§ 2. Мусульмане-мишари в XVIII столетии

С началом XVIII столетия архивные документы все чаще констатировали наличие мусульманских храмов и присутствие служителей культа в исламских общинах ряда рассматриваемых нами татарских селений. Это позволяет с большей долей уверенности и предметности говорить о развитии религиозной жизни Нижегородской губернии.

Самое первое упоминание о мечети в селе¹ Ключищи восходит к 1706 году². За 1736 годом зафиксирована мечеть в Кочко-Пожарках³, за 1756-м — в Трехозерках⁴. Тогда это были небольшие деревянные сооружения, выполненные руками местных умельцев и вмещавшие несколько десятков человек. Однако им суждено было играть роль центров распространения грамотности и знания для юных и места жизненных раздумий их зрелых прихожан.

Образованные священнослужители не только совершали богослужение и произносили проповеди, учили детей основам знаний, но и, как прежде, помогали односельчанам в оформлении всякого рода заявлений и прошений в уездные инстанции. Так, например, в 1721 году Ишмамет Якупов, абыз (имам) Чембилея, заверял своей подписью документы купли-продажи земли⁵.

Многие служители культа подавали землякам примеры истинно гуманного отношения к ближним, предписываемого Кораном. В начале 20-х годов XVIII века в деревне Рыбушкиной Алатырского уезда духовными лидерами были Исянгилда Ибралеев и Измаил Теркеев. Известно, что И. Ибралеев (1687 года рождения), кроме собственного сына Мансура, воспитывал приемного мальчика Сунгалея Байманова⁶, следуя требованиям Корана в отношении к детям-сиротам. В 1722 году И. Теркееву было лишь 26 лет⁷, но молодой имам уже успел снискать себе авторитет среди земляков знанием Корана, владением грамотой, способностями переводчика с русского языка⁸.

Имели место факты усыновления чужих детей-сирот и рядовыми татарами-мусульманами, также зафиксированные источниками: например, родительская опека над чужими татарскими и марийскими мальчиками в татарских деревнях в первой четверти XVIII века. Так, в 1722 году рыбушкинец Баибулат Баисеитов, кроме родного 12-летнего сына Тярберды, растил приемного ребенка из марийцев Тагилду Янгина и деревенского сироту Ячея Илюшкина⁹. Житель Коншаева Заулка, участник петровского призыва 1708 года Семалей Дмитриев тогда же содержал десятилетнего пасынка Пилмая¹⁰. Эти данные свидетельствовали о достаточно высоком религиозном сознании мусульман, помнящих строки Корана, предостерегающего: "Те, кто неправедно поглощают достояние сирот, глотают лишь огонь в чрева свои. И будут гореть они в огне пылающем«¹¹.

Среди прихожан служители культа отстаивали традиции и вероубеждения предков, боролись за сохранение исламской религии на фоне очередного натиска на нее государства и православной церкви.

Дело в том, что со второй четверти XVIII века поднялась новая волна политики обращения в православие. В 1731 году была создана «Комиссия для некрещеных казанских и нижегородских мусульман и других инородцев» — особая структура с задачами дальнейшей христианизации народов Поволжья. С 1740 года она стала именоваться «Конторой новокрещенских дел». Ее постоянный штат был относительно невелик (15 человек)¹², однако начало ее деятельности, опиравшейся на столичные директивы, отличалось заметной активностью и разнообразием методов. Так, в феврале 1742 года Нижегородская консистория получает распоряжение из Петербурга о сломе мечетей в селениях, где проживают новокрещены. Предлагалось «все новопостроенные за запретительными указами татарские мечети после Синода определения» и "в таких местах, где восприявшие в греческое исповедание остались, те мечети сломать и впредь строить оные не допущать"¹³. В Рапорте правителя духовных дел города Алатыря от 20 декабря 1746 года были зафиксированы 22 села новокрещен по Верхнесурскому, Верхнеалатырскому и Нижнеалатырскому станам¹⁴. И в том же году в Алатырским уезде развертывается строительство церквей в районах, где проживали новокрещены из татар и иных этносов¹⁵. Таким образом, получил новый импульс процесс размусульманивания и обрусения части татар. Этот процесс стимулировался также рядом императорских указов, направленных на введение льгот для новокрещен. Согласно указу от 11 сентября 1740 года, все новокрещены получили трехлетнюю податную льготу, а также права на денежное и одежное вознаграждения¹⁶. Эти постановления были подтверждены дальнейшими указами от 1746, 1747, 1764 годов¹⁷. В соответствии с указом от 28 сентября 1743 года "иноверцы христианского исповедания освобождались от наказания за маловажные преступления"¹⁸.

Однако упомянутые благодеяния Петербурга в отношении новокрещен ожидаемого эффекта в полном объеме не принесли. К тому же нередко служащие Конторы новокрещенских дел, приезжая в татарские деревни, лишь объявляли их жителям об ожидавших новообращенных льготах и с тем отбывали¹⁹. Сами руководители Конторы вынуждены были признать, что большинство их сотрудников не умеет "возбуждать в сердцах и мыслях новокрещеных живую и искреннюю веру в Христа и научать христианству"²⁰. Неудивительно, что в 1749 году во всей Нижегородской губернии количество крещеных татар в 11 из всех 25 имевшихся татарских селений исчислялось лишь в 226 человек: 141 мужчина и 85 женщин²¹. В тех же пунктах насчитывалось 59 дворов новокрещенских, а 432 занимали семьи некрещеных татар²². Таким образом, количество татар-новокрещен, проживавших в татарских селах и деревнях, не превышало 12% их общего населения. Дальнейшая практика выявит уменьшение этих показателей, что дает основание предположить, что пик политики христианизации татар Нижегородчины был достигнут к середине XVIII века.

Процесс размусульманивания татар шел на Нижегородчине с трудом и там, где проповедники были слишком напористы, и нередко сопровождался конфликтами. Так, например, в ответ на безмерную миссионерскую активность священника села Пожарки Димитрия Климентьева²³ крещены Ендовищ в 1747 году стали публично снимать с себя кресты²⁴. В том же 1747 году крещены и мусульмане Трехозерок заявили официальный протест властям в связи с проявлением произвола при обращении в православие²⁵. Подобного рода примеры многочисленны. В том неспокойном 1747 году, по данным епархии его преосвященства епископа Нижегородского и Алатырского Димитрия, произошло около 30 случаев "отказа новокрещенов носить кресты"²⁶. На протяжении двух лет в Нижний поступали сведения, что "ендовищенские новокрещены продолжали совращаться в магометанскую веру«²⁷.

В целом работники Конторы констатировали в 40-е годы «грубое самообольщение татар в истинности магометанства» и что татары в отличие от чувашей, мордвы, марийцев "укоренены в своем религиозном фанатизме«²⁸.

И все же напрасным было бы считать, что христианизация обошла стороной татарские села Нижегородчины, не породив новообращенных. Вышеописанные трудности материальной жизни XVIII века заставляли некоторых татар искать спасения от своего нередко бедственного положения в льготах, даруемых центром новокрещенам. Нередко татары надевали крест, желая избежать наказания за совершенные уголовные преступления, что допускали власти, опирающиеся на указ 1743 года. Так, например, в 1750 году уроженцы того же Моклокова Якуб Адеев и Аделша Максутов, уличенные в краже лошадей из деревни Мурзицы, были отданы под суд. «Адеев объявил, что желает воспринять святую христианскую православную веру греческого вероисповедания, чего ради кнутом был не бит» и от наказания за воровство силою указа 1743 года освобожден, получив имя Ивана. А. Максутов получил наказание, но остался верен прежним религиозным убеждениям²⁹.

Аналогичный случай произошел в 1753 году с татарами Андреевки Курмышского уезда Сеитом Мустюковым и его отцом Мустюком Алеевым, укравшими лошадь в деревне Шеменеевке. Они также приняли крещение для избежания наказания ³⁰.

Масса подобных примеров содержится в документах Арзамасского уездного суда за 60-е годы XVIII века. В этой связи В. И. Снежневский отмечал: «Желая избежать пытки и наказания за какое-либо преступление, даже незначительное, татары часто принимали православие, но видели, кажется, в этом только выгодную и ни к чему не обязывающую формальность, по крайней мере в делах Арзамасского уездного суда встречается несколько дел, где такие «новокрещены» прямо заявляют, что они только числятся христианами, на самом же деле — магометане, какими и желают оставаться. За это отступничество их наказывали десятью ударами плети«³¹.

В начале 80-х годов священнослужитель Печерского монастыря Иван Семенов жаловался в Нижний Новгород, что в одном из татарских поселений новокрещены демонстративно не совершают христианских обрядов, не молятся, не исповедуются, следуют мусульманским обычаям, а в ответ на увещевания являют готовность применить силу для удаления из села проповедников³².

Епископ Нижегородский и Алатырский Дамаскин был вынужден констатировать низкую эффективность политики новокрещенства в пределах вверенной ему епархии. В составленном в 1785 году под его руководством «Словаре языков разных народов, в Нижегородской епархии обитающих: имянно россиян, татар, чювашей, мордвы и черемис» подчеркивалось, что "из татар нижегородских немногие обращены в христианскую веру, прочие их все магометанского исповедания. Но и зделавшиеся христианами живут по большей части по привычным своим обрядам"³³.

Источники вполне наглядно отражают процесс активного сопротивления сельских исламских общин этой волне христианизации. В татарской (некрещенской) среде общее число новообращенных росло довольно медленно. К примеру, небольшая христианская община в Рыбушкиной, составленная из татар-новокрещенов, сокращалась и в 1745 году насчитывала больше членов, чем в 1762 году³⁴. В 1795 году она включала в себя лишь 18 человек³⁵. В середине XVIII века ее возглавляли Никифор Григорьев (в исламе Мемекул Сеикин), 1731 г. р., и Макар Михайлов (Максют Ишкин), 1708 г. р.³⁶

Отсутствие сведений о новокрещенской общине среди коншаевцев наводит на мысль об отсутствии христианского населения в Коншаевом Заулке в середине XVIII века.

Тогда же в Новых Мочалеях проживало, согласно ревизским сказкам, 10 человек-новокрещен³⁷. В 1799 году новокрещенами Красного Острова числились Федор и Тихон Васильевы³⁸. В том же году в Сафажае как новокрещен по документам проходил Бешер (Егор) Сюнялеев³⁹ и православным еще с 1765 года считался татарин Савелий Николаев⁴⁰.

Таким образом, можно констатировать, что процент новокрещен в разных татарских селениях середины и второй половины XVIII века был неодинаков. В Моклокове их было больше, а в таких пунктах, как, например, Рыбушкина, Сафажай, Красный Остров, Новые Мочалеи, гораздо меньше. В некоторых из них, вроде Коншаева Заулка, христианская проповедь вообще не нашла себе последователей.

По-разному складывались взаимоотношения между новокрещенскими и мусульманскими общинами в татарских селах второй половины XVIII века. Так, например, в середине XVIII века в Рыбушкиной новокрещены мирно уживались с мусульманами. Следует считать, что не последнюю роль в сохранении верности исламу односельчан и религиозной терпимости в их среде сыграл рыбушкинский имам 60-х годов Салей Хусяинов⁴¹.

Иные отношения складывались в Моклокове. Побывавший там в конце 60-х годов видный российский этнограф И. И. Лепехин (позже член Академии) констатировал, что "различие веры делает между ними великое несогласие, так что некрещеные крещеных и обратно терпеть не могут, и друг другу всякие пакости делают«⁴². По-видимому, во многом межконфессиональная ситуация в Моклокове (да и в значительной части тогда Васильской округи) определялась мощным влиянием проповедников Печерского монастыря, весьма заинтересованного в расширении своей земельной собственности. И потому еще с XVI века проживавшие там татары испытывали на себе миссионерский натиск сильного и авторитетного православного учреждения. Принявшие христианство бывшие единоверцы рассматривались нижегородскими мусульманами не только как отступники от веры, но и как новые претенденты на и без того сокращающиеся из-за демографического роста земельные наделы.

Думается, что значительной преградой волне христианизации была духовная деятельность религиозных предводителей — имамов, или, как их тогда называли, абызов, то убеждение, что они закладывали в сознание паствы. Вряд ли от христианства их отвращало дурное поведение в быту православных священников, как об этом пишут отдельные исследователи⁴³.

Заметная принципиальность мусульман Нижегородчины в отстаивании своих религиозных убеждений⁴⁴, а также антихристианское по сути восстание 1755 года Батырши в Башкирии заставляли власти искать варианты компромиссных решений мусульманского вопроса. В 1767 году Сенат признавал, что «если сломать все мечети, то это будет в их законе оскорбление». Признавая также, что крайние методы могут иметь международный резонанс, сенаторы опасались адекватной реакции мусульманских стран, прежде всего Османской империи. Если слом мечетей в России может «до разглашения дойти в такие места, где между Магометанами в других Государствах живут люди веры Греческого вероисповедания и построены божии церкви, и не произошло б какого тем церквам утеснения». Постановлением Сената было разрешено ставить мечеть в таком селении, где имелось не менее 200 ревизских душ мусульманского вероисповедания⁴⁵.

Как выше отмечалось, тогда на Нижегородчине уже имелось несколько мечетей, факт существования которых подтвержден документально. К тому же с 1756 года христианские проповедники лишились права бесконтрольно вести религиозную пропаганду среди мусульман⁴⁶. В 1764 году по ряду причин Контора крещенских дел прекратила свое существование. Более того, в 1773 году был издан закон о «терпимости всех вероисповеданий». В соответствии с ним православное духовенство не должно было вмешиваться в дела иных конфессий, а светские власти сами могли на местах решать вопросы о возведении храмов всех вероисповеданий⁴⁷.

В попытке оценить результаты и степень эффективности работы Конторы крещенских дел и всей проводимой политики распространения православия на Нижегородчине в целом выделим ряд соображений. Думается, что нет особой необходимости в отражении динамики роста или убыли общего числа татар-новокрещен нижегородских уездов в XVIII веке⁴⁸. Дело в том, что уже тогда власти констатировали многочисленные случаи лишь формального принятия христианства многими представителями мордвы, марийцев и большинством мишарей-новокрещен, продолжавших твердо придерживаться своих исламских убеждений, исправно исполнять мусульманские обряды и предписания⁴⁹.

Изложенное подтверждают достаточно и широко известные факты самого свирепого отношения новокрещен (из мордвы и чувашей) к служителям православного культа, ярко проявившегося на Нижегородчине во времена пугачевских событий⁵⁰, что тоже подчеркивало слабость и непрочность их христианских настроений.

Менее чем через 80 лет число новокрещен в татарских деревнях и селах сократилось почти вдвое: с упомянутых 226 до 119 человек⁵¹. Более того, нижеследующие материалы, относящиеся к 60-м годам XIX века, показывают, что упоминаемые 25 татарских поселений Нижегородской и 10 тогда расположенных в Симбирской губернии почти целиком были населены последователями ислама, а доля православных мишарей в их среде была весьма невелика — менее 3%⁵².

По-видимому, с середины XVIII века более широко развернулся процесс строительства мечетей в татарских селах Нижегородского края. Согласно архивным источникам, в 70-е годы XVIII века культовыми сооружениями располагали исламские общины Андреевки (там было две мечети), Базловой, Камкиной, Карги, Пошатовой, Парши (ныне Тукай), Шубиной⁵³.

Мусульмане этих (и ряда иных) сел строили свои храмы, повинуясь религиозным убеждениям, а не исходя лишь из разрешения властей. Для такого утверждения есть некоторые основания. Как уже отмечалось, по указу 1756 года мечети разрешалось строить в деревнях с населением не менее 200 душ. Между тем в небольшой деревне Парше в 1779 году проживало лишь 66 душ мужского пола, уже успевших выстроить собственный исламский храм⁵⁴.

Мы не располагаем сведениями о наличии в 70-е годы XVIII века и ранее мечетей в больших старинных селах, вроде Сафажая и Петрякс, Рыбушкиной, но учитывая, что в те времена, скажем, в Петряксах было более тысячи жителей, на фоне выстроенной мечети в маленькой Парше вполне уместно предположение о наличии исламских храмов в упомянутых селениях.

В конце XVIII века пожилые мусульмане ряда татарских населенных пунктов, отвечая на вопросы уездных чиновников о возрасте их (нередко ветхих, а значит, довольно старых) мечетей, отвечали: "...в котором году и по каким повелениям ставились... не знаем; удостоверяем только то, что, когда те мечети приходили в ветхость, мы их своим иждивением поправляли«⁵⁵. Подобные заявления свидетельствовали о достаточно почтенном возрасте ряда мечетей Нижегородчины конца XVIII века, заставляя искать их корни в XVII столетии. Вещественным доказательством способности сельских храмов стоять 100, 200 и даже более лет (при условии их регулярного подновления) служит ныне существующая самая старая в Нижегородской области мечеть села Ендовищи Краснооктябрьского района, возведенная в 1780 или 1782 году⁵⁶.

Конец 70-х и 80-е годы XVIII века знаменовали собой базовые реформы Екатерины II в отношении исламской конфессии. Для нас упомянутые новации представляют особый интерес в связи с тем, что начиная с последнего двадцатилетия XVIII века стали появляться некоторые статистические материалы, отражающие духовно-религиозную жизнь татар европейской части России, в том числе Поволжья, и что важно — положение священнослужителей и храмов на местах.

При создании Нижегородского наместничества как административно-территориальной единицы (1779 год) часть татарских населенных пунктов продолжала подчиняться нижегородскому начальству. Из тех, которые сохранились доныне, было 24: Анда, Андреевка, Антяровка, Базлово, Грибаново, Ендовищи, Ишеево, Кадомка, Камкино, Карга, Ключищи, Кочко-Пожарки, Красный Яр, Кузьминка, Семеновка, Татарское Маклаково, Трехозерки, Овечий Враг, Парша, Пица, Пошатово, Уразовка, Урга, Шубино.

Татарские села юго-востока современной Нижегородской области с 1780 года оказались под юрисдикцией симбирского наместника. До наших дней из них сохранилось 10: Актуково, Большое Рыбушкино, Красная Горка, Красный Остров, Малое Рыбушкино, Медяны, Ново-Мочалей, Петряксы, Старо-Мочалей, Чембилей.

В среднем татарские селения Нижегородского наместничества (в составе Сергачского, Княгининского, Васильского округов) в конце XVIII века насчитывали по 100–250 душ мужского пола⁵⁷. Таким образом, население большинства (более трех четвертей общего количества) мишарских деревень тогда было средненаселенным. И тем не менее их жители находили средства для возведения культовых сооружений и содержания священнослужителей. Утверждать так позволяет сопоставление данных о населении татарских деревень Нижегородского наместничества (см. табл. 11 и 12) со сведениями о наличии в них мечетей.

При анализе религиозной жизни рассматриваемых татарских деревень в конце XVIII века следует принять во внимание ряд обстоятельств. Как уже отмечалось в главе III, в описываемое время вполне обозначилась имущественная дифференциация среди населения тюркских деревень: сосуществуют зажиточные и бедные мишари. Коллективными усилиями они содержат храм и его служителей. Еще не настало время реализации отдельных инициатив отдельных очень богатых сельских татар по индивидуальному строительству «собственных» мечетей и водворения в них имамов, угодных меценатам. Учитывая, что в конце XVIII столетия в большинстве селений имелось по одной мечети (документально установленное исключение представляют две мечети Андреевки, наличествующие там в 1779 году⁵⁸, две в Семеновской в 1790 году⁵⁹ и две в Ключищах в 1798 году⁶⁰) и то, что они были возведены на средства всех прихожан, коллективно содержащих служителей культа, следует считать, что их мусульманские общины обладали достаточной внутренней самостоятельностью при принятии важных для них решений.

В 1790 году в 27 селениях Нижегородского наместничества насчитывалось 28 мечетей, где вели службу 4 муллы, 26 абызов (имамов), 22 азанчея. Общее число прихожан мужского пола исчислялось в 6697 душ⁶¹ (см. табл. 12).

Именно благодаря заботам абызов до нас дошли многие из «генеалогических древ» XVIII столетия и даже XVII века, помогающие восстановить родословные некоторых кланов. Во многом благодаря их стараниям современные жители татарских селений могут искать свои корни в прошлых столетиях.

Отметим, что уважение к минувшему и личностям прошлого всегда было и по сей день остается составной частью исламской культуры, носителями которой, среди прочих, выступают татары. Подтверждением тому является и отражение в татарском языке понятия, адекватного русскому, — «генеалогическое древо», а арабскому «шеджере». В татарском языке имеются даже три термина для указанного обозначения: «нэсел хаты» («родословная запись»), «нэсел агачы» («родословное древо») и «шеджере китабы» («родословная книга»).

В упомянутом ранее Словаре Дамаскина (1785 год) говорилось: "У татар магометанского исповедания есть абызы или духовные люди, которые разумеют на арабском языке и Алкоране и толкуют ево простому народу в учрежденные у них дни. Но из прочих татарских мирян, которые разумеют читать Алкоран, у сих нижегородских татар есть не только простого происхождения, но и от знатных фамилий — мурзы...«⁶².

Рассмотрение и анализ группы взаимосвязанных фактов, относящихся ко второй половине XVIII века, позволяют считать, что тогда под воздействием закономерных обстоятельств начинают меняться положение и место исламских священнослужителей в рамках их религиозных общин. Вышеизложенные материалы показывают, что XVIII век среди прочего породил в татарских поселениях рост земельного дефицита и имущественную дифференциацию. В связи с этим стали заметно возрастать потребность сельских татар в массе документов (подтвержденные «генеалогические древа», подобие метрик, заверенные купчие, поступные и дарственные бумаги и т. п.) и в активизации работы с властными инстанциями. Другими словами: в борьбе за выживание неграмотные или малограмотные мишари все чаще были вынуждены обращаться к представителям культа, способным написать и оформить прошение, выдать письменно заверенную справку, выписку из мечетских книг о смерти или рождении или, наконец, внятно изложить в устной форме суть желаний односельчанина, не владеющего русским языком.

Документы второй половины, чаще последней четверти, XVIII века начинают отражать факты подобного рода. Также согласно им удается установить, что многие мусульманские лидеры татарских сел были людьми состоятельными и влиятельными.

В их списке (собранном автором из разрозненных источников) фигурируют лица духовного звания из разных селений Курмышского, Алатырского, Арзамасского уездов 80–90-х годов XVIII века. Среди них абыз Абдусалим Сяпаев⁶³ и имам Кудармамет⁶⁴ из Рыбушкиной. Там же проживал абыз Калекай Байбордин, состоятельный человек, в 1785 году имевший земли не только в Рыбушкиной, но и в Овечьем Враге⁶⁵.

Абыз Рыбушкиной Салех Сулейманов оформлял массу документов, в частности, заверял родословные своих односельчан и татар из других селений — Биккулы Уразаева⁶⁶, Тохтара Сулейманова⁶⁷, Сяпука Исмаева⁶⁸, Ислана Аминова⁶⁹, Малита Камаева (Сафажай)⁷⁰.

Абыз Красного Острова Аит Резяпов сам выполнил арабской графикой собственное прошение в Курмышский суд о подтверждении прав на землю в 1799 году⁷¹. Тогда же он заверил родословную однодеревенцев Мендяя Нормаева⁷², Амина Бикбаева⁷³, новокрещена Моисея Федорова⁷⁴, Акая и Буркая Велишевых⁷⁵.

Аналогичные функции выполняли абыз Ключищ Тюкай Тохтаралеев⁷⁶ и мулла Медяны Салим Исламов⁷⁷, а также Сайман Абулов и Рахманкул Адюков из Коншаева Заулка⁷⁸.

Наиболее авторитетный и влиятельный имам Медяны Абдул Керим Салимов⁷⁹ постоянно участвовал в оформлении документов: купчих, поступных и пр., а также составлении родословных многим просящим об этом: например, старомочалеевцам Алембику Якупову⁸⁰, Букаю Бекметьеву сыну Мустафину⁸¹, Байтимеру Исмаеву ⁸², Уразаю Елдомиреву⁸³, медянцу Сеиму Сеитову⁸⁴, рыбушкинцу Махмуту Максутову⁸⁵. В 1799 году неоднократно им была "надпись учинена по сходствию поколенной росписи на рукоприкладством вместо просителя..."⁸⁶. Отметим также, что имам А. К. Салимов из Медяны уже с 80-х годов скупал земли в ближайшей округе и далеко за пределами Нижегородского края⁸⁷. Только сохранившиеся свидетельства двух его земельных покупок в 1788 и 1799 годах показывают, что за два приобретенных участка он заплатил около 200 рублей — весьма большую сумму по тем временам⁸⁸.

Изложенные факты подтверждают: заметными стали не только рост авторитета и влияния сельских имамов на религиозные настроения односельчан, но и их возможности гражданского представительства. В какой-то степени служители культа татарских общин все чаще принимали на себя выполнение задач бюрократического характера, что давало им дополнительные средства существования.

Другим результатом их деятельности, как учителей и просветителей, стало увеличение числа грамотных людей на селе, о которых начинают упоминать материалы архивов. Так, например, делопроизводство конца XVIII века приводит имена ряда лиц — не священнослужителей, способных оформлять документы. Среди них, например, Бюркай Баишев⁸⁹ и Бурхан Исмаилов из Медяны⁹⁰.

Укрепляя мусульманское вероучение в сознании паствы и противодействуя политике крещенства, имамы второй половины XVIII века стали обращать все большее внимание на создание учебных заведений при мечетях. Это было весьма актуальным в рассматриваемых условиях. Одним из самых старейших мектебе в Нижегородской губернии являлось овечьевражское. Свое начало оно берет с последней четверти XVIII века⁹¹. В конце века в нем обучалось 85 мальчиков⁹². Со временем будут расти его авторитет и известность не только на Нижегородчине, но и за ее пределами. В 1767 году в Новых Мочалеях при мечети, которая будет развиваться как первая соборная, возникает мектебе. И там же на рубеже столетий (1800 год) начинает свою работу еще одно мектебе при будущей третьей мечети⁹³. Не позднее 1797 года начало функционировать мектебе в Ключищах, где под руководством имама и мударриса Хамита Бигилдина обучалось 80 мальчиков⁹⁴. Так в стенах мектебе закладывались основы для формирования массы своих, местных, достаточно грамотных священнослужителей.

В самом Нижнем Новгороде исламские сообщества к XVIII веку, по-видимому, исчезли. Дело в том, что еще в 1635 году его служилые татары вместе с другими служилыми иноземцами были переведены из Нижнего в Сибирь для усиления крепостей Тобольск и Тара⁹⁵. Отсутствие татар свидетельствовал и Корнелий де Бруин, посетивший город в мае 1703 года, подчеркнувший, что "Нижний населен только русскими и татар более в нем не видно«⁹⁶.

Подводя промежуточный итог изложенному, автор позволил себе следующие обобщения. На протяжении XVIII века мусульманские общины татарских селений Нижегородчины пережили ряд важных моментов своей истории, в их среде произошли некоторые изменения; получили развитие некоторые новации.

Поднятая еще Петром I волна обращения в православие получила мощный импульс в елизаветинские времена, точнее в 1740–1764 годах. Для бывших служилых татар Нижегородчины, перешедших с начала XVIII века в разряд лашманов (по сути, ставших крестьянами) стало невозможным пополнить ряды российской элиты (дворянства) через принятие христианства. Таким образом, православная проповедь чаще находила себе последователей среди тех, нередко криминальных или нищенствующих, элементов, что в смене религиозных убеждений искали спасения от наказаний или крайней нужды, которая с XVIII столетия все более охватывала татар-земледельцев.

В Нижегородском крае процесс обращения в христианство татар сочетал в себе как мягкие, так и жесткие формы давления на религиозное сознание мусульман. Эта четверть века включила в себя довольно активное сопротивление миссионерскому натиску со стороны самой массы последователей Мухаммада и их духовных предводителей. Обострение экономической ситуации в татарских деревнях и селах к середине XVIII столетия (рост земельного дефицита), носившее антихристианский характер, восстание Батырши (1755), вовлечение татар-мусульман в события пугачевского бунта (1773–1775) и ряд других обстоятельств заставили правительство приостановить активное наступление на исламскую конфессию. Это породило серию указов второй половины 60-х — начала 80-х годов. Следствием стало заметное ослабление православной проповеди среди мусульман рассматриваемых нами уездов. Данное заявление подтверждается сетованиями и жалобами на неудачи в христианизации татар в период с 40-х по 80-е годы со стороны деятелей православной церкви разного ранга, включая архиепископа Нижегородского и Алатырского Дамаскина.

Согласно статистике конца XVIII века, в 1794 году среди 5246 татар-мужчин Сергачского уезда имелось лишь 128 новокрещен⁹⁷, то есть число перешедших в православие немногим превышало 2%.

В борьбе с крещенской политикой имамы в определенной степени способствовали не только укреплению мусульманского вероисповедания, но и в значительной мере сохранению этнических традиций, обрядов, родного языка. То есть служители культа вносили собственную лепту в существование и развитие оригинальных черт начавшей формироваться татарской нации. В этом смысле они сыграли позитивную роль.

Также положительно следует оценить позицию религиозных предстоятелей — сельских абызов и имамов в деле просвещения, образования, пропаганды духовно-нравственных ценностей, заложенных в Коране. Источниковые материалы отражают их участие в защите имущественных интересов односельчан и жителей соседних деревень. В каком-то смысле они начинали выполнять функции посредников между татарскими сельскими общинами и русскими представителями уездных администраций.

Доля заслуги принадлежит им в удержании своей паствы от мятежных событий того столетия.

Наличие преимущественно одного исламского храма в селах, кроме прочего, свидетельствовало о внутренней самостоятельности мусульманской общины, неподчиненности ее какому-то одному сельскому богачу, о наличии которых говорилось в главе III. Это дает основание видеть некоторые элементы демократизма в жизни исламских приходов изучаемого региона. Служители культа не были «карманными» имамами при одном или группе меценатов. В первой половине XVIII века имамы и абызы мало выделялись на общем фоне своих односельчан-единоверцев. Их отличие, согласно исламским требованиям, было связано с большей религиозной и общей образованностью, благочестием, безупречностью поведения в собственном быту и среди соседей.

К концу XVIII века стал заметен рост авторитета и влияния имамов на социальную жизнь общин. Помимо их личностных качеств, известную роль в этом сыграли объективные обстоятельства, связанные с экономическими изменениями в существовании мишарей. Звание имама и абыза становилось почетным не только с духовно-нравственной точки зрения, но и престижной должностью в смысле бытовой жизнеустроенности. Документы и материалы, относящиеся к событиям следующего XIX столетия, отражали рост числа претендентов на ношение чапана — внешнего атрибута духовного лица. Начало этому процессу следует искать в описанных событиях последней четверти XVIII века.

Жизнедеятельность исламских общин в самом Нижнем Новгороде по документальным материалам того времени не прослеживается.