Формирование этнорелигиозной картины в Мещере XV–XVII вв.

А. В. Беляков

России было суждено стать полиэтническим и многоконфессиональным государством. В большинстве регионов представители разных культур проживали в непосредственном контакте. Особенно острой проблема взаимодействия стала в так называемых контактных зонах. Одним из подобных мест являлась Мещера. Здесь на протяжении около 1000 лет постепенно проникавшие славяне постоянно взаимодействовали с местными финно-угорскими племенами и появившимися несколько позднее тюркскими народами. Исследование складывания и развития этнорелигиозной картины данного региона позволит под новым углом взглянуть на многие процессы, протекавшие в российской истории. Также оно поможет подсказать наиболее приемлемые сценарии развития событий в современной многонациональной и конфессиональной России.

Начало исследования Мещеры следует отнести ко второй половине XIX в., когда выходит сочинение В. В. Вельяминова-Зернова о касимовских царях и царевичах. Во многом автор открыл такую важную проблему, как наличие в России XV–XVII вв. достаточно представительной группы служилых Чингисидов, попавших сюда в результате различных стечений обстоятельств и по ряду причин в большинстве случаев оказавшихся связанных с г. Касимовом. Но, говоря о служилых царях и царевичах, просто невозможно было игнорировать отряды татарской конницы, приходивших вместе с ними[1]. Данное сочинение вызвало рождения интереса к служилым татарам как в Мещере, так и в других регионах. В первую очередь он затронул природу частновладельческих городов. Итоги дискуссии по данному вопросу в XIX в. подведены П. П. Смирновым. Он разделил города-вотчины на два типа: находящиеся в частном обладании по земле и в частном обладании на иных основаниях, сводящихся к праву сбора на себя доходов и другими правами, не затрагивая, однако, структуры землевладения в государевых городах. Автор относит города, жалуемые в удел (юрт) царям и царевичам, ко второму типу. Но он рассматривает их только как источник доходов, не затрагивая проблемы обладания городами как возможное условие содержания царевичами собственных военных отрядов[2]. Следует отметить сочинение учителя касимовской гимназии Н. И. Шишкина, которое во многом пересказывает в сокращенном виде исследование В. В. Вельяминова-Зернова, но наряду с этим приводит и новые интересные данные, в том числе и архивные[3]. Исследование М. Г. Худякова также в своей основе является сокращенным пересказом В. В. Вельяминова-Зернова, но со значительными переработками, вызванными особым взглядом на русско-татарские (в первую очередь русско-казанские) отношения. Последующая казанская историография полностью находится в оценочном русле данного автора[4]. Все следующие исследования к заявленной нами теме носят опосредованный характер. В 20–50-е гг. и Мещера, и Касимов в частности стали предметом исследования Н. И. Приваловой. Ею была проделана большая подготовительная работа к защите кандидатской диссертации, которая, безусловно, внесла бы неоценимый вклад в развитие заявленной проблемы[5], но, к сожалению, при жизни автора вышла только одна печатная работа[6]. Следующим шагом стала публикация исследования М. Г. Сафаргалиева, посвященное распаду Золотой Орды. В нем не использованы новые источники, но именно с него следует признать начало бесспорного принятия утверждения о существовании Касимовского царства[7]. С этого момента среди историков Мещера начинает устойчиво ассоциироваться с этим мифическим образованием. Исследователи продолжали интересоваться регионом. Ими затрагивались проблемы исторической географии, статуса «касимовского удела» (юрта) и некоторые частные моменты как иллюстрация более общих явлений[8]. При этом новые документы данные исследования не используют.

Этнографы обратили внимание на регион только в начале XX в. Их интерес привлекли в первую очередь проблемы складывания общности мещерских татар и мишарей[9]. В целом можно выделить несколько основных подходов к решению татарско-мишарской проблемы: мишари – это отатарившаяся часть мещеры (можар)[10]; это осколок Золотой Орды, поэтому касимовские татары и мишари представляют собой единое целое[11]; низы касимовских татар составляли финны, верхи – татары, постоянно испытывавшие финское влияние[12]. Позднее в касимовских татарах видели то ногайцев[13], то по преимуществу выходцев из Казани[14] или с Северного Кавказа[15].

На рубеже XX–XXI вв. на проблему Касимовского царства сформировались два взгляда. Представители первого исходят из концепции Худякова – Сафаргалиева. Они признают безусловное существование «Касимовского царства» как осколка Золотой Орды (до 1552 г. с очень большой степенью независимости), а основной вектор развития видят в агрессивной политике Москвы по отношению к Казани, а в дальнейшем в стремлении к физическому истреблению не принявшей христианство части служилых татар[16]. Иная точка зрения заключается в том, что изначально так называемое «Касимовское царство» являлось некой структурой параллельной общегосударственной, а Касимов представлял собой только место проживания чингисида и его двора. То есть понятие юрт рассматривается в позднем его значении – место проживания, кочевки[17]. В недавнем прошлом последний взгляд получил поддержку у археологов[18]. При этом следует отметить, что археологическая изученность региона на настоящий момент явно недостаточна.

Славянская колонизация края началась, скорее всего, в X–XI в. Это было связано с необходимостью контроля над Окой, протекающей через Мещерскую низменность. Кажется несколько странной укоренившаяся картографическая традиция изображать данный отрезок реки вне пределов Муромо-Рязанского княжества. Как же тогда осуществлялась регулярная связь между северными и южными землями княжества? В этих же целях, по-видимому, и был основан Городец Мещерский. В настоящее время археологи зафиксировали два региона компактного распространения древнерусских памятников на рассматриваемых территориях. Это Касимовское Поочье и нижнее течение р. Цны[19]. В дальнейшем данная территория получила независимость от Рязани (или Мурома). Скорее всего, местным князем стал представитель Рязанского или Муромского княжеского рода. В последнее время данную мысль независимо высказали несколько исследователей[20]. По мнению А. В. Азовцева, высказанном в устной беседе, это, по-видимому, князья Мещерские. В таком случае их официальная родословная является фальсифицированной[21]. Что в прочем не редкость среди русского дворянства. Границы «Мещерского» княжества (на раннем этапе следует говорить о Муромо-Рязанском княжестве) установить достаточно тяжело. На востоке оно, возможно, простиралось до Кадома (с этим согласны далеко не все[22]) и Андреева городка каменного (Темгенево городище, единственный на востоке Рязанской области памятник с древнерусским культурным слоем XII–XV вв.) в низовьях реки Цны[23], а на западе ограничивалось волостью Мещерка, «тянувшейся» с конца XIV в. к Коломне[24]. Восточная Мещера (в том числе Алатырь и Курмыш) вряд ли когда-либо входила в состав княжества. Освоение этих территорий мещерскими татарами началось на рубеже XVI–XVII вв.

Проникновение Москвы в Мещеру началось в первой четверти XIV в. По мнению В. А. Кучкина, это произошло около 1320 г., когда московский князь Юрий Данилович воевал с Рязанью. Тогда же, до 1327 г., произошла покупка мещерских земель у местного князя Александра Уковича[25]. У некоторых исследователей Александр Укович превращается в Александра Юрьевича Ширинского (Мещерского), а дата продажи переносится на 1381 г.[26] Скорее всего, этому способствовало довольно неуверенное предположение Н. М. Карамзина о том, что князья Мещерские произошли от Александра Уковича[27]. Если допустить, что Александр Укович являлся князем Мещерским, тогда именно с этого времени представители данного рода становятся служебными князьями. Тогда становится понятным участие князей Мещерских в Куликовской битве. Быть может, уже тогда данный род сильно разросся и упоминаемый князь контролировал далеко не всю территорию Мещеры. Однозначно, что здесь следует видеть западные территории до Оки. Что касается заокских земель, то здесь данных значительно меньше. Можно предположить, что частично заокская Мещера попала в сферу влияния Москвы тогда же. Дальнейшее продвижение на восток произошло в 1381 г. Тогда помирившиеся Дмитрий Донской и Олег Иванович рязанский предприняли совместный натиск на «ордынские земли». Возможно, Кадом и Темников именно тогда попали в сферу влияния Москвы. В. А. Кучкин предполагает, что тогда Дмитрий Донской воевал Наравчат (Наручадь). Самый крупный ордынский административный центр – близ реки Пьяны[28]. Можно предположить, что Олегу рязанскому тогда достались земли будущего собственно Шацкого уезда. Известно, что со 2-й половины XVI в. под Мещерой или Шацким уездом подразумевали территории собственно Шацкого а также Касимовского, Елатомского и Кадомского уездов и г. Темникова. При этом понятие Елатомского и Кадомского уездов достаточно условно[29]. Для понимания процессов, происходивших в крае, следует отметить и тот факт, что до конца XIV в. Муром, Елатьма, Кадом являлись восточными пограничными городами Рязанской епархии. Темников вместе с Алатырем и Курмышем подчинялись московским митрополитам[30]. Границы епархий являлись достаточно устойчивыми и указывали на прежние территории княжеств.

С этого момента начинается активная история взаимодействия славянского и мордовского населения. При этом мордва постепенно славянизировалась и христианизировалась. Проникновение татарского этнического компонента в регион, скорее всего, началось еще в XIII в. Утверждается, что восточная Мещера входила в состав одного из ряда полуавтономных образований на границе между Золотой Ордой и русскими княжествами кажется несколько сомнительным, в частности, в свете наших знаний об Андреевом городке[31]. Массовое тюркское проникновение началось не ранее середины XV в. когда в Касимове (тогда еще Городце Мещерском) поселили царевича Касима (Трегуб) ибн Улуг-Мухаммеда с его военным отрядом. Каждая новая касимовская династия приводила с собой свой военный отряд. Двор предшественников получал автономность и испомещался в Мещере[32]. Следы этого были заметны еще в XVII в., когда документы отмечают среди касимовских татар царев двор (шигалеев двор, или полк) и сеитов полк (городецких татар). Первые являлись татарами двора касимовского царя Щах-Али ибн Шейх-Аулеара из астраханской династии. Среди них, скорее всего, было много казанских татар, ногайцев и выходцев из Астрахани. Вторые, судя по всему, являлись потомками двора касимовских Чингисидов из крымской династии. Имеются следы и иных дворов, в частности Кайбуловичей[33].

Здесь следует сказать об одной ошибке, встречающейся в литературе. Л. Ш. Арасланов объясняет наличие среди касимовских татар иберийско-кавказских фонем тем, что в состав дружины царевича Касима входили народы Северного Кавказа. Он исходит из того, что царевич выехал как раз оттуда, путая два географических понятия: Черкасы и Черкесы. Северный Кавказ в России называли Черкесией. Черкасы же – это приазовские и приднепровские степи. Запорожских казаков и украинцев с конца XVI в., как правило, называли Черкасами. Именно оттуда и выехал Касим. С Кавказа же в Россию попал царевич Бикбулат (отец Симеона Бекбулатовича), выехавший в июне 1561 г. При этом с ним и его женой, судя по всему, выехало значительное число черкес, осевших в последствии в Касимове[34]. По крайней мере именно здесь была похоронена мать Симеона, Алтын-сач, дочь кабардинского князя Темрюка Айдарова и сестра Марии Темрюковны. И. В. Зайцев ошибочно предполагает, что Бекбулат – это Кайбула (Абдула, Абд ал-Лах) ибн Ак-Кобек ибн Муртоза ибн Ахмад и Алтын была его женой[35].

В восточной части (район Темникова и Кадома) ситуация складывалась по-другому. Как минимум с начала XVI в. темниковские татары возглавлялись княжеским родом Еникеевых-Кугушевых-Тенишевых[36]. Известна поместная жалованная грамота князю Тенишу Кугушеву на земли в Подлесском стане в Мещере 1528 г. В 1539 г. князю Еникею Тенешеву пожаловали судные пошлины в Темникове. Князьям давали право сбора ясака с мещерской мордвы. До 1552 г. и после 1572 г. им принадлежали темниковские кабаки. В третьей четверти XVI в. кабацкие доходы собирались на касимовских царей Шах-Али и Саин-Булата[37]. В Темникове, как и в Касимове, власть князей ограничивалась воеводами, в конце XVI в. – осадными головами[38]. Смена осадных голов произошла до июля 1598 г.[39] Источники не дают однозначного ответа на вопрос о наличии у кадомских татар постоянного лидера. Известно, что некоторым кадомским княжеским родам предоставлялись в кормление право сбора ясака с мордвы: князья Мансыревы, Илешмяков (Бутаковы), Енгалычевы (Бедишевы), Аганины (Девлеткилдеевы, Бибарсовы)[40]. Наблюдения над правилами наследования княжеского титула среди целого ряда мещерских княжеских родов (Девлет-Килдеевы, Аганины, Енгалычевы и др.) дают возможность сделать некоторые предположения. Судя по всему, княжеский титул наследовался старшим в роде вместе с «княжением» над мордвой, то есть правом сбора ясака и судебных пошлин. Остальные члены рода иногда сохраняли права на часть мордовского ясака и могли передавать его по наследству, но всегда именовались только мирзами[41]. Когда княжением жаловалось сразу два представителя рода (жаловалось иное княжение), младший становился родоначальником новой княжеской ветви. Но данное правило распространялось далеко не на все роды, известные в регионе[42]. Таким образом, титул князь в данном случае превращается фактически в должность. Быть может, за это князь в начале обязывался за свой счет содержать какое-то количество казаков, по своему положению близких военным холопам. По крайней мере в войнах 2-й половины XVI в. кадомская и темниковская мордва и бортники достаточно регулярно упоминаются как действенная военная сила[43]. К тому же местная мордва не страдала от хронического малоземелья и была вполне зажиточной[44]. В первой половине XVII в. пожалование ясаком отменили. Служилые татары (казаки – военные холопы[45]) стали испомещаться московским царем. С этого момента исчезают и князья. Однако все представители этих семей имели право на приставку князь перед родовым прозвищем. С принятием христианства во второй половине XVII в. они жаловались княжеским достоинством, передающимся всему мужскому потомству. А позднее за крещение жаловались и в стольники. Показательно и то, что в XV в. в Мещере зафиксированы мордовские кормления, раздаваемые православным. Хотя они по своему статусу, скорее, являлись волостетелями[46].

Еще в начале ХХ в. часть кадомских татар «помнила» о своем мордовском происхождении[47]. Хотя к этим известиям следует относиться очень осторожно. Тем более ни в коем случае нельзя переносить на всех мещерских татар. Скорее всего, среди них имелись как выходцы из мордовских старшин и рядовой мордвы, принявших ислам, так и татары, в разное время и по тем или иным причинам попавшие на данную территорию. Это подтверждает и сообщение С. Герберштейна о мордве – жителях Мещеры: «По одним сведениям, они идолопоклонники, по другим – магометане»[48]. Хотя иные исследователи видят в мордве исповедовавшей ислам предков, современных татар-мишарей[49]. Известно, что в Мещере в XVI–XVII вв. активно испомещались нововыезжие служилые татары, в том числе астраханские и сибирские Чингисиды[50]. Ряд жалованных грамот указывает, что эти земли достались татарам от мордовских племен и увеличивались же за их же счет[51]. Возможно, кадомские (а быть может, и темниковские) князья – это отатаришвиеся мордовские старшины. Тогда и среди части рядовых татар следует видеть вчерашнюю мордву. Тем более что среди кадомских татар XVII в. встречаются и явно мордовские фамилии[52]. Нужно помнить, что, судя по документам, в Мещере XVI–XVII вв. достаточно просто определяли национальную принадлежность: язычник – значит мордвин, мусульманин – значит татарин, православный – русский. Со сменой конфессии происходила почти моментальная смена национальности. Здесь главное – не впасть в крайность и не объявить всех мещерских татар мордвой. Тут мы подходим к необходимости проведения планомерных антропологических исследований в регионе, которые помогут историкам разобраться со многими процессами, происходившими здесь.

Постепенно Касимов приобретает роль сакрального центра для Чингисидов и всех окрестных мусульман наподобие г. Сарайчука (ныне с. Сарайчик Махамбетовского района Атырауской области Казахстана) в Дешт-и Кипчаке. Именно там восходили на престол Золотой Орды целый ряд ханов, а впоследствии находили свое последнее пристанище. Это же значение город сохранил и в Ногайской Орде[53]. Касимов становится местом средоточения родовых гробниц служилых Чингисидов, оставшихся верными исламу, из астраханской, сибирской, казахской хивинской и ургенчской династий. Этому способствовала почти непрерывная двухвековая традиция присутствия в городе татарских царей и царевичей с титулом касимовского «правителя» и, как правило, невозможность их отъезда за пределы России, а также наличие каменных мечети и минарета (построены в промежутке между 2-й половиной XV в. и серединой XVI в.), долгое время (до середины XVIII в.) единственных в России действующих каменных культовых сооружений мусульман. Об этом статусе города можно говорить как минимум с середины XVI в.[54] Так же он воспринимался и рядовыми татарами вплоть до начала XX в. Площадь татарского кладбища в Касимове достигала 17 гектаров. На нем стремились быть похоронены татары не только Рязанской, но и ряда прилегающих губерний. Народная память сохранила предания о том, как покойников с большими трудностями в разлив везли на кладбище за несколько десятков километров[55].

Мы подошли к моменту, когда документы позволяют нам приоткрыть завесу времени над проблемой межконфессиональных взаимодействий. Эти известия появляются в XVI в. и постепенно нарастают к концу XVII в. В своем большинстве они носят экономический характер. Так, в 1538 г. мордовское население, подвластное кадомскому князю Енгалычу Бедишеву, жаловалось на него в Москву в насильствах и злоупотреблениях. Результатом стала жалованная несудная грамота мордве «опричь душегубства и разбоя с поличным»[56]. В конце XVI в. проблемы возникали с продажей православного населения в степи. Военная добыча являлась одним из источников доходов служилых татар. Неправославный полон был достаточно ценен для них, так как он пользовался большим спросом на востоке[57]. Москва не препятствовала этому и только следила, чтобы среди проданных не было православных. Так, в 1586 г. стало известно о том, что служилый татарин Енговат Бехкулаков торгует православными. За это его велели бить кнутом и взять пени 10 руб. Справедливости ради, однако, следует отметить, что девку Аринку татарам продал поп села Иванова Кашинского уезда, взявший до этого сироту «за дитяти место»[58].

Говоря о событиях Смутного времени, требуется подчеркнуть, что между православным, мусульманским и языческим населением не отмечено антагонистических отношений. На то, чью сторону займет тот или иной человек, национальность и религиозная принадлежность никак не влияли[59]. В этом плане достаточно показателен тот факт, что все служилые Чингисиды в своих пристрастиях разделились на два лагеря. Сибирские царевичи вначале поддерживали Василия Шуйского, а затем встали на сторону Второго ополчения. Представители казахской династии и их родственники наиболее активно сотрудничали с деятелями Тушинского лагеря. Но разногласия возникали тут же, как только появлялись экономические противоречия. Так, известны попытки темниковских татар округлить свои поместья за счет земель мордвы[60]. Мещера достаточно долго поддерживала вначале Лжедмитрия II, а затем и Ивана Заруцкого. Касимовский царь Ураз-Мухаммед ибн Ондан долгое время претендовал на роль мусульманского лидера в Тушинском лагере. Хотя в итоге ему это не удалось. В начале 1610 г. служилые татары, в том числе и касимовские, осознали, что интересы чингисида и их могут сильно розниться. Благодаря этому в конце января – начале февраля 1610 г. донские казаки и татары неожиданно для своих начальников И. М. Заруцкого и касимовского царя ушли в Калугу к Лжедмитрию[61]. Ко второй половине 1612 г. мещерские татары, кажется, почти все находились на стороне Второго ополчения. По крайней мере представитель кадомских татар (и, быть может, темниковских) мирза Василий принимал участие в выборе нового царя, Михаила Романова, и поставил рукоприкладство под актом об избрании[62].

Но наиболее ярко проблема взаимоотношения представителей разных конфессий раскрывается во взаимоотношениях посада г. Касимова и касимовского царя Арслана ибн Али. 7 февраля 1621 г. на двор к касмовскому царю пришли касимовский староста Сафонька Ширяев, Микита Алянчиков, Посник Поздин «с товарыщи» и «со многие людьми» с тем, чтобы выразить свое недовольство злоупотреблениями Араслана Алеевича. Последовавшее судебное разбирательство выявило как экономические, так и религиозные насильства со стороны чингисида. При этом некоторые из них фиксировались и ранее: «...у касимовских татар руских людей много, а дают за латышей, за некрещеных женок русских насильством и в свою их веру приводят и бусурманят, и в постные дни и в говейна велят мясо есть», «царю делают изделье всякое, жнут и сено косят, и возят, и ставитца де ими в том на всякий год рублев по сту и болши, оприч того, что всякое дворовое изделье делают и лес и воду возят, и хоромы ставят и стор[о]жю[т] на дворе, стерегут... человек по двадцати и болше, и толкут, и мелют и хлебы пекут... емлет царь из лавок на себя всякие товары и лошади добрые, и коровы, и овцы, и всякую животину безденежно. А которые де их братья, посадские люди, учнут ему бити челом о деньгах за товары и за лошади, и за животину и он де за то велит бить плетьми и батоги, и мучит насмерть... А которые де посадские де мастеровые люди плотники и ок[он]чики, и сапожники, и епанченики, и крашенинники и царь тех мастеровых людей емлет на себя делать всякое дело безденежно.» Официально в XVI – первой трети XVI вв. касимовцы платили оброк в 37,8 руб. на год. Правда, в 1627 г. его сократили до 15,97 руб. В этот период (1627–1636 гг.) доходы с касимовского посада собирались в Посольский приказ. Но помимо указанных оброчных денег Араслан Алеевич «доправлял на себя» добавочно по 80 руб., а также занимался прямым вымогательством. Имущество умерших на правеже или бежавших отписывалось на царя, а их дворы развозились по кабакам и винокурням и шли на дрова. Существовал и иной способ вымогательства. Из лучших посадских людей царь ежегодно выбирал на кабаки, винокурни и таможню человек по 15 и больше. При этом на каждом из них правилось по 10–15 руб. ежегодно, а после завершения службы – так называемые «памятные» деньги, по 10 и более руб.

Как следствие этого и безразличия к их судьбе касимовского воеводы, во всем нравившегося царю, посадские люди устроили своеобразную акцию неповиновения, подожгли одну из мельниц Араслана. Кажется, какие-то беспорядки были устроены в кабаке и таможне. Деятельность винокурни и кабаков была приостановлена. Уже тогда в Касимове проживало достаточно много новокрещенов. Крещение часто позволяло улучшить материальное положение и помогало сделать карьеру. Араслан Алеевич силой держал у себя новокрещенов, «бусурманил» их, выдавал замуж за мусульман, держал «в чепи и железех» за отказ вернуться в веру предков. Обвиняли царя и в убийстве людей. Конец следственного дела не сохранился. Поэтому о его результатах можно только предполагать. Но касимовскому царю было сделано определенное внушение. В целом Араслан не смог найти общий язык с подвластным ему населением. О причинах этого мы можем только догадываться. Возможно, свою роль сыграл характер чингисида или же родственные связи с Романовыми (он приходился через Ивана Грозного троюродным братом Михаилу Федоровичу).

Несмотря на то что в Москве к нему явно благоволили, это не помешало отказать в передаче посада г. Елатьма касимовскому царю за осадное московское сиденье 1618 г. при активном сопротивлении елатомцев[63]. Следует признать, что в рассмотренном деле экономические мотивы превалировали. Религиозный аспект приводится исключительно как дополнительный аргумент. Но окончательно игнорировать его ни в коем случае нельзя. Татары достаточно болезненно относились к смене веры своими единоверцами. В Посольском приказе в толмачах и переводчиках служило много мещерских татар. Принятие ими православия дозволяло кардинально увеличить их материальное положение. Зафиксировано много примеров этого. Но нужно отметить, что известны случаи, когда желание креститься приводило к избиению со стороны сослуживцев и родственников[64].

В целом Москва достаточно настороженно относилась к татарам, проживавшим в России. Уже в XVI в. существовала практика, по которой вся внешнеполитическая корреспонденция служилых Чингисидов в обязательном порядке должна была просматриваться во внешнеполитическом ведомстве. Нарушение данного правила могло повлечь за собой судебное разбирательство и тюремное заключение[65]. При них обязательно находились православные воеводы или приставы[66]. То же самое относится и к служилым татарским корпорациям. Москва стремилась всячески ограничивать контакты служилых татар всех рангов с иностранцами, в первую очередь мусульманского происхождения[67]. Касимовский воевода до середины XVII в. при назначении получал наказ, в котором отдельно оговаривались карантинные меры по отношению к подданным мусульманского вероисповедания[68]. В первой половине XVII в. достаточно было появиться в Касимове татарину в ногайском платье, чтобы началось длительное судебное разбирательство[69]. Отчасти эти опасения были оправданы. В 1675 г. русский полоняник Петр Татаринов (Мещерский Петр Адрианов) получил дворянство по московскому списку и назначение в переводчики Посольского приказа за «многие турские полонные терпения» и известия о тайном приезде в Турцию казанских татар и их переговорах о союзе против России[70].

Необходимо подчеркнуть, что, несмотря на наличие значительной части помещиков мусульман в регионе, они практически не назначались на административные должности. Имеется только два исключения. В 1593/94 г. в Касимове обязанности осадного головы исполнял Болуш Султангалычев[71]. В Смутное время здесь же между августом 1610 и 1613 гг. воеводой являлся Исиней Карамышев (совместно с Иваном Вельяминовым?). Можно предположить, что Карамышев руководил некоторое время всей территорией Мещеры. Из сибирских татар. Родственник по женской линии сибирских Шейбанидов. Бахтураз Карамышев, зять царевича Мухаммед-Кули б. Атаула, племянника хана Кучума, выехал в Россию с женой царевича в 1586/87 г. Его жена оказалась в России несколько раньше. Позднее к нему выехали и иные родственники. Их разместили среди иных знатных кормовых татар в Ярославле. В первой трети XVII в. здесь проживали кормовые мурзы Бердикей и Нурикей Бактаразовы (Бахтуразовы) дети Карамышевы. И. Карамышев в Смутное время поддерживал правительство Василия Шуйского. В это же время он завладел мельницей касимовского царя Ураз-Мухаммеда б. Ондана. Также в Смуту за него «заложились» многие посадские люди.

В 1613/14 г. его сестра Наг-Салтан Карамышева, дочь Мусаитова, стала женой касимовского царя из сибирских царевичей Арслан б. Али б. Кучума. До этого она была в браке за Мамаем мирзой Семендеревым, по крайней мере Мустафа мирза Мамаев, сын Семендерев, в 1634 г. называет ее своей матерью. По-видимому, ее мать происходила из рода пророка Мухаммеда. В одном из переводных татарских документов она именуется сеит царицей Нагал-салтан. В 1619/20 г. московский царь по неизвестным причинам сослал Исенея Карамышева в Нижний Новгород. Тогда же Арслан отослал жену к родственникам в Ярославль. Но развода, кажется, не последовало. Здесь она получала поденный корм в 25 копеек. Позднее он был сокращен до 18 копеек. Упоминается до 1651 г. Известно, что она участвовала в крупных поземельных сделках[72].

Причину этого следует искать в том числе в правовом положении представителей неправославного вероисповедания в России. Татар не отделяли от служилых западноевропейцев. То есть они не являлись полноценными и окончательными подданными московского царя.

Как следствие Москва всячески стремилась оградить православных подданных от негативного влияния со стороны иноверцев. В основном в этих целях достаточно регулярно издавались указы, запрещавшие совместное проживание православных холопов и помещиков и вотчинников неправославного вероисповедания и ограничивающие путем создания специального земельного фонда, круга православного населения с иноверцами. Но при этом власти всячески препятствовали корыстному крещению холопов с целью получения свободы. Таким образом, создавалось положение, ограничивавшее возможности прозелитизма и в то же время позволявшее нести военную службу служилым иноземцам[73].

В середине XVII в. наступает новый этап в отношении Москвы к инородческому населению Мещеры. Документы отмечают наступление православия, активно поддерживаемое светскими властями по всем направлениям. Наиболее знаковым событием стало крещение касимовского царевича Сеид-Бурхана[74] (1624–1679 гг.). Касимовский царевич Сеид-Бурхан ибн Арслан, правнук сибирского хана Кучума, родился в Касимове в 1624 г. Его отцом был касимовский царь Арслан ибн Али[75], а матерью – дочь касимовского сеида Ак-Мухаммеда сеид Белек сеид Шакулова Фатимы-салтан. Сеид (Саййид) – вождь, господин, глава. В мусульманском мире так называют потомков четвертого правоверного халифа Али (652–662 гг.), женатого на Фатиме, дочери пророка Мухаммеда. К женщинам прилагается термин саййиди, или ситти («моя госпожа»). Чингисиды признавали сеидов «первенствующим сословием» уже в XIV в. Они составляли обособленную группу в социальной иерархии мусульманского общества и пользовались у верующих почетом и многими привилегиями. Их считали главными носителями религиозных идей. Только сеиды могли безнаказанно говорить всю правду мусульманским правителям и укорять их за неправедный образ жизни. Они не подлежали смертной казни. А в сознании мусульман часто отождествлялись со святыми (аулиями). Сеиды брали себе жен из любой социальной группы, без различия, но неохотно выдавали своих дочерей за людей из другого слоя, так как потомки от такого брака приобретали все права и привилегии сеидов. Бывали случаи, когда среднеазиатские государи-нечингисиды XVIII–XIX вв. насильственно брали себе в жены девушек из первенствующего сословия, чтобы их потомки могли присоединить к своему титулу и звание сеида[76]. Таким образом, Сеид-Бурхан и его дети имели все права сеидов, а значит, особо почитались местным татарским населением.

В Рязанских достопамятностях читаем: «В лета 1653/54 сибирский царевич Алтанаев большой сын в христианскую веру крещен, а меньшой Алтанаев царевич сын креститься хотел же и для крещенья отдан под начальство в монастырь, а касимовский царевич Сеид-Бурхан креститься обещался же, и патриарх Никон ко святому крещению огласил и имя ему нарек Василий. А как для крещения в монастырь его отослать хотели, он креститься не похотел»[77]. Вскоре данный обряд все же был проведен. Очень важно, что данное сообщение отмечает нежелание чингисида принять православие. А. Олеарий отмечает, что еще в 1636 г. юному Сеид-Бурхану (Рес Кичи) предлагали принять истинную веру, обещая за это руку дочери царя Михаила Федоровича. Теперь же его супругой стала дочь Никифора Юрьевича Плещеева – Марья[78]. Москва, судя по всему, прекрасно осознавала (по крайней мере руководство Посольского приказа), какие последствия вызовет данный шаг.

Для касимовских мусульман это был серьезный удар. У нас имеются только косвенные данные о том резонансе, который вызвал среди них этот шаг. Но и они достаточно показательны. Один из сыновей царевича, Яков Васильевич (?–1677 г. января 7), является местно чтимым святым. День его памяти отмечается 7 (20) января[79]. В Касимове рубежа XVIII–XIX в. имели достаточно смутное представление о его судьбе. В свое время их обобщил И. С. Гагин. К этому времени царевича принято было считать последним касимовским правителем, которого татары убили за крещение в православную веру[80]. Из бумаг Гагина эти представления были позаимствованы М. Барановичем через М. М. Краснова[81]. Позднее, обрастая различными малореальными подробностями. эти известия стали кочевать из издания в издание. Утверждают, что царевич вел самую праведную жизнь. Однажды он заболел горячкой и был при смерти, но получил чудесное исцеление от чудотворной иконы «Казанской Божьей Матери моление старицы Устиньи». В благодарность он подарил в Казанский монастырь 2 ризы. Еще в конце XIX в. в монастыре показывали 2 пелены из ткани рыхлого бархата с большими серебряными цветами, переделанные из священнических риз, пожертвованных, как говорят, юным царевичем. Он похоронен в Казанском девичьем монастыре. Покоился царевич в особой каменной часовне. Ежедневно на его могильной плите монахини рассыпали речной песок, собираемый богомольцами. Говорят, молитва к святому помогает при зубной боли. Имеются упоминания о том, что в монастыре якобы долгое время хранился портрет царевича Якова, сгоревший во время пожара. А в монастырской ризнице имелся некий образ Богоматери, вышитый, по преданию, серебром царицей Фатимой и ее внучками, Евдокией и Домной[82]. Среди православного населения города в более позднее время курсировали слухи о том, что царица Фатима-султан под конец своей жизни тайно исповедовала христианство и за это была задушена татарами[83]. Понятно, что на формирование образа царевича Якова большое влияние оказала судьба его отца. А в представлениях о нем эти две личности оказались смешаны. После принятия православия Василий, кажется, уже не появлялся в Касимове или делал это крайне редко. Православный чингисид полностью порвал со своими мусульманскими родственниками. Кто являлся инициатором разрыва, неизвестно. Но во второй половине XVII в. сеиды Шакуловы перестают владеть деревнями из касимовского поместья Василия Араслановича[84].

Сказалось это событие еще одним, самым неожиданным образом. В одном из писем, направленном в Москву от крымского визиря Сефер-газы-аги, читаем: «Если хотите знать, почему войска ваши понесли поражение, то вот почему. Уже сто лет как Казань и Астрахань, со времен отцов и дедов наших, находится у вас в руках; до сих пор тамошние мусульмане не терпели никаких притеснений; нынешний же царь ваш вообразил себя умнее прежних царей, отцов и дедов своих, и вы разорили мечети и медресе... В укор вам у нас ставят и то, что вы насильно окрестили султана хан-кирманского (царевича касимовского)»[85].

В это же время архиепископ Мисаил предпринял крупномасштабную экспедицию по крещению шацкой мордвы. Мисаил был поставлен в рязанские архиепископы из иеромонахов новгородского Деревяницкого монастыря 13 апреля 1651 г. Вначале архиерей ограничивался только посылкой священников для крещения. В начале 1654 г. он отправился в Шацкий уезд, дворцовую Конобеевскую волость, Кадомский и Тамбовский уезды. Далеко не все соглашались добровольно принять крещение. Не помогла Мисаилу и военная сила, присланная царем. В апреле 1656 г. он был убит[86]. Следует подчеркнуть, что в данное время в указе 1652 г., вызванном злоупотреблениями темниковского священника и поддерживавшего его воеводы, особо подчеркивали запрет крестить мирз и татар неволею[87]. Таким образом, однонаправленные стремления светских и церковных властей столкнулись с сопротивлением на местах и вынуждены были подвергнуться определенной коррекции. Нельзя не учитывать и того, что на местах могли по собственной инициативе форсировать события.

Очередным шагом стал указ царя Федора Алексеевича от 16 мая 1681 г., предписывающий отписывать у татар и мирз поместий и вотчин с православным населением, так как «мурзы и татары в поместьях своих и вотчинах крестьянам чинят многие налоги и обиды, и принуждают их к своей басурманской вере и чинят осквернение». При этом если татарский помещик принимал православие, то за ним не только оставляли крестьян, но и выплачивали вознаграждение: мирзам – 10 руб., их женам – 5 руб., детям – 2,5 руб. Рядовым татарам выплачивали в два раза меньше. Позднее некрестившиеся должны были испомещаться по особому указу на мордовских землях все в тех же Кадоме и Темникове. Примечательно, что этим же указом мордве объявлялась за крещения податная льгота на 6 лет[88]. Часто отписанные поместья доставались крещеным родственникам прежних владельцев. В результате этого осложнялись взаимоотношения в семьях[89]. Известны случаи злоупотреблений священников, особо рьяно взявшихся за дело. Реакция на данный указ последовала незамедлительно. Прежде всего она выразилась в ложном крещении татарских помещиков и их крестьян, стремившихся таким образом перейти в разряд черносошных. Как следствие, вскоре пошли многочисленные обвинения в ложном крещении и скидывании крестов[90]. Также активизировалось стремление части татар к переселению на окраины Русского государства. Активизировались побеги татар в Саранский уезд, где в это время было несколько спокойнее[91]. Отмечены случаи возникновения имущественных противоречий между мусульманами и православной церковью, что еще больше осложняло общую ситуацию. Так, в 1670 г. в Темниковском уезде отмечен факт поджога мордвой «новокрещенские часовни» и захвата церковной земли[92]. В 1682 г. зафиксировано дело о татарской земле, отданной по ложному челобитью «для церковного строения». После разбирательства ее вернули татарам-челобитчикам[93]. Противодействие указу от 16 мая 1681 г. послужило причиной его отмены через год. 29 мая 1682 г. было указано оставлять одну половину поместий и вотчин некрестившихся татар. 13 июня 1682 г. было решено вернуть им и вторую половину[94].

Здесь следует отметить, что процесс постепенного крещения части мещерских татар проходил и до этого. При этом в достаточно массовом порядке. Так, только в 1677/78 г. в Темникове упоминается 41, а в Кадоме – 17 новокрещенов, записанных в рейтары[95]. Именно в 70–80-е гг. появляется значительное число новоявленных князей и стольников, пожалованных за принятие православия. Во второй половине XVII в. численность татарских выходцев, в том числе и княжеского достоинства, в составе государева двора постоянно возрастала. Данный процесс привел к тому, что в 1675 г. был принят указ, по которому именование кого-либо князем без имени стало считаться бесчестьем[96]. Позднее, на рубеже XIX–XX вв., в Петербурге у извозчиков-татар даже было прозвище – князь, напрямую указывавшее на то, что многие из них в древности имели право на данный титул.

Вслед за крещением значительной части татарской служилой верхушки Москва пошла в некоторое наступление на татарское землевладение, специально защищаемое до этого от претензий со стороны православных помещиков. По указу 1686 г. в том случае, если после смерти некрещеных мирз и татар не имелось детей и внуков, а также иных некрещеных родственников, их поместья и вотчины переходили к крещеным родственникам[97]. В 1688 г. специально оговорили, что в местах компактного испомещения служилых татар («в заказных городах») татарам запрещено продавать свои поместья русским людям. Исключение делалось только для новокрещенов тех городов. Но последним все же запрещалось перепродавать поместья русским[98]. В целом данный шаг был достаточно логичен с точки зрения борьбы государства с обезземеливанием служилого дворянства. Данные указы ни в коем случае нельзя рассматривать с точки зрения ущемления землевладельческих прав помещиков-нехристиан[99]. Еще одним серьезным клином между православными и мусульманами стал перевод служилых татар в разряд однодворцев. Это было сделано указом от 12.07.1715 г.[100] К этому времени татарские отряды окончательно теряют военное значение. Государство стремится к унификации вооруженных сил, и татарская конница становится ненужной. Теперь у помещиков-мусульман за нежелание креститься отписали в казну принадлежавших им православных крестьян и часть земель, ими обрабатываемых.

Остается открытым вопрос о судьбе касимовской соборной мечети рубежа XVII–XVIII вв. У нас нет данных о ее закрытии по указу из столицы. Но к 1768 г. она стояла в руинах. Быть может, это связано с проездом мимо города Петра I, направлявшегося в Астраханский поход. Тогда якобы царь по ошибке перекрестился на мечеть, но, узнав об ошибке, приказал разрушить ее. Только настоятельные просьбы местных татар заставили Петра отказаться от этого. Однако, скорее всего, мечеть пришла в негодность из-за длительного отсутствия ремонтных работ, на проведение которых не давалось разрешение.

Можно подвести определенные итоги формирования этнорелигиозной картины в Мещере XV–XVII вв. На начальном этапе (до середины XVI в.) можно говорить о достаточно мирном сосуществовании представителей трех конфессий в регионе: язычников, христиан и мусульман. При этом отмечается, скорее всего, добровольный переход части мордовского населения в ислам или православие. Начиная со второй половины XVI в., христианство начинает более активно проникать в Мещеру, в том числе и в восточные ее регионы. Но при этом ставка в своей основе делается на добровольное принятие православия. Причины этого – в том числе и в заинтересованности Москвы в татарских и мордовских военных отрядах. Однако значение этих корпораций постепенно падает. Постепенно в Мещере испомещается значительное число русских помещиков. Проникают сюда и русские крестьяне. Как следствие распространения христианства, светские власти начинают проявлять большую заботу о своих православных подданных, тем более что только они считались полноценными подданными московского царя[101]. В этот же период начинает явственно сказываться кризис татарской конницы. Ее боеспособность падает. В XVII в. параллельно, по нарастающей, протекают сразу три процесса: отток служилых татар в восточные уезды России, нарастание темпов христианизации служилых татар, постепенный переход служилых татар в рейтарские и солдатские полки иноземного строя[102]. Знаковым событием для местных татар стало крещение касимовского царевича Сеид-Бурхана (Василия Араслановича). В данный период значительно возрастает степень религиозной нетерпимости. Ее пик приходится на 1682 г. Далее последовало смягчение позиций. Но в начале XVIII в. был осуществлен очередной нажим, по мнению властей, долженствующий окончательно решить исламскую проблему, по крайней мере по отношению к служилому сословию. Позиция Москвы здесь имела первостепенное значение. Таким образом, следует подчеркнуть, что вмешательство светских и религиозных властей в религиозные процессы, протекавшие в Мещере негативно сказывалось на взаимоотношениях между представителями разных конфессий. На бытовом уровне язычники, православные и мусульмане всегда могли находить общий язык. Необходимость сосуществовать бок обок на одной территории лучше любого законодательного регулирования способствовала нахождению определенных компромиссов.

Принятые сокращения

Азовцев, 1999 – Азовцев, А. В. Новые источники о истории землевладения касимовских татар / А. В. Азовцев // Русский дипломатарий. Вып. 5. – М., 1999.

Андреев, 2005 – Андреев, С. И. Юго-восточное рязанское пограничье в XII–XV вв.: автореф. дисс. ... канд. ист. наук / С. И. Андреев. – Тамбов, 2005.

Антонов, 1996 – Антонов, А. В. Родословные росписи конца XVII в. / А. В. Антонов. – М., 1996.

Антонов, 2002 – Антонов, А. В. Частные архивы русских феодалов XV – начала XVII вв. / А. В. Антонов // Русский дипломатарий. Вып. 8. – М., 2002.

Арсланов, 1976 – Арсланов, Л. Ш. К вопросу о возникновении гортанно смычковой фонемы в касимовском говоре татарского языка / Л. Ш. Арсланов // Советская тюркология. – 1976. – № 6.

АСЗ, 2002 – Акты служилых землевладельцев XV – начала XVII века. Т. III. – М., 2002.

Ахмаров, 1903 – Ахмаров, Г. И. О языке народности мишарей / Г. И. Ахмаров // Известия общества археологии, истории и этнографии. – Казань, 1903. – Т. XIX.

Барсуков, 1902 – Барсуков, А. П. Список городовых воевод и других лиц воеводского управления Московского государства XVII столетия / А. П. Барсуков. – СПб., 1902.

Баязитов, Макарихин, 1996 – Баязитов, Р. Ж. Восточная Мещера в средние века / Р. Ж. Баязитов, В. П. Макарихин. – Н. Новгород, 1996.

Баранович, 1860 – Баранович, М. Материалы для статистики и географии России, собранные офицерами Генерального штаба. Рязанская губерния / М. Баранович. – СПб., 1860 г.

Беляков, 2001 – Беляков, А. В. Касимов после Смутного времени (по документам РГАДА) / А. В. Беляков // Рязанская вивлиофика. Исторический альманах. – Рязань, 2001. – Вып. 2.

Беляков, 2003 – Беляков, А. В. Касимовский царь Араслан Алеевич и православное население его удела / А. В. Беляков // Тюркологический сборник: 2002: Россия и тюркский мир. – М., 2003.

Беляков, 2003^а – Беляков, А. В. Царь Араслан Алеевич и посад Касимова в начале XVII в. / А. В. Беляков // Рязанская старина. 2002. – Рязань, 2003. – Вып. 1.

Беляков, 2003^б – Беляков, А. В. К вопросу о вероисповедании служащих посольского приказа второй половины XVII века / А. В. Беляков // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.). – М., 2003.

Беляков, 2003^в – Беляков, А. В. Касимовские воеводы XVI в. / А. В. Беляков // Вторые Яхонтовские чтения. – Рязань, 2003.

Беляков, 2004 – Беляков, А. В. Новые документы к биографии астраханского царевича Арслан-Али ибн Кайбулы / А. В. Беляков // Русский дипломатарий. – М., 2004. – Вып. 10.

Беляков, 2004^а – Беляков, А. В. г. Касимов XV–XVII вв. как сакральный центр Чингисидов в России / А. В. Беляков // Верхнее Подонье: Природа. Археология. История. – Тула, 2004. – Т. 2.

Беляков, 2005 – Беляков, А. В. Землевладение касимовских царевичей во 2-й половине XVII в. / А. В. Беляков // Третьи Яхонтовские чтения. – Рязань, 2005.

Беляков, 2006 – Беляков, А. В. Араслан Алеевич – последний царь касимовский / А. В. Беляков // Рязанская старина. 2004/2005. – Рязань, 2006. – Вып. 2–3. – С. 8–30.

Беляков, 2006^а – Беляков, А. В. Смотренный список касимовских татар царева двора и сеитова полка 1623 г. / А. В. Беляков // Рязанская старина. 2004–2005. – Рязань, 2006. – Вып. 2–3. – С. 358–380.

Беляков, 2006^б – Беляков, А. В. Смотренный список касимовских татар царева двора и сеитова полка 1649 г. / А. В. Беляков // Рязанская старина. 2004–2005. – Рязань, 2006. – Вып. 2–3. – С. 381–405.

Беляков, 2007 – Беляков, А. В. Ураз-Мухаммед ибн Ондан / А. В. Беляков // Мининские чтения: 2006. – Н. Новгород, 2007.

Беляков, Моисеев, 2004 – Беляков, А. В. Сююн-бике: из ногайских степей в касимовские царицы / А. В. Беляков, М. В. Моисеев // Материалы и исследования по рязанскому краеведению. – Рязань, 2004.

Вельяминов-Зернов, 1863 – Вельяминов-Зернов, В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах. Ч. 1 / В. В. Вельяминов-Зернов. – СПб., 1863.

Вельяминов-Зернов, 1863^а – Вельяминов-Зернов, В. В. Отчет о поездке в Касимовский уезд Рязанской губернии / В. В. Вельяминов-Зернов // Записки Академии наук. – Т.IV. – Кн. 2. – СПб., 1863.

Вельяминов-Зернов, 1864 – Вельяминов-Зернов, В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах. Ч. 2 / В. В. Вельяминов-Зернов. – СПб., 1864.

Вельяминов-Зернов, 1866 – Вельяминов-Зернов, В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах. Ч. 3 / В. В. Вельяминов-Зернов. – СПб., 1866.

Вельяминов-Зернов, 1887 – Вельяминов-Зернов, В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах. Ч. 4 / В. В. Вельяминов-Зернов. – СПб., 1887.

Веселовский, 1947 – Веселовский, С. Б. Последние уделы Северо-Восточной Руси / С. Б. Веселовский // ИЗ. Т. 22. – М., 1947.

Воробьев, 1964 – Воробьев, Н. И. Этнические группы татар Среднего Поволжья и Приуралья / Н. И. Воробьев // Тезисы докладов итоговой научной сессии Казанского института языка, литературы и истории АН СССР за 1963 год. – Казань, 1964.

Гагин, 1902 – Гагин, И. С. Краткая сложность о касимовских царях татарских и памятниках с их времени существующих; публ. М. Крейтона / И. С. Гагин // Труды Рязанской ученой архивной комиссии. – 1901. – Т. 16, Вып. 3.– Рязань, 1902.

Герберштейн, 1988 – Герберштейн, С. Записки о Московии / С. Герберштейн. – М., 1988.   

Горделевский, 1927 – Горделевский, В. А. Элементы культуры к касимовских татар (из поездки в Касимовский уезд) / В. А. Горделевский // Труды Общества исследователей Рязанского края. – Рязань, 1927.

Документы, 1940 – Документы и материалы по истории Мордовской АССР. Т. 1. – Саранск, 1940.

Документы, 1994 – Документы Печатного приказа (1613–1615 гг.). – М., 1994.

Дубинская, 1966 – Дубинская, Л. Г. Города Мещерского края во второй половине XVII в. / Л. Г. Дубинская // Города феодальной России. – М., 1966. – С. 264–270.

Дубинская, 1967 – Дубинская, Л. Г. Социально-экономическое положение крестьян во второй половине XVII века (по материалам Мещерского края): автореф. дисс. ... канд. ист. наук / Л. Г. Дубинская. – М., 1967.

Ермолаев, 2000 – Ермолаев, И. П. Истоки и становление российского тоталитаризма (постановка проблемы) / И. П. Ермолаев // Историк во времени. Третьи Зиминские чтения. Доклады и сообщения научной конференции. – М. 2000. (http: // www. conference. rsuh.ru.)

Ермолаев, 2005 – Ермолаев, И. П. Роль золотоордынского фактора в становлении Российского самодержавия / И. П. Ермолаев // Общество, государство, верховная власть в России в Средние века и раннее Новое время в контексте истории Европы и Азии (Х–XVIII столетия). Тезисы докладов и сообщений. – М., 2005. (Препринт.)

Зайцев, 2004 – Зайцев, И. В. Астраханское ханство / И. В. Зайцев. – М., 2004.

Законодательные, 1986 – Законодательные акты Русского государства второй половины XVI – первой половины XVII века: Тексты. – Л., 1986.

Зимин, 1970 – Зимин, А. А. Иван Грозный и Симеон Бекбулатович в 1575 г. / А. А. Зимин // Казанский пединститут. Ученые записки. Вып. 80. – Казань, 1970. – С. 141–164.

Исхаков, 1993 – Исхаков, Д. М. Этнографические группы татар волго-уральского региона / Д. М. Исхаков. – Казань, 1993.

Каштанов, 1961 – Каштанов, С. М. О внутренней политике Ивана Грозного в период «великого княжения Симеона Бекбулатовича» / С. М. Каштанов // ТМИАИ. – Т. 16. – М., 1961. – С. 427–462.

Карамзин – Карамзин, Н. М. История государства Российского / Н. М. Карамзин. – Т. 5.

Карнович, 1991 – Карнович, Е. П. Родовые прозвища и титулы в России / Е. П. Карнович. – М., 1991.

Книга, 2004 – Книга полоцкого похода 1563 г. – СПб., 2004.

Козляков, 2007 – Козляков, В. Н. Смута в России. XVII век / В. Н. Козляков. – М., 2007.

Куфтин, 1929 – Куфтин, Б. А. Татары касимовские и татары-мишари Центрально-Промышленной области / Б. А. Куфтин // Культура и быт Центрально-Промышленной области. – М., 1929.

Кучкин, 2003 –Кучкин, В. А. Договорные грамоты московских князей XIV века: внешнеполитические договоры / В. А. Кучкин. – М., 2003.

Любимов, 1915 – Любимов, С. В. Опыт исторических родословий. Гундоровы, Жижемские, Несвицкие, Сибирские, Зотовы и Остерманы / С. В. Любимов. – Пг., 1915.

Мазуров, 2001 – Мазуров, А. Б. Средневековая Коломна в XIV – первой трети XVI вв. / А. Б. Мазуров. – М., 2001.

Малов, 2006 – Малов, А. В. Московские выборные полки солдатского строя в начальный период своей истории. 1656–1671 гг. / А. В. Малов. – М., 2006.

Мархоцкий, 2000 – Мархоцкий, Н. История московской войны / Н. Мархоцкий. – М., 2000.

Мухаммедова, 1972 – Мухаммедова, Р. Г. Татары-мишари. Историко-этнографическое исследование / Р. Г. Мухаммедова. – М., 1972.

Ногманов, 2002 – Ногманов, А. И. Татары Среднего Поволжья и Приуралья в российском законодательстве второй половины XVI – XVIII вв. / А. И. Ногманов. – Казань, 2002.

Олеарий, 1986 – Олеарий, А. Описание путешествия в Московию / А. Олеарий // Россия XV–XVII вв. глазами иностранцев. – Л., 1986.

Опарина, Орленко, 2005 – Опарина, Т. А. Указы 1627 и 1652 годов против «некрещеных иноземцев» / Т. А. Опарина, С. П. Орленко // Отечественная история. – 2005. – № 1.

Орленко, 2004 – Орленко, С. П. Выходцы из Западной Европы в России XVII века. Правовой статус и реальное положение / С. П. Орленко. – М., 2004.

Пашкова, 2000 – Пашкова, Т. И. Местное управление в Русском государстве первой половины XVI века. Наместники и волостели / Т. И. Пашкова. – М., 2000.

Первушкин, 1996 – Первушкин, В. В. Князья Еникеевы / В. В. Первушкин // Дворянские роды Российской империи. Т. III. – М., 1996.

Первушкин, Шишлов, 2001 – Первушкин, В. В. Эволюция представлений о средневековой политической истории Окско-Цненско-Сурского междуречья (темниковской Мещеры) в XIX–XX вв. / В. В. Первушкин, С. Л. Шишлов // Отечественная культура и развитие краеведения. – Пенза, 2001.

Покровский, 1893 – Покровский, И. Русские епархии в XVI–XIX веках. Их открытие, состав и пределы. Т. 1 / И. Покровский. – Казань, 1893.

Полное, 1830 – Полное собрание законов Российской империи. Т. 1. – СПб., 1830.

Полное, 1830^а – Полное собрание законов Российской империи. Т. 2. – СПб., 1830.

Полное, 1830^б – Полное собрание законов Российской империи. Т. 5. – СПб., 1830.

Привалова, 1947 – Привалова, Н. И. Торги г. Касимова в середине XVII века / Н. И. Привалова // Исторические записки 1947. – 1947. – Т. 21.

ПСРЛ, 2000 – Полное собрание русских летописей. Т. XIII. Никоновская летопись. – М., 2000.

РК, 1975 – Разрядная книга 1550–1636 гг. Т. 1. – М., 1975.

РК, 1981 – Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. 2. Ч. 1. – М., 1981.

Рахимзянов, 2001 – Рахимзянов, Б. Р. Касимовское царство: социально-политическое развитие (1445–1552 гг.): автореф. дисс. ... канд. ист. наук / Б. Р. Рахимзянов. – Казань. 2001.

Рязанские, 1889 – Рязанские достопамятности, собранные архимандритом Иеронимом / Изд. Ряз. учен. арх. комис.; С примеч. И. Добролюбова. – Рязань, 1889.

Сафаргалиев, 1996 – Сафаргалиев, М. Г. Распад Золотой Орды. 2-е изд. / М. Г. Сафаргалиев // На стыке континентов и цивилизаций. Из опыта образования и распада империй X–XVI вв. – М., 1996. С. 280–356.

Святые, 2000 – Святые и праведники земли Рязанской X–XX вв. – Рязань, 2000.

Смирнов, 1904 – Смирнов, М. О князьях мещерских XIII–XV вв. / М. Смирнов // Труды Рязанской ученой архивной комиссии. Т. XVIII. Вып. 2. – Рязань, 1904.

Смирнов, 1994а – Смирнов, М. О князьях мещерских XIII–XV вв. / М. Смирнов. – Рязань, 1904.

Смирнов, 1917 – Смирнов, П. Города московского государства в 1-й половине XVII в. Т. I. Вып. I / П. Смирнов. – Киев, 1917.

Собрание, 1819 – Собрание государственных грамот и договоров. Ч. 2. – М., 1819.

Собрание, 1896 – Собрание государственных грамот и договоров. Ч. 5. – М., 1896.

Султанов, 2006 – Султанов, Т. И. Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть / Т. И. Султанов. – М., 2006.

Тарасов, 2002 – Тарасов, А. И. Восточно-Мещерский архив средних веков. Вып. 1 / А. И. Тарасов. – Пермь, 2002.

Тихомиров, 1960 – Тихомиров, М. Н. Россия в XVI столетии / М. Н. Тихомиров. – М., 1960.

Толстов, 1929 – Толстов, С.П. Материалы Антропологической комплексной экспедиции Антропологического НИИ / С.П. Толстов // Труды МГУ. – М., 1929.

Трепавлов, 2001 – Трепавлов, В. В. История Ногайской Орды / В. В. Трепавлов. – М., 2001.

Трепавлов, 2002 – Трепавлов, В. В. Сарайчук: переправа, некрополь, столица, развалины / В. В. Трепавлов // Тюркологический сборник: 2001: Золотая Орда и ее наследники. – М., 2002.

Тюменцев, 1999 – Тюменцев, И. О. Смута в России в начале XVII столетия: движение Лжедмитрия II / И. О. Тюменцев. – Волгоград, 1999.

Халиков, 1978 – Халиков, А. Х. Мордовские и булгаро-татарские взаимоотношения по данным археологии / А. Х. Халиков // Этногенез мордовского народа. – Саранск, 1978.

Худяков, 1991 – Худяков, М. Г. Очерки по истории Казанского ханства / М. Г. Худяков. – М., 1991.

Челяпов, 2003 – Челяпов, В. П. В поисках Городца Мещерского / В. П. Челяпов // Материалы и исследования по рязанскому краеведению. Т. 4. – Рязань, 2003.

Челяпов, 2005 – Челяпов, В. П. Древнерусские памятники на северо-востоке Рязанской земли / В. П. Челяпов // Великое княжество Рязанское. – М., 2005.

Челяпов, 2005а –Челяпов, В. П. К вопросу об Андреевом городке каменном / В. П. Челяпов // Материалы и исследования по рязанскому краеведению. Т. 8. – Рязань, 2005.

Чернецов, 2005 – Чернецов, А. В. Историко-археологическое изучение Рязанской земли: современное состояние и перспективы / А. В. Чернецов // Великое княжество Рязанское: историко-археологические исследования и материалы. – М., 2005.

Черменский, 1964 – Черменский, П. Н. Из истории феодализма на Мещере и в Мордве / П. Н. Черменский // АЕ. за 1963 г. – М., 1964. – С. 2–27.

Шишкин, 1999 – Шишкин, Н. И. История города Касимова с древнейших времен. 3-е изд. / Н. И. Шишкин. – Рязань, 1999.

РГАДА – Российский государственный архив древних актов

РНБ – Российская национальная библиотека (отдел рукописей)

ЦАНО – Центральный архив Нижегородской области