3.10. Стивен Вайт. Восток и Запад: столкновение или диалог цивилизаций?

В современном мире различия между цивилизациями часто приводят к политическому насилию, проявляющемуся в том числе и в террористических актах. Мы видели много разновидностей насилия, и нет для них единого объяснения. Чаще всего обвинения предъявляются исламскому фундаментализму. И довольно часто предполагается, что существует глобальная теория, способная описать современные межцивилизационные процессы. Согласно ей по одну сторону баррикад находятся христианские страны, а по другую – исламские, а в настоящее время происходит нечто противоположное крестовым походам. Эта теория известна как «столкновение цивилизаций».

«Столкновение цивилизаций» непосредственно ассоциируется с профессором Самюэлем Хантингтоном из Оксфорда, хотя понятие было предложено в начале 1990-х годов другим американским ученым британского происхождения – Бернардом Льюисом. Кратко остановимся на этой теории.

Когда закончилась «холодная война», Хантингтон предположил, что в международных отношениях основные конфликты более не будут идеологическими или экономическими, но станут основываться на несовпадении культур, и будут происходить не между независимыми государствами, но между цивилизациями. В мире 1990-х годов Хантингтон выделил семь или восемь цивилизаций: западную, синскую, японскую, исламскую, индуистскую, православную, латиноамериканскую «и, возможно, африканскую цивилизацию». По его утверждению, линии разлома между этими цивилизациями проходили по рубежам «холодной войны». В частности, культурное разграничение христианского и исламского миров возникло вдоль линии, почти в точности повторившей восточную границу западнохристианского мира 1500 года от рождества Христова. Согласно Хантингтону, конфликт вдоль этой границы и особенно между западнохристианской цивилизацией, с одной стороны, и исламской – с другой длится более тринадцати столетий. Этот конфликт не только продолжится: он распространится на внутреннюю политику западных стран, поскольку пути миграции обеспечивают приток значительного числа арабских и турецких поселенцев в места расположения традиционно христианских общин.

Как предполагает Хантингтон, напряженность между исламским миром и его соседями, в целом значительно увеличивается. Не прекращаются конфликты между православными и мусульманами на Балканах, между армянами и азербайджанцами в Чечне, между индусами и мусульманами на индийском субконтиненте. Война в Персидском заливе 1990–1991 годов создала христианскую коалицию против исламского Ирака. Западные страны, предположил Хантингтон, настаивали на том, что источником конфликтов была небольшая группа экстремистов. На самом же деле, убежден он, источником этой проблемы был ислам, «иная цивилизация, люди которой убеждены в превосходстве своей культуры и разъярены пренебрежительным отношением к своему могуществу».

Может показаться, продолжал Хантингтон, что в глобальном плане западная культура стала доминировать на международной арене – процесс, известный как глобализация или, для некоторых, макдональдизация. Хантингтон настаивал на том, что существует фундаментальное различие между западными ценностями и ценностями сообществ из других цивилизаций. У Запада свой исторический путь и, соответственно, собственное понимание прав человека, закона, свободного рынка и разделения светских и духовных институтов. Упомянутые ценности не находят отклика в исламских странах. Именно эти ценности образуют основание демократии западных стран. Исламские общества, у которых нет таких ценностей, вряд ли хотели бы западной формы демократического правления.

Не удивительно, что тезис Хантингтона вызвал бурю протестов. Начать с того, что предложенная классификация цивилизаций показалась произвольной. Почему «латиноамериканская» цивилизация была отделена от «западной» цивилизации, в то время как именно Латиноамериканский континент был колонизирован европейцами, принесшими с собой свой язык и культуру? Более того, и Северная, и Южная Америка находились в западноевропейской системе координат, хотя и со своими особенностями. И почему россияне были выделены в отдельную православную цивилизацию, если многое в русской культуре было заимствовано на Западе? Тем более что государственный строй Советского Союза был полностью основан на марксистской теории.

Нет очевидности в том, что истинные причины конфликтов заключены в сложившихся за века различиях между цивилизациями. По крайней мере в двадцатом веке насилия было больше внутри самих цивилизаций, чем между ними, мы имеем в виду сталинские репрессии, Холокост и мировые воины. Также вызывает сомнение утверждение Хантингтона о «кровавых границах ислама». История свидетельствует, что мусульмане больше убивали своих единоверцев, нежели не-мусульман, и главные противоречия заключались внутри мусульманского мира: между фундаменталистами и светской властью.

Другие предполагают, что Хантингтон объяснял глобальные конфликты языком, который избрали их поборники: к примеру, во время войны в Персидском заливе призывы к единению мусульман были всего лишь уловкой, с помощью которой Садам, истый приверженец секуляризма, пытался прикрыть свои захватнические намерения. Или на Балканах, когда амбициозные политики прикрывали свои притязания на власть словами о великих цивилизационных проектах. Были даже обвинения в том, что тезис Хантингтона является «слегка завуалированным прикрытием расового фанатизма» и что его книга содержит «нападки на многообразие культур в американском обществе и на либеральный универсализм в международных отношениях» (скорее, следует говорить о серьезных опасениях, которые Хантингтон высказывал относительно характера американского общества и, в частности, по поводу межкультурной политики).

Но пока споры велись на весьма обобщенном уровне. Лишь немногие пытались проверить эти тезисы эмпирически, используя методику общественных наук. На самом ли деле представителей различных цивилизаций, к примеру, китайской, латиноамериканской или мусульманской, разделяют разные мировоззренческие позиции? И можно ли относить эти различия только к культуре и «цивилизации», не обращая внимания на другие факторы? Рассмотрим различия между христианами и мусульманами в двух бывших коммунистических странах – в Болгарии и на Украине. В обеих странах проживают мусульманские общины. Тезис, который мы собираемся доказать, ясен: связь между частными верованиями мусульман Болгарии и Украины и тем, что подразумевается под типичными верованиями «мусульманской цивилизации», весьма мала.

Рассмотрим представительные обзоры, подготовленные в христианском и мусульманском сообществах в конце 1990-х годов, и академические исследования. Расскажем о двух мусульманских общинах, которым будет уделено основное внимание. В Болгарии мусульманское меньшинство в основном турецкого происхождения; на его долю приходится порядка 13 процентов населения. Местные власти пытались ассимилировать болгарских мусульман с конца 1950-х годов, были введены ограничения на исповедание Ислама и практику турецкого языка. Тех, кто отказывался принять эти ограничения, вынуждали покинуть Болгарию. После 1989 года новое пост коммунистическое правительство изменило политику по отношению к мусульманам. Конституция 1991 года сделала Болгарию «терпимой и внимательной» по отношению к различным вероисповеданиям, но неформальная дискриминация мусульман в обществе сохранилась.

На Украине численность мусульман невелика. В основном ислам исповедают крымские татары, ведущие свое происхождение со времен Золотой Орды. Вскоре после образования СССР Крым стал автономной республикой с широкими правами самоуправления, но официальная политика становилась все более репрессивной, и в 1944 году крымские татары были обвинены в сотрудничестве с нацистскими захватчиками и депортированы в Центральную Азию. В 1967 году обвинение было снято и татарам позволили вернуться в Крым. Обратим внимание на то, что из них только 5 процентов считало своей религией ислам.

В исследовании Болгарии и Украины, мы попытались определить, в чем мусульмане этих стран отличались от своих единоверцев, проживающих в исламских государствах – были ли особенности в их отношениях к институтам власти, рыночной экономике, каковы их политические предпочтения: разделяли ли они желание вступить в ЕС или НАТО, или предпочитали патронат России. Дальше мы остановимся на вопросе ценностных предпочтений мусульман в Болгарии и на Украине.

Как относились мусульмане к установлению «порядка и дисциплины», предпочитали ли они «большую независимость»? Мы предполагаем, что мусульмане, чья религия устанавливает ценность подчинения верховной власти (ислам означает «покорность»), расположены принимать строгий порядок и дисциплину. Мы задались вопросом об отношении к правительству: были ли мусульмане, при прочих равных условиях, более склонны, чем все другие, к содействию существующим институтам власти? Можно предположить, что приоритет государственной собственности в экономике мог бы найти у мусульман больше понимания, чем у тех, кто по складу ума является сторонником частной собственности, что характерно для капиталистического Запада.

Данные, полученные нами в обеих странах, свидетельствуют об ином положении вещей. В Болгарии большинство поддержало более строгий порядок и дисциплину. Мусульмане же вопреки предсказаниям Хантингтона менее всех прочих приветствовали авторитарный режим. Мы спрашивали респондентов об их отношении к выборам «крепкого лидера, свободного в своих действиях». Всеобщей поддержки в этом вопросе не было, но мусульмане, по сравнению с другими респондентами, опять – при прочих равных обстоятельствах – менее всего желали авторитарного режима. Они также были менее склонны поддерживать «действующее правительство и его политику», предположительно из-за дискриминации, которой они были подвержены в последние годы. Однако они менее других жаловали и рыночную экономику.

Представители разных религий в основном выражали схожие мнения, только мусульмане отвечали иначе, чем предполагал Хантингтон. В Болгарии большая часть населения одобрила ужесточение общественного порядка; только мусульмане придерживались своего, особого мнения. Согласно общему мнению преимущество отдавалось более жесткому правительству, но именно респонденты мусульмане высказывались против установления авторитарного режима. Во всех религиозных общинах не наблюдалось ни доверия, ни недоверия «действующему правительству и его политике», и мусульмане не отличались в этом смысле от других. Наблюдались разногласия по вопросу введения рыночной экономики; но вопреки предположениям Хантингтона мусульмане были более расположены к рыночной экономике, чем другие.

На деле предположения Хантингтона не подтвердились, и почти во всех случаях факты свидетельствовали об ином, чем он предполагал, положении вещей. В связи с этим можно сказать, что причастность к исламу не имеет решающего значения при принятии политических и социальных решений населением, намного большее влияние оказывают факторы доходов, возраста и образования.

Выводы нашего исследования обнадеживают. Политика пост коммунистической Европы, по-видимому, не устанавливает различий между людьми, чьи религиозные предпочтения определены с самого рождения. Причастность исламу может иногда быть отличительным признаком, но не во всех случаях. Это один из множества других факторов самоопределения современных европейцев; а в отношении основных политических и экономических ценностей, «быть мусульманином» играет незначительную роль. Таким образом «конфликт цивилизаций» не является чем-то неизбежным и нет особых оснований думать, что он будет иметь больше значения, чем традиционные противоречия между богатыми и бедными. В борьбе за более справедливое и лучшее общество мусульмане и христиане могут быть на одной стороне; и они вместе проиграют, если позволят себя разделить.

Библиография

1. «Тезис Хантингтона» был впервые опубликован в работе: Хантингтон, С. П. Столкновение цивилизаций? / Самюэль П. Хантингтон // Foreign Affairs. – 1993. – Т. 72, № 3. – С. 2–49 и в книге из цикла The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order (London: Simon & Schuster, 1996). Наши данные взяты из авторитетных национальных обзоров, подготовленных в Болгарии и на Украине зимой 1997–1998 гг. Всего было опрошено 1519 человек в Болгарии под патронатом Центра по изучению демократии в Софии и 1200 человек на Украине под патронатом Украинского центра рыночных исследований, расположенного в Киеве; кроме того, 347 интервью были взяты в местах проживания турецких меньшинств в Болгарии и 300 – в Крыме. В обзоре использовался группированный многоступенчатый произвольный метод статистики с учетом обычных методов проведения опросов в Болгарии и на Украине. Более полный отчет о полученных сведениях опубликован в работе: White, S. The “clash of civilizations” and postcommunist Europe / Stephen White, Sarah Oates, Bill Miller // Comparative European Politics. – 2003. – Vol. 1. – Р.2.