Эберхард Шнайдер
Трансформация ценностей

После крушения коммунистического режима в странах Центрально-Восточной Европы начались перемены, которые эти государства осуществляют самостоятельно, в отличие, например, от послевоенной Германии, где державы-победительницы взяли на себя эту задачу, а немецкие органы власти были лишь исполнителями. Изменения охватили как политическую, так и экономическую системы, порождая «дилемму синхронности», поскольку обе трансформации взаимообусловлены.

Одновременная трансформация экономической и политической систем

Политическая и экономическая трансформации обусловливают себя взаимно. Все же в Москве имеется теперь мнение, что следует отделять дальнейшую экономическую трансформацию от политической. Как пример называются режим Пиночета в Чили, Южная Корея и Китай. Приводятся аргументы, что в России реализация радикальных реформ, которые идут за счет большинства населения, возможна только под авторитарным давлением.

Однако это не будет функционировать. Невозможно надолго разделить общество на части, развивающиеся независимо друг от друга, так как экономическая демократия рыночной экономики требует политическую плюралистскую демократию и наоборот. Можно пытаться игнорировать эти связи определенное время, но в силу существующей дистанции между экономической и политической системами либо политическая система приспосабливается к экономической, либо экономическое развитие тормозится. Последнее не может позволить себе Россия, если она хочет быть снова великой державой, что сегодня будет определяться в значительной степени экономически. Cогласно произведенному в декабре 2003 года фондом Бертельсманна индекса трансформации государства с функционирующей демократической системой достигают также хороших рыночных успехов трансформацииПримеры успешной реформы рыночной экономики в авторитарной политической системе происходят не из Европы, а из Латинской Америки и Азии. Кроме того, в этих странах не имелось раньше настоящей демократии. Оба фактора не касаются России. Россия – это европейская страна. Даже если при Ельцине под «демократией» скорее подразумевалось «всё разрешено» и демократию нередко путали с хаосом, все же страна уже тогда ощутила ее вкус.

Представление о том, что трудные рыночные реформы возможно реализовать только в авторитарной политической системе, несет с собой определенную надменность по отношению к народу, как будто бы он неспособен понять и принять реформы рыночной экономики. Как будто бы он, вероятно, вовсе неспособен к демократии.

Более того, мнение о том, что рыночные реформы можно осуществить только в авторитарной политической системе, является близорукостью. Реформы, скорее, будут поддержаны населением, если ему отчетливо разъяснять их необходимость и содержание. Иначе население будет с тяжелым сердцем участвовать в реформах, считая, будто ему навязывают реформы, которые оно не понимает и не желает. Чтобы этого не происходило, вероятно, следовало бы в Москве подумать над учреждением Федеральной информационной службы для работы с населением и прессой.

Если продолжится внедрение авторитарных тенденций, они могут развить собственную динамику. Кто захочет тормозить их, когда они начнут продвигаться в направлении диктатуры, если уже не будет демократической коррективы? Кто, когда и посредством каких критериев будет определять, что время авторитаризма прошло и что можно снова возвращаться к демократии? И, наконец, нельзя забывать, что авторитарная Россия имеет немного шансов интегрироваться в европейско-атлантический диалог.

Трансформация ценностей

В политологии при исследовании процессов трансформации уделялось мало внимания проблеме трансформации ценностей. То, что трансформация ценностей является важной проблемой, мы видим на примере России. Неудача Советского Союза значила также крушение марксистско-ленинской идеологии и ее системы ценностей. Даже если в течение последних лет в СССР только меньшинство действительно могло поверить в эту идеологию и, может быть, еще меньше были абсолютно против, то у большинства населения эта идеология, проникающая на протяжении десятилетий в политическую, экономическую, общественную и духовную жизнь, оставила непроизвольно осадок убеждений, критериев оценки и ориентаций.

После неудачи этой идеологии возник сразу вакуум ценностей. Если все, во что десятилетиями верили, стало сразу ошибочно, что может служить ориентиром теперь? Это не только личный вопрос людей, но и вопрос, который должен ставиться государством. На какое новое нравственное согласие может оно опираться?

Марксистско-ленинская государственная идеология трактовала моральные ценности как отражение материального базиса и провозгласила чистую этику целей: все, что служит основанной на иллюзии конечной цели сооружения коммунизма, – хорошо и абсолютно несущественно, являются ли используемые для этого средства преступными. Кроме того, марксистско-ленинская государственная идеология деформировала души людей. Так как, если они хотели выживать в такой системе и делать карьеру, они должны были признавать эту идеологию внешне, даже если они думали абсолютно иначе. Что осталось после десятилетиями практикуемого разрушения человеческих норм этики? Если коммунисты смогли сразу перейти в систему победоносной рыночной экономики, то вопрос о ценностях, которые нельзя сменить легко, как пальто, по-прежнему остается открытым.

Поверхностный ответ на вопрос о новых ценностях предлагает убежище в потреблении, наслаждениях и материальных вещах. Разумеется, они не образуют никакую замену недостающей ценностной ориентации, потому что человек как духовно одаренное существо не может длительный срок питаться только материальными вещами и наслаждениями.

Как обстоит дело с религией? Атеистическая идеология марксизма-ленинизма рассматривала религию в качестве пережитка прошлого, однако усиленно преодолевала этот мнимый пережиток, что, собственно, было ни к чему, коль это есть пережиток. По окончании многолетнего господства боевой государственной религии по имени «атеизм» готовность большинства населения раскрыться религиозным ценностям была незначительна. На что может опираться государство, чтобы достичь минимального согласия общества в нравственных ценностях?

Человек – наивысшая ценность

В статье 2 российской Конституции записано, что человек с его правами и свободами является наивысшей ценностью государства. Чтобы сделать это ценностное преимущество понятным, необходимо поставить философский вопрос: что есть человек? Является ли человек духовно одаренным существом, которое располагает способностями преодолеть пространство и время? Имеет ли человек трансцендентальное измерение? Те, кто отказывается от трансцендентального измерения человека, ищут эту трансцендентальность в мире земном. Тем не менее они должны констатировать по прошествии некоторого времени, если они честны, что мир земной не может иметь никакого трансцендентального измерения.

Сущность трансцендентальности состоит, как уже само слово говорит за себя, в том, что она превосходит мир земной. Мир земной не является достаточным, отвечает не на все вопросы о человеке и не объясняет всего. Это фиксируемо, и из этого исходит потребность в трансцендентальности и предчувствие трансцендентальности, которое можно называть религией, но религии имеют нередко различные представления о характере этой трансцендентальности.

Коммунизм искал псевдорелигиозно-трансцендентальности в мире земном в форме бесклассового общества обезличенных людей. Такая «земная трансцендентальность» является contradictio in adjecto, она не могла функционировать и в конечном счете должна была потерпеть неудачу, так как мир земной не может предлагать никакую трансцендентальность.

Чтобы избежать столкновения цивилизаций, необходимо вести диалог цивилизаций, чем так активно занимается Центр национальной славы России. Исходной базой такого диалога может быть только общее, что имеют вместе все цивилизации, – это человек. Что есть человек? Что составляет его существо? Что следует из дефиниции его существа для политики, экономики, общества и культуры?

Мы обретем успех, если сможем объединиться на основе общих ценностей, стремление к которым будет способствовать сохранению и уважению человеческого достоинства. Эти общие ценности из-за различия религий – причем я рассматриваю атеизм также в качестве религии как внутрисветскую религию – следует пояснить философски. Философия может положить рациональные основы для перехода к религии, если она устанавливает, что потребность в трансцендентальном измерении свойственна существу человека.

Философское основание религии

Философское основание религии не должно и не может заменять религию. Философия опирается на рациональное мышление человека, религия – на соответствующее откровение. Философия может подтверждать, что вера в Бога не неразумна, но она не может заменить веру. Философия – это рациональное осмысление, вера – это работа сердца. Однако философия может также помогать избегать неразумной веры в какую-нибудь абсолютно нерациональную, запутанную или тоталитарную замену религии. И наоборот, вера, которая связана со знанием, стабильнее. Если вера основывается после долгих лет официального принудительного атеизма только на любопытстве или вызванном отставанием производства спросе, или если вера становится только ритуалом, то в тяжелых кризисных ситуациях человека, возможно, она исчерпает себя.

Чтобы давать нравственную ориентацию подрастающему поколению, полезно было бы введение преподавания философии в школе. Однако философия не должна сводиться к представлению одного философа после другого. Так как тогда ученик будет задаваться вопросом, какой же философ действительно прав, потому что каждый философ увлекает и противоречит большей частью его предшественнику. Этому предмету следует обучать систематично по таким разделам, как логика, критика познания, онтология, этика, природная философия, антропология, теодицея. Для этого необходимо разработать соответствующие учебники и учебный материал. Вероятно, содействие этому могло бы также стать задачей Центра национальной славы России.

Если рыночная экономика и демократия принимаются только как инструменты господства, которые были успешны в соревновании систем, а не из убеждения, то рыночная экономика и демократия подвергаются опасности не выжить в действительно тяжелых кризисных ситуациях. Закладка демократических и нравственных ценностей в сознание людей должна происходить в школе. А чтобы нравственного согласия во все более светском мире достигло как можно большее число людей, необходимо дать этическому консенсусу философское обоснование.