Наима Аминовна Нефляшева,
к.и.н., Центр ци­вилизационных и региональных исследований РАН (Москва)

Адыгея: год после Нальчика

Адыгея, безопасный и относительно стабильный регион, имеющий устойчивую репутацию лояльного к федеральной власти, в последние полгода становится средоточием разнонаправленных политических векторов, сложное взаимодействие которых может привести к последствиям, простирающимся далеко за его пределы.

Ситуация в республике Адыгея резко обострилась в конце 2004 г. после ряда заявлений губернатора Краснодарского края и сотрудников его администрации о неизбежности будущего вхождения Адыгеи в Краснодарский край в контексте политики укрупнения регионов. Эта тема стала осью всех политических событий, произошедших в республике в последующие два года. Кроме местных адыгейских властных структур и связанных с ними межрегиональных, молодежных, религиозных организаций, естественно, отстаивающих незыблемость статуса и границ республики Адыгея, здесь конкурируют два противостоящих общественных движения: Союз славян Адыгеи и Черкесский конгресс.

Для первого идея возвращения Адыгеи в Краснодарский край, во многом замешанная на адыгофобии, была программным пунктом и впоследствии выросла до идеи фикс. С ней Союз славян вошел в региональную и федеральную политику, на этом были сделаны многие политические карьеры и реализованы неудовлетворенные амбиции. Одно из основных положений союза заключается в том, что адыги, составляющие численное меньшинство в республике, угнетают русскоязычное население, узурпировав власть не только в системе управления республикой, но и в системах образования, здравоохранения и т. д. Газета «Закубанье», печатный орган Союза славян, не стесняется в комментариях: «Адыгейцы нас учат, нами руководят, лечат, судят и хоронят. Если бы все это они делали хорошо, наверное, мы бы не имели такой печальной статистики смертности». И поэтому, что бы ни случилось, «Карфаген должен быть разрушен»: Адыгея должна вернуться в Краснодарский край. Союз славян выступает за принятие закона о региональном референдуме по поводу статуса Республики Адыгея. В случае принятия данного закона итоги референдума очевидны и предсказуемы: русское население, составляющее 76% населения республики, очевидно, проголосует за интеграцию Адыгеи в Краснодарский край.

Не вдаваясь в оценку возможных позитивных или негативных последствий этого слияния, отметим, что Союз славян, разыгрывая национальную карту в собственной политической игре, последовательно нагнетает обстановку в республике, что, безусловно, создает деструкцию ситуации в регионе. Одним из пагубных последствий подобных манипуляций общественным сознанием является создание мифа о том, что проблемы, характерные для всей России (безработица, клановость, коррупция), существуют только в Адыгее. Кроме того, таким образом настойчиво закрепляются иллюзии по поводу возможности быстрого решения всех проблем через реализацию националистической программы, слияния республики и края, избрания русского президента и т. д.

Союз славян по существу спровоцировал организацию в 2004 году адыгского общественного движения Черкесский конгресс. Если первые акции Черкесского конгресса (обращения в Государственную Думу и в ОБСЕ по вопросу признания Россией факта геноцида адыгов в период Кавказской войны) были связаны с переживанием исторической трагедии и все же обращены в прошлое, то новые инициативы направлены на осуществление уже глобальных геополитических проектов. Рассматривая адыгейскую государственность как гарант сохранения адыгской идентичности, Черкесский конгресс предложил альтернативный вариант укрупнения регионов, предполагающий объединение в составе России Адыгеи, Кабарды, Черкесии и Шапсугии в Адыгскую (Черкесскую) республику в рамках исторических границ. Существует и еще один вариант решения проблемы: «Великая Черкесия», открытый Кавказский хребет, нелояльная России Грузия, потомки мухаджиров, готовые с оружием в руках отстаивать честь Отечества. Не достаточен ли этот ряд, чтобы ужаснуться?

Деятельность конгресса уже получила международный резонанс: через ближневосточную и европейскую диаспоры адыгов был создан Всемирный комитет солидарности с Республикой Адыгея со штаб­квартирой в Израиле.

Несмотря на затихающую остроту конфликта и прекращение любого рода полемик по этому вопросу в центральных эшелонах власти, проблема статуса республики сохраняет свою актуальность в республике. Вопросу сохранения статуса и был посвящен чрезвычайный съезд адыгейского народа 21 мая 2006 г. Эта дата была выбрана не случайно: 21 мая – это День скорби по погибшим в Кавказской войне. Съезд объединил общественные движения Адыгэ Хасэ и Черкесский конгресс, на это время преодолевшие разногласия по поводу способов и механизмов сохранения статуса Адыгеи.

На съезд в Майкоп приехали 696 делегатов из 720 избранных. Кроме того, в работе съезда участвовали представительные делегации из Кабардино-­Балкарии, Карачаево-­Черкесии, Краснодара, Армавира и причерноморской Шапсугии, лидеры национальных общественных организаций Адыгеи, творческая и научная интеллигенция, представители духовенства и казачества. Председателем съезда был избран известный адыгейский писатель, член Общественной палаты РФ Исхак Машбаш.

Одним из ярких выступлений съезда была речь Асхада Чирга, известного ученого, председателя Адыгэ Хасэ. Избегая каких­-либо резких политических комментариев, А. Чирг, следуя традиционно сдержанной академической манере, напомнил съезду о традициях адыгской государственности, восходящих к Синдике, древнейшему государству V века, о специфическом типе адыгской политической организации, базовыми институтами которой являлись общеадыгский морально-­правовой кодекс, законодательное собрание (хасэ) и суды, о конфедерации адыгских субэтнических подразделений, сложившейся в период Кавказской войны.

«Мы, адыги, путь к России которых был нелегок, вполне ощущаем себя частью Российской Федерации, но мы древний самобытный народ со своей особой историей и культурой, всем ходом истории заслуживаем право и перед человечеством, и перед Россией и впредь жить как народ со своим языком, своей культурой. Республика – это завоевание многострадального адыгского народа, реализация его права на самоопределение, это шанс к сохранению самобытности, богатого духовного наследия этноса, механизм, обеспечивающий равные права с другими народами России, – отметил в своем выступлении Асхад Чирг. – Вместе с тем, учитывая сложную этнополитическую ситуацию, сложившуюся в Российской Федерации и в Республике Адыгея в результате деструктивной деятельности некоторых общественно-­политических сил как в стране, так и в Северо­-Кавказском регионе, считаем вредной перекройку границ в условиях многонационального и многоконфессионального Северного Кавказа. Только существование республики гарантирует сохранение адыгского этноса, его языка, культуры».

Съезд принял резолюцию, по своим революционным формулировкам вряд ли сравнимую с каким­-либо документом национальных движений последних лет: «В случае принятия на уровне власти решения о проведении всенародного (с участием всего населения) референдума по статусу республики адыгский народ не участвует в референдуме». Резолюция была опубликована в СМИ, направлена в администрацию Президента РФ, Государственную Думу РФ, Совет Федерации Федерального Собрания, полномочному представителю Президента РФ в ЮФО, президенту Республики Адыгея, в Государственный совет – ­хасэ Республики Адыгея, национальным общественным движениям народов Северного Кавказа, Международной черкесской ассоциации, в Совет Европы, ОБСЕ и ООН.

Возникнут ли на административной карте Северного Кавказа новые «прямые линии», в которые известный герой М. Е. Салтыкова-­Щедрина замыслил втиснуть «весь видимый и невидимый мир», и кто и куда будет, подобно персонажу «Истории одного города», по ним маршировать – покажет время.

Политический процесс в республике, естественно, мобилизует и мусульман, особенно тех, для которых мечети – не только место для молитвы, но и центр общественной жизни. В течение последних 10–15 лет в Адыгее увеличивается количество мусульман. В настоящее время в Адыгее насчитывается более 20 тысяч мусульман-­адыгов, данных по другим этническим группам нет. Известно, что в республике проживает от 4 до 5 тысяч чеченцев, татар, дагестанцев. По данным на начало 2004 года, в республике действовало 30 мечетей и зарегистрировано 30 исламских общин. Наиболее крупные общины находятся в столице республики, Майкопе (около 500 человек) и во втором по величине городе – Адыгейске (около 150 мусульман). В аулах республики численность общин невелика – по 20–40 человек.

Следует подчеркнуть, что ислам в Адыгее имеет иную историю по сравнению с Восточным Кавказом.

На Северо­-Западном Кавказе достаточно позднее распространение учения Мухаммада (с конца XVIII – начала XIX вв.) было стимулировано русским военным проникновением на Северный Кавказ. Противостояние горских обществ и империи, вылившееся в Кавказскую войну, было, пожалуй, мощнейшим фактором, обусловившим стремительное обращение западнокавказских обществ не только к идее единобожия, столь длительно вызревавшей в недрах их собственной культурной традиции, но и к вооруженному сопротивлению, оправданному теперь новой идеологической доктриной, и концепцией джихада в частности. Адыги, строившие свою жизнь на основе кодекса «адыге хабзэ», то есть собственных морально-нравственных и этических норм, не случайно не приняли посланников Шамиля, которых знаменитый имам поочередно посылал в Черкесию в 40–50 е годы XIX века. Мучительно и драматично, иногда следуя личным прагматическим побуждениям, некоторые из адыгских субэтнических групп то принимали новое устройство своей жизни по шариату, то отказывались от него: горское общество, для которого характерна жесткая социальная иерархия, с трудом вписывалось в новый шариатский порядок, а природа горца и культивируемый индивидуализм, в основании которого лежит идея свободы, противилась регламентации, свойственной исламу. Как следствие, некоторые исламские институты в Адыгее не сложились, здесь не было оформленного «сословия» образованных служителей культа, которое сформировало бы сеть исламского образования, характерную для Дагестана и Чечни. Тем более не приходится говорить и о развитой арабской письменной традиции и книжной культуре.

Первое советское десятилетие (1917–1927 гг.) было очень успешным в плане реализации идеи безбожия и ломки и без того хрупкой местной исламской традиции: к концу 20 х годов в Адыгее уже не существовало системы, способной воспроизводить и продолжать местную исламскую традицию. Немногочисленный слой мусульманской интеллигенции угас как сословие. Для современной конфессиональной ситуации в Адыгее это имеет принципиальное значение. Ниша, не занятая в силу исторических причин, оказалась заполненной нероссийскими действующими лицами: адыги-­репатрианты из ближневосточных стран (потомки депортированных в ходе и после Кавказской войны черкесов) еще в начале 90 х годов стали преподавать ислам, арабский язык, учили Корану, были имамами во многих мечетях Адыгеи, в том числе и в соборной мечети Майкопа, формируя по существу новые представления об исламе на Северо­Западном Кавказе.

Заметная психологическая и ментальная дистанция между репатриантами и российскими адыгами, сложившаяся в течение более чем ста лет проживания в различных политических и культурных контекстах, проявляется в том числе и в различном понимании культовой практики ислама. В этом плане показательно «дело Рамадана Цея», молодого репатрианта из Югославии, выпускника Амманского университета. Р. Цей, вокруг которого группировалась немногочисленная, но образованная молодежь, в течение пяти лет прожил в Адыгее, на средства одной из аульских общин издавал газету, давал уроки ислама в соборной мечети Майкопа. За это время у него сложились напряженные отношения с Духовным управлением мусульман Республики Адыгея и Краснодарского края: официальные духовные лидеры и Р. Цей разошлись по вопросу организации некоторых ритуалов. Конфликт нарастал и на личном уровне. К весне 2004 г. противостояние достигло критической точки, в дело вмешались местные власти и разрешили проблему следующим образом: лидер оппозиции был депортирован в Турцию под предлогом нарушения паспортно­визового режима. Конфликт с Р. Цеем обострил отношения ДУМ с некоторыми молодыми мусульманами, исламский подтекст размежевания оказался переплетенным с личными противоречиями и ускорил обособление молодых мусульман в отдельную группу верующих.

С этой группой молодых мусульман, вероятно, будут сближаться адыгские студенты, обучающиеся в настоящее время в медресе и на шариатских факультетах университетов в Сирии и ОАЭ. И именно они будут оказывать серьезное влияние на религиозную ситуацию в республике через три-­четыре года.

События в Нальчике (оставим за скобками их оценку – действительно ли это был ваххабитский мятеж, или обреченный жест отчаяния верующих, или провокация, отражающая конкурентную борьбу между уходящим кланом В. Кокова и кланом нового президента А. Канокова) в октябре прошлого года разделил жизнь мусульман Адыгеи на «до» и «после». «До» – это вялотекущее оформление мусульманской общины, несколько съездов верующих, никогда не выходящих за рамки организационных вопросов и деклараций о необходимости следовать «пути шариата», неудачные попытки издавать собственную газету и публикация сборника хадисов на адыгейском языке. Не считая инцидента с Р. Цеем, тихая и безмятежная жизнь.

«После» – это «конструирование» самими силовыми структурами нальчикских аналогов. Назову только три эпизода, более чем достаточных для мобилизации активной части мусульман и формирования протестных настроений.

В октябре 2005 г. после ночного намаза сотрудниками милиции были задержаны шесть прихожан соборной мечети Майкопа. Их продержали всю ночь в здании управления, добиваясь под пытками признания в причастности к ваххабизму. Пострадавшие подали заявление в прокуратуру Адыгеи, было возбуждено уголовное дело. Вскоре сотрудником МВД Адыгеи был избит в подъезде своего дома имам соборной мечети Руслан Хакиров, в настоящее время уехавший из Адыгеи. В апреле в одном из крупных адыгейских аулов (Новая Адыгея) милиция с собаками обыскивала машины с мусульманами, направлявшимися на традиционное пятничное моление. Был задержан и доставлен в милицию имам мечети г. Адыгейска Абази Наджмудин. Репатрианту из Югославии, прожившему в Адыгее почти десять лет, были предъявлены обвинения в организации экстремистского сообщества, разжигании религиозной нетерпимости, хранении литературы экстремистского толка. В настоящее время дело рассматривается в республиканском суде, но уже по другой статье.

Особую роль в усилении конфликтной ситуации сыграли публикации одного из известных в республике ученых (фамилию которого я не буду называть по этическим соображениям), в особенности его интервью в региональной прессе, в которых он дает свое определение ваххабизма и выявляет признаки этого явления. Оказавшись на чужом профессиональном поле, профессор свел весь сложный комплекс проблем, связанных с возрождением ислама в Адыгее, к проблемам наличия или отсутствия головного убора на похоронах, длительности траурного обычая, приготовления ритуальной пищи и невольно сам оказался действующим лицом в конфликте между двумя представлениями о том, каким должен быть ислам у адыгов – развиваться ли в своей региональной, западнокавказской версии или «очиститься» от напластований времени, по версии «новых мусульман», вдохновляемых репатриантами с Ближнего Востока. В ситуации, когда мусульмане Адыгеи оказались под пристальным вниманием силовых структур и спецслужб, данные публикации послужили своего рода идеологическим оправданием силовых методов по отношению к репатриантам с Ближнего Востока, занятым духовной деятельностью, закрытия мечети в г. Адыгейске, проверок сотрудниками милиции нескольких сельских мечетей. Духовное управление мусульман Адыгеи и Краснодарского края предъявило ученому судебный иск по защите чести и достоинства.

В Адыгее, конечно, далеко до самоуправляющихся джамаатов, конкурирующих с официальными властями. Однако и здесь наблюдается предсказуемая тенденция, очевидно, связанная в том числе и с неспособностью официального Духовного управления удержать молодежь в поле своего влияния. По словам Мурата Берзегова, лидера Черкесского конгресса, «часть мусульманской адыгейской молодежи, не имеющая возможности для социального продвижения в современном коррумпированном российском обществе, вынуждена замыкаться в независимые от духовных управлений мусульман локальные религиозные группы, возможность перерождения которых в радикальные структуры вопреки традиционным для адыгов­-черкесов миролюбию и гибкости возрастает при складывающихся условиях». Спугнув мусульман милицейскими репрессиями в мечетях, власть сама загнала их в частные квартиры, рассеяла по студенческим общежитиям и лавочкам в городских скверах, где сотни молодых людей вдохновенно обсуждают, внимая заезжим гуру от ислама, каким быть исламу в Адыгее. В их смутных представлениях нет места интеллектуальным поискам, а великая авраамическая традиция низводится к необходимости следовать нескольким простым обрядам. Тем не менее именно в этих квартирных дискуссиях они конструируют модель исламского бытия на своей родине. В их сознании личные амбиции причудливо переплетаются с апелляцией к трагической истории адыгов в Российской империи и поисками индивидуального исламского проекта. В этих условиях движение за сохранение статуса Адыгеи неизбежно объединит национальный и религиозный протест в единый поток. В ряду многих причин, по которым вхождение республики в край будет иметь негативные последствия, молодые мусульмане выделяют отсутствие мечети в Краснодаре и, как следствие, невозможность реализовать свои духовные потребности.

Северо-­Западный Кавказ – не Чечня и не Дагестан. Здесь другие, хотя и общекавказские, культурные стереотипы, а этническая идентичность всегда доминировала над конфессиональной. Сегодня эта ситуация меняется, ибо юношеские грезы о великой Черкесии замешиваются теперь не на этнической, а на исламской основе и вполне способны запустить механизмы общественного распада. Тем более что повод для нарастания новых конфликтных настроений в разных социальных слоях уже есть: в 2007 г. запланировано празднование 450­летия «добровольного вхождения» Адыгеи в состав России. Событиям 1557 г., имеющим неоднозначный исторический фон, трактовку и очень спорную привязку к Адыгее, еще предстоит сфокусировать новое напряжение на Северо-­Западном Кавказе. И вполне возможно, что мусульмане Адыгеи будут играть далеко не последнюю роль в этом вероятном будущем конфликте.