Айдар Юрьевич Хабутдинов,
д.и.н., профессор Казанского филиала Российской
академии правосудия
Хусаин Фаизхани и единое пространство российского мусульманского сообщества
Российское сообщество в XIX веке отличали две тенденции по отношению к мусульманскому миру. С одной стороны, ни одна литература мира не отличается таким внутренним постижением мира ислама, как пушкинской «Пророк» и лермонтовский «Валерик». Идеи мусульман о развитии современного образования, книгопечатания и прессы встречали поддержку многих российских интеллектуалов. Гениальный Николай Лобачевский был из них самым известным, но далеко не одиноким. Николай Карамзин принципиально сравнивал походы славян на Византию с монгольским завоеванием Руси. Мусульманские офицеры, чиновники и торговцы, а затем рабочие и специалисты были связаны с выдающимися примерами развития оседлой жизни, прекращения войн, выстраивания индустриальной цивилизации на просторах евразийской Российской империи. Наконец в ходе великих реформ 1860-х гг. мусульмане получили формально равные права с христианами, вошли в состав земств и городских дум.
Однако именно во второй половине XIX века во многом внешние попытки европеизации привели к новой волне исламофобии, самым печальным примером которой является крестный отец и покровитель Владимира Ульянова Николай Ильминский. Эта первая по своей сути псевдонаучная исламофобская кампания, сочетавшая в себе идеи гегельянства и марксизма, отрицала за кочевыми и (или) мусульманскими государствами право на участие во всемирном развитии. Для германцев русские считались варварами, но все-таки меньшими, чем мусульмане, в частности Казанского и Астраханского ханств. Эта теория отразилась в голодоморе кочевников Казахстана в годы коллективизации, но классическим ее воплощением стала гитлеровская теория «унтерменшей» (недолюдей), во имя которой были уничтожены десятки миллионов славян. У Ильминского и Ленина ко всей это людоедской теории добавлялась еще волна исламофобии. Сегодняшним наследникам этой традиции стоит вспомнить, к чему привел Россию «истинно православный Владимир Ульянов, у которого по закону Божьему всегда была только пятерка. Но даже в самые сложные годы поиска врагов в лице горцев вообще и черкесов в частности во времена империи или крымских татар и балкарцев при Сталине находились люди, понимавшие единство исторических судеб народов Евразии. И если для русских Волга – это «главная улица» России, то для татар Идель является колыбелью их современной цивилизации, на которой расположены их исторические столицы в лице Булгара и Казани, Сарая и Астрахани. Нет мусульманской или православной Волги, но есть единая Река…
Все вышесказанное может покажется банальным, но настоящие истины просты и понятны как интеллектуалам, так и простым людям. У Хусаина Фаизханова это был дар простоты. В его биографии и посмертных откликах поражает вот именно это светлое начало, умение приобрести и сохранить уважение у самых различных людей. У Фаизхани был дар «сабырлык», того присущего татарам терпения, которое позволяет преодолевать преграды, как об этом хорошо говорится в английской поговорке. Поэтому о Хусаин-хазрате еще в досоветский период достаточно подробно писали такие выдающиеся ученые и общественные деятели, как Шигабетдин Марджани, Риза Фахретдин, Ахмад-Заки Валиди. Его биографии нашлось место в таких авторитетнейших русских энциклопедических изданиях, как словарь Брокгауза и Ефрона и Русский энциклопедический словарь. И это было исключением, так как биографии татарских ученых оставались вне контекста русской науки. В советский период о нем говорилось в любом издании, посвященном истории Татарстана или истории татарской общественной, притом практически всегда в положительном ключе. Ведь Фаизхани был первым из татар, прямо сотрудничавшим с российскими академическими и университетскими структурами.
Да и начиная с 1960-х гг., с момента нового подъема гуманитарных знаний у татар, о Фаизхани писали такие крупные специалисты, как первый президент Академии наук Татарстана М.Х. Хасанов, академики АН РТ Я.Г. Абдуллин, М.З. Закиев, А.Г. Каримуллин, Р.И. Нафигов, член-корреспондент АН РТ С.М, Михайлова, профессора С.Х. Алишев, Ф.Г. Газизуллин, Ф.С. Сафиуллина, Я.И. Ханбиков, А.Н. Юзеев. Особое место в этом ряду занимает книга академика АН РТ М.А. Усманова «Заветная мечта Хусаина Фаизханова: повесть о жизни и деятельности» (Казань, 1980). Эти исследования сыграли большую роль в изучении творчества Фаизханова, и мы испытываем только подлинную благодарность к этим авторам.
Во всех этих изданиях (кроме Марджани и Фахретдина) Фаизхани анализируется как один из когорты татарских просветителей. Однако, по нашему мнению, его деятельность была намного шире, и здесь мнения улемов-современников, возможно, более адекватны, чем позиции последующих исследователей. Татарское мусульманское общество 1850–1860-х гг. не исчерпывало свои задачи только просветительством, точно так же как нельзя сводить к просветительству и последующий джадидизм. В середине позапрошлого века татарское общество оказалось неспособным понять всю глубину и продуманность проектов Фаизхани, но потребовалось менее 20 лет, и эти идеи поднял на щит Гаспринский. В 1893 году младший брат Хусаина – Габдельгаллям в книге «Мухаррик аль-афкар» засвидетельствовал победу идей старшего брата. Может быть, потому, что они столь быстро и органично вписались в эпоху джадидизма, их изучению не уделили достаточного внимание. В советское же время никому не хотелось в силу разных причин вникнуть в глубь проектов Фаизхани. Ведь тогда оказывалось, что никакое знакомство со всемирно известными русскими учеными, да и кругом революционеров-позитивистов не отвратило Фаизхани от идеи необходимости сплочения нации на основе религиозной автономии и создания национальной элиты на основе духовенства.
В эпоху роста светского национального движения с рубежа 1980–1990-х гг. религиозная доминанта идей Фаизхани тоже казалась чем-то давно прошедшим. Но рост религиозного, особенно мусульманского, фактора в начале нового тысячелетия вновь показал нам, что были правы Фаизхани и Марджани, Фахретдин и Баруди, а не их светские оппоненты в лице Г. Ибрагимова и М. Султан-Галиева. Глубоко символичным здесь стал визит Президента В.В. Путина в Саудовскую Аравию и вручение ему ордена Абдельазиза. Еще более показательным стало получение премии короля Фейсала одним из патриархов российской политики, сопредседателем партии «Единая России», бывшим членом ЦК КПСС президентом Татарстана М.Ш. Шаймиевым. Он был удостоен этой награды за развитие мусульманской инфраструктуры на волжских берегах
В истории татарской педагогической мысли у Я. Ханбикова правильно говорится, что проект образования Фаизхани был восьмым проектом создания светского образования у татар. Это правда. Но почему уже Ш. Марджани и джадиды обсуждали прежде всего его проект? Потому, что Фаизхани ставил вопрос не о подготовке образованных торговцев, чиновников или мулл, а общенациональной элиты российских мусульман. В 1860-е гг., в условиях буржуазных реформ в России, Марджани и Фаизхани выступили с проектом создания группы одновременно светской татарской элиты и духовенства, обладающего основами современных научных знаний. После смерти муфтия Габдулвахида Сулейманова в 1862 году Марджани стремился занять пост муфтия Оренбургского магометанского духовного собрания (ОМДС). Да и будущий муфтий ОМДС С.-Г. Тевкелев также выступил сторонником реформы. Личность чингизида Тевкелева не столь однозначна. Он искренне пытался создать систему управления жизнью российских мусульман, отвечающую реалиям буржуазной эпохи. Он даже готов был уйти в отставку, видя неудачу своих попыток. Но ни по образованию, ни по жизненному опыту армейского офицера и деятеля дворянского самоуправления он не был готов к роли муфтия-реформатора.
Поэтому проект медресе у Фаизхани являлся одной из составляющих реформы Духовного собрания. По первому проекту Фаизхани 1862–1863 гг. предусматривалось создание 10-классного медресе в Казани. Фаизхани предлагал поделить медресе на два отделения. Учащиеся духовного отделения изучали тафсир, хадисы, риторику, стилистику, математику и медицину (до уровня фельдшеров) и становились муллами без сдачи экзамена в ОМДС, причем они фактически приравнивались к русскому духовенству и освобождались от налогов и службы в армии. В отсутствие системы медицинского обеспечения муллы становились как бы религиозным аналогом фельдшеров Башкирско-Мещеряцкого войска, выпускников Казанского университета. Тем самым образовывалась бы группа имамов и мударрисов, независимая от произвола верхушки ОМДС и принадлежавшая к привилегированным слоям общества, то есть имевшая признанный государством статус. Вторая группа должна была получать образование по образцу русской гимназии наряду с арабской филологией и мусульманским правом-фикхом и иметь право поступления в университет. Таким образом, на основе среднего религиозного образования создавался общенациональный орган подготовки духовной и светской элиты.
Несколько позднее Ш. Марджани стремился провести реформу в своем медресе «Марджания». Отличие в проектах Марджани и Фаизхани заключалось прежде всего в том, что первый предлагал готовить элиту религиозную, а второй общенациональную – светскую. Преимущество Фаизхани заключалось в том, что он изнутри представлял российскую высшую систему образования, понимал, каким требованиям должны соответствовать шакирды медресе – будущие студенты. В 1860-е гг. складывалась система образования для всех слоев населения, и будущая светская элита должна была найти место по крайней мере среди числа преподавателей государственных школ для мусульман. Вузы, пресса и органы самоуправления также должны были стать площадками для ее деятельности.
Если в традиционных медресе преобладала учебная литература на арабском языке и фарси (начиная с букваря «Бидан») в лучшем случае с тюркоязычными комментариями, то Фаизхани ставил вопрос о переводе преподавания в медресе на родной для учащихся тюрко-татарский язык. Для этого он создал «Краткую грамматику татарского языка». Не стоит забывать, что в это время из тюркских языков средневековья, созданных на основе литературного языка Золотой Орды – чагатайского, еще только начинали формироваться современные литературные языки. Здесь были возможны различные варианты, но даже такой поборник татарского языка, как Каюм Насыри, говорил о «лахджа татар», то есть о татарском наречии (диалекте), а не о литературном языке (лугат), подобном арабскому или фарси. Фаизхани много сделал для сбора как словарного запаса, так международной дипломатической корреспонденции и правовых актов на тюркских языках. В интересе Фаизхани к казахскому языку, наиболее сохранившему словарный запас времен общего кочевого наследия, прослеживается стремление к поиску общетюркских корней. Тогда литературным языком татар был поволжский «Тюрки», составлявший своеобразный инвариант чагатайского, модернизированного ОМДС для нужд своей официальной корреспонденции. Несмотря на кажущуюся отдаленность этого языка от разговорных диалектов (лахджа), именно нормы языка официальной документации ОМДС заложили основу современных литературных тюркских языков бывшей Российской империи. Ведь даже если приходы Центральной Азии не входили в состав ОМДС, то единые грамматические нормы несла казанская учебная литература и татарские педагоги. В Год русского языка нужно вспомнить, что российское единство не только в Волго-Уральском регионе, но и на Северном Кавказе, в Сибири, Казахстане, Крыму, Туркестане во многом создавалось благодаря татарскому языку.
Именно усилиями Фаизхани был поднят огромный пласт архивной документации, касающейся отношений России с мусульманскими государствами на Оке, Волге, в Сибири, Крыму и на Северном Кавказе. Из этих договоров и актов встает облик как формирующейся вначале в лоне Золотой Орды московской государственности, так и всей последующей системы межгосударственных отношений России с государствами – наследниками Золотой Орды. Фаизхани показывает, что в основе этих отношений во многом лежали нормы международного права, а не право сильного в лице взаимных войн и набегов. Многие из этих документов были проанализированы и опубликованы и в наши дни уроженцем Нижегородчины С. Фаизовым. Ордынское евразийское пространство представляло единую сферу интересов Фаизхани. Наряду с Центральной Азией и Крымом ученый исследовал и Северный Кавказ, по крайней мере тюркоязычные письменные памятники, которые в последние годы стали предметом изучения для дагестанского ученого Г. Оразабаева.
Одновременно Фаизхани занимался историей тюркской государственности в регионе на примере Булгарии, Казанского и Касимовского ханств. Именно здесь берет начало создание истории татарской государственности региона. Очень важны замечания Фаизхани о том, что в этническом плане татары – уроженцы Нижегородчины практически не отличаются от соседнего мордовского населения. Здесь он возвращается к формулировке о возникновении народа булгар (сакалиба в арабских источниках) из рас тюрок и угро-финнов. В конце позапрошлого века эту версию поддержит выдающийся улем Хасан-Гата Габяши в своей пионерской «Муфассал» тарих кавме тюрки» («Подробная история тюркского народа»). Именно государственность и религия, а не единство этнических корней образует единство татар, по Фаизхани. Действительно, гости Казани и сегодня в недоумении задают вопрос о том, на какую расу похожи сегодняшние татары. Даже раскиданные на миллионах квадратных километров русские обладают большим сходством этнического типа, чем татары. Здесь мы уже не говорим о таких соседях татар, как казахи, башкиры, чуваши, мордва, чей этнический тип неплохо просматривается. Но татары как наследники былых государств Евразии могут выглядеть и как крайние монголоиды, и как европеоиды, и как представители понтийского средиземноморского типа, и как угро-финны. Разговорные языки татар в различных регионах тоже очень сильно отличаются. Но все это не отменяет их принадлежности к единому миллету – нации.
В отличие от Марджани с его очень сильной доктринальной направленностью Фаизхани преимущественно исходит из потребности изучения документов и создания фактографической научной, а не идеологической концепции, совмещенной с научной. Особое место здесь сыграла история Касимовского ханства, на основе которого в Волго-Окском междуречье во многом сложилась общность мишарей. Для казанских историков, включая Ш. Марджани, касимовские ханы не были истинными властителями, а всего лишь оружием в руках московских великих князей и царей. Фаихани же интересует сам пласт тюркской истории бассейна Оки, которая многие столетия была естественной границей между лесным миром тюрок, а затем славян и полукочевым миром тюрок. Если Марджани выстраивает модель истории мусульман Поволжья, а затем Риза Фахретдин – мусульман Приуралья, то Фаизхани пытается поднять проблематику тех мусульманских территорий, где русские уже давно составляют абсолютное большинство и которые не воспринимаются уже в сознании как часть мусульманского тюркского мира.
Но что есть этот тюркский мир, представители которого становятся все более заметны на улицах крупных российских городов! И так ли несхожи различные этносы из числа мусульман бывших Российской империи и СССР? Этот вопрос ставится в третий раз на нижегородской земле: в первый раз – Фаизхани, во второй – на Всероссийских мусульманских съездах 1905–1906 гг., третий – на Всероссийских мусульманских форумах, взявших старт в 2005 г. Единое пространство российских мусульман будет развиваться и в новом тысячелетии…