Валента И.
Путин совершает поворот в сторону христианст- ва и традиционализма. Искренне ли? Неважно. Важ- нее то, насколько эта тенденция будет устойчивой.
Еще совсем недавно идеологией российских ру- ководителей было... отсутствие идеологии. Более того, они противились любого рода идеологической конкретизации. Путинцев критиковали за это наци- оналисты, называя их циниками, которых заботит только личное обогащение. Эту оценку разделяли с националистами их смертельные враги — россий- ские либеральные демократы.
Многое указывало на то, что данная оценка была справедливой. Бывший польский дипломат Витольд Юраш (Witold Jurasz) вспоминает, как работая секре- тарем в нашем московском посольстве, он встретился с известным российским интеллектуалом, политоло- гом и политтехнологом, который был тогда основ- ным советником Путина.
Юраш пишет, что он спросил сановника, ка- ков на самом деле Владимир Путин в глубине души. «Собеседник посмотрел на меня со сме- сью презрения и иронии, а потом пробурчал: „Ты что, еще один п... из Евросоюза, на ... тебе это знать? Смотри, что Россия делает, и пиши шиф- ровки, а в душу не лезь, а то вдруг ее там нет“. Мы разговаривали в холе гостиницы после какого-то приема, перед входом стояла вереница „Бентли“ и „Мерседесов“ класса S. Мой собеседник показал на них и произнес: „Вот наша идеология“».
СРОЧНО НУЖНА ИДЕЯ
И так продолжалось до того момента, когда разразился политический кризис, начало которо- му положили сопровождавшиеся подтасовками выборы 2011 году в Думу: бунт московской интел- лигенции, уличные манифестации, потом следую- щие выборы — президентские, снова манифеста- ции и, наконец, затухание протеста.
Этот кризис наглядно показал российским руко- водителям, что даже если на самом деле их не интересует ничего, кроме состояния банковских счетов, без идеологии обойтись не удастся.
Вызов, с которым им пришлось столкнуться, но- сил исключительно идеологический характер. Де- монстранты, которые вышли на улицы Москвы и Пе- тербурга, требовали внедрения в жизнь ценностей, ассоциирующихся с Западом, а лидеры, претенду- ющие на роль предводителей оппозиции, были по большей части западниками и либералами — кон- фликтующими, но согласными между собой в во- просе о том, что в России должны быть введены за- падные порядки. Не только в смысле политической демократии, но и в культурном плане.
Более того, значительное число активистов этой оппозиции, преисполненных радикализмом и идей- ностью (напоминающими радикализм и идейность левой антицарской оппозиции перед 1917 годом), вы- ступают за крайнюю модель западных порядков. Здесь можно вспомнить дело ***** Riot — девушек из панк-группы, которые проникли на алтарь глав- ной святыни российского православия, храма Хри- ста Спасителя, и исполнили там полную нецензур- ной лексики политическую песню.
Можно вспомнить и презрение, с которым мо- сковские либеральные элиты отнеслись к миллионам россиян, которые в 2011 пришли поклониться святей- шей православной реликвии — поясу Богородицы.
И что, пожалуй, не менее важно, все это проис- ходило при поддержке Запада — западных СМИ, не- коммерческих организаций, парламентов и прави- тельств. Существенной и важной была материальная западная помощь, которая шла через упомянутые ор- ганизации. Не менее важной была и медийно-про- пагандистская поддержка, которая подлила масла в огонь тлеющего российско-западного конфликта. Ведь Запад — это торжество «прогресса»...
Российское «безыдейное» руководство внезапно ощутило потребность доказать свое право на власть. Если искать параллели в польской истории, ситуа- ция несколько напоминала проблему правящей пар- тии после смерти Пилсудского. Было непонятно, чем обосновать свое пребывание у власти. А на правом фланге тем временем существовали ребята национально-радикального лагеря, почему бы не перенять их идеологию...
В итоге в Кремле было принято решение: пово- рачиваем в сторону консерватизма. Эта идеология даст оружие для борьбы с западной религией прав человека и в целом поможет отличаться от Запада, а, возможно, и приобрести там союзников (правящие Кремлем элиты отлично помнят, какой неоценимой помощью были для СССР западные коммунисты).
К этой идее обращались и раньше. Уже с
ПРОТИВ МРАКА
С того момента этот курс становился все более отчетливым от месяца к месяцу. Отдельные города и регионы принимали законы против «пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних» (по ко- торым можно, в сущности, наказать любого гея, ко- торый публично демонстрирует свою ориентацию). Западные гей-активисты начали попадать под арест. Аналогичные нормы были разработаны и внедрены на федеральном уровне.
Появился закон, вводящий наказание за оскорб- ление чувств верующих и осквернение святынь. Не- сколько недель назад был введен запрет на рекламу абортов (сами аборты настолько срослись с российс- ким образом жизни, что власти пока не решились их запретить, однако, ключевое слово здесь — «пока»).
Начаты работы по внесению в Конституцию «православных ценностей»; еще более рьяно, чем прежде стало демонстрироваться единство трона и алтаря — Кремля и патриархии. В свою очередь, во время кризиса на Украине Россия и симпатизирую- щие ей украинские политики активно эксплуатиро- вали мировоззренческую тему: в этом дискурсе Киев должен совершить выбор между западным Содомом и Россией — миром традиционных ценностей.
А в декабре президент Путин выступил с фун- даментальной речью перед членами обеих палат парламента. Он заявил, что Россия претендует на роль международного лидера, но не будет учить другие народы, как им жить (то есть, не станет по- ступать, как США).
«Сегодня во многих странах пересматриваются нормы морали и нравственности. От общества те- перь требуют не только здравого признания права каждого на свободу совести, политических взглядов и частной жизни, но и обязательного признания рав- ноценности, как это не покажется странным, добра и зла», — говорил кремлевский правитель. И подчер- кивал: «Подобное разрушение традиционных ценно- стей „сверху“ не только ведет за собой негативные последствия для обществ, но и в корне антидемо- кратично, поскольку проводится в жизнь исходя из абстрактных, отвлеченных идей, вопреки воле на- родного большинства, которое не принимает проис- ходящей перемены и предлагаемой ревизии».
Путин предупредил, что Россия не станет смот- реть на эти процессы равнодушно. Сейчас, ког- да в мире зло перемешивается с добром, по мнению президента, возрастает роль его страны, которая пос- ледовательно защищает систему своих традицион- ных ценностей. Предназначение России, по мнению Путина, — нести знамя культурной войны, защищая классическую форму существования общества, пос- кольку великие российские история и культура дали ей «многовековой опыт не так называемой толерант- ности, бесполой и бесплодной, а именно совместной, органичной жизни разных народов в рамках одного единого государства».
Путин расставил точки над «i» и подчеркнул, что «в мире все больше людей, поддерживающих нашу позицию по защите традиционных ценнос- тей, которые тысячелетиями составляли духовную, нравственную основу цивилизации, каждого народа: ценностей традиционной семьи, подлинной челове- ческой жизни, в том числе и жизни религиозной». Он подкрепил эти слова цитатой из философа Николая Бердяева (который в
Прошу читателей простить меня за эти длинные цитаты, но они необходимы для понимания того, что консервативный поворот, совершаемый командой Путина, совершенно конкретен.
ПОТЕНЦИАЛ ЕСТЬ
Все это ставит польских консерваторов в слож- ное положение. С одной стороны, Путин плохой, Рос- сия тоже, но с другой, они делают очевидно хорошие вещи, даже если стиль их действий нам не нравится, думают многие.
Публицист Филип Мемхес в любопытной статье, которая была опубликована в Rzeczpospolita, решает проблему оригинальным образом, выставляя ее в не- котором роде несуществующей.
По мнению Мемхеса, все это не следует воспри- нимать всерьез, поскольку Путин и его чекистское окружение не вполне честны. Они выступают про- тив абортов, исходя не из моральных, а из демогра- фических соображений. И в целом «под путинским консерватизмом скрывается популизм, исходящий из убежденности, что подавляющая часть российс- кого общества не способна „переварить“ этические новинки вроде общественного одобрения гомосек- суализма. Здесь недостает предъявления моральных требований, в связи с чем вместо серьезного выбо- ра между добром и злом на первый план выходит биология: казарменный менталитет крепких парней, которые, руководствуясь инстинктами, не призна- ют отклонения от нормы. Такой консерватизм мож- но назвать поверхностным и утилитарным. Поэтому у него нет будущего».
Я не знаю, сколько искренности в новой линии Путина. Но даже если она совершенно цинична, Мемхес, как мне кажется, в любом случае неправ, не- дооценивая ее.
С политической точки зрения существенен не вопрос не о том, насколько искренна эта концепция, а как долго и насколько последовательно она будет претворяться в жизнь. А если она будет последова- тельной, то принесет свои плоды, даже если была из- брана из циничных побуждений.
Оставим в стороне рассуждения о том, чем ру- ководствовался князь Мешко, решив принять хрис- тианство: религиозным импульсом или трезвым по- литическим расчетом и желанием укрепить свою власть. Важнее нечто другое.
Обратите внимание: Россия — не единствен- ное постсоветское государство, которым управля- ют бывшие коммунистические элиты. Это люди из бывшей КПСС, которые очень похожи на Пу- тина и его окружение. Так происходит, например, в большинстве стран некогда советской Средней Азии. Там тоже правят бывшие партийцы и ком- сомольцы. И можно предположить, что в при- няв в определенный момент решение повернуть на курс исламизации, они руководствовались не искренней верой в Аллаха.
Ведь они были советскими партийными атеиста- ми, для которых ислам был таким же чуждым явле- нием, как православие для Путина. Ими двигал по- литический расчет.
Но что с того? Последовательная исламская ли- ния политики изменила функционирование обще- ства: новые поколения детей и молодежи воспитыва- лись все больше в ее русле. В итоге эти страны стали по-настоящему исламскими, хотя в начале всего про- цесса и лежал политический расчет.
Похожий сценарий возможен и в России. «Трен- дсеттеры» из московской и петербургской интелли- генции остаются западниками, и это в ближайшее время не изменится, однако даже в этих городах они составляют лишь часть общества, а помимо столиц существует еще вся страна. Российский образ жизни имеет мало общего с воплощением в жизнь каких-ли- бо консервативных образцов, одновременно большое число россиян с недоверием относится к этическим новинкам. Они, например, решительно не принима- ют гомосексуалистов (слово «п...» служит популяр- ным ругательством, а подозрение в гомосексуальной ориентации — болезненное оскорбление для мужчи- ны). Большинство россиян, даже если они не ходят в церковь, считают себя православными по принци- пу «я русский, значит, православный».
Этот образ далек от мифического рая из каких- нибудь древнерусских легенд. Между тем, сложно отрицать, что некоторый потенциал для консерва- тивного поворота между Смоленском и Владивос- током (по крайней мере, теоретически) существу- ет. Так что не стоит недооценивать как возможность этого поворота, так и последующие перемены в рос- сийском обществе.
СПАСИТЕЛЬНЫЙ КОНФЛИКТ
Эту перспективу не стоит недооценивать еще и потому, что решение российского руководства при- нять консервативный курс — хорошая новость для Польши. По крайней мере, по двум причинам.
Во-первых, оно предвещает перманентный конф- ликт Москвы с секуляризированным Западом. В су- ществующих реалиях, когда ценности радикально- го либерализма и прогрессивистского понимания прав человека стали для Запада суррогатом религии, такой выбор Кремля осложнит взаимопонимание. В том числе взаимопонимание ценой Польши. Запад- ные политики станут внимательнее прислушиваться к нашим предостережениям на тему Москвы, если та станет центром чего-то, то будет восприниматься как «консервативная империя зла».
Самая неблагоприятная для Польши ситуация сложилась бы в случае, если бы Восток решил с рве- нием неофита внедрять у себя западные культурные образцы. В качестве лидера западной религии он мог бы рассчитывать на согласие восхищенных западных тузов идти на требуемые взамен уступки, в том числе на территории Центральной Европы. Нынеш- ний путинский поворот делает такой ход событий невозможным.
И, во-вторых, культурное разнообразие на нашем континенте выглядит для нас просто спасительным.
Оно означает снижение давления, которому мы под- вергаемся, и охлаждение брюссельского пыла в на- вязывании всем странам Евросоюза образцов ради- кального секуляризма.
И тот факт, что в России установилась суровая диктатура, совершенно ничего не меняет.