Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Исламоведение, политология, международные отношения
Ислам в современном мире №8 (2007)
17.04.2008
МУСУЛЬМАНЕ В СИСТЕМЕ МЕЖЭТНИЧЕСКИХ И МЕЖКОНФЕССИОНАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Ю. А. Балашов

Некоторые особенности системы межэтнических коммуникаций в регионе Ближнего и Среднего востока

Спектр этнополитических сил, действующих на региональной арене Ближнего и Среднего Востока, исключительно широк и способен оказывать серьезное воздействие как на международно-политический климат в регионе, так и на стабильность политического пространства отдельных государств, расположенных на его территории.

Мозаичность этноконфессионального состава населения ближневосточных государств предопределила многие тенденции их развития, значительная часть которых сохранилась до сих пор, пережив крушение Османской империи, исламскую революцию в Иране и целый ряд других социально-политических катаклизмов. Обилие этнических меньшинств, диаспор, этноконфессий, разделенных этносов и субъэтнических образований[1], а также весьма слабая консолидированность доминирующих этнических групп привели к тому, что ближневосточный социальный организм выработал целый ряд специфических защитных механизмов, позволяющих в условиях поликультурности избегать масштабных конфликтов, способных привести к «войне всех против всех» и поставить под угрозу сам факт существования ближневосточных государств. Эти механизмы, являющиеся, судя по всему, одной из уникальных характеристик ближневосточного социума, или, если угодно, ближневосточной цивилизации, стабилизируют общество и создают условия для минимизации возможностей перехода существующих противоречий и латентных этноконфессиональных конфликтов в актуализированную форму.

Одним из таких механизмов является стабильная этностатусная система, складывавшаяся в течение нескольких столетий и предусматривающая наличие у каждой этнической и конфессиональной группы собственной функциональной ниши в обществе, во многом предопределяющей род деятельности ее представителей, уровень их материального достатка, социальный статус, определяемый присутствием в престижных сферах занятости, представительством в органах власти и т. д. С одной стороны, такое положение вещей затрудняет, казалось бы, социальную мобильность, однако с другой — стабилизирует положение этнической общности, гарантирует, скажем так, минимум условий, необходимых для сохранения и воспроизводства этнической культуры и идентичности. Стабилизирующий момент, судя по всему, заключается в том, что, занимая в обществе стабильную нишу, на которую, как правило, никто не покушается, этническая группа не ощущает угрозы своему существованию, что уменьшает количество предпосылок для возникновения ситуации этнической напряженности. Отметим также, что, так или иначе, занимаемая этносом ниша не является абсолютной, непреодолимой преградой на пути человека к карьерному росту и материальному благополучию, тем более что любая этническая группа стратифицирована и ее представители занимают, как правило, несколько ниш, в том числе престижных. Примером, подтверждающим справедливость данного тезиса, могут служить копты, являющиеся этническим меньшинством в Египте и занимающие при этом передовые позиции, как в целом ряде отраслей экономики страны, так и в политической сфере (1).

Таким образом, форма межэтнических коммуникаций в отношениях между этническими меньшинствами, диаспорами, этноконфессиями и доминирующими этническими общностями в странах Ближнего и Среднего Востока может быть охарактеризована как сегрегация, связанная с проводимой участниками этнополитического процесса осторожной политики отдельного развития, которая на государственном (национальном) уровне переходит в симбиозную интеграцию[2], в рамках которой и речи нет о равноправии, но существует определенная взаимозависимость, минимизирующая возможность открытых и широкомасштабных конфликтов.

Необходимо также отметить, что такая система межэтнических коммуникаций обладает возможностями саморегулирования, что достигается, с нашей точки зрения, за счет ее относительной простоты — выход того или иного этноса за рамки своей функциональной ниши и повышение его статуса вызывают бурную ответную реакцию со стороны других участников этнополитического процесса, направленную на подавление активности «возмутителей спокойствия» и восстановление баланса сил в этнополитической сфере. Такое развитие событий помогает, помимо всего прочего, в значительной степени нивелировать воздействие на региональные политические процессы внергиональных акторов — стран Запада, международных организаций и транснациональных корпораций, стремящихся укрепить свое влияние на Ближнем и Среднем Востоке посредством поддержки каких-либо низкостатусных этнических групп, становящихся социальной опорой проникновения их влияния в регион и получающих взамен возможность повышения тем или иным путем своего статуса в этносоциальной стратификации (2), примером чего опять-таки могут читаться копты.

Другим механизмом сохранения этнополитической стабильности государств Ближнего и Среднего Востока являются традиционные социальные институты и отношения, культивируемые недоминирующими этносами и призванные обеспечивать их культурную самобытность. Этот механизм важен как минимум по четырем причинам.

Во-первых, наличие традиционных институтов, основанных на клановой и/или локальной идентичности, позволяет обеспечивать нормальное функционирование режима этнической сегрегации в силу того, что традиционная элита, являющаяся по сути своей «негибкой», не стремящейся к нововведениям, способна в случае необходимости успешно противостоять ассимиляторским устремлениям того или иного государства, что достигается подчас за счет прямого отказа от выполнения тех или иных предписаний центра.

Во-вторых, успешное функционирование традиционных институтов способствует стабилизации функциональных ниш недоминирующих этносов, так как традиционные структуры консервативны и способствуют, как кажется, воспроизводству профессиональных навыков представителей тех или иных этносов, а также формированию этнической элиты черпающей ресурсы из той или иной сферы деятельности.

В-третьих, традиционные социальные институты и отношения обеспечивают условия для функционирования специфических защитных механизмов культуры этноса, способствующих преодолению самых разных угроз идентичности его представителей и самому его существованию в качестве самостоятельного социального организма (3).

В-четвертых, факт наличия у нетитутльных (недоминирующих) этносов системы традиционных социальных институтов предопределяет невозможность их долговременной консолидации в противостоянии с центром, так как укрепление традиционных институтов приводит к возрастанию амбиций традиционных лидеров и усилению противоречий между ними, выгодных центральной власти (4).

В качестве третьего механизма выступают, как представляется, исламские религиозные нормы, в рамках которых разработан (по крайней мере в элементарных формах) алгоритм взаимодействия меньшинств и доминирующего населения. Указанный алгоритм предусматривает наличие в мусульманском обществе нескольких статусных групп, выделяемых по конфессиональному признаку и обладающих определенным набором прав, объем которых меньше, чем у доминирующих этноконфессиональных групп, однако не настолько, чтобы стимулировать ситуацию межэтнической напряженности и актуализацию латентных этнических конфликтов. Данный алгоритм является очень важным в силу того, что во многих случаях этнические меньшинства и диаспоры исповедуют религию, отличную от доминирующих этнических групп. В качестве одной из статусных групп можно выделить так называемых «зимми» («покровительствуемые») — иноконфессиональные монотеистические группы жившие под властью исламского государства (халифата) и обладавшие достаточно большим объемом прав.

Помимо этого, формированию атмосферы межэтнической и межконфессиональной кооперации способствовали собственно коранические положения, в соответствии с которыми полиэтничность и поликонфессиональность рассматривались в качестве дарованных богом и, соответственно, воспринимались как благо для человечества. Конечно же, значение этого механизма не стоит переоценивать, а тем более абсолютизировать, однако коранические положения, получившие силу традиции, неплохо дополняют два предыдущих механизма стабилизации межэтнических отношений и способствует налаживанию межэтнической кооперации. Естественно, статус «зимми», сформировавшийся в период существования халифата, в настоящее время утратил актуальность, однако, судя по всему, он стал частью исторических традиций межэтнического взаимодействия и в этом качестве продолжает оказывать воздействие на этнополитическую ситуацию в регионе.

Четвертым стабилизирующим механизмом является гибкая политика руководства отдельных стран, определяемая локальными особенностями той или иной страны, связанными с этноконфессиональным составом населения, долей титульных этносов и меньшинств и т. д. Как правило, эта политика основана на исторических традициях межэтнического взаимодействия, сложившихся в том числе в период существования на Ближнем и Среднем Востоке подмандатных территорий и протекторатов, на которых руководство великих держав проводило политику поддержки некоторых меньшинств и диаспоральных сообществ, которые рассматривались в качестве социальной базы их влияния (копты в Египте, марониты в Ливане и т. д.).

Гибкость политики в отношении этноконфессиональных групп и диаспор руководства таких стран, как Сирия и Ливан, обусловлена мозаичностью этноконфессионального состава населения, делающей такую гибкость необходимым условием для выживания государства (5). Гибкость египетской политики в отношении этнических меньшинств, обусловлена их высоким статусом в этносоциальной стратификации государства, обусловленным, в свою очередь, тем, что представители меньшинств занимают «командные высоты» в сегментах национальной экономики, связанных с высокими технологиями, а также в банковской сфере[3].

Проявления гибкости в отношении этнических меньшинств и диаспор характерно и для государств, отличающихся, на первый взгляд, исключительной суровостью при решении задач этнополитического характера (Турция, Иран). Отрицание полиэтничности и ассимиляторская политика в этих странах не носят абсолютного характера. Несмотря на суровые преследования сепаратистов и репрессии в отношении политически активной части национальной интеллигенции, запрет на использование национальных языков в СМИ и образовательных учреждениях, лидеры указанных государств, в общем-то, не покушаются на сложившуюся этностатусную систему, стремясь законсервировать ее и не дать меньшинствам возможности повысить свой статус. Гибкость в данном случае может проявляться в деконсолидации националистических группировок меньшинств и формировании условий, препятствующих созданию указанными этнополитическими силами эффективных политических инструментов, предназначенных для отстаивания своих интересов (6).

Перечисленные механизмы, создающие фундамент этнополитических систем стран Ближнего и Среднего Востока, придают региональным этнополитическим процессам специфический колорит, который воспринимается значительной частью ученых, аналитиков и обозревателей как показатель стагнации ближневосточного социума, отсутствия в его недрах какого-либо развития. Отчасти это действительно так, постольку, поскольку полиэтничность региона диктует необходимость создания сложных механизмов поддержания этнополитической стабильности, громоздких систем сдерживания амбиций отдельных этнических меньшинств и диаспоральных сообществ. Эти системы сдержек, легитимность которых освящена традицией, являются негибкими по своей сути, а внесение в них каких-либо корректив, с одной стороны болезненно воспринимается участниками региональных этнополитических процессов, а с другой — может серьезно дестабилизировать межэтнические коммуникации, алгоритм которых формировался в течение многих лет и доказал свою способность стабилизировать отношения между доминирующими этническими группами, этническими меньшинствами и диаспорами. Таким образом, мы рискнем предположить, что этническая пестрота Ближнего и Среднего Востока является одной из основ той самой «традиционности», которая является одной из ключевых характеристик региона и под которой понимается в основном «неспособность» региональных политических процессов развиваться по западному образцу, а также неспособность ближневосточного социума к созданию институтов гражданского общества.

Итак, традиционность ближневосточного социума необходима для его стабилизации. Она выступает в качестве средства профилактики актуализации латентных этнических конфликтов и средства снижения уровня этнического риска[4]. В то же самое время нельзя не отметить, что в целом ряде случаев традиционность межэтнических коммуникаций в интересующем нас регионе эволюционирует в архаичность, выражающуюся в безоговорочном доминировании на той или иной территории традиционных социальных институтов и отношений, функционирование которых замедляет развитие современных политических институтов, которые могли бы способствовать повышению эффективности политической борьбы этнических меньшинств, этноконфессий и диаспор, что, с одной стороны, стабилизирует общество, а с другой — как будет показано ниже, способствует затягиванию конфликтных ситуаций, и созданию условий для внезапной актуализации застарелых противоречий.

Архаичность может конструироваться, чем достаточно активно пользуются лидеры ближневосточных государств, стремящиеся к минимизации возможностей этнических элит (7). Представляется, что приверженность ближневосточного социума традициям в сфере межэтнического взаимодействия оказывает двоякое воздействие на состояние межэтнических коммуникаций и региональную этнополитическую стабильность: с одной стороны, такая приверженность стабилизирует общество, а с другой — образно говоря, закладывает мину замедленного действия, создает условия, консервирующие многочисленные конфликтные ситуации, формирующие очаги потенциальных этнических конфликтов, актуализация которых может быть вызвана широким спектром причин.

Кроме того, многомерность региональной этнополитической системы Ближнего и Среднего Востока формирует условия для создания очагов контролируемой нестабильности, для так называемого «этнополитического менеджмента» (8), связанного с использованием этнического фактора внерегиональными государствами, международными организациями и транснациональными корпорациями для продвижения и закрепления своего влияния в рассматриваемом регионе.

Выше уже говорилось о том, что действующие в регионе механизмы сдерживания межэтнических конфликтов обеспечивают устойчивость ближневосточных обществ даже в условиях вмешательства в развивающиеся в его недрах процессы внерегиональных сил. Однако эта устойчивость должна быть признана весьма и весьма относительной, так как сложность региональных этностатусных систем и многомерность межэтнических коммуникаций стабилизируя общество, в то же самое время парадоксальным образом формируют возможность его дестабилизации в силу того, что указанная дестабилизация может, по нашему мнению, стать результатом даже минимальных изменений в устоявшихся межэтнических отношениях, смещением практически любого из элементов этностатусных систем, которое может повлечь за собой если не катастрофу, то по крайней мере заметное обострение отношений между теми или иными этнополитическими силами. Причем, как показывает исторический опыт, вмешательство внерегиональных сил и вызванная им деформация региональных систем межэтнических коммуникаций на Ближнем и Среднем Востоке способствуют не только нарушению политического пространства отдельных государств, но и изменению конфигурации государственных границ, смене правящих режимов и радикальной ломке этностатусных позиций, которые способны оказать серьезное воздействие на международно-политическую ситуацию.

Особое место в сфере этнополитического менеджмента, воздействующего как на внутригосударственные, так и на международно-политические процессы, в регионе Ближнего и Среднего Востока занимают разделенные народы, статусные позиции которых выглядят наименее определенными, амбиции этнополитических элит ярко выраженными, национально-освободительные движения исключительно активными, а возможности осуществления их ирредентистских проектов минимально возможными. Исходя из этого, разделенные народы можно назвать самой деструктивной этнополитической силой в регионе, тем более что качественные характеристики, присущие этой категории этносов, делают их удобным инструментом для воздействия на политические процессы сразу в нескольких государствах.

Тот факт, что разделенные народы не являются этническим меньшинством на территории компактного проживания, представляется стимулом к непризнанию навязываемого им статуса и соответственно стимулом к развертыванию национально-освободительных движений, выдвигающих требования статусного, политического и территориального характера. Разрезанность их этнического пространства политическими пространствами различных государств подвергает сомнению справедливость и легитимность существующих государственных границ, что создает условия для изменения баланса сил в масштабах всего региона, ослаблению уже существующих и, возможно, возникновению новых государственных образований, в свою очередь нестабильных, обладающих не устоявшейся этностатусной системой. Необходимо отметить, что лидеры этих государств, не обладающие опытом государственного управления, могут рассчитывать главным образом на поддержку внерегиональных сил, став проводником их интересов. В качестве таковых, впрочем, разделенные народы могут выступать и в случае, когда их ирредентистские проекты останутся нереализованными. Это может произойти в силу того, что их этническая идентичность доминирует над гражданской, что дает возможность их использования для оказания давления на то или иное государство, на тот или иной режим[5].

В русле этнополитического менеджмента могут использоваться и пропагандистские кампании, предпринимаемые лидерами разделенных этносов и направленные на укрепление солидарности их отдельных сегментов, расположенных по разные стороны государственных границ. Многочисленные примеры, подтверждающие этот тезис, можно найти в ближневосточной политике практически всех великих держав (9). Благоприятные условия для использования данной категории этносов в качестве «возмутителей спокойствия» создает и наличие разнообразных социальных институтов, обеспечивающих трансграничное сотрудничество и ответственных за обеспечение интегрированности культурного пространства того или иного разделенного этноса, которые могут быть использованы заинтересованными участниками региональной политической игры в своих целях. В этих же целях могут быть использованы и институты политического характера, отстаивающие ирредентистские проекты, генерируемые разделенными этническими группами.

Естественно, перечисленные характеристики разделенных этносов превращают их в дестабилизирующую этнополитическую силу независимо от присутствия на региональной международно-политической арене внерегиональных акторов, однако последние выступают в качестве катализатора их активности, усиливающего их деструктивный потенциал.

В период ХХ — начала ХХI вв. система межэтнических коммуникаций в регионе Ближнего и Среднего Востока подверглась мощному воздействию со стороны стран Запада, а также со стороны амбициозных лидеров региональных государств, претерпев определенную эволюцию, но сохранив тем не менее свои основные характеристики. Вместе с тем представляется, что запас прочности региональной этнополитической системы подходит к концу, тем более что воздействие на нее со стороны всех заинтересованных участников международных отношений стало беспрецедентно интенсивным, что обеспечивается во многом за счет усилий единственной сверхдержавы, а также за счет интернационализации развивающихся в регионе конфликтных ситуаций, обеспечиваемой международными организациями. Так, например, исключительно большой резонанс в настоящее время приобрела курдская проблема, являющаяся «головной болью» Ирана, Ирака, Сирии и Турции. Более того, после свержения режима С. Хусейна достаточно реальной стала перспектива создания курдского государственного (квазигосударственного) образования, включающего в себя по крайней мере часть территорий этнического Курдистана. Актуализировалась проблема лазов, апеллирующих к Евросоюзу и способных серьезно повлиять на позицию данного интеграционного объединения в отношении Турции. Вновь под воздействием американо-иранских противоречий реанимировалась проблема разделенных азербайджанцев. Список примеров можно продолжить.

Такая ситуация вызывает серьезные опасения, связанные с тем, что эрозия региональной этнополитической системы приведет к неконтролируемому развитию межэтнических противоречий, которые, в свою очередь, изменят расстановку сил на Ближнем и Среднем Востоке и еще больше дестабилизируют и без того непростую и конфликтную ситуацию в этом стратегически важном регионе.

Примечания

(1). Толмачева, Е. Г. Копты. Египет без фараонов / Е. Г. Толмачева. — М. 2003.

(2). См. например: Балашов, Ю. А. Политика транснациональных корпораций: этнополитическое измерение / Ю. А. Балашов // ТНК в мировой политике и экономике: проблемы, тенденции, перспективы. — М.: ИМЭМО РАН, 2005.

(3). См. например: Васильева, В. И. Мусульманский мистицизм и племенная солидарность как факторы традиционной идеологии в курдском обществе / В. И. Васильева // Традиционное мировоззрение у народов Передней Азии. — М.: Наука, 1992.

(4). НАТО и Россия в глобальном гражданском обществе. Монография / Под ред. О. А. Колобова. — М. — Нижний Новгород. 2005. С. 118—119.

(5). См. например: Балашов, Ю. А. Этнические и конфессиональные меньшинства в мусульманских странах: проблемы развития и взаимодействия с доминирующим населением / Ю. А. Балашов, С. Э. Давтян, А. А. Корнилов и др. // Ислам в современном мире. Внутригосударственный и международно-политический аспекты. Вып. 2. — Нижний Новгород, 2005.

(6). Гасратян, М. А. Курдская проблема в Турции / М. А. Гасратян. — М.: ИВ РАН, 2001.

(7). Там же.

(8). Соловьев, Э. Г. Проблемы этнополитического менеджмента в современной мировой политике / Э. Г. Соловьев // Современные международные отношения: этнополитический контекст. М. — Нижний Новгород. 2003.

(9). Халфин, Н. А. Борьба за Курдистан. Курдский вопрос в международных отношениях XIX в. / Н. А. Халфин. — М., 1963.

ССЫЛКИ

[1] Определения указанных терминов см., например: Левин З. И. Менталитет диаспоры. М., 2001; Полоскова Т. В. Современные диаспоры: внутриполитические и международные аспекты. М., 2002; Балашов Ю. А. Разделенные народы: проблемы изучения, особенности развития и механизмы воздействия на политические процессы // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия «Международные отношения. Политология. Регионоведение». Нижний Новгород, 2006. № 1 (4), 2006.

[2] Определения терминов «сегрегация» и «симбиозная интеграция» см., например: Садохин А. П. Этнология. Учебное пособие. М., 2001.

[3] В настоящее время, несмотря на свою малочисленность (7—10% населения Египта), копты занимают заметное место в системе политических и экономических координат Арабской Республики Египет. Наравне с мусульманами они входят в правительство, занимая видные посты, в том числе в дипломатической сфере, концентрируют в своих руках большую часть высокотехнологичных производств, фармакологических и транспортных компаний, напрямую связанных с западным бизнесом, в том числе с транснациональными корпорациями (ТНК). По некоторым данным, христиане-копты владеют пятой частью всех крупных предприятий, созданных в этой стране за последние 30 лет, после того, как АРЕ «повернула на рыночную дорогу», что вряд ли было бы возможно без поддержки извне. Вполне вероятно, что при участии коптов руководством АРЕ в период 1980-х гг. была разработана схема приватизации хозяйственных объектов, в соответствии с которой египетское руководство обязалось не допускать каких-либо ограничений в сфере приобретения акций, владения или управления акциями египетских предприятий со стороны иностранных компаний. Это способствовало развитию в Египте открытой, рыночно ориентированной экономики и увеличению объема иностранных инвестиций в египетские финансово-экономические проекты, что в свою очередь усилило воздействие ТНК на ситуацию в этой стране и еще более укрепило статус коптского этнического меньшинства.

[4] Под этническим риском автор данной статьи, вслед за З. В. Сикевич понимает вероятность негативного влияния этнического фактора на устойчивость политического пространства.

[5] Подтверждением данного тезиса может служить факт использования внешнеполитическими ведомствами и спецслужбами США проблем разделенных курдов и азербайджанцев для давления на Сирийскую Арабскую Республику и Исламскую Республику Иран.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.