Б. Б. Аминов
заведующий отделом Центра новой истории Узбекистана при Академии государственного и общественного строительства при Президенте Республики Узбекистан

Марǒҝйа в погребальной
эпиграфики Мавараннахра

Эпиграфика – одна из вспомогательных исторических дисциплин, изучает надписи. Роль и значение эпиграфики в изучении мусульманских памятников огромны. Одно из направлений этой дисциплины – погребальная эпиграфика, представляет важные исторические источники – надгробные надписи. Большое количество таких памятников расположено в культовых центрах исторической области мусульманского Востока – Мавараннахре, занимавшей более половины территории современного Узбекистана. Мусульманскую погребальную эпиграфику Мавараннахра, невозможно представить без особого жанра элегий – марǒҝй, встречающихся почти на всех надписях надгробных плит.

Среднеазиатские пышно украшенные намогильные плиты, с текстами марǒҝй, где присутствовало имя усопшего и хронограмма смерти, привлекали внимание специалистов-востоковедов, так как их содержание и смысл позволяли реконструировать уже исторический контекст¹. Ученые, исследуя надписи намогильных камней, обращали также внимание на художественную ценность эпитафий, свидетельствовавших о духовной культуре Средней Азии XV – XIX веков.

مرثیة (марǒҝйа, марǒҝйат, риǒа) с арабского – «погребальный плач» или «погребальное пение»². Восходит к арабо-исламским традициям или древнесемитским, по другим версиям имеет древнеиранские корни. По шиитской традиции появление этого жанра связывают с убийством неприятелями имама ал-Ңусайна, т.е. этот жанр возникает как отзыв на трагические события, имевшие место в Карбале³.

Марǒҝйа – особый жанр мусульманской средневековой поэзии, лирическая посмертная элегия духовного характера, способ передачи посредством стихосложения глубоких чувств скорби и утраты о смерти уважаемого и достойного члена семьи, общества или государства⁴.

В мусульманских элегиях, наряду с чувствами печали, покаянием за грехи, значительное место занимает и понятие о мире, предопределении судьбы, размышление о переходе души человека от бренного в иной мир. Автор погребальных стихов, как правило, обращается к коранической традиции, к хадҝǒу и к суфийскому мировоззрению.

Источники погребальной поэзии хорошо представлены эпитафиями XV – XIX вв., найденными на территории Кашкадарьинской области одного из регионов былого Мавараннахра, в ходе многочисленных экспедиций, организованных автором статьи в течение десяти лет. Собранный богатый материал позволяет проследить распространение и хронологию, роль и культурное значение поминальной поэзии, а также, во-первых, дополняет новыми данными историю этого малоизученного мусульманского региона, во-вторых, обогащает знаниями о поэзии Средней Азии и мусульманского Востока.

Культовые объекты находятся в разных пунктах и центрах области Кашкадарья. Сюда входят мазары, мавзолеи, ханака (суфийская обитель), старые кладбища большой и средней величины, архитектурно-мемориальные комплексы. Значительное место занимают бывшие суфийские центры, превратившиеся после захоронения наставников в места поклонения культу святых. Предгорные и горные районы восточной части области представляют суфийские центры ордена ишұҝйа (Катта Лянгар в Камашинском районе, Иски Лянгар в Чиракчинском районе, Кийам шайх в Шахрисабзском районе), центры наұшбандҝйа (Хводжа Имканаги в Китабском районе). Отдельные культовые сооружения и кладбища, связанные с потомками Пророка – саййидами, расположены в районе Касби (Султан Мир Хайдар) и в Шахрисабзе (Гумбаз-и Саййидан). В комплексе Султан Мир Хайдар похоронены саййиды хусайнҝйа или представители семьи известного Саййида Барака, наставника Амира Тимура. В Шахрисабзе находится мавзолей термезских саййидов с намогильными плитами с высеченными на них надписями, посвященными этому дому. Некоторые объекты связаны с этническими группами, например, мазар Хазрат-и Башир (Китабский район), Чукмазар ата (Шахрисабзский район) и Гумбаз-и Саййидан считаются местами захоронения известного рода барлас. Мусафир ата (Гузарский район) является кладбищем, где похоронены представители одного из крупных родов – каучин.

С 1990-х по 2000 гг. были зафиксированы и исследованы эпитафии следующих кладбищ и мест поклонения культу святых:

Чандирак джар (Чиракчинский район), Каучин (Бешкентский район), Пудина (Касанский район), Огланджан ата (Камашинский район), Акташ ата (поселка Яккабаг), Хводжа Илгар (Яккабагский район), Тезаб ата (Яккабагский район), кладбище города Касан, Вадрук (Шахрисабзский район), Пиркутан (Яккабагский район), Аммаган (Шахрисабзский район), Падаятак (Китабский район).

Многолетняя работа над эпиграфическими памятниками области Кашкадарьи доставила значительное количество образцов стихов поминального характера, написанных на персидско-таджикском языке. Среди стихотворений имеются также часто повторяемые, стандартные, встречающиеся на многих намогильных плитах других регионов Узбекистана. Это облегчает работу по восстановлению подлинного текста, потому что под влиянием внешних климатических условий, оригинальные надписи теряют свой первоначальный облик, становятся плохо читаемыми, что приводит к исчезновению ценных исторических и поэтических источников. В процессе изучения эпиграфических памятников Кашкадарьи к ним были прибавлены в качестве аналогии эпитафии, собранные также на территории соседнего города Самарканда и самаркандской области, с целью реконструкции подлинных текстов надгробий. Сопоставительный анализ каллиграфического стиля, элементов декора, форм намогильных плит помогает выявлять влияние самаркандской школы резания на камне, известной в среднеазиатском регионе по искусству резьбы по камню в регионе Кашкадарья. В статье рассматриваются некоторые образцы кашкадарьинской эпиграфики.

Стихотворные тексты погребального жанра, высекались специальными инструментами для резания мастерами-сангтарошами, на плоской и гладкой хорошо обработанной поверхности камня. В качестве материала выбирали мелкозернистую каменную породу из гранита, удобную для обработки и ваяния. Месторождения этой породы найдены на территории Мавараннахра, предположительно начиная с эпохи Амира Тимура и тимуридов, и использовались специально для каменных надгробий и строительства.

Тексты марǒҝи высекали красивой и изящной резьбой, используя особые стили арабского письма – ǒулǒҝ и насңи. Своеобразный почерк арабских письмен, формы намогильных плит, сходные с сундуком или колыбелью, местонахождение на мазаре, на кладбище или в мемориально-архитектурном комплексе увеличивали духовную силу памятника в восприятии почитателей культа святых.

Во многих случаях тексты стихотворений располагались на боковых плоскостях намогильных плит. Иногда они встречаются на верхней площади обработанного камня. Количество строк и фраз на плите зависело от размещения их на занимаемой площади или плоскости камней. Отдельные марǒҝи и строки поэтических произведений были помещены в удлиненных восьмигранных или шестигранных картушах. Можно встретить марǒҝи, также расположенные на отдельных торцах, в виде тā ‘рҝңа, то есть хронограммы. На стелах, исходя из формы и плоскости памятника, возможно нанесение текстов элегий на лицевой поверхности камня.

Источники и отдельные исследования показывают процесс составления текста намогильных памятников правителям, влиятельным чиновникам, их детям и членам семьи, а также лицам высшего духовенства. Большой интерес вызывает традиция создания надписей намогильных камней. Как правило, после благословления духовных лиц, начинался процесс создания эпитафии. Для этого привлекались поэты, ученые, выбиравшие или писавшие поэтические произведения для увековечения в камне. Люди из образованной среды в большинстве случаев обращались к стихотворным текстам известных поэтов.

Отдельные тексты поэтических произведений марǒҝи намогильных плит из нашего списка принадлежат знаменитым классикам персидско-таджикской поэзии. Преобладают марǒҝи из стихотворного наследия Са‘дҝ Шҝрāзҝ, поэта, получившего широкую популярность в Мавараннахре. Его произведения также очень часто встречаются на эпитафиях области Кашкадарья, иногда целые стихотворения, иногда – лишь отдельные строки. При чтении намогильных камней на мазарах Мусафира ата (№2) и Катта Лангара (№4), Пудина (№5)⁵ был определен фрагмент из газели Са‘дҝ, начинающийся следующей строкой :

«Дун‘ҝ он ұадр надāрат, ки бар у рашк баранд»

( «Этот мир не достоин того, чтобы на него обижались» ).

Кроме Са‘дҝ на эпитафиях высекали газели и четверостишия Ңāфиǜа Шҝрāзҝ, Джāмҝ и других поэтов. По словам поэта Файзхводжа Махмудхводжа, на территории Мавараннахра, возможно, использовали также стихи учеников Джāмҝ, поскольку некоторые образцы элегии по своей структуре и рифмам аналогичны поэтическим произведениям этого классика персидско-таджикской поэзии⁶.

Иногда по заказу или по велению могущественного лица государства стихотворцам приходилось писать рифмованные речи в честь умершего. Поэты работали с разными формо-содержательными моделями. Так, среди стихов встречается тā‘рҝү – хронограмма, выраженная словом и числом, указывающая год смерти владельца эпитафии. Этот вид известен также по отдельным рукописным произведениям, а именно, по «Китаб-и Муллазада» (XV – XVI вв.), «Музаккир-и ахбаб» (XVI в.), «Тарих-и Тамм» (XVII – XVIII вв). Возможно, что автор элегий вдохновлялись этими книгами. Сочинители относились к своему творчеству как к богоугодному и молитвенному делу.

Веским доказательством такого отношения является текст эпитафии неизвестной намогильной плиты, расположенной в комплексе Султан Мир Хайдар⁷, где читаем следующие слова:

Йā рабб нигāң дāр тһ иймāн бар āн касҝ

К-ин үати ман биүонад бар ман ду‘ā кунад

(О, Господи! Ты сохрани веру тому,

Кто прочтет мое писание и помолится обо мне.)⁸

При этом авторы эпитафий не указывают свои имена, следуя мусульманской традиции почитания Аллаха. Тем не менее, на отдельных надгробиях можно встретить имена каллиграфов и сангтарошей.

Среди собранных материалов есть несколько образцов марǒҝи, с интересными фактами, которые дополняют историю Среднего Востока. Примером может также служить редкая эпитафия, расположенная в погребальном комплексе Султан Мир Хайдар⁹. Погребальный стих, высеченный на торце каменной плиты, состоит из 10 строк, каждая из строк вставлена внутрь четырехугольной формы, разделенной на два отделения. Каллиграфический почерк памятника искусен, выполнен профессионально в стиле арабского письма – изящного ǒулǒҝ. Расстояние между буквами пропорционально. Надписи торцевой части хорошо сохранены, нет никаких дефектов и искажений, поэтому хорошо читается. Намогильная плита SMH-16 (174Х55Х42 ) сундукообразной формы сделана из черного мрамора. На верхней плоскости в виде михраба использован геометрический стиль арабского письма – ма‘ұалҝ. На южном торце – марǒҝйа, высеченная в двух отделениях состоящих из 5 рядов:

صباح شنبه شوال شد شهید ان میر

که جمله زی او تزاید او صواب امد

همیشه نیت او خیر بود در همه کار

از ان نتایج اعمال و اثواب امد

ز اب شعر و ز شمشیر اندارش بود

که او شجاعت و هم فضل را ماب امد

نزدی وی مرثیةّ قندیل نور بر سحری

قرأن گنبد قبرش به افتاب امد

سوال چونکه تاریخ فوت او کردم

شهید پاک شده میر در جواب امد

(В утренней заре субботы [месяца] шаввāля стал шахҝдом Амҝр

Не рождался как он, который стал бы олицетворением непорочности.

Все его намерения во всех поступках были добронравием,

Поэтому он вознагражден за свои деяния.

Он от рождения был искусным мастером поэзии и меча,

Он стал олицетворением доблести и мудрости.

Перед его образом свет марǒҝйи до утренней зари,

Когда купол его гробницы сливается с солнцем,

Я испрашиваю о дате смерти,

Ставшего непорочным шахҝдом, и Мҝр пришел в ответ)¹⁰

Наряду с описанием доблести и выдающихся личных качеств Амҝра в буквах также зашифрована хронограмма его смерти. Год смерти дан по летосчислению абджад (цифровое значение по арабскому алфавиту) в сочетание слов شهید پاک شده میر, что указывает на 896 год хиджры, а по христианскому календарю – на 1491 год. Известны день недели и месяц смерти – суббота и шаввал.

Другая марǒҝйа на намогильной плите комплекса Султан Мир Хайдар¹¹ звучит следующим образом¹²:

زبده اولاد سید ندر خواجه پادشاه

کرد از دار فنا بر جانب عقبی شتاب

تاریخ فوت پادشاه خواجه

دل ازمنه غافلی ای دوست بر بنیاد غم

(Лучший из потомства Саййида Надр Үвāджа Пāдшāх

Спешил из мира тленного в загробный край.

Вот дата смерти Пāдшāх Үвāджа.

О друг! сердце эпохи беспечно до начала скорби.)

Текст передает сведения о Пāдшāх Үвāджа сыне саййида Надр Үвāджа Пāдшāх. По генеалогической цепи они являются представителями рода саййидов, восходящего к Мҝр Ңайдару. Хронограмма его смерти зашифрована по летоисчислению абджад. Но пока не удалось определить точную дату смерти Надр Үвāджа. Марǒҝйа еще одной эпитафии из этого комплекса¹³ свидетельствует о другом историческом лице, и дает даты смерти по летосчислению абджад:

فاضل عصر عبدالرحمن بود

رفت ازين دنيي ماند دل داغ

جمله اهل زمانه از غم ا و

چشم گریان وبر سنها داغ

سال تا ریخش ا زخرد چشم

گفت تاریخ او شد کداغ

(Добродетелем века был ‘Абд ар- Раңман,

Покинул этот мир [и оставил в нашем] сердце печаль.

И печалясь о нем, люди века остались

Со слезами в глазах и скорбью в груди.

И открылся очам разума год его смерти,

Год, принесший пустоту любящим его).

Следуя марǒҝйи, ‘Абд ар-Раңман был высоконравственным человеком своего века и его смерть была пережита народом как большое горе. Хронограмма смерти высечена также в цифрах на торце намогильной плиты:

هذا مرقد المنور

المغفور المرحوم

مولانا عبد الرحمن بن

مولانا عز الدين

كسبوى سنه ١٠٥٤

Это озаренная могила

Помилованного и прощенного

Маулāнā ‘Абд ар-Раңмана сына

Маулāнā ‘Из ад-Дҝна

Касбавҝ, 1054 г.

Таким образом, он умер в 1054 г.х. (1641) и являлся сыном Маулāнā ‘Из ад-Дҝна Касбавҝ, известного поэта из рода саййидов.

Каждая эпитафия, посвященная историческому лицу, несет важные сведения об именах, титулах, оценки их деятельности, отраженных в эпитетах, точную датировку смерти усопшего. Стихи надмогильных камней определяют уровень культуры составителей поэтических текстов, также дают представление об атмосфере эпохи её создания, о восприятии поэзии высшими и средними слоями общества, о степени распространения этого духовного явления в народной среде.

Элегии можно назвать и важными источниками по истории региона. Сведения в поэтических произведениях раскрывают личные достоинства, выраженные посредством эпитетов в адрес усопшего, дают точную хронологию смерти. Таким образом, марǒҝи могут быть использованы как достоверный источник для определения имен правителей и представителей высших кругов власти, для уточнения или составления хронологий, а также генеалогии. Погребальные пения, сочиненные в честь исторических деятелей содержат факты и сведения, отсутствующие в других источниках. Уникальность эпиграфических памятников состоит в том, что изменения в тексте, выбитом на камне маловероятны в отличие от рукописных вариантов первоначального текста.

Марǒҝйа – достоверный материал для определения степени грамотности, для описания языковой ситуации той местности, где расположен памятник. Прочтение и анализ собранных эпитафий позволяет сделать вывод о том, что надписи намогильных камней, рассматриваемые в XV – XIX столетии, были составлены на персидско-таджикском языке который, как известно, был официальным и литературным языком в эпоху Амира Тимура, тимуридов, затем в период господства шайбанидов, аштарханидов и династий мангытов среди населения Кашкадарьи. Наряду с этим языком в разговорной речи широко употребляли и чагатайский язык. Тексты эпитафий было принято составлять только на персидско-таджикском и арабском языках, несмотря на то, что заказчики и донаторы были из числа народов, говорящих на тюркском языке.

Анализ текста погребальных стихотворений показывает, что многие марǒҝи по смыслу содержат глубокие логические понятия, основанные на религиозных умозаключениях, прежде всего на нравоучительных изречениях из Ұур‘āна, ңадҝǒ, умозрениях мусульманских мудрецов. Главный мотив погребального рифмованного стиха это - с м е р т ь и всё, что с ней связано, а также восхваление достоинств умершего.

Известная кораническая сентенция: کل نفس ذایقه الموت «Всякая душа искушает смерть»¹⁴ имеет в этом контексте основополагающее значение, охватывающее все стороны человеческой жизни, предупреждающее о неизбежности смерти, а в итоге – возвращение к самому Творцу. Некоторые самаркандские кайраки XI – XIV вв., с марǒҝйами, содержат особое клише, редко встречающееся на эпитафиях последующих столетий¹⁵. На одной эпитафии XVI века дахмы Шайбанихана звучит следующая марǒҝйа:

دست اجل هیچ کس مرور نشد از

«Никто не обманет руку смерти»¹⁶.

Надписи намогильных плит из дома правителей и династий среднеазиатских государств содержат следующую формулу на арабском языке:

قد انتقل من دار الفنا ء الی دار البقاء

و ارتحل من دار الغرور الی دار السرور

Переселился из мира тленного в мир вечный

И перебрался из дома тщеславия в дом радости.

На торце эпитафии Абһ л-Ма‘āлҝ в Гумбаз-и Саййидане крупными буквами стиля ǒулǒи высечена святая фраза:

کل من علیها فان و یبقی و جه ربک ذوالجلال و الاکرام

«Всякий, кто на ней( Земле) исчезнет и останется лик твоего господа со славой и достоинством»¹⁷

В погребальных стихах встречаются понятия, назидательные выражения, представления, мысли, предупреждающие о смерти и признаках ее явления. В элегиях намогильных плит часто звучат слова нāма‘и а‘мāл (писание деяния), үāк (прах, могила), ‘аұабҝ - загробный мир, (SMH-3)¹⁸, рһң – дух (SMH-1), ахл-и фанā – простые смертные (GS-B), зҝр-и үāк – под землей, в могиле (KL-B1), джāн – душа (KL-B1)¹⁹, сар-и үāк – могила (OG-1), джанāза – траур, панихида (OG-1), маүǘар-и а‘лҝ – зеленеющее возвышение, сарāй-и тһ – твой дворец, гулшан-и фирдаус – райский сад, джāй-и тһ – твое местопребывание (погребение), манзил-и үāкат – твое местопребывание (погребение), үуджаста – благословенный, чамхāй-и джахāн – вся печаль (мира), маұāм – последний приют (NV-5)²⁰, чāра-и кāр – исход дела (Ammagan-1), пандж рһз-и фāнҝ – пятидневный тленный мир (VD-1)²¹, ңукм-и асмāнҝ – небесное предписание (CHJ-1)²², фирāұ – разлука , фалак – судьба, рок, афлāк – небо, сад чам-у дард – сто болей и печалей, нҝк-и насҝм – благоприятный ветер, нāла-и чам – печальное стенание , гунāх - грех (XI-1)²³, бāч-и джавāни - сад юности (GS-1)²⁴ гһр – могила, рāх-и фанā – путь тленного мира, давāрҝ турбат – могильный свод , үāк – прах (KO-1), рһзгāр – судьба, срок, чайб – сокровенный (KO-2)²⁵, чашм бигирйад – плачет око, (CHJ-1), гуджā шуданд – куда исчезли, джудā шуданд – разлучились, гһр (могила) (BSH-4)²⁶.

Примеры показывают, что марǒҝйа погребальной эпиграфики, выражая тяжелые раздумья, скорбь, оплакивание умерших, также выполняло воспитательные и назидательные функции, напоминая о тленности и быстротечности жизни. Элегии, повествующие о недолговечности и временном характере человеческой жизни, глубоко воздействовали на почитателей культа святых, где каждый наряду с кораническими изречениями мог читать тексты надгробных камней. Среди выше приведенных слов и понятий в погребальных стихах часто упомянуты үāк – прах, могила (SMH-3), сар-и үāк – могила (Огланджан ата), джāй-и тһ – твое местопребывание (погребение), манзил-и үāкат – твое местопребывание (погребение), маұāм – последний приют (NV-5), давāрҝ турбат – могильный свод, үāк – прах (KO-1), гһр (могила) (BSH-4), по сути обозначают одно и тоже содержание. Такие слова как гһр, үāк, сарҝ үāк, зҝр-и үāк, джāй или джāй, ңāк джāй в настоящее время широко употребляются в разговорной речи населения Средней Азии, говорящих на таджикском языке и в Таджикистане, и обозначают «могила», «мазар» и «гробница». В элегиях употреблены выражения в переносном значении. Так, могила, место погребение человека переданы следующими словами: гулшан-и фирдаус – райский сад, маүǘар-и а‘лҝ сарāй-и тһ – зеленеющее возвышение твой дворец. Явления духовного мира – грусть, печаль, скорбь передается через такие слова, как чамхāй-и джахāн – вся печаль (мира) (NV-5), фирāұ – разлука (XI-1), чашм бигирйад – плачет око, (CHJ-1), гуджā шуданд – куда исчезли, джудā шуданд – разлучились (BSH-4), нāлаи чам – печальное стенание , (XI-1), джанāза – траур, панихида (Огланджан ата), сад чаму дард – сто болей и печалей. Абстрактные понятия, связанные с миром невидимым, сокровенным прочитиваются в следующих названиях и словосочетаниях: аұабҝ - загробный мир, (SMH-3), рһң – дух (SMH-1), зҝр-и үāк – под землей (KL-B1), джāн – душа ((KL-B1), чайб – сокровенность (KO-2).

Понятия пандж рһз-и фāнҝ – пятидневный тленный мир (VD-1), ңукм-и асмāнҝ – небесное предписание (CHJ-1), фалак – судьба, рок, афлāк – небо, чāра-и кāр – исход дела (Ammagan-1), рāх-и фанā – путь тленного мира (KO-1), рһзгāр – судьба, рок (KO-2) входят в число слов, функциональное значение которых предопределяло человеческую судьбу.

Междометное восклицание или особая звательная частица «О» часто используется в элегиях для выражения чувства скорби, для большей эмоциональности и выразительности. Рассмотрим высеченные в эпитафиях примеры.

Прежде всего, обращение к душе: «Джāнā!» – «О, Душа!» (XI-1), скорбное стенание: «Дарҝчā!» – «О, Горе!» (GS-1), обращение к Всевышнему: «Илāхҝ!» – «О, Боже!» (GS-1), к людям «Аййуханнасу!» – «О, Люди!» (KO-1)²⁷. Удивительно в этом контексте также обращение к своему рано умершему сыну или дочери, и сравнение их со светом жизни: «Эй дҝда!» – «О, очи мои! », также такие выражения как: «Эй дилу дҝдаву равони падар!», – «О, сердце, очи и душа отца!», «Эй нһр-и дһ дҝда!» – «О, свет моих очей!».

Ниже дан пример газели Са‘дҝ Шҝрāзҝ, широко распространенной на эпитафиях мазара Огланджан ата, также встречающихся в других областях:

بسیار سالها بسر خاک ما رود

کین اب چشم اید و باد صبا رود

خاکت بر استخوان رود ای نفس شوخ چشمه

مانند سرمه دان که در او توتیا رود

ای دوست بر جنازه دشمن چه بگذری

شادی مکن که بر تو همین ماجرا رود

بر سایه بان حسن عمل عتماد نیست

سعدی مگر بسایه لطف خدا رود

هر که امد بجهان اهل فنا خواهد بود

Много лет приходят к моей могиле,

Сочатся из глаз слезы, и сушит их утренний свежий ветерок.

Твой прах проникнет в эту кость о, обладательница лукавого взгляда.

(Ведь) оставляют даже сурмадан, ибо в нем появляется тутийа.

Не радуйся, ибо с тобой такое случится.

Нет надежды на покровительство за свои хорошие дела.

Са‘дҝ, разве ты не в тени милости Бога?²⁸

Другая марǒҝйа, записанная на кладбище Чандирак Джар, рассказывает о печали и скорби по умершему в молодые годы²⁹:

ای دل و دیده و روان پدر

اتش اندر زدی بجانی پدر

ای نور دو دیده در جوانی رفتی

دیده مراد و کامرانی رفتی

باو ای تو در بهشت باقی بادا

اکنونکه ازین سرای فانی رفتی

О сердце, очи и душа отца.

Огнем ты опалил душу отца!

О свет моих очей, ушел ты молодым,

Не познав надежды и счастья, ушел ты.

О, утвердись же ты навечно в райском саду,

Ведь ты уже ушел из тленного дворца (этого мира).

В виде клише широко распространено словосочетание «‘Аұибат үайр бāд» – «Да пусть будет итог благостным», которое заканчивает строку марǒҝи. Такое сочетание слов встречается в эпитафиях KL-B1, GS- III³⁰.

Очень часто в конце марǒҝи встречается такая фраза:

Хар ки амад ба джахāн аңл-и фано үвāхад шуд

«Каждый, кто появился на свет, смертный (подвержен смерти) » или вкратце «Все люди смертны». Они зафиксированы на эпитафиях CHJ-1, KL-1, OG-1³¹. Такая фраза звучит как неизбежный вывод из размышлений о человеке.

Таким образом, марǒҝйа имеет важное значение в мусульманском мире, особенно в тех областях, где мусульманское богословие поднялось на высокий уровень. Благодаря тимуридскому ренессансу, второй половины XIV и начала XV века, в регионе Кашкадарьи развивается проза, поэзия, архитектура и строительство. Среди поэтических произведений такой жанр как марǒҝйа, занимает особое место. Это связано с погребально-поминальными традициями народов Средней Азии, Ирана и арабского мира. Тимуриды, а позже узбекские правители уделяли особое внимание выбору марǒҝйи для намогильных плит своих близких, поэтому самые искусные поэты, каллиграфы и сангтарошы создавали образцы Кашкадарьинских эпитафий. Большое значение придавали не только увековечению памяти умершего, но и нравственно-духовному воспитанию приходивших на кладбища. Поэтому мусульманские элегии выбирали после диспутов религиозных законоведов и ученых, и высекали, соблюдая все законы шариата.