Д. Н. Денисов
старший преподаватель Института управления Оренбургского государственного аграрного университета,
кандидат исторических наук

Биография муфтия Габдессаляма Габдрахимова
в свете новых исторических источников

Будущий второй муфтий Магометанского Духовного Собрания Габдессалям бин Габдеррахим бин Габдеррахман бин Мухаммет аль-Габдери родился в 1765 г. в семье тептярей деревни Абдрахмановой Бугульминской округи Оренбургской губернии. Высшее религиозное образование получил в медресе Ибрагима Худжаши (? –1825) при 1-й соборной мечети г. Казани и в Каргале у мударисов Габбаса бин Габдеррашида аль-Кушери и Габдрахмана бин Мухаммадшарифа аль-Кирмани (1743 – 1826).

С подачи башкирского исследователя Д. Д. Азаматова в исторической науке утвердилось ошибочное мнение о том, что Габдессалям Габдрахимов с 1799 г. был имамом Оренбургской соборной мечети, в 1802 г. отрешен от должности за преждевременное проведение праздничного богослужения по личному представлению муфтия Мухаммеджана Хусаинова, а в 1805 г. восстановлен в ней с присвоением звания ахуна. На своем посту он, якобы, неоднократно выполнял дипломатические и разведывательные поручения российского правительства в Казахстане и Средней Азии[1]. Эти факты общепризнанны и нашли свое отражение даже в энциклопедических справочных изданиях[2]. А между тем, они не соответствуют действительности и являются результатом поспешных выводов на основе поверхностного изучения исторических источников.

Дело в том, что до 1805 г. в Оренбурге вообще не было соборной мечети. Хотя мусульмане играли определяющую, доминирующую роль в торговле на оренбургском Меновом дворе, постоянное мусульманское население самого города вплоть до конца XVIII столетия было весьма незначительным. Торговцы не спешили селиться на новом, не обустроенном месте, предпочитая вести разовые, сезонные операции. Основной поток татарских переселенцев оттягивал на себя расположенный поблизости Сеитовский посад (Каргала), проживание в котором обеспечивало возможность заниматься не только приграничной торговлей, но и сельским хозяйством на обширных пространствах плодородных земель, в комфортной культурной и языковой среде, в окружении единоверцев. По указу императрицы Екатерины II от 8 июля 1782 г. за городской чертой на оренбургском Меновом дворе в 1785 г. была построена за государственный счет каменная мечеть. Однако она была предназначена для удовлетворения духовных потребностей приезжих мусульманских торговцев в период проведения ярмарки и не имела постоянного прихода. Только в 80 – 90-е годы XVIII века в Оренбурге постепенно начинает складываться немногочисленная мусульманская община из числа постоянных жителей: выходцев из среднеазиатских государств и первых татарских купцов. При перепланировке 1786 г. для «азиатцев» был даже предусмотрен отдельный квартал к западу от пересекающей весь город Большой ул. (ныне ул. Советская). По повелению императрицы Анны Иоанновны от 1 мая 1734 г. в Оренбурге было запрещено строительство неправославных храмов, как сказано в ней: «дабы не допускать умаления нашей святыя кафолическия веры». Поэтому первые оренбургские мусульмане были вынуждены подвергаться опасности, посещая Меновнинскую мечеть, расположенную на степной стороне, за Уралом, или даже ездить в Сеитовский посад, отстоящий от города на 18 верст.

Архивные документы свидетельствуют о том, что по предложению оренбургского военного губернатора Н. Н. Бахметьева от 10 сентября 1799 г. «из уважения к настоянию живущих» в Оренбурге «азиатцев и многих магометанского закона при должностях находящихся чиновников и купечества» журнальным постановлением от 17 сентября 1799 г. Оренбургское Губернское Правление утвердило избранного местной общиной Габдессаляма Габдрахимова в должности городового муллы без мечети «для исправления по закону магометанскому треб и для обучения малолетних детей»[3]. На это обстоятельство особо указывал сам муфтий Мухаммеджан Хусаинов. Добиваясь отрешения имама от должности за преждевременное проведение праздничного богослужения, он писал, что Габдессалям Габдрахимов был определен муллой не к конкретному храму, а для совершения частных религиозных обрядов (наречения имени, бракосочетания, погребения умерших) и обучения детей мусульман, постоянно проживавших в городе Оренбурге, а потому вообще не имел права совершать соборные богослужения[4]. Такая ситуация является достаточно редкой, но вовсе не уникальной в правовой практике Российской империи. В частности, городские муллы назначались администрацией при отсутствии соборной мечети в Челябинске, Самаре, Бугуруслане[5] и других населенных пунктах, где численность общины не дотягивала до установленного законодательством минимального норматива в 200 душ мужского пола, необходимого для образования самостоятельного прихода, но ощущалась острая потребность в таком духовном лице, в том числе со стороны самих государственных органов для привода мусульман к присяге во время рекрутских наборов, предварительного следствия, суда и т. д.

Хотя муфтий Мухаммеджан Хусаинов в свое время лично засвидетельствовал способности Габдессаляма Габдрахимова исполнять обязанности имама «при случае требования во второй тептярский полк», он не ожидал, что на этом основании губернские власти назначат его муллой Оренбурга, где в это время находилась резиденция Магометанского Духовного Собрания. Появление самостоятельного лидера во главе местной мусульманской общины, к тому же определенного помимо воли муфтия, без учета его мнения, подрывало позиции высшего духовного лица в губернском городе, имевшем ключевое значение. В этих условиях любая попытка нового муллы проводить собственную независимую линию должна была неизбежно привести к конфликту между двумя незаурядными и амбициозными личностями. Поводом к нему послужил вопрос о толковании норм шариата относительно определения времени начала и окончания мусульманского поста.

В 1802 г. в присутствие Духовного Собрания явились бухарские посланники, которые на обратном пути из Санкт-Петербурга вблизи Нижнего Новгорода стали свидетелями новолуния, знаменующего начало священного месяца Рамадан, о чем они и сообщили высшему духовному начальству. Однако на широте города Оренбурга из-за пасмурной погоды в это время нельзя было наблюдать молодой месяц, и мусульмане стали поститься на один день позже. Муфтий отказался принять свидетельство бухарских посланников и заявил, что в соответствии с нормами шариата оно учитывается только в том случае, если между двумя населенными пунктами расстояние составляет не более 24 фарсахов, тогда как Оренбург отстоит от Нижнего Новгорода гораздо дальше. Поэтому Мухаммеджан Хусаинов назначил проведение богослужения по случаю окончания поста и праздника Ураза-байрам на 25 января 1802 г. Объявление единой даты празднования стало продолжением политики муфтия, направленной на укрепление вертикали власти, централизацию управления, поскольку прежде мусульманские общины самостоятельно решали такие вопросы на основе мнения местных знатоков шариата. В отличие от муфтия, оренбургский мулла Габдессалям Габдрахимов принял свидетельство бухарских посланников, заручившись поддержкой двух членов Магометанского Духовного Собрания, Фейзуллы Адилева и Сейфуллы Муртазина. Более того, он запросил заключения авторитетных богословов Сеитовского посада, которые не только подтвердили его точку зрения, но и в соответствии со сложившейся многолетней практикой разослали на места по всему уезду предписания о проведении праздничного богослужения на день раньше. Отметим добросовестность Габдессаляма Габдрахимова, который дополнительно сверил дату новолуния по российскому календарю. «С общего народного согласия» проживающих в Оренбурге мусульман он и устроил праздничную службу не 25 января, как было указано муфтием, а 24-го.

Мухаммеджан Хусаинов расценил этот поступок как самоуправство, нарушение субординации, проявление местного сепаратизма, которое ставило под сомнение его статус высшего духовного лица, власть и авторитет среди мусульманского населения. Примечательно, что он сравнил Габдессаляма Габдрахимова со своим давним противником Хабибуллой Хусаиновым, добивавшимся создания неподконтрольного муфтию регионального духовного управления мусульман в Саратовской губернии[6]. По представлению своего председателя Магометанское Духовное Собрание 16 сентября 1803 г. постановило отрешить Габдессаляма Габдрахимова от должности муллы города Оренбурга и просить гражданские власти о высылке его в прежнее место жительства с оставлением в «первобытном» тептярском состоянии. За использование же российского календаря он был назван «богоотступником, неповинующимся изящному Корану».

В научной литературе увольнение Габдрахимова признано свершившимся фактом. Однако по законодательству Российской империи Магометанское Духовное Собрание не имело права самостоятельно увольнять мусульманских священнослужителей. Его решения об этом должны были приводиться в исполнение губернскими правлениями, которые, тем самым, приобретали контрольно-надзорные функции. Тщательно изучив обстоятельства дела, Оренбургское Губернское Правление своим указом от 27 октября 1804 г. отказалось отрешить Габдессаляма Габдрахимова от должности. Оно не только приняло все его аргументы и признало обоснованность поведения, но и отметило целый ряд формальных нарушений, допущенных Духовным Собранием при вынесении постановления. Решение об увольнении было подписано только одним казием, поскольку сам муфтий и двое оппозиционно настроенных к нему заседателей устранились от участия в рассмотрении дела как заинтересованные лица. Оно не было скреплено секретарем Собрания, который в это время находился в командировке. Наконец, в тексте постановления «писцовою ошибкою» был указан другой месяц. Очевидно, и само определение было сфальсифицировано, так как при существующем раскладе сил в Духовном Собрании муфтий не мог добиться желаемого результата. Таким образом, ни юридически, ни фактически Габдессалям Габдрахимов не был отрешен от должности городского муллы, а продолжал исполнять ее до 1805 г., когда был утвержден ахуном Оренбургской соборной мечети.

Впрочем, и сами губернские власти отнюдь не были искренними поборниками истины и соблюдения буквы закона. Из-за авторитарного стиля руководства, постоянного стремления муфтия проводить самостоятельную, неподконтрольную политику, расширить свои полномочия у него сложились напряженные отношения с местной администрацией. Поэтому губернские власти искусственно создавали ему противовес в лице оренбургского муллы Габдессаляма Габдрахимова. Они безоговорочно поддерживали своего протеже во всех конфликтах с муфтием, продвигали и опекали его, постоянно подчеркивали заслуги и поощряли наградами. Примечательно, что на представлении Мухаммеджана Хусаинова об увольнении городского муллы рукой губернатора была сделана пометка о необходимости вести это «дело умно и осторожно»[7], то есть защитить своего ставленника, не давая муфтию формальных поводов к жалобам. Вся логика последующих событий подтверждает предвзятое отношение региональных властей.

Вслед за утверждением Габдессаляма Габдрахимова оренбургским муллой еще в 1800 г. инициативная группа во главе с дочерью казахского хана Нурали Тайкарой-ханум подала прошение о сооружении первого мусульманского храма непосредственно в самом городе. По именному указу императора Александра I от 6 мая 1802 г. оренбургскому военному губернатору Н. Н. Бахметеву было поручено построить мечеть «в ободрение жительствующих в Оренбурге и по торговому промыслу приезжающих туда ж в немалом числе разных магометанского звания народов»[8]. Каменное здание храма было завершено в октябре 1804 г. и обошлось государственной казне в 6236 руб. 45 коп.[9].

Еще в июне 1804 г. казахский хан Малой орды Айчувак просил губернатора о назначении Габдессаляма Габдрахимова ахуном Оренбургской соборной мечети, но рассмотрение этого вопроса было приостановлено до вынесения решения по жалобе муфтия. После окончания строительства борьба за контроль над этим важным приходом развернулась в полную силу. 9 декабря 1804 г. Габдессалям Габдрахимов от лица оренбургских мусульман обратился к губернатору Г. С. Волконскому с просьбой допустить его в построенную мечеть для отправления богослужений[10]. Однако, получив сообщение Оренбургского Губернского Правления о готовности здания, в январе 1805 г. в город поспешил прибыть муфтий Мухаммеджан Хусаинов, который планировал на собрании местной общины лично провести «Всевышнему Богу торжественное соборное богослужение, а о здравии Его Императорского Величества и всего Августейшего дома молебствие»[11]. Во время церемонии открытия мечети между муфтием и городским муллой вспыхнула словесная перепалка. Прихожане встали на сторону своего опального лидера, и Мухаммеджан Хусаинов был вынужден спешно ретироваться. Тем не менее, он самостоятельно назначил в мечеть временно исполняющим обязанности имама жителя Сеитовского посада Мухаммета Музафарова, избранного на этот пост бухарской общиной города, а также необходимый штат служителей: азанчея, истопника и сторожа, получив на это, якобы, устное согласие губернатора. 1 февраля 1805 г. его порученцы Абдулкарим и Адильша пришли в Оренбургскую соборную мечеть и, не выпуская собравшихся с утренней молитвы, объявили о том, что мулла Габдессалям Габдрахимов отрешен от должности, а на его место определен впредь до указа другой человек. Ставленник муфтия не пользовался поддержкой среди прихожан и не смог удержаться на этом посту. Сразу после отъезда Мухаммеджана Хусаинова из Оренбурга в мечеть явился чиновник пограничной таможни титулярный советник Бекчурин, который выставил Музафарова и вернул на место городского муллу Габдессаляма Габдрахимова. При этом он, якобы, действовал по согласию с другим влиятельным прихожанином, надворным советником Нурмухамметом Абзелиловым, и даже выполнял приказание самого губернатора. Возмущенный таким поворотом событий 15 февраля 1805 г. муфтий отправил гневное письмо Г. С. Волконскому, в котором просил восстановить должное уважение мусульман к нему, «яко к первосвященной духовной особе», и защитить его от причиненных обид[12]. Губернатор заявил, что по докладу муфтия действительно разрешил ему подобрать временный штат служителей для Оренбургской соборной мечети, но не давал своего согласия ни на удаление муллы Габдессалям Габдрахимова, ни на определение новых чинов без испытания в Духовном Собрании и утверждения Губернским Правлением в установленном законом порядке. От чиновников Бекчурина и Абзелилова были взяты письменные объяснения, причем они категорически отрицали свое участие в замене приходского муллы. Им поверили на слово, и никакого дополнительного расследования, опроса других свидетелей не проводилось. Между тем, 15 февраля 1805 г. мусульманская община города, «живущие в Оренбурге чиновники, купцы и на время приезжающие сюда разного звания магометанского закона люди» подали ходатайство об оставлении Габдессаляма Габдрахимова муллой соборной мечети. 15 мая Г. С. Волконский передал его на рассмотрение Губернского Правления и предписал «учинить … согласное с законами постановление»[13]. Указом ОГП от 8 августа 1805 г. № 15569 Духовному Собранию было поручено испытать Габдессаляма Габдрахимова в знании правил мусульманской религии. Оно было вынуждено подчиниться и журнальным постановлением от 12 августа 1805 г. по результатам экзамена признало его достойным быть имамом, мударисом и ахуном[14]. На этом основании 14 августа Губернское Правление утвердило Габдессаляма Габдрахимова в указанных званиях к Оренбургской соборной мечети. Таким образом, благодаря административному ресурсу региональные власти все-таки продавили назначение своего кандидата на эту ключевую должность.

13 декабря 1805 г. за № 4683 оренбургский военный губернатор князь Г. С. Волконский просил министра внутренних дел исходатайствовать ежегодное государственное содержание в размере 150 руб. серебром Габдессаляму Габдрахимову и всем «будущим при мечети Оренбургской ахунам, кто бы в сем звании не был …, ибо здесь при наших церквах все священнослужители пользуются окладным из казны жалованием»[15]. По высочайшему повелению императора от 13 марта 1806 г. эта просьба была удовлетворена[16]. В августе 1819 г. на основании распоряжения оренбургского военного губернатора П. К. Эссена Габдрахимову был увеличен размер жалованья до 300 руб. серебром в год за счет местных сумм[17].

В научной литературе утверждается, что на своем посту оренбургский ахун Габдессалям Габдрахимов неоднократно выполнял дипломатические и разведывательные поручения российского правительства в Казахстане и Средней Азии. На самом деле, это серьезное преувеличение. Он действительно постоянно привлекался губернскими присутственными местами к осуществлению различных задач, но занимался только приводом мусульман к присяге на верность службы, увещеванием преступников, а также переводом дипломатической переписки в Оренбургской Пограничной Комиссии с арабского и персидского языков на татарский[18]. Российские власти высоко ценили его услуги, за которые он неоднократно получал различные поощрения: был отмечен многочисленными похвальными аттестатами, в феврале 1814 г. награжден золотой медалью с надписью «За усердие» на Анненской ленте, в июле 1817 г. освобожден от уплаты податей и всех повинностей, в январе 1820 г. премирован 100 руб., а в апреле 1824 г. награжден золотыми часами стоимостью в 500 руб.[19]. В 1823 – 1824 гг. Габдессалям Габдрахимов состоял членом комиссии по решению «ордынских» дел под председательством казахского хана Ширгазы Айчувакова, где «прилагал особенное свое попечение о внушении Киргизским членам оной обязанностей, на них возложенных, и наклонении их к действию сообразно правил, от Правительства постановленных»[20]. Тем не менее, в документах Государственного архива Оренбургской области нет никаких упоминаний о том, что он когда-либо выезжал в казахские степи, а тем более, в Среднюю Азию с дипломатическими или разведывательными миссиями.

За государственными заботами имам не забывал и о нуждах своего прихода. Со времени его утверждения городским муллой в 1799 г. Габдессалям Габдрахимов открыл в собственном доме мусульманское училище, где в 1810 г. обучались «закону магометанскому и грамоте писать и читать» уже 15 мальчиков и 12 девочек из числа проживающих в Оренбурге татар, бухарцев, хивинцев и ташкентцев[21]. На воспитание к нему посылали своих детей и казахские старшины, что способствовало его тесному сближению с национальной элитой, установлению между ними доверительных и теплых отношений[22]. В 1824 г. по просьбе ахуна Габдессаляма Габдрахимова был проведен текущий ремонт городской соборной мечети: переложены две печи, оштукатурены и покрашены стены и потолки, заново перекрыта крыша, давшая течь, исправлена ограда и заменены ворота. При этом общие затраты Оренбургской Пограничной Комиссии составили 800 руб.[23].

Своей лояльностью, ответственным выполнением различных заданий Габдессалям Габдрахимов завоевал полное доверие и большой авторитет у губернских властей. Неудивительно, что после смерти Мухаммеджана Хусаинова, последовавшей 17 июля 1824 г., оренбургский военный губернатор П. К. Эссен предложил назначить на высшую духовную должность хорошо известного ему ахуна Оренбургской городской мечети, который «по отличному познанию им восточных языков и правил Веры Магометанского Закона … приобрел к себе от магометан, в здешнем крае обитающих, паче от степных Киргиз-Кайсаков, уважение, так и по усердию его, к Правительству выказанному по многим ему поручениям»[24]. Однако в сентябре 1824 г. казанское духовенство выдвинуло альтернативным кандидатом старшего ахуна своего города Абдулсаттара Сагитова. Сильным аргументом в его пользу было то, что в отличие от Габдрахимова он на протяжении 19 лет постигал богословские науки и восточные языки в Бухаре, которая воспринималась татарским и башкирским населением как средоточие мусульманской учености. К тому же, Абдулсаттар Сагитов 2 года был реисом и 4 года муфтием в узбекском городе Гиждуване. Несмотря на это, оренбургским властям удалось дискредитировать его в глазах российского правительства. Был поднят протокол допроса Абдулсаттара Сагитова, проведенного Оренбургской Пограничной Комиссией в октябре 1806 г., из которого следовало, что он бежал в Бухару, «отбывая от рекрутской повинности», и вернулся в Россию только после объявления амнистии по Высочайшему манифесту от 5 мая 1799 г. Свою лепту внесли и раздоры среди казанского духовенства. Некоторые ахуны заявили, что Сагитов «в науках не просвещен, правил магометанского закона не знает, предан разным прихотям, пьянству и замечен в неправильном расторжении магометанских супружеств»[25]. Желая придать дополнительный вес своему представлению, оренбургский губернатор даже обратился к авторитетному мусульманскому духовенству Сеитовского посада и предложил выбрать из двух кандидатов наиболее достойного. Разумеется, местные священнослужители отозвались о Сагитове «незнанием, но все они … единогласно удостоверили, что к заступлению места муфтия никто не может быть достойнее оренбургского ахуна Габдессаляма Габдрахимова, который ознаменовал себя похвальным поведением, справедливостию, человеколюбием, кротким нравом, познанием разных восточных языков и сведениями в правилах и установлениях магометанского закона»[26]. Как следствие, указом императора от 30 сентября 1825 г. он был утвержден муфтием. Отдавая должное поддержке местного духовенства, Габдессалям Габдрахимов особо выговорил у губернатора право взять с собой в Уфу старшего ахуна Сеитовского посада Надыра Абдулвагапова, который 15 февраля 1826 г. привел его к присяге на верность службы в здании Оренбургского Губернского Правления. И в тот же день губернский прокурор Горбовский ввел нового муфтия в присутствие Магометанского Духовного Собрания[27].


Примечания:

1 Азаматов, Д. Д. Оренбургское магометанское духовное собрание в конце XVIII – XX вв. / Д. Д. Азаматов // Ватандаш. – 1997. – № 5. С. 166-182.

2 Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. Выпуск 1. – М.: Издательская фирма “Восточная литература” РАН, 1998. – С. 27; Ислам на Европейском Востоке: Энциклопедический словарь. – Казань: Магариф, 2004. – С. 67; Татарская энциклопедия: В 5 т. / Гл. ред. М. Х. Хасанов, ответ. ред. Г. С. Сабирзянов. – Казань: Институт Татарской энциклопедии АН РТ, 2005. – Т. 2: Г-Й. – С. 7; Башкирская энциклопедия. В 7 т. / Гл. редактор М. А. Ильгамов. Т. 2: В-Ж. – Уфа: Башкирская энциклопедия, 2006. – С. 176.

3 Государственный архив Оренбургской области (ГАОО). Ф. 6. Оп. 2. Д. 1090. Л. 8-15об; Оп. 3. Д. 3006. Л. 1.

4 ГАОО. Ф. 6. Оп. 2. Д. 1090. Л. 8-15об.

5 Гибадуллина, Э. М. Мусульманские приходы в Самарской губернии во второй половине XIX – начале XX вв. / Отв. ред. Д. В. Мухетдинов. – Н. Новгород: ИД “Медина”, 2008. – С. 153, 170-171.

6 ГАОО. Ф. 6. Оп. 2. Д. 1090. Л. 1-1об.

7 Там же. Л. 2.

8 ГАОО. Ф. 6. Оп. 2. Д. 763/31. Л. 2-2об.

9 ГАОО. Ф. 6. Оп. 7. Д. 14. Л. 22.

10 ГАОО. Ф. 6. Оп. 2. Д. 1090. Л. 7, 16-16об, 18-18об.

11 ГАОО. Ф. 6. Оп. 7. Д. 14. Л. 33.

12 ГАОО. Ф. 6. Оп. 2. Д. 1090. Л. 20-21об.

13 ГАОО. Ф. 6. Оп. 2. Д. 1090. Л. 24, 31-36.

14 ГАОО. Ф. 6. Оп. 4. Д. 8668. Л. 23-24об.

15 ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 242а. Л. 5-5об.

16 ГАОО. Ф. 6. Оп. 3. Д. 3066. Л. 1-2.

17 ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 2471. Л. 2.

18 ГАОО. Ф. 6. Оп. 3. Д. 3066. Л. 1-2; Оп. 10. Д. 2376. Л. 2; Д. 2471. Л. 1-2.

19 ГАОО. Ф. 6. Оп. 4. Д. 8688. Л. 8-9об.

20 ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 2471. Л. 6-7.

21 Национальный архив Республики Татарстан (НА РТ). Ф. 92. Оп. 1. Д. 386. Л. 13.

22 ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 61. Л. 2-2об.

23 ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 3163. Л. 1-9.

24 ГАОО. Ф. 6. Оп. 4. Д. 8688. Л. 8-9об.

25 Там же. Л. 11-15, 33-38об, 57, 60-62об.

26 ГАОО. Ф. 6. Оп. 6. Д.11640. Л. 3об.

27 ГАОО. Ф. 6. Оп. 4. Д. 8688. Л. 82-83об; Д. 8996. Л. 16-17об.