Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Исламоведение, политология, международные отношения
Ислам в Содружестве Независимых Государств № 2 (7)' 2012
16.08.2012

Национальное размежевание в Ферганской долине:  как все начиналось

Сергей Абашин,
ведущий научный сотрудникн Института этнологии и антропологии РАН,
доктор исторических наук

1. Начало государственного переустройства. В начале марта 1917 г. в Туркестан пришли известия о смене власти в Петрограде. Это привело к быстрым изменениям в политической жизни всего региона и переконфигурации пространства властных и колониальных отношений. Сначала в Ташкенте, а потом и в областях возникли три параллельных структуры представительства и управления. Коллективным правопреемником генерал-губернатора стал Туркестанский комитет Временного правительства, руководителем которого был сначала назначен конституционный демократ (кадет) Николай Щепкин, а в июле — известный туркестанский деятель, социалист Владимир Наливкин. Вторым параллельным институтом власти стали Советы рабочих и солдатских депутатов, состоявшие из нескольких региональных Советов, самым влиятельным из которых был Ташкентский; в нем с самого начала закрепились социалисты — социал-демократы (большевики и меньшевики), социалисты-революционеры (эсер) и др. Третьим институтом был Национальный центр мусульман Туркестана (Туркестан миллий шураси), куда входили различные организации мусульманского населения, основными из которых были реформаторский Исламский совет (Шурои-исламия) и консервативное Общество улемов (Джамияти-уламо). Во главе Национального центра стоял казах Мустафа Чокай [1], который прежде сотрудничал с российскими кадетами. Советы, которые представляли в основном русскоязычное население, и мусульманские организации выражали лояльность Временному правительству и делегировали своих представителей в Туркестанский комитет.

Фундаментом альянса, который возник между такими разнородными силами после Февральской революции, было признание Петроградом равных прав всех граждан постимперской России и согласие провести всеобщие выборы в Учредительное собрание, в котором каждая группа могла быть пропорционально представлена сообразно своей численности.

Вместе с тем, внутри каждой из группировок и между ними на протяжении всего 1917 г. шла ожесточенная борьба за лидерство и за интерпретацию того, как должны выглядеть будущее устройство Туркестана и реформы в обществе. Одни мусульманские лидеры склонялись к социалистическим лозунгам, другие — к модернизации по османско-турецкому образцу, третьи говорили о приоритете шариата. Борьба обострялась не только из-за существенных идеологических и фракционных противоречий, но и в результате усиления общей социальной напряженности, вызванной сокращением поставок продовольствия, от которых Туркестан был зависим, и наступлением голода.

В начале ноября (по старому стилю) 1917 г. в Туркестан пришло известие о победе вооруженного восстания в Петрограде, организованного большевиками и левыми эсерами. Это привело к активизации Ташкентского Совета рабочих и солдатских депутатов, который, пользуясь своим влиянием в войсках, сместил потерявший легитимность Туркестанский комитет и провозгласил образование новой власти, где были представлены левые радикалы и фактически полностью отсутствовали представители мусульман. На III Краевом съезде советов рабочих и солдатских депутатов, который проходил 15 ноября 1917 г. под контролем ташкентских левых партий, по этому поводу было заявлено весьма недвусмысленно: «Привлечение в настоящее время мусульман в органы высшей краевой революционной власти является неприемлемым как ввиду полной неопределенности отношения туземного населения к власти рабочих и крестьянских депутатов, так и ввиду того, что среди туземного населения нет пролетарских классовых организаций, представительство которых в органе высшей краевой власти фракция (большевиков) приветствовала бы» [12, с. 74]. В ноябре Советами был создан новый орган управления — Туркестанский совет народных комиссаров, его председателем был избран большевик Федор Колесов.

2. Туркестанская автономия. Ферганская область на протяжении всего года была, казалось бы, в стороне от этих политических потрясений. Встроенные еще недавно в централизованную полувоенную структуру имперского управления колонией, местные институты власти, не получавшие, как прежде, четких директив из Ташкента, постепенно теряли контроль над ситуацией в долине. Их усилия все больше сосредоточивались на защите городских, главным образом русскоязычных, жителей. В мусульманских кварталах городов, и особенно в сельской местности, где проживало подавляющее большинство населения, стихийно возрастало значение собственных лидеров и институтов, частью происходивших из формальной системы сельского и волостного управления, частью — из разного рода неформальных связей, которыми было опутано местное общество. Особую роль стали, в частности, играть курбаши — начальники полиции в мусульманской части городов, единственные фигуры, имевшие легальный доступ к оружию и легитимному насилию. Все это способствовало распаду общества на множество враждующих и одновременно ищущих компромиссы группировок и общин.

События на рубеже 1917 и 1918 гг. внезапно сделали Фергану центром политической жизни Туркестана и резко дестабилизировали здесь обстановку. 26 ноября в г. Коканде, бывшей столице Кокандского ханства и одном из крупнейших экономических центров Ферганской долины, открылся IV чрезвычайный Краевой мусульманский съезд, в котором приняло участие около 200 делегатов, из них больше половины составляли выходцы из Ферганы. В повестке дня основным стоял вопрос об автономии Туркестана. С докладом, где обосновывалась необходимость объявления автономии, выступил Убайдулла Ходжаев. В своей речи он, в частности, отмечал, что «в настоящее время почти не осталось надежды на созыв Всероссийского Учредительного собрания — все нации, населяющие территорию России, выступили на борьбу с узурпаторами — большевиками» [цит. по: 2, с. 38]. Делегатами форума была принята следующая резолюция: «IV чрезвычайный общемусульманский Краевой съезд, выражая волю населяющих Туркестан народностей к самоопределению на началах, возвещенных Великой Российской революцией, в единении с Федеративной Российской Республикой, объявляет Туркестан территориально автономным, предоставляя установление норм автономии Туркестанскому Учредительному собранию, которое должно быть созвано в кратчайший срок, и торжественно заявляет, что права населяющих Туркестан национальных меньшинств будут всемерно охранены» [11]. Более радикальное предложение — объявить независимость от России — большинства голосов не собрало.

Съезд избрал органы власти Туркестанской автономии (Туркистон мухторияти). На этом же съезде было избрано Временное правительство Автономного Туркестана, которое сначала возглавил бывший член II Государственной Думы казах Мухаммаджан Тынышпаев, его преемником позднее стал Мустафа Чокай. Оба были до этого членами Туркестанского комитета. Был выбран также Временный народный совет, исполняющий функции парламента. В будущий парламент — Народное собрание, куда должно было войти 54 человека, треть мест (18) была зарезервирована за «европейским» населением.

«Кокандская автономия», как большевики назвали провозглашенные параллельные институты управления, была попыткой различных антибольшевистских сил создать легитимную власть в противовес Советам. Эта попытка была во многом вынужденной и была спровоцирована новой властью, которая заявила о своем нежелании делиться властью с мусульманскими организациями. Однако действия антибольшевистских сил были обречены, потому что они были идеологически раздроблены и использовали очень хаотичный набор лозунгов — от умеренного социализма и реформаторского национализма до консервативного исламизма. Они пытались одновременно апеллировать к петроградским большевикам, которые в «Декларации прав народов России» пообещали мусульманам национальную автономию, и к противникам большевиков, в частности — генералу Дутову [2], видя в них реальную военную силу против Ташкента.

Пока лидеры Туркестанской автономии решали свои внутренние противоречия и выжидали развития событий в Петрограде, ташкентская власть действовала решительнее. В самом Коканде небольшая группа солдат укрепилась в крепости и провозгласила создание Революционного комитета (ревкома) во главе с большевиком Ефимом Бабушкиным. Такие же ревкомы были созданы в Скобелеве, административном центре Ферганской области, в Намангане и Андижане, что фактически означало переход армейских подразделений, расквартированных в долине, на сторону большевиков.

IV съезд советов Туркестанского края (19–26 января 1918 г.) принял решение: «Кокандское автономное правительство и его членов объявить вне закона и арестовать главарей». На помощь кокандскому гарнизону были выдвинуты отряды из ферганских городов и из Ташкента, вооруженные артиллерией. К прибывшим частям Красной гвардии присоединились вооруженные отряды местных армян, объединившиеся в партии «Дашнакцютун» [13, c. 50]. Попытки сил Туркестанской автономии и Эргашбая сохранить контроль над Кокандом были жестоко, с многочисленными разрушениями и жертвами среди мирных жителей города, подавлены. После того как насилие начало распространяться на «старые города», где проживали мусульмане, и кишлаки, лидеры «автономии» лишились возможности влиять на ход событий, и инициатива полностью перешла к местным лидерам.

Таким образом, противостояние Советов и Туркестанской автономии в результате превратилось в прямой вооруженный конфликт, сопровождавшийся насилием и спровоцировавший начало столкновений между различными силами в самой долине, которые стали нарастать, как снежный ком. Сила как способ решения проблем приобрела в ходе этих событий первостепенное значение и окончательно делегитимировала в глазах населения все основные институты управления. Конфликт между большевиками и мусульманскими лидерами привел к тому, что у первых не оказалось надежных союзников для переговоров и постоянных контактов с местным населением, среди вторых возросла роль радикалов, неспособных к диалогу. Разгром реформаторской оппозиции, имевшей опыт компромиссов, дал толчок развитию активного сопротивления, одним из основных центров которого стала именно Фергана.

3. Гражданская война. Разгром Туркестанской автономии в начале 1918 г. был большим успехом новой власти, демонстрацией ее военной силы, но он не позволил большевикам и их союзникам установить полный политический и военный контроль над Ферганской долиной. Советская власть, объявившая весной 1918 г. свою — советскую — автономию Туркестана в составе Российской социалистической республики, оставалась слабо консолидированной, состояла из множества группировок и локальных сил, которые часто действовали самостоятельно, по своему понимая задачи революции. На стороне Советов оказалось немалое число местных мусульман, поддержавших большевиков, что отчасти придавало военному конфликту характер гражданской войны.

Не менее фрагментированным было сопротивление советской власти, которое, в свою очередь, включало в себя самые различные группы с разными политическими интересами, неравной мощи и опыта. Это сопротивление получило обобщенное имя «басмачество», хотя это явление было сложным и включало в себя разные течения. Движение возникло не только и не столько как политическое сопротивление большевистскому режиму, сколько как реакция на отсутствие сильной центральной власти и экономическую разруху. Свою роль сыграло насилие со стороны радикально настроенных большевиков и армянских боевиков, особенно в первое время, что создало массовое недовольство и желание отомстить.

Поначалу большинство курбашей — лидеров повстанческих отрядов в Фергане — не были политиками и идеологами, не имели ясной политической программы, а выступали скорее в роли представителей интересов тех или иных местных общин и кланов. Более или менее объединяющим все эти интересы было осознание принадлежности к исламскому сообществу и мусульманская идентичность, которые действовали как мощные факторы мобилизации и объединения сопротивления. Курбаши стремились координировать свои действия, собирались время от время на совещания (курултаи) и пытались сформулировать некоторую общую политическую платформу. Уже весной 1918 г. на совете курбашей единым «руководителем мусульман» (амир-ал-муслимин) был избран Мулла Эргаш. Осенью того же года этот почетный титул перешел к другому влиятельному курбаши — Мадаминбеку. Несмотря на противоречия и вражду в среде лидеров повстанцев, последнему удалось сплотить большинство курбашей под своим началом. С ферганскими курбашами пытались наладить отношения другие оппозиционные большевикам силы — противники большевиков из Джамияти-уламо и Шураи-исламия, тюркские националисты из числа татар-башкир и казахов, белогвардейцы, англичане, власти Бухары и Афганистана. Все они оказывали организационную, военную и материальную поддержку сопротивлению, предлагали ему идеологическую программу и лозунги.

Осенью 1919 г. было провозглашено создание Временного автономного правительства Ферганы. Однако к этому времени военная инициатива уже стала переходить к большевикам, силы которых окрепли после прорыва блокады между Туркестаном и Центральной Россией. Переброшенные в Фергану регулярные боевые части, среди них Приволжская татарская стрелковая бригада, позволили провести ряд крупномасштабных операций против курбашей и Крестьянской армии. Используя свои военные успехи, большевики стали вести переговоры с отдельными курбашами об их сдаче и переходе на сторону победителей. Это было частью новой стратегии, которую провозгласило новое руководство большевиков в Ташкенте в 1919 г. под влиянием Туркестанской комиссии, посланной из Москвы [3]. Стратегия заключалась в более активном привлечении местных кадров в ряды большевиков. В составе коммунистической партии было образовано Краевое мусульманское бюро во главе с Тураром Рыскуловым, на местах созданы мусульманские ячейки, куда вошли многие мусульманские деятели, сторонники реформ. В принятых тогда решениях были осуждены действия «армянских провокаторов» и отдан приказ о разоружении армянских частей, басмачи были названы «разоренными крестьянами» и объявлена амнистия участникам сопротивления. Осенью 1919 г. во главе Ферганского ревкома был поставлен коммунист-мусульманин Низамиддин Ходжаев, который был активным сторонником переговоров с повстанцами, отмены реквизиции зерна, бывшей источником напряжения между властью и сельским населением, легализации деятельности шариатских судов. Для переговоров с курбашами были привлечены влиятельные исламские духовные лица.

Избрание Рыскулова в январе 1920 г. председателем Центрального исполнительного комитета (ЦИК), формально высшего института власти Туркестана, еще сильнее подтолкнуло новую политику. Самым большим событием в рамках этой новой политики стало подписание 6 марта 1920 г. в Старом Маргилане соглашения с Мадаминбеком, который обязался теперь «защищать всемерно Советскую власть от ее врагов». Взамен большевики обещали сохранить за населением право жить по законам ислама. Как гласил один из первых пунктов договора, «Советская власть при организации гражданской жизни Туркестана сохранит основы шариата, защищая интересы трудового населения, предоставив право мусульманскому населению жить по этому шариату, т. е. применяясь к местным условиям и обычаям населения» [12, c. 221].

В мае 1920 г. Мадаминбек был убит в ходе переговоров о сдаче с Курширматом и Хол-Ходжой. Тогда же последними было объявлено о создании Туркестанского исламского государства и продолжении борьбы с большевиками. Главой повстанцев был избран Курширмат. В это же время Рыскулов и его сторонники из Мусульманского бюро были фактически отстранены от дел. Все эти события вызвали волну возвращения бывших курбашей из рядов Красной армии обратно в движение сопротивления. Летом ожесточенные боевые действия вспыхнули вновь, хотя силы повстанцев были намного слабее — всего не более 6 тыс. бойцов. Осенью 1920 г. наступление на курбашей приобрело крупномасштабный характер. Усиленным регулярным частям, вооруженных артиллерией и даже самолетами, удалось нанести несколько поражений курбашам в центральной и восточной Фергане, после чего практически вся долина перешла под контроль Советов. Операции против отдельных крупных отрядов проводились в 1921 и 1922 гг., но они носили уже локальный характер.

4. Политика привлечения союзников. В начале 1920‑х гг. большевики серьезно ревизовали свою политику, перейдя от конфронтации к тактическим и стратегическим союзам с различными силами и группами общества. Апогеем такой перемены стало провозглашение «новой экономической политики», допускающей «непролетарские» организации в экономическую, административную и культурную сферы. Похожую политику разносторонних альянсов большевики стали проводить на инокультурной окраине, в том числе в Туркестане.

Безусловно, Советская власть смогла установить контроль над ситуацией в Фергане благодаря, с одной стороны, более активным военным действиям, с другой — сотрудничеству с различными группами и силами местного населения. Перейдя от жесткой и насильственной политики к более гибкой тактике и использовав свою реформаторскую, антиимперскую риторику, большевики смогли довольно быстро восстановить многосторонние отношения со среднеазиатской элитой, привлечь ее представителей в качестве посредников в общении с мусульманским обществом и соучастников в процессе его модернизации и реформирования, помощников в установлении контроля и управления. В этих формальных и неформальных альянсах каждая сторона преследовали свои собственные выгоды, но общим было желание восстановить стабильность и прекратить военные действия.

Советская власть давала сигналы к сотрудничеству самым разным группам, среди которых были бухарские и туркестанские джадиды, казахская интеллигенция, получившая русское образование, сторонники реформ в исламе, националисты и др. Идя на некоторые уступки, Советская власть кооптировала представителей этих элит в государственные органы власти и партийные институты, предоставляя им достаточно широкие полномочия в ведении местных дел. Взамен большевики требовали лояльности и, в частности, освоения своей классовой риторики. Однако политика заключалась не только в том, чтобы договориться, но и в том, чтобы суметь противопоставить друг другу разные группы, добиться столкновения между ними и выступить в роли третейской инстанции.

Одним из главных элементов умиротворяющей политики было признание ислама и включение его в легальную сферу. Получили легальный статус вакуфы (земли и недвижимое имущество, находящееся в неотчуждаемой собственности мусульманских учреждений) [см.: 17, p. 484–492], религиозные школы и шариатские суды, власть привлекала на свою сторону мусульманских консерваторов, склонных к сотрудничеству с властями. В этом Советская власть следовала за политикой Российской империи, которая сохранила и даже легализовала эти институты в обмен на лояльность мусульманской элиты [3, c. 313].

Новшеством советского времени стало создание в городах Ферганы местных «духовных управлений» (махкама-и‑шариат), которые через своих «уполномоченных» проникали в кишлаки и пытались контролировать деятельность мечетей. В них преобладали «приспособленцы», которые, по словам одного из наблюдателей, «охотно проводят резолюции и постановления в защиту угнетенных империалистами стран и народов» и выражают свою лояльность Советской власти, чтобы получить поддержку от последней и проводить свою линию на укрепление религии [3, c. 321].

5. Административная реформа и национальное размежевание. Одним из проектов модернизации региона и рационализации контроля над ним стало административное и национальное размежевание, которое был важным элементом политики большевиков по укреплению своих позиций в нерусских регионах бывшей Российской империи. Еще в 1920 г. после обнародования Рыскуловым плана создания «Тюркской республики» Москва стала обсуждать вопрос о разделе Туркестана на национальные части. Ленин писал: «1) Поручить составить карту (этнографическую и проч.) Туркестана с подразделением на Узбекию, Киргизию и Туркмению. 2) Детальнее выяснить условия слияния или разделения этих 3 частей» [8, с. 436]. Это было ответной мерой на опасную консолидацию мусульманской элиты. И хотя тогда решение о национально-государственном размежевании не было принято, национальные фракции этих трех групп — узбеков, киргизов и туркмен — были созданы в основных официальных институтах власти и на всех уровнях управления.

Поиски оптимальной формы сочетания «права народов на национальное самоопределение» и рациональной формы организации административно-экономической жизни продолжались. В 1922 г. был разработан общий план административного районирования Туркестанской республики. В том же 1922 г. группой советских и партийных активистов из Семиреченской и Сырдарьинской областей было заявлено об особых интересах народа «кара-киргизы» и появился проект создания для него отдельной административной единицы — Горной области. После бурных дискуссий реализация его была приостановлена [10]. В 1923 г. коммунисты Ферганы направили в Ташкент проект превращения Ферганской области в отдельную автономную область в составе Туркестанской республики. Этот проект, названный «политической ошибкой» и отвергнутый, показывал, что местные власти в тот момент не рассматривали проблему управления территорией с точки зрения национального деления.

Идея собственно национального размежевания родилась не в Средней Азии, а была привнесена в регион извне, из Москвы, и встала на повестку дня в конце 1923 г. На этот раз предусматривалось включить в этот процесс, наряду с Туркестанской, Бухарскую и Хорезмскую республики [4]. Весной 1924 г. центральные власти смогли убедить в необходимости такой реформы местные элиты. 12 июня 1924 г. Политбюро ЦК РКП (б) приняло постановление «О национальном размежевании республик Средней Азии», которое положило начало процессу.

Первоначальный план размежевания состоял в том, чтобы из территорий существующих в Средней Азии государственных образований создать одну мощную союзную национальную республику — Узбекистан. Из части территорий должна была возникнуть союзная национальная республика Туркменистан, а часть территорий должна была войти в состав Киргизстана, который уже существовал с 1920 г. в качестве автономной национальной республики в составе Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (РСФСР). Планировалось также образовать три автономные области: таджиков — в составе Узбекистана, каракалпаков — в составе Киргизстана, каракиргизов — в составе Киргизстана либо РСФСР.

Для определения границ новых республик в составе Среднеазиатского бюро ЦК РКП (б) был создан Территориальный комитет под председательством Исаака Зеленского. В Москве эту работу курировал Сталин. В составе комитета были образованы узбекское, туркменское, киргизское и кара-киргизское Временные национальные бюро (национальные комиссии), а также таджикская и каракалпакская подкомиссии. На время сложных дискуссий были приостановлены все перемещения чиновников, было категорически запрещено выносить возникшие противоречия на публичное обсуждение до тех пор, пока партийные руководители не найдут согласованное решение.

По сути, размежевание стало кульминацией выстраивания противоречивых «союзнических» отношений между большевиками и среднеазиатской элитой, в которой проведение новых границ утверждало новое распределение властных и символических ресурсов. «Узбекистан» создавался на базе Бухарской и Туркестанской (потом к ним присоединили Хорезм) и был своеобразной уступкой джадидам-младобухарцам и туркестанским мусульманам-реформаторам, давно мечтавшим о своем «едином Туркестане» [10, с. 22]. Столицей нового государства вместо «имперского» Ташкента становилась древняя столица Самарканд, что подчеркивало историческую преемственность с дорусскими временами и указывало на оседлую мусульманскую двуязычную (тюрко-персидскую) культуру населения. Вместе с тем, отделение от Узбекистана казахских и туркменских земель, населенных настоящими или бывшими кочевыми народами, ограничивал общетюркские амбиции узбекских лидеров и создавал им своеобразные политические и символические «противовесы». Такое административное отделение кочевых культур от оседлых во многом наследовало прежнюю имперскую традицию, в которой кочевники рассматривались как более удобный объект для модернизации и русификации. В связи с этим вполне серьезно обсуждался вопрос о передаче «русского» Ташкента в состав Киргизстана.

Фергана в этом плане преобразований находилась на периферии, на отдалении от основных символических центров. Главную интригу в долине составил вопрос о границах Кара-Киргизской автономной области, которую, как населенную кочевниками, планировалось оставить в РСФСР напрямую, либо в составе Киргизстана [10, с. 22]. Это объясняется большой активностью «кара-киргизских» активистов, которые сумели найти идеологическую и личную поддержку в центральных органах власти и пролоббировали свою собственную административную единицу, споры о которой шли с 1922 г.

Узбекская сторона, предлагая свое собственное видение национального размежевания, не возражала против общего плана создания Кара-Киргизской автономной области и легко согласилась с передачей части земель Ферганы в состав РСФСР. Видимо, это было частью игры за более сложный вопрос о принадлежности Ташкента, на который претендовала Киргизская республика. Пожертвовав экономически малозначительными предгорными районами Тянь-Шаня и Алайской долины, узбекская сторона получала взамен сильный политический козырь в своих претензиях в других регионах. Теперь узбеков было сложно упрекнуть в том, что они не идут на уступки и все территории хотят оставить под своим контролем.

Тем не менее, несмотря на свою вторичность, процесс разделения Ферганы на «узбекскую» и «кара-киргизскую» части включал в себя целый ряд спорных вопросов, касающихся непосредственно самой границы. Первый заключался в том, кого следует относить к числу «узбеков» и «кара-киргизов» и как быть с теми группами, языковая и культурная принадлежность которых к тем или другим была не вполне очевидной. Второй вопрос состоял в том, каким образом провести разделение в тех местах, где «узбеки» и «кара-киргизы» жили чересполосно или близко друг от друга, сохранив при этом инфраструктуру — пастбища, дороги, ирригационные системы. Третий вопрос заключался в том, каким образом Кара-Киргизская автономная область создаст свой экономический потенциал для существования в виде самостоятельной административной единицы. По этим вопросам между членами узбекской и кара-киргизской комиссий летом 1924 г. развернулись активные дебаты, в которых шли поиски баланса между разными аргументами, интересами и лоббистскими возможностями.

Проблема экономической самостоятельности Кара-Киргизии была заложена уже внутри самого проекта создания отдельного административного образования для кочевого (горного) народа, который не являлся населением городов. Без городов же как административных, культурных и торговых центров самостоятельная «национальная» жизнь была немыслимой. Города Ферганской долины населяли в основном «узбеки» [5] и другие группы, которые однозначно относились к числу оседлого населения и при всем желании не могли быть переписаны в «кара-киргизов». Это означало, что Кара-Киргизской области должен был отойти какой-то из ферганских городов с преимущественно узбекским населением, с чем комиссия, представлявшая будущий Узбекистан, вынуждена была примириться. Таким городом был предложен самый восточный уездный центр — г. Ош, вокруг которого проживало много кочевников. Хотя город был небольшим, его символическое значение как религиозного центра с большой святей горой «Трон Соломона» (Тахти-Сулайман), куда ежегодно стекалось множество паломников, уже делал это приобретение ценным.

Кара-киргизская сторона, тем не менее, настаивала на том, чтобы к Кара-Киргизии отошел также Андижан, один из крупнейших административных и экономических центров долины. Сторонники этого подчеркивали важность данного города для кара-киргизов, проживающих в восточной части Ферганы, отмечали, что включение его в состав области необходимо для создания экономического базиса. Узбекская сторона в ответ приводила этнографические аргументы, указывая на значительное узбекское большинство городского населения и необходимость их национального самоопределения. В данном случае «национальный аргумент» выглядел явно убедительнее «экономического».

Эти и другие спорные вопросы были вынесены на обсуждение в Территориальный комитет 20 августа 1924 г. Там было решено передать бывшие кочевые волости Кокандского, Наманганского и Маргеланского уездов и некоторые отдельные сельские общества в состав Кара-Киргизской области, оставив преимущественно оседлые волости в составе Узбекистана. Ошский уезд, за исключением некоторых территорий, полностью передавался в состав Кара-Киргизии. С этим решением в итоге согласились обе стороны, и вопрос о границах между двумя республиками был решен, о чем было доложено Сталину. Как было в тот момент заявлено, оставшиеся спорные вопросы могут быть обсуждены и пересмотрены позже.

В октябре 1924 г. на союзном уровне было принято окончательное решение о создании новых национальных республик и областей в Средней Азии. В самом конце 1924 г. представители Кара-Киргизии переехали из Ташкента в Пишпек, который стал центром вновь образованной области [6]. На протяжении зимы и весны 1925 г. шел процесс формирования новых структур и институтов управления, проводились выборы в органы власти. В мае 1925 г. Кара-Киргизская область была переименована в Киргизскую [7].

Как только основные институты были сформированы и встал вопрос об уточнении границ между Узбекистаном и Киргизией, киргизская сторона предъявила целый набор новых территориальных претензий. Областная комиссия по районированию в ноябре 1925 г. изложила их. Речь шла о ненаселенных территориях, отдельных селениях и целых волостях, которые, как считали киргизские власти, должны перейти в состав автономной области. Кара-Киргизия поставила, в частности, вопрос о населении ряда районов (Булак-башинская, Кулинская, Мархаматская и другие волости) бывших Маргеланского и Ошского уездов, которые были переданы Узбекистану. Был также поставлен вопрос о проведении новой границы в бывших Андижанском и Наманганском уездах. Были предъявлены претензии к изменению границы в бывшем Кокандском уезде, например — передаче в состав Кара-Киргизии селений долины р. Сох.

Киргизские лоббисты активно использовали этнографические аргументы, если для этого представлялась возможность. В частности, они указывали на то что население многих селений на востоке Ферганы, в бывших Андижанском, Маргеланском и волостях Ошского уезда, имеет «неузбекское» происхождение, в частности в обращениях упоминались «тюрки», «кипчаки», «кашгарцы» и «таджики». Первые, хотя и были ближе узбекам по языку и многим элементам быта, вели полукочевой образ жизни и имели тесные связи с киргизами, по логике размежевания они вполне могли быть отнесены к «кочевой» части долины. Вторые были вчерашними кочевниками и также имели тесные связи с киргизами (часть кипчаков даже входила в их состав). Кашгарцы, многие из которых записались новым именем «уйгуры» [8], и таджики, будучи отдельными национальностями, не должны были бы, по аргументации киргизской стороны, автоматически учитываться при определении национального большинства в том или ином районе как узбекская сторона.

Считая все эти претензии нарушением достигнутого ранее баланса интересов, узбекская власть в ответ заново поставил вопрос о присоединении г. Ош, населенного узбеками, и Ошского уезда к территории Узбекистана. Узбекистан предъявил также претензию на бывшую Араванскую волость, которая из состава Маргеланского уезда была передана в Кара-Киргизию, а также на часть Аимской волости, выведенной из состава Андижанского уезда. В этих и других случаях узбекская сторона ссылалась на то, что в результате разделения была нарушена целостность ирригационных систем и истоки рек, которыми орошались «узбекские» земли, оказались в составе Кара-Киргизской области. Для исправления этой ситуации предлагалось передать некоторые предгорные волости — Кашгар-кишлакскую и Ханабадаскую — в состав Узбекистана.

Формой давления на принятие решения и в 1924, и в дискуссиях 1925–1927 гг. были протесты и обращения, которые местное население направляло в вышестоящие органы. Большинство из них, как свидетельствуют архивы, было связано с нежеланием многих жителей оказаться в составе Киргизской области и стремлением остаться в Узбекистане [15, p. 192].

Подобные письма, направленные от населения Андижанского, Маргиланского и Ошского уездов, говорили о том, что местные киргизы дружно живут с узбеками, давно занимаются земледелием, а не кочевым хозяйством, и хотели бы остаться в составе Узбекистана [15, p. 192].

Среди других причин нежелания быть в Киргизии назывались ее экономическая слабость, обязанность учить в школах менее распространенный киргизский язык и пр. Были ли такого рода обращения инспирированы узбекской стороной или же население действительно было обеспокоено своими будущими перспективами — сказать сложно, по-видимому, имело место и то, и другое.

На протяжении всего 1926 г. целый ряд специальных комиссий ЦИК СССР по урегулированию пограничных споров между республиками Средней Азии рассматривали все эти взаимные претензии. В регион из Москвы были посланы специальные делегации, которые на месте изучали пограничные споры и приводимые аргументы. Хотя в 1926 г. Киргизия получила статус автономной республики в составе РСФСР, ее лоббистские возможности не были равными Узбекистану, у которого помимо союзного статуса была мощная база статистиков, экономистов, возможности влияния на настроения людей и хорошие персональные связи с Центром. И все-таки Москва пыталась найти компромисс и учесть аргументы слабой стороны. Различные комиссии принимали одно решение за другим, в которых претензии то подлежали удовлетворению, то опять отклонялись. Такая неопределенность вызывала повторную эскалацию требований и новое рассмотрение вопросов [см.: 7; 10, с. 32–34; 16, p. 168–172]. В мае 1927 г. Президиум ВЦИК принял решение в течение трех лет не принимать к рассмотрению какие-либо ходатайства, связанные с перераспределением границ.

Помимо размежевания между двумя республиками — Узбекистаном и РСФСР, куда вошла Киргизская автономная область (позднее республика), в середине 1920‑х гг., особенно в 1925–1927 гг., шел сложный процесс административного районирования внутри каждой «национальной территории», где также столкнулись между собой экономические и национальные вопросы и где интересы разных сил дискутировались не менее остро.

В отношении оставшейся в Узбекистане части бывшей Ферганской области рассматривались два варианта: либо создание единого округа, т. е. сохранение прежнего статуса, либо разделение на два округа — Андижанский и Кокандский [5]. Выбор был остановлен на разделении. В последнем случае также было два варианта: 1) автоматическое включение в Андижанский округ бывшего Андижанского и Маргеланского уездов, в Кокандский округ — Кокандского и Наманганского уездов; 2) включение в Андижанский округ преимущественно сельскохозяйственных восточных районов Ферганы и в Кокандский окру — более «индустриальных» центральных и западных районов долины [5]. В результате было решено пойти по первому варианту.

В ферганской части Киргизии было создано два округа — Ошский и Джалалабадский, которые в 1926 г. были переименован в «кантоны».

Внутреннее районирование, согласно замыслам большевиков, также должно было учитывать не только хозяйственные нужды, но и этнографический состав населения, наличие разного рода групп, которые претендовали на статус национальных меньшинств. Уезды переоформлялись в округа, волости — в районы, сельские общества — в сельские советы. При этом границы новых единиц определялись с учетом национальной композиции местности. Как говорил в одном из докладов еще в 1923 г. представитель андижанского угорревкома, «при районировании нужно стремиться лишь к тому, чтобы представители национального меньшинства, не могущие образовать самостоятельную волость, не были разбиты по отдельным волостям, если их возможно отнести к одной общей… При соблюдении указанного правила представители национального меньшинства в данной волости будут иметь возможность объединиться впоследствии не в волостном, а в сельском обществе…» [4].

Правильное распределение территорий должно было основываться на знании карты расселения народов и их номенклатуры. При размежевании 1924–1925 гг. чиновники пользовались не очень точными данными переписи 1917 г. и текущей статистики. В 1926 г. была проведена Всесоюзная перепись, которая отразила сложную дискуссию ученых и чиновников о национальном составе населения Средней Азии и оказала влияние на процесс переструктурирования административных границ в регионе [14, p. 187–196]. Перепись символически закрепила итоги национального размежевания. За основным населением, проживающим на территориях соответствующих республик и областей, были закреплены титульные названия — «казахи», «каракалпаки», «киргизы», «таджики», «узбеки», «туркмены». Наиболее радикальными в этом отношении были перемены в Узбекистане, где «узбеками» были записаны не только бывшие «сарты»[9], но и значительная часть ираноязычных жителей Самарканда, Бухары и отдельных селений Ферганы.

Переписью 1926 г. в Ферганской долине были выделены малочисленные группы, которые потенциально могли стать официальными меньшинствами — каракалпаки, тюрки, курама, кипчаки, уйгуры (кашгарцы) и другие. У этих групп появились свои активисты, которые стали требовать своей доли представительства и ресурсов на местном уровне.

Эскалация претензий на ту или иную степень национальной автономии охватила ираноязычное население Ферганы — таджиков, которые в результате размежевания остались в составе Узбекистана. Так, жители Канибадама в феврале 1925 г. на встрече с председателем ВЦИК Михаилом Калининым, совершавшим поездку по Ферганской долине, заявили о своем желании объявить Канибадам автономным таджикским районом. Власть пошла навстречу, и 15 апреля ЦИК Узбекистана объявил район таджикской автономией. С тех пор делопроизводство и образование Канибадама перешло на таджикский язык [6, c. 37–39].

В 1927 г. был образован Ходжентский округ, который включал в себя территории бывшей Самаркандской области (г. Ходжент) и часть территории бывшей Ферганской области (города Исфара, Канибадам, селение Ашт). Этот округ включил в себя земли, где, согласно переписи 1926 г., преобладали таджики. Однако поскольку районирование проходило внутри Узбекистана и не затрагивало межреспубликанских отношений, все конфликты и споры по поводу административной границы Ходжентского округа не получили политического и союзного резонанса, а остались внутренним делом одной республики.

Уже в ходе размежевания 1924 г. встал «таджикский вопрос». Сначала планировалось создать в рамках Узбекистана Таджикскую автономную область, которая включала в себя территорию бывшей Восточной Бухары и некоторых селений и городов бывшей Самаркандской области Туркестанской республики. В результате была создана Таджикская автономная республика, внутри которой была образована дополнительно Горно-Бадахшанская автономная область. В дискуссиях по размежеванию упоминались также земли Западной Ферганы, которые, согласно разным переписям, населяли таджики, но общее решение было оставить их в составе Узбекистана из-за сильной чересполосицы с узбеками и другими народами, а также из-за невозможности разрывать устоявшиеся хозяйственные связи. Такой подход отражал, с одной стороны, экономический взгляд, который господствовал у руководства страны, с другой стороны — основной акцент, сделанный вначале на различиях между кочевниками и оседлым населением, при котором противоречия между узбеками и таджиками выглядели несущественными. Хотя в Территориальном комитете была образована таджикская подкомиссия, ее члены вели себя крайне пассивно и скорее придерживались той линии, которую выработала узбекская сторона.

Однако после размежевания конфликт между узбекской и таджикской сторонами стал усиливаться. С 1926 г. стали усиливаться протесты руководителей таджикской автономии и таджикской элиты по поводу политики Узбекистана в отношении автономной республики, а также таджиков и таджикского языка в целом. Руководители таджикской автономии потребовали включить их напрямую в состав СССР, минуя Узбекистан, для того чтобы обеспечить нормальное развитие региона и реальную культурную независимость. Из этого требования вытекало и другое — необходимость присоединения к будущей республике новых территорий, которые могли бы стать ее экономической базой. Другим вариантом решения вопроса виделось создание Среднеазиатской федерации, в которой все республики имели бы одинаковый статус, и которая, в свою очередь, входила бы в состав СССР.

Высшие органы СССР откликнулись на эти призывы и принципиально решили создать союзную республику Таджикистан, исходя из разных внутренних и внешних обстоятельств. Среди этих обстоятельств было опасение перед слишком явной узбекской гегемонией в регионе и стремление ввести дополнительные ограничители для нее. Было также, видимо, желание использовать факт образования «таджикского национального государства» в разгорающейся междоусобной войне в Афганистане, в которой таджики (или ираноязычное население) принимали самое активное участие.

Сыграл свою роль лоббизм новых таджикских лидеров, таких как Абдукадыр Мухиддинов, имевших хорошие связи в Москве. Бывший председатель Революционного комитета Бухарской республики, а на тот момент председатель Совнаркома Таджикской АССР писал в 1929 г. о своей прежней вере в то, что все группы с тюркским языком составляют «одну вольную нацию», а таджики «в действительности узбеки», которые «забыли свой язык и народность… нужно их опять сделать тюрками» [9, с. 149]. «… При таком состоянии произошло и национальное размежевание…, — писал Мухиддинов. — …Мы, которые начали это преступное дело, — признаем свою ошибку, хотим, чтобы она была исправлена…» [9, с. 151].

В 1929 г. стала работать комиссия по территориальному размежеванию Таджикистана и Узбекистана [9, с. 115–135]. Узбекское руководство достаточно быстро согласилось передать в состав новой республики весь Ходжентский округ, поэтому вся основная дискуссия была перенесена на вопросы Самарканда, Бухары и Сурхандарьинской области. Узбекский представитель в комиссии попытался ссылаться на экономические соображения и на хозяйственные связи западных районов Ферганы с узбекским городом Кокандом, но это выглядело скорее как желание найти контригру против претензий таджиков по другим территориям. Таджикская сторона и руководство комиссии легко опровергло эти доводы ссылками на приоритет национального принципа, на то, что Ходжентский округ уже возник как целостная административная единица и что сам Узбекистан уже дал согласие на передачу его в состав Таджикистана.

Осенью 1929 г. возникла самостоятельная Таджикская Советская Социалистическая Республика. Ее руководство попыталось получить новые территории от Узбекистана в Сурхандарьинской области и уже почти добилась этого решения, но в начале 1930 г. все споры на эту тему волевым решением из Москвы были прекращены.

Население отнеслось к размежеванию в целом спокойно. Отнесение к той или иной административной единице сразу не меняло повседневную жизнь людей и не затрагивало серьезно их интересов. Беспокойства, что оно нарушит и изменит обычную хозяйственную практику, личные связи, привычные маршруты передвижения, не подтверждались, поскольку границы оставались условными, местные государственные институты — слабыми, а решающее слово оставалось за Москвой, которая могла уговорами или силой примирить спорщиков и наказать виновных.

В результате размежевания Ферганская долина, разделенная между тремя национально-административными образованиями, окончательно исчезла с политической карты как самостоятельное экономическое и культурное целое и превратилась в окраину трех союзных республик.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Абашин С. Н. Национализмы в Средней Азии: в поисках идентичности. СПб: Алетейя, 2007.

Алексеенков П. Кокандская автономия // Революция в Средней Азии, Ташкент, 1928.

Арапов Д. Мусульманское духовенство Средней Азии в 1927 году (по докладу полномочного представителя ОГПУ в Средней Азии) // Расы и народы. Вып. 32. М.: Наука, 2006.

Государственный архив Ферганской области Республики Узбекистан (ГАФО РУ). Ф. 121. Оп. 2. Д. 570. Л. 2 об.–3.

Государственный архив Ферганской области Республики Узбекистан (ГАФО РУ). Ф. 121. Оп. 2. Д. 594.

Каххори Абдуджаббор. Аджаб Дунее. Душанбе: Адиб, 2003.

Койчиев А. Национально-территориальное размежевание в Ферганской долине (1924–1927 гг.). Бишкек, 2001.

Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 41. М., 1981.

Масов Р. История топорного разделения. Душанбе: Ирфон, 1991.

Ожукеева Т. С. XX век: возрождение национальной государственности в Кыргызстане. Бишкек, 1993.

Свободный Самарканд. 1917, 2 декабря.

Туркестан в начале XX века: к истории истоков национальной независимости. Ташкент , 2000.

Ярматов К . Возвращение . Книга воспоминаний . М .: Искусство , 1980.

Abramson D. Identity counts: the Soviet legacy and the census in Uzbekistan // Census and Identity: The Politics of Race, Ethnicity, and Language in National Censuses / Ed. by D. I. Kertzer and D. Arel. Cambridge: Cambridge University Press, 2001.

Haugen A. The Establishment of National Republics in Soviet Central Asia. N. Y.: Palgrave Macmillan, 2003.

Hirsch F. Empire of Nations: Ethnographic Knowledge and the Making of the Soviet Union. Ithaca, London: Cornell University Press, 2005.

Pianciola N., Sartori P. Waqf in Turkestan: the colonial legacy and the fate of an Islamic institution in early Soviet Central Asia, 1917–1924 // Central Asian Syrvey. 2007. № 26 (4).


[1] По-казахски — Шокай.

[2] Войска под его командованием захватили в конце 1917 г. южноуральский г. Оренбург и перерезали сообщение между Центральной Россией и Туркестаном, взяв под контроль поставки зерна в регион.

[3] Задачей Турккомиссии, куда входили большевики Кобозев, Голощекин и другие, было создание органа, который бы мог посредничать между различными группами внутри Туркестана и координировать работу местных и центральных органов. В 1920 г. в комиссию вошли такие влиятельные большевики, как Рудзутак, Фрунзе, Куйбышев.

[4] Хорезмскую республику первоначально планировалось реорганизовать и сохранить, но в ходе дискуссий было решено и ее разделить на национальные территории.

[5] По данным статистики до 1917 г. — «сарты».

[6] Какое-то время обсуждался вопрос о создании такого центра в Джалалабаде, который был связан железной дорогой с Ташкентом.

[7] Тогда же Киргизская республика стала Казахской.

[8] Эта группа лоббировала свою собственную национальность и свои собственные национальные институты на уровне уезда [15, p. 144–145].

[9] Переписи и местная статистика в имперском Туркестане записывала большинство оседлого населения как «сартов» [см.: 1, c. 95–176].



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.