Л. С. Перепелкин,
к.и.н., ст. науч. сотр. Центра арабских исследований Института востоковедения Российской Академии наук, зав. сектором проблем культурной политики Российского института культурологии (Москва)

Ситуация на «большом» Среднем Востоке: иранский прецедент*

С легкой руки американского политолога С. Хантингтона в научный обиход вошло понятие «конфликт цивилизаций» и его антоним — понятие «диалог цивилизаций». Последняя идеологема была ведена в оборот бывшим президентом Ирана С.М. Хатеми [напр.: Тагизаде, 2006, с. 137—143]. Не вдаваясь в сущность теории Хантингтона, могу лишь отметить, что она противоречит стратегии «однополярного мира», предполагая существование нескольких центров силы и влияния.

С этих позиций, на мой взгляд, можно рассматривать развивающийся политический скандал вокруг иранской ядерной программы и в целом вокруг попыток Ирана выйти из системы международной изоляции и расширить свое влияние на Среднем Востоке. Можно также говорить о том, что нынешний Иран стоит на пути стратегии США, предполагающей создание "большого" Среднего Востока от Средиземного моря до Индии, в экономическом и политическом плане подконтрольного Америке. Причем это не вызывает восторга у других политических игроков в регионе [напр.: Павлов, 2006, с. 48]. Существует также мнение о том, что целью США в регионе является перекройка границ, расчленение Ирана и создание в регионе системы «буферных» государств, имеющих американскую ориентацию [Саидов, Суриков, Филин, 2007, с. 295—303]. Некоторые авторы приходят к выводу, что и иракскую кампанию США нужно рассматривать в контексте стремления этой страны восстановить контроль над Ираном [Быков, 2007].

Стратегические задачи Ирана. Суть проблемы, на мой взгляд, заключается в следующем. Исламская Республика Иран стремится воспользоваться своим правом на суверенное развитие; обеспечить собственную безопасность; занять позиции регионального лидера; возможно, стать лидером исламского мира (что маловероятно). Мне кажется, что таковы стратегические цели нынешнего президента страны Махмуда Ахмадинежада. При этом предполагается, что эти задачи можно решить только на пути особого самобытного исламского развития, включая концепцию «велайат-и-факих», то есть «правления ученого», в данном случае богослова, а также при реализации исламской модели экономики [об этом см.: Жданов, 2003; также: Хоррамшад, 2006, с. 2—8]. Эта стратегия подкрепляется серьезными аргументами.

Преимущества Ирана. Иран — достаточно консолидированная страна. Здесь не выражены сепаратистские тенденции и не развита авторитетная оппозиция. При этом иранцы, судя по описаниям побывавших там людей, доброжелательны и дружелюбны по отношению к иностранцам. По существу, там мало условий для смены власти в ходе инспирированных извне переворотов и «разноцветных революций». Иран окружают весьма нестабильные страны типа Ирака, Афганистана, Пакистана, так что попытки дестабилизации Ирана могут иметь лишь негативные последствия для Среднего Востока в целом. Это понимают все. Более того, очевидно, что в условиях происходящей смены власти в США иранская тема во внешней политике этой страны неизбежно отойдет в тень. «Ось зла» как внешнеполитическая фразеология исчерпала свои возможности.

Следует добавить, что страна имеет хороший людской потенциал — 66,6 млн. человек (при росте населения приблизительно в 1,5% в год, половину населения составляют собственно персы) при высоких показателях грамотности взрослого населения (81%) и доле городского населения (70%) [Булатов, 2003, с. 427 и далее]. Можно сделать предположение о неплохом состоянии человеческого и социального капитала в Иране**.

У Ирана складываются вполне дружественные связи со многими государствами северной части Евразии: с Арменией (трансграничные отношения, возможные поставки энергоносителей), а также с Азербайджаном (акцентированная нейтральность последнего в военной сфере) на Кавказе; с Россией (проблемы Каспия, сотрудничество в энергетической сфере, ядерная программа в Бушере, вооружение); с Китаем (энергоносители). Страна пытается подключиться к региональным структурам безопасности (в частности, в рамках ШОС, в которой она является наблюдателем). Иран пользуется влиянием среди шиитского населения государств Ближнего и Среднего Востока (особенно в Ливане, Ираке, Азербайджане, Бахрейне). В ходе бесед с представителями арабского мира у меня создалось впечатление, что в нынешней ситуации «арабская улица» сочувствует Ирану.

Важно отметить тесные связи Ирана с некоторыми общественными организациями, например с шиитской «Хезболлой» Ливана (создана в 1974 г.) и суннитской ХАМАС Палестины (основана в 1987 г.) [напр.: Хоффман, 2003, с. 114—121]. События последних месяцев с похищением израильских солдат в секторе Газа и в Южном Ливане, последовавшие за этим боевые действия показывают, что эти связи — серьезный политический капитал.

Важным преимуществом является тот факт, что Иран расположен в части мира, исключительно богатой углеводородами. Более того, весьма значительные иранские вооруженные силы вполне могут контролировать Ормузский пролив, через который на мировые рынки поставляется основная часть нефти Персидского залива. Следует отметить по этому поводу, что международное деловое сообщество, по существу, не верит не только в возможность военных действий каких-либо коалиций против Ирана по поводу ядерной программы, но и в сколько-нибудь существенные санкции против этой страны. Это выражается в том, что мировые цены на нефть до недавнего времени падали, в том числе и по фьючерсным сделкам.

Иран получил существенные дивиденды в результате того, что руками США в регионе был уничтожен важнейший оппонент и противник страны в регионе — иракский баасистский режим С. Хуссейна. Планы федерализации Ирака на основе трех этноконфессиональных общин также выгодны прежде всего Ирану, ведь Южный Ирак, богатый энергоносителями, будет, скорее всего, лоялен этой стране, а иракский Курдистан будет угрожать территориальной целостности Турции — члена НАТО.

Вообще надо сказать, что практика «однополярного мира» оказалась контрпродуктивной. Агрессия против Ирака привела к радикализации ситуации на Ближнем и Среднем Востоке. Мессианская идея «демократизации» привела к приходу в выборные органы власти (в Египте и Палестине) религиозных радикалов. Впрочем, недостаток аналитических и прогностических возможностей — это, скорее, не особенность политической элиты США, а общая беда экспертного сообщества.

Следует также добавить, что ажиотаж вокруг вопросов глобализации затушевывает одну из важнейших проблем человечества, а именно проблему альтернативности. А ведь возможность разнообразных путей развития до сих пор позволяла человечеству выжить и доминировать на планете [напр.: Крадин, Коротаев, Бондаренко, Лынша, 2000]. Если предыдущая ссылка была обращена в древность, то на альтернативы современной «однополярной» модели развития указывают многие современные политологи [напр.: Хаттен, 2004; Этциони, 2004]. Я не знаю, к чему приведет избранный Ираном путь развития. Хотелось бы на это посмотреть. Кроме того, известно, что, например, китайский социализм или «самурайская экономика» показали хорошие перспективы. Почему это не может относиться к исламскому пути развития?

Два основных козыря Ирана. Кроме названных выше преимуществ, Иран имеет два серьезных политических козыря, которые и разыгрываются в настоящее время. Речь идет о тактических выгодах, которые руководство страны использует или может использовать для обеспечения стратегических задач. Подобный политический торг — распространенная мировая практика. Одна из этих тактических задач связана с ядерной программой, а другая — с ирано-израильскими отношениями.

Иранская ядерная программа имеет длительную историю и восходит к началу 1970-х гг. Она стала разворачиваться еще при шахском режиме и интенсифицировалась в результате «зеленой революции». С самого начала эта программа развивалась в сотрудничестве с США и в условиях договора о нераспространении ядерного оружия, то есть развивалась как программа мирного атома [Ризаев, 2006, с. 12—16]. И это при том, что в соседнем Пакистане, с которым у Ирана непростые отношения, есть своя «мусульманская ядерная бомба». И создана она была при попустительстве США и с помощью Саудовской Аравии.

Очевидно, я думаю, что создание Ираном ОМУ непременно приведет к расползанию ядерного оружия повсеместно в регионе и по существу к прекращению действия ДНЯО [Блинов, 2006, с. 13—14]. По крайней мере ядерное оружие могут захотеть иметь Саудовская Аравия и Египет. И тогда потенциальный ядерный конфликт в регионе приобретет высокую долю вероятности. Тем более что в мире существует около 40 стран, которые имеют возможность создать ОМУ [Блинов, 2006, с. 14]. Поэтому возрастает опасность, что это оружие попадет в руки идеологических, в том числе и религиозных, фанатиков. Причем такая опасность исходит в первую очередь не от Ирана, а от Пакистана. Усиление Ирана за счет ядерной компоненты по крайней мере резко изменит баланс сил на Ближнем Востоке за счет роста конфронтации между Ираном и Саудовской Аравией, Ираном и Израилем.

Несомненно, в мире было несколько других случаев нарушения идеологии ДНЯО. Южная Африка и Ливия были поощрены за отказ от ядерных программ. Союзники США — Израиль (владение ОМУ официально не подтверждено), Пакистан и Индия — не понесли за создание ядерного оружия никакого наказания. Более того, США ныне сотрудничают с Индией в ядерной сфере, тем самым нарушая идеологию ДНЯО. Но ядерные программы Индии и Пакистана направлены друг против друга. Ядерное оружие Израиля имеет чисто оборонительные задачи. Иными словами, использование этого оружия маловероятно. Вспомним также о текущем конфликте вокруг ядерных испытаний, проведенных Северной Кореей. Насколько мне известно, эта страна была готова отказаться от ядерной программы в ответ на гарантии безопасности и некоторые экономические выгоды. Но этого не последовало, и теперь в регионе на какое-то время создалась взрывоопасная ситуация (сейчас этот вопрос постепенно улаживается). Очевидно, сейчас речь идет о том, что мир готов перейти от тактики ядерного шантажа к реальному применению ОМУ.

С Ираном ситуация несколько иная, хотя элементы ядерного шантажа присутствуют и здесь. Официально Иран нигде не заявлял о намерении обладать ядерным оружием. Более того, обогащение урана на собственной территории, если оно производится в мирных целях, не противоречит ДНЯО [напр.: Павлов, 2006, с. 48; Блинов, 2006, с. 13]. Иран готов это делать под контролем МАГАТЭ. Более того, еще в течение нескольких лет (от 2 до 10 — по данным прессы) Иран не сможет обеспечить обогащение урана до оружейного состояния [Блинов, 2006 (2), с. 8]. Мне кажется, что нынешний ажиотаж вокруг этой программы связан прежде всего с независимой политикой, проводимой иранским руководством в интересах собственной страны. Иран — пример геополитического «комплекса», которым одержимо руководство США, уже в течение более чем четверти века не имеющее дипломатических отношений с этой страной. И в то же время иранская ядерная программа — это прекрасный повод начать и развить принципиальный диалог, в котором могут остаться в выигрыше и интересы отдельной страны, и интересы мирового сообщества в целом.

Это же относится и к ирано-израильским отношениям. Собственно говоря, если не считать взаимных публичных оскорблений и угроз, этих отношений как бы не существует. Но на самом деле безопасность Израиля во многом зависит от организаций, связанных с Ираном. Так, например, почти одновременное похищение израильских солдат в секторе Газы и в Южном Ливане не может быть совпадением. А эти события спровоцировали вполне предсказуемую***, но излишне экспрессивную реакцию Израиля [подробнее см.: Баранов, 2006, с. 28—32].

По существу, как мне кажется, ядерная программа Ирана и отношения с Израилем потенциально входят в состав «пакетного» соглашения, которое Иран может заключить в обмен на действенные гарантии обеспечения собственной стратегии.

Иранский вызов. Иранский прецедент, как очевидно, далеко выходит за рамки региона. По существу, в нем поставлены глобальные вопросы о том, что никакая, даже самая сильная держава или союз держав, не может диктовать свою волю остальному человечеству. О том, насколько хрупка безопасность, зависящая от любого члена мирового сообщества. О том, что международная политика не должна быть игрой с нулевой суммой, при которой победитель забирает все. О том, что глобальная интеграция не предполагает глобальной унификации, что любая страна имеет право на альтернативу. Наконец о том, что существующий мировой порядок не бесспорен и его пора изменить. Всем сообща. Используя стратегию диалога.

Наконец надо сказать о некоторых вполне закономерных шагах, которые могут быть предприняты даже в рамках еще существующего мироустройства. Среди них следует назвать пересмотр ДНЯО, в том числе с учетом формирования нескольких международных центров по обогащению расщепляющихся материалов и захоронению ядерных отходов. Эта работа, насколько я знаю, уже началась. При этом элитарный ядерный клуб должен поставить перед собой задачу реального сокращения ОМУ и отказа от использования в военных целях космического пространства. В этой связи следует поставить вопрос о реанимации ООН, в том числе и об увеличении числа постоянных членов СБ ООН за счет Индии и других крупных государств. Очень важно, чтобы неформальный клуб великих держав в рамках G8 не оставлял за своими дверями влиятельных и стабильных партнеров по мировой арене, таких как Индия, Китай, а может быть, и некоторых других. Важно развивать региональные системы взаимодействия и безопасности, но не в столь «хаотичном» варианте, как это делается сейчас. И, конечно же, в повестке дня стоит возобновление дипломатических отношений между США и Ираном. А по сути это первый шаг к стабилизации ситуации на Ближнем и Среднем Востоке.

Литература

Баранов А.В. «Ливано-израильский конфликт» и позиция Исламской Республики Иран // Международная научная конференция «Россия — Иран: диалог культур» (Москва, 27—28 октября 2006 г.). Тезисы докладов и выступлений. М.: URSS, 2006.

Блинов А. Режим нераспространения в стадии полураспада // НГ дипкурьер. 2006. 23 октября.

Блинов А. (2) СБ ООН занялся судьбой Бушера // Независимая газета. 2006. 25 октября.

Булатов А.В. (ред.) Страны и регионы мира. 2003: Экономико-политический справочник. М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2003.

Быков П. Ни Ялты, ни Тегерана // Эксперт. 2007. 15—21 янв.

Жданов Н.В. Исламская концепция миропорядка. М.: Международные отношения, 2003.

Крадин Н.Н., Коротаев А.В., Бондаренко Д.М., Лынша В.А. (ред.) Альтернативные пути к цивилизации: Коллективная монография. М.: Логос, 2000.

Павлов С. Ирану грозит одиночество // ВВП (Валовой внутренний продукт). М., 2006. № 20.

Ризаев А. Бушер: предыстория и сегодняшний день иранского атомного проекта // Иран сегодня. 2006. № 1.

Саидов Р., Суриков А., Филин В. Начало XXI века — эпоха глобального хаоса // Ходорковский М.Б. (ред.) Мир в 2020 году. М.: Алгоритм, 2007.

Тагизаде Т.С. Россия и Иран в XXI в.: поиск новых возможностей сотрудничества в области культуры и духовности (диалог цивилизаций) // Международная научная конференция «Россия — Иран: диалог культур» (Москва, 27—28 октября 2006 г.). Тезисы докладов и выступлений. М.: URSS, 2006.

Хаттон У. Мир, в котором мы живем. М.: Ладомир, 2004.

Хоррамшад М.Б. Взгляд на вопрос о религиозном народовластии в Иране // Иран сегодня. 2006. № 1.

Хоффман Б. Терроризм — взгляд изнутри. М.: Ульта. Культура, 2003.

Этциони А. От империи к сообществу: новый подход к международным отношениям. М.: Лвадомир, 2004.