в Москву, хотя ему советовали остаться — столица пала, но страна не покорена. Но он надеялся, что его новый наместник Горбатый-Шуйский справится.

6.3. Партизанская война

Народная война началась вскоре по взятии Казани. Уже в декабре мы видим, как резко изменилось настроение чувашей и марийцев, предательство которых сыграло в падении ханства ключевую роль — теперь они грабят и убивают русских по заснеженным дорогам. 74 чуваша, на которых указали доносчики, повешены в Свияжске. В феврале 1553 года русское правительство столкнулось с тем, что в деревнях идет массовое неповиновение сборщикам налогов, причем мытарей нещадно убивают. Отряды повстанцев выбрали ставкой своей город всего в 15 верстах от Казани, из чего следует, что какое-то время русские контролировали только полосу побережья от Свияжска до Казани. Сотник Мамыш Берди в конце концов собрал вокруг себя всех партизан. Он устроил себе столицу Чалым (возле Козьмодемьянска на Волге, а не в глуши какой-нибудь) и летом 1553 года пригласил на ханский престол Али-Акрама из Ногайской Орды. Ногайцы собирались поддержать партизан огромным войском, но из-за разногласий в самой Орде поход не состоялся. Москва ответила масштабной войной в сентябре 1553 г.

Эта война шла весь 1554 год, однако несмотря на террор и избиения огромных масс мирных жителей, русским никак не удавалось нанести удар по собственно ханским войскам. Ситуация была так сложна, что в 1555 году русские не возобновили военные действия против повстанцев — надо было собраться с силами. К тому же напали крымцы: Давлет-Гирей пошел на Москву, но дошел, как и в прошлый раз, только до Тулы. Лишь в 1556 году война возобновилась, теперь уже решительно. Весной был взят Чалым, причем штурм был правильным, с помощью подкопов. Али-Акрам убит в бою, Мамуш Берди изловлен чувашами и выдан русским. После того, как в мае пала Арская область, ханство прекратило свое существование. Началось планомерное освоение новой земли — отвод угодий русским дворянам из ханских земель, ставших собственностью великого князя, христианизация, окультуривание — так, как это понимали в Москве. Но это уже не относится к предмету нашего разговора.

Присоединение к Москве Казани, а в 1556 году еще и Астрахани, взволновало весь Восток. Уже в 1561 году турки намеревались пойти на Россию. В тот год, 24 мая, они и крымцы взяли Москву, и сожгли ее дотла. Иван IV бежал. Это была прямая месть за сожжение Казани. В следующем 1572 году крымцы опять двинули на Москву 100-тысячное войско, намереваясь обратить Россию в крымский улус, а Казань и Астрахань вернуть в самостоятельность, но в битве при Молодях чудом были разбиты. Иван IV уже приготовил свою вывернутую наизнанку шубу, чтобы по обычаю прикинуться “бедным Ивашкой”, но шуба не понадобилась. В благодарность за победу Иван подверг опале Воротынского, который выиграл битву. Кажется, в те времена никто в России не мог быть счастлив — ни побежденный, ни победитель.