Оценки новых геополитических реалий Центральной Азии после 11 сентября 2001 года

Рассмотренный выше один из определяющих факторов развития региона — соперничество в Центральной Азии мировых и региональных держав — подтверждается тем фактом, что регион расположен на стыке или перекрестке трех крупных цивилизационных центров, что обусловливает давние и естественным образом возникающие взаимовлияния. К этому некоторые авторы добавляют как одно из наиболее ярких проявлений процесса глобализации резко усилившееся стремление к доминированию в регионе США и стран Запада¹. Эта точка зрения логична и подтверждается конкретными фактами.

Одним из декларируемых мотивов такого положения вещей стало стремление государств Запада к так называемому «расширенному воспроизводству демократических ценностей» во всем мире, включая ЦА. В свою очередь, ярко выраженная ограниченность финансовых и иных ресурсов, требуемых для проведения в центрально-азиатских странах масштабных политических и экономических реформ, является одним из определяющих факторов интереса местных политэлит к Западу. Показательной в этом смысле может служить инвестиционная политика США, чьи прямые и косвенные (через МВФ, Всемирный банк и др. международные финансовые структуры) вложения в экономику стран региона в постсоветский период составили более половины от суммарных вложений всего мирового сообщества.

Как отмечается в некоторых публикациях, глобализация, предстающая в качестве довольно сложного и многогранного явления, привела и к иным изменениям в сфере мировой и региональной безопасности, нежели, по обыкновению, принято считать. Казалось бы, окончание противостояния антагонистичных систем породило новые измерения «соперничества-сотрудничества» государств мира между собой. С этой точки зрения, при всей значимости фактора военно-политической мощи, наибольшую угрозу для мирового развития представляет собой возможность ускоренного воспроизводства экономических ресурсов в других странах и, соответственно, их расширяющиеся возможности в конкуренции на мировых рынках товаров и услуг².

Согласно приводимым политологами данным, в 1999 г. США производили 21 % мирового ВВП. Суммарный валовой продукт в ЕС равнялся примерно 21 %. На долю Японии, Китая и России в этот период приходится 8 %, 7 % и 1,7 % мирового ВВП, соответственно. Прогнозировалось, что в случае возобновления экономического роста с темпами 5–6 % в год, к 2015 г. ВВП США, Канады, Мексики (НАФТА) составит 19 % от общемирового. Для стран ЕС этот показатель составит 16 %, Восточно-азиатская группа (Гонконг, Тайвань, Южная Корея) произведет 5 % мирового ВВП, страны АСЕАН — 7 %, Япония — 7 %. Китай обгонит Японию, и его доля в мировом ВВП составит 10 % (с населением в 21 % от общемирового показателя). В свою очередь, доля России вырастет до 2 %, а суммарная часть стран СНГ в мировом ВВП будет равняться примерно 0,5 %.

Приводим эти данные не случайно. Они позволяют представить масштабы, с которыми приходится сталкиваться экономикам государств ЦА, косвенно указывая на потенциальные возможности и определенные проблемы, с которыми может в перспективе столкнуться регион.

Рассматривая отношения великих держав через призму синтезированного подхода, включающего в себя все еще сохраняющие свою значимость традиционные, геополитические, и относительно новые геоэкономические измерения, и исследуя соответствующие публикации, можно в целом судить о наиболее значимых «игроках», которые будут формировать климат безопасности в ХХI в. на центрально-азиатском и околорегиональном пространстве. К ним исследователи, в первую очередь, относят США, РФ, КНР, ЕС. В этом смысле, особо значимым для начала нового этапа отношений стран ЦА и этих центров силы, выступает усиливающееся включение США и ЕС в перспективы развития региона. Это позволяет судить о том, что период, когда интересы США реализовывались здесь косвенным образом (через инвестиционные проекты или согласованную с США политику стран-партнеров по НАТО, например, Турции) ушел в прошлое.

Политика США в ЦА в самом начале нового столетия вполне очевидно укладывается в схему переустройства мира «Pax Americana», разворачиваемой в рамках теории так называемой «гегемональной стабильности». Согласной ей, наличие многих центров силы ведет к хаосу и неопределенности в мировой политике, что непосредственным образом ущемляет интересы единственной мировой сверхдержавы. При этом, в соответствии с данной концепцией, оптимальным выступает наличие единственного центра силы, способного формировать приемлемый для США миропорядок, предотвращая тем самым ущерб их национальным интересам, в которых все более существенное место занимает экономический компонент. Согласно некоторым выводам, подобный подход порождает различную реакцию в международном сообществе. Однако, некоторые утверждения о том, что в новых мировых условиях США «достаточно успешно» справляются с ролью мирового лидера, способного влиять на процессы в самых его отдаленных уголках, на наш взгляд, не выдерживают критики.

Рассматривая современное развитие событий в ЦА, некоторые исследователи обращаются к концу ХХ века. Глубокий символизм происходящего проявляется в том, что ушедшее столетие закончилось широкомасштабным военным конфликтом в центре Европы, а новый век начался с беспрецедентной атаки мирового терроризма на США.

Активное участие Вашингтона в акции на Балканах позволило им фактически восстановить во многом утраченное после окончания «холодной войны» военно-политическое преимущество в Европе. Как отмечал А. Арбатов, "Балканы находятся в непосредственной близости от черноморско-каспийской зоны жизненно важных российских интересов... События на Балканах оказывают влияние на отношения России с Украиной, Молдовой, Румынией, Болгарией, Турцией и взрывоопасными субрегионами Закавказья и Северного Кавказа. Российское политическое и военное присутствие в Черном море и восточной части Средиземного моря в значительной степени зависит от позиции России на Балканах«³. Логическим следствием подобного заключения является вывод о том, что операция НАТО на Балканах, существенно ограничив влияние России в Европе, способствовала расширению сферы влияния США на южных рубежах СНГ.

Американское присутствие в ЦА явилось следующим шагом на пути расширения США своего жизненного пространства уже непосредственно в границах СНГ. Официальным поводом к этому послужило начало антитеррористической операции в Афганистане и активное включение государств ЦА в международную коалицию. Результатом стало размещение военнослужащих армии США в Узбекистане и Кыргызстане⁴.

В этой связи, как утверждается в политологической литературе, наблюдается ощутимое расширение формулы отношений между западными странами и государствами региона. Если ранее она сводилась к формуле отношений «реформы=инвестиции», то в настоящее время к этому добавился принцип «реформы=инвестиции+безопасность». В немалой степени это обусловлено необходимостью защиты ожидаемых многомиллиардных вложений США в экономику региона.

Говоря о реализации так называемого «диверсифицированного сотрудничества» государств ЦА и США, в литературе отмечается резкое изменение баланса сил в регионе, открывающее «новые возможности» для США и стран НАТО в реализации своих долгосрочных интересов. Одновременно считается, что проникновение США в ЦА ограничивает влияние некоторых близлежащих стран в их традиционной геополитической сфере интересов. Постепенное истощение нефтегазовых месторождений и возрастание нестабильности на Ближнем Востоке «повышает» цены нефтегазовых ресурсов, включая увеличение зависимости экономики США от неопределенно развивающейся ситуации. В этих условиях обеспечение контроля над нефтегазовыми месторождениями региона позволяет осуществить безболезненную диверсификацию экономики США, обеспечить себя требуемыми ресурсами.

Важной для американской и мировой экономики в ХХI в. выступает мирная реконструкция Афганистана, которая позволит создать основу для создания новой сети нефтегазопроводов из ЦА через Афганистан и Пакистан, минуя традиционные пути доставки этих энергоносителей. Этим, как считают политологи, в значительной степени была обусловлена активная позиция администрации Дж.Буша в послевоенном устройстве Афганистана⁵.

Особый интерес у политологов (с учетом решений Лаакенского форума глав Евросоюза) в этой связи вызывает усиление заинтересованности Европы в реализации проекта «Трасека». Как известно, на начальном этапе его ключевым элементом должна стать реанимация транспортной инфраструктуры на Южном Кавказе, включающая возобновление железнодорожного сообщения Баку-Ереван. Осуществление проекта, как справедливо отмечается в комментариях, выходит далеко за границы региональных рамок⁶.

Как отмечается в экспертной среде, явным полюсом выступает расширение сотрудничества экономик стран ЦА с западными инвесторами. Не менее наглядны также преимущества, открываемые расширением участия стран Запада в противостоянии общим угрозам безопасности ЦА — международному терроризму, организованной преступности, экстремизму, наркобизнесу.

Это подтверждается, в частности, анализом американо-уз-бекского и американо-казахстанского соглашений⁷, переводящих отношения между этими странами на качественно новый уровень. Одним из следствий этого стало то, что Казахстан стал второй, после Узбекистана, страной в регионе, вышедшей на уровень стратегического партнерства с США.

Краеугольным камнем упомянутых соглашений стали взаимные обязательства государств по достижению следующих целей:

— укрепление партнерства в энергетической области и диверсификации мировых энергопоставок;

— интеграция государств ЦА в мировую экономическую систему;

— укрепление демократии как основы долгосрочной стабильности;

— усиление защищенности границ, повышение оборонного потенциала;

— борьба с международным терроризмом, включая социальные, экономические, финансовые и иные источники данной угрозы.

Все эти цели направлены на поддержание стабильности в ЦА. Жизненно важным в этих условиях является более четкое определение странами региона своих долгосрочных национальных интересов и, соответственно, стратегии последующего развития. Иначе это может быть выражено как необходимость и способность к идентификации отдельных стран региона и всей ЦА в качестве субъекта мировых отношений в углубляющихся процессах глобализации. Как подчеркивают некоторые авторы, грамотная и сбалансированная политика безопасности на основе долгосрочных политических и экономических приоритетов, более всего отвечающих интересам развития региона, не может быть реализована без достижения данного условия⁸.

В некоторых СМИ появились публикации, касающиеся позиций отдельных государств ЦА. Например: "Наиболее показательным ... является решение Киргизии о размещении на своей территории американской военной базы... [это] по существу, означает признание невозможности обеспечения в рамках ОДКБ безопасности Киргизии и фактически односторонний выход этой страны из Ташкентского соглашения [Договор о коллективной безопасности, подписанный в Ташкенте]. Таким образом, киргизский выбор не более чем признание реально существующего положения дел...«⁹.

Несомненно, что это неверный вывод. Речь в данном случае идет не о безопасности Кыргызстана и взаимных обязательствах этой страны и ОДКБ, а о кыргызско-американском соглашении по размещению базы для тыловой поддержки американских и натовских войск в Афганистане в связи с началом в 2001 г. в этой стране антитеррористической операции международной коалиции, в которую, помимо прочих, вошел Бишкек. Это два разных факта. Другое дело, что с течением времени база «Манас» в Кыргызстане превратилась в своеобразный «геополитический жупел» США, пытавшихся таким образом закрепиться в стратегически важном районе планеты, каковым является ЦА. Собственно, и открытие в Кыргызстане в 2003 г. базы КСБР ОДКБ «Кант», ставшее маркером российского присутствия, одновременно создало уникальную ситуацию, когда в одной стране дислоцировались воинские контингенты двух противоположных системообразующих международных акторов. Можно предположить, что открытие базы в Канте было некоторым «запоздалым», но, в общем-то, логичным ответом России на геополитические устремления США в Центральной Азии.

Как считают авторы политологических разработок, непосредственное отношение к будущему развитию ситуации в ЦА имеет вопрос о перспективах развития Афганистана по окончании контртеррористической операции. Формулируются предположения, что приход к власти нового руководства Афганистана, разумеется, не решит сразу всех проблем этой страны. От того, смогут ли страны-участницы международной коалиции прийти к соглашению о параметрах и формах будущего развития Афганистана, в равной степени учитывающих мнение афганского народа, зависит вопрос жизнеспособности всей системы безопасности в ЦА¹⁰.

Здесь следует сделать небольшое отступление, подчеркнув, что уже на нынешнем этапе администрация нового президента США Б. Обамы планирует переброску своих сил из Ирака в Афганистан, одновременно связывая афганскую проблему с развитием и урегулированием ситуации в Пакистане. Наряду с этим, целью США является усиление своего военно-политического присутствия в Центральной Азии, являющейся, по образному выражению некоторых политологов, «подушкой безопасности» России. Как и в предшествующие столетия, укрепившись в Индии, Британская империя подошла вплотную к среднеазиатскому приграничью России, угрожая тем самым ей с южного фланга, так и сегодня США пытаются «зайти» в сопредельные с РФ центрально-азиатские территории со стороны Афганистана и Пакистана.

Разумеется, что в этих условиях Москва предприняла ответные меры, в частности, договорилась с Бишкеком о выделении Кыргызстану 2-миллиардного кредита на строительство гидротехнических сооружений в обмен на вывод американской базы «Манас». Не вдаваясь в полемику по вопросу о целесообразности подобного шага для региональной системы использования трансграничных водных ресурсов, отметим, что предпринимаемые нынешним российским руководством тактические меры отвечают долгосрочным стратегическим задачам РФ, а именно — закреплению своего влияния в ЦА и контролю над регионом.

Говоря о перспективах ЦА, политологи¹¹ отмечают, что основой сотрудничества должна стать, прежде всего, скоординированная между лидерами государств позиция, учитывающая первоочередные потребности его населения. К ним следует отнести необходимость обеспечения стабильного и безопасного развития региона, продолжение и углубление реформ, направленных на модернизацию политических и экономических институтов, которые могут быть реализованы путем участия ЦА в процессах глобального развития.

В целом, многие вызовы современного мира порождаются неумением государств находить взаимоприемлемые решения, способные качественно влиять на формирование желаемого климата безопасности на региональном и глобальном уровнях. Представляется, что современное развитие ситуации в ЦА дает возможность предпринять принципиально новые подходы в сфере безопасности, направленные преимущественно на устранение вызовов, а не на борьбу с их последствиями. По логике вещей, взаимоисключающее соперничество, как основной вектор развития международной политики в ХIХ—ХХ вв., должно было бы уступить место совместному решению приоритетных проблем развития, без акцента на излишнюю политизацию таких сугубо технических вопросов многостороннего сотрудничества, как борьба с терроризмом, достижение устойчивого социально-экономического развития, преодоление нищеты и т. д.

* * *

Обобщая изложенные в данном разделе точки зрения, оценки и выводы экспертов, следует подчеркнуть, что современные геополитические реалии Центральной Азии отличаются своей лабильностью и в известной степени проблематичностью. Общее, что объединяет всех русскоязычных авторов, состоит в признании того факта, что по мере усложнения международно-политической повестки дня геополитическая значимость и роль Центрально-Азиатского региона неуклонно возрастает. Сегодня ни у кого не вызывает сомнений тот факт, что ЦА представляет собой один из важнейших регионов мира, политика которого является фактором, формирующим современную международно-политическую атмосферу.

1. Трудно не согласиться с авторами, которые считают, что РФ имеет все основания, чтобы считать Центральную Азию зоной своих традиционных стратегических интересов, особенно с учетом необходимости обеспечения национальной и региональной безопасности, нераспространения на территорию России таких угроз, как терроризм, экстремизм, сепаратизм, наркотрафик, организованная транснациональная преступность и др.

В рассмотренной литературе справедливо указывается на то обстоятельство, что в силу первоочередного внимания к Западу и освобождения от «груза национальных республик», в 1990-е годы Россия не уделяла должного внимания Центрально-Азиатскому региону. Именно этим аналитики объясняют упущенные в этот период Москвой инициативы на центрально-азиатском направлении.

2. Позиция администрации Б. Клинтона по ЦА была, мягко говоря, индифферентной. В то же время, государства Центральной Азии стремились к налаживанию предельно тесного сотрудничества с Западом и США, рассматривая их в качестве фактора, способствующего и даже гарантирующего обеспечение национально-государственной независимости, осуществление рыночных реформ и демократических преобразований, в отсутствие внимания со стороны Москвы.

В литературе делается акцент на том, что отношение США к Центрально-Азиатскому региону серьезно изменилось после терактов 11 сентября. Вашингтон стал рассматривать ЦА с точки зрения ее вовлечения в международно-коалиционную борьбу с терроризмом в Афганистане. Одновременно с этим США пытались выбить регион из российской орбиты. При этом они не сочли необходимым вовлечь страны ЦА в изменение общей геостратегической композиции «Большой Центральной Азии», не говоря уже о вовлечении центрально-азиатских государств в решение вопросов постконфликтного обустройства Афганистана.

Как показало дальнейшее развитие событий (особенно с учетом мартовских событий в Кыргызстане и майских «андижанских событий» в Узбекистане 2005 г.), США свели все свое отношение к ЦА исключительно к «голой» геополитике.

3. Справедлив также анализ, проведенный авторами политологических публикаций о том, что Китай ведет в Центральной Азии умеренно-сдержанную, но вместе с тем энергичную, стратегию. Аналитики считают, что в основе центрально-азиатского направления китайской внешней политики лежала условная «философия воды»: образно говоря, китайские экономические, политические, этнодемографические, культурологические и иные компоненты пробиваются в регион подобно всепроникающей воде.

Данное замечание подкрепляется множественными практическими примерами, к которым, очевидно, можно отнести деятельность Шанхайской организации сотрудничества, выделение китайской стороной финансовой помощи, переселению и оседанию китайцев в странах региона и т. д.

В литературе прослеживается мысль о том, что в ЦА КНР находит больше точек соприкосновения с РФ, нежели с США и Западом. Попытки госдепартамента и других американских государственных и неправительственных структур критиковать Китай и страны ЦА за «недемократичность» и «нарушение прав человека» лишь усиливает политическую смычку Китая и России с Центральной Азией.

4. Касательно отношений государств ЦА с такими региональными державами, как Иран, Турция и Пакистан, в публикациях политологов говорится, что в 1990-е гг. (особенно в начале данного периода) эти страны проявляли достаточную активность, стремясь привлечь новые независимые государства региона в орбиту своего влияния. Такая структура, как ЭКО является наглядным примером того, насколько стремительно пытались эти державы вовлечь центрально-азиатское сообщество в политико-экономические и гуманитарные процессы под своей эгидой. На первых порах страны региона проявляли интерес к ИРИ, ИРП и Турции. Однако, в силу их инвестиционно-финансовой вялости и идеологической ангажированности проводимой ими политики этот интерес постепенно был сведен к минимуму.

5. Центрально-азиатская геополитическая ситуация, по мнению политологов, начала принципиально меняться после 11 сентября 2001 г. Смещение фокуса международного внимания к Афганистану, из которого происходили множественные угрозы не только региональной, но и глобальной безопасности, объективно вывело Центрально-Азиатский регион на авансцену мировой политики.

Прослеживая эту мысль в литературе, однако, следовало бы отметить, что, несмотря на эти, безусловно, верные характеристики, чрезмерное преувеличение значимости ЦА для международно-политических процессов было бы столь же неверным, как и его преуменьшение. Думается, что регион представляет собой важный с геополитической и стратегической точки зрения регион мира, но вряд ли оправдано рассматривать его как некую квинтэссенцию глобальной политики, о чем пытаются говорить некоторые исследователи, прежде всего, из стран самой ЦА.

Значимость Центральной Азии, о которой говорилось выше, проявилась в том, что в 2001 г. сразу в двух странах региона — Узбекистане и Кыргызстане — были открыты военно-воздушные базы США, и практически все государства ЦА предоставили свои воздушные пространства для пролета авиации союзников с невоенными грузами в Афганистан. В то же время, как показали дальнейшие события, США предприняли ряд неудачных шагов, направленных на демократизацию режимов, означавшую угрозу их замены и приход новых политических элит, в результате чего произошло естественное отторжение американских ценностей и принципов. А освободившуюся «нишу» заняли, соответственно, Россия и Китай.