Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Исламоведение, политология, международные отношения
ДИАЛОГ ЦИВИЛИЗАЦИЙ И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
06.10.2011

3.6. Ольга Потемкина. Европейский союз и Россия – стратегические партнеры или добрые соседи?

В истории европейской интеграции возникало немало кризисных ситуаций, ряд которых был связан с излишней поспешностью в осуществлении политических проектов, время которых еще не пришло. Нынешняя ситуация является одним из таких кризисов, хотя не следует отрицать ее серьезность тем более в условиях экономических трудностей в масштабе всего Европейского союза. Следует различать ситуации с разногласиями по бюджету 2007–2013 гг. и отрицательными итогами референдумов по Конституции. В первом случае ситуация менее проблематичная. Исходом ее явилась своего рода интрига в отношениях между Шираком и Блэром, когда лидеры двух стран еще весной заключили неформальное соглашение о директиве либерализации услуг, и эта негласная сделка сорвалась, что привело к обострению личного неприятия друг друга лидерами двух стран. Тем не менее, противоречия по поводу сельскохозяйственной политики, которые всегда существовали в ЕС, обострились, что привело к затягиванию переговоров по бюджету. В дискуссии вокруг бюджета столкнулись два различных видения будущего Европы: так называемого трансатлантического и собственно континентального. Однако в запасе у лидеров ЕС еще год, в течение которого они, по всей вероятности, найдут компромисс. Сельскохозяйственная политика давно находится в процессе реформирования, очень активно ее перспективы обсуждались в последние полгода параллельно с обсуждением ее финансирования в рамках бюджета, поэтому определенные действия в этом направлении предлагались и до прихода Блэра на пост председателя Евросоюза. Поэтому разногласия по бюджету и с/х политике не являются неожиданностью. По всей вероятности, новый бюджет будет принят следующей весной, после выборов в Германии. Но на 2008 год намечается дальнейшее обсуждение принципов формирования бюджета.

Ситуация с результатами референдумов гораздо сложнее. Крайне амбициозный план построения конкурентоспособной европейской инновационной экономики, укрепления зоны евро, создания общей эффективной внешней и оборонной политики в ЕС можно было бы осуществить только в том случае, если бы его ряды пополнились экономически развитыми странами со зрелыми демократическими институтами. В случае же последнего расширения было понятно, что тенденции расширения и углубления интеграции придут в противоречие, а евро-атлантическая составляющая внешнеполитической ориентации нового Евросоюза усилится. Многие европейские политики, в первую очередь, Жак Делор, предвидели нынешний исход событий, поэтому план Европы разных скоростей разрабатывался с конца 90-х годов. Тем не менее руководство ЕС пошло по намеченному пути одновременного расширения и углубления интеграции, не обеспечив себя должным образом анализом возможных провалов, а политические элиты вновь вступающих стран смогли убедить население в том, что «возвращение в Европу» станет однозначно началом новой лучшей жизни. Растущее противоречие между углублением и расширением интеграции способствовало обострению издавна существовавшего конфликта двух видений Европы – Европы, в основе которой либеральная экономическая модель и Европы солидарности.

Более трезвое отношение к реальности пойдет на пользу Евросоюзу. Пока нет оснований говорить о развале ЕС, откате в прошлое до уровня зоны свободной торговли. Люди, голосовавшие против Конституции, не выражали протеста по отношению к идее интеграции как таковой. Их вполне устраивало статус-кво – существование общей валюты, свободы передвижения, отсутствия границ. Решительное «нет» было сказано идее федерализма в качестве скорой реальной перспективы, усиления унификации и регламентации повседневной жизни, расширению по принципу «нон-стоп». Отказ населения Евросоюза от идеи дальнейшего углубления и расширения интеграции, откат назад возможен до того предела, когда население поймет, что именно оно теряет. В этом случае можно предвидеть новый рывок вперед. Кстати, когда говорят о провале референдума во Франции, забывают, что самая динамичная и молодая, образованная и квалифицированная часть французов голосовала за Конституцию, поэтому будущее все же за ними. Если говорить о реальной перспективе принятия Конституции, то прогресс в этой области можно ожидать с начала следующего года. Когда председатель Комиссии говорил о том, что у Комиссии нет запасного варианта развития событий, он не лукавил. Однако в экспертном сообществе такие планы разрабатывались, и один из них – принятие урезанного Конституционного договора без части Ш – представляется наиболее реальным. Когда говорят о ЕС как о постмодернистском сообществе, в котором идея о добровольном отказе от суверенитета занимает важное место, это можно воспринимать все еще скорее как идеал. На самом деле реальность в ЕС характеризуется все возрастающей степенью национального эгоизма, которую сами политики печально констатировали еще со времен Ниццкого договора. Представленная в Конституции реформа институтов и порядка голосования даже в гораздо менее радикальном варианте, чем был предложен первоначально, позволяет приводить к компромиссу «национальные эгоизмы». Без изменений дальнейший процесс принятия решений будет крайне затруднен.

Холодный душ, вылившийся на голову лидеров Евросоюза, может сыграть положительную роль, послужив предлогом для замедления темпов следующих расширений. Задолго до последних событий даже в официальном Евросоюзе стали задумываться о том, как сохранить лицо и при этом оттянуть сроки новых расширений. Для этого был разработан механизм гораздо более жесткого мониторинга процесса подготовки к вступлению стран-кандидатов с возможностью отступлений, возвращений назад по отдельным главам переговоров, если страны не продвигаются по пути принятия acquis communautaire. Подобные нововведения уже применялись при переговорах с Болгарией и Румынией, но не так жестко. Поэтому у Болгарии и Румынии еще есть вероятность вскочить в поезд, но впоследствии двери расширения прикроются. Особенно это касается Турции, хотя прием этой страны лоббирует европейский бизнес, а также США, что было ясно показано на последнем саммите ЕС–США. Однако, объявление даты переговоров вовсе не означает ближайшую перспективу приема Турции.

Руководству стран-кандидатов, а также тех, кто является объектами политики соседства, следует внимательно проанализировать итоги года, прошедшего после расширения. Экономический рост в новых государствах сопровождается инфляцией и безработицей. Особенно это касается стран, крестьянское население которых опасалось расширения. При росте доходов сельхозпроизводителей, получивших выгоды от включения в с/х политику, число занятых в этой отрасли сокращается. Вообще более глубокого анализа требует вопрос о том, насколько адаптация к законодательству ЕС способна оздоровить и модернизировать экономику адаптирующихся стран, такой анализ очень важен и для России.

В отношениях России и ЕС наступает интересный момент. Не следует обольщаться ослаблением позиций Евросоюза – пациент скорее жив, чем мертв. Кроме того, это вовсе не означает автоматически, что ЕС сразу же устремится в сторону России, признав в ней равного партнера (об этом вполне определенно высказался Блэр во время своего последнего визита в Москву), а также откажется от своих притязаний в формате европейской политики соседства. Напротив, позиция ЕС по вопросу Узбекистана и Приднестровья свидетельствует об обратном. Вместе с тем, не следует забывать, что ЕС вынужден будет ослабить напор на постсоветском пространстве хотя бы по тем же финансовым соображениям. В Евросоюзе, особенно в Германии, зреет недовольство необходимостью финансировать еще и политику соседства, т. е. вкладывать средства в адаптацию стран СНГ к европейским стандартам. Поэтому, судя по последним тенденциям, в ЕС стали более благосклонно относиться к процессам экономической интеграции на постсоветском пространстве, имея в виду участие России в деле дотягивания стран соседства до должного уровня. Вместе с тем, не стоит считать, что страны СНГ немедленно разочаруются в Евросоюзе и вновь обратят взоры надежды на Россию. Для того, чтобы это случилось, Россия должна быть привлекательна для государств постсоветского пространства, чего пока не наблюдается. Поэтому повышение авторитета России на международной арене в стратегическом смысле потребует прежде всего собственных усилий и реформ. Вместе с тем, выражая поддержку ЕС в трудный момент, как это делает президент Буш, вряд ли разумно не стремиться в отношениях с Евросоюзом изменить ситуацию в свою пользу. Есть конкретные вопросы, по которым ЕС пытается продавить свои интересы, противоречащие интересам России – до сих пор неясен окончательно вопрос с присоединением России к ВТО, транссибирских перелетов, реадмиссии транзитных мигрантов в обмен на облегчение процедуры выдачи виз для отдельных категорий россиян. Как раз наступает момент, когда можно было бы говорить о решении реальных задач по четырем пространствам, приняв их всего лишь как рамочный документ, и имея в виду создание новой правовой и политической основы для построения отношений с Евросоюзом. В ближайшем будущем России предстоит еще столкнуться с изменениями в характере двусторонних отношений, приняв во внимание вероятную смену курса в сторону евроатлантического направления будущими лидерами Германии. Двусторонние отношения со странами ЕС должны разумно сочетаться с диалогом с объединенной Европой.

Данный диалог приобрел новое измерение в связи расширением ЕС и реализацией политики «нового соседства», начатой Евросоюзом весной 2003 года в качестве следующего шага по распространению своего влияния на восток, на территорию постсоветского пространства, традиционно считавшегося сферой российских интересов.

Европейская политика соседства разворачивается как раз в тот момент, когда Россия все более стремится к консолидации своей позиции как центральной фигуры в сфере безопасности, а также экономических и политических структур на постсоветском пространстве. Формулируя официальную точку зрения РФ на развитие политики соседства ЕС, В. А. Чижов, в ту пору зам. министра иностранных дел России подчеркнул: «Мы не считаем существующие противоречия непреодолимыми и заинтересованы в том, чтобы интеграционные процессы на постсоветском пространстве были гармонизированы с ходом расширения и углубления европейской интеграции, в том числе в рамках Европейского союза, и были взаимодополняемыми». В то же время он отметил, что Россия предостерегала партнеров по поводу политики соседства: если это выльется в новое издание появившейся 100 лет назад концепции создания буферных государств – «лимитрофов», то из этого ничего не выйдет – история это уже доказала.». Россия 2004–2005 года все меньше вписывается в предложенную Евросоюзом концепцию ее европеизации – поэтапного принятия основных принципов внутренней и внешней политики ЕС. Заявления о необходимости продолжать и развивать стратегическое партнерство высказывались неоднократно официальными лицами как в России, так и в Европейском союзе, однако, за ними не последовало объяснения, что обе стороны понимают под «стратегическим партнерствам». Поэтому получается так, что каждая сторона вкладывает в партнерство свой собственный смысл.

Исторически сложилось два принципа развития европейской интеграции. Первый был положен в основу «Плана Монне», на него ориентировались государства – основатели Сообществ. В соответствии с данным принципом, интеграция изначально успешно развивается в конкретных сферах, прежде всего в экономике, тех ее сферах, где интересы совпадают и наличествуют условия для устранения всевозможных препятствий и барьеров. Основываясь на данном функциональном методе, объединенная Европа двигалась к своему федералистскому будущему и расширялась вплоть до 90-х годов, когда были разработаны иные условия для вступающих стран: присоединение к Евросоюзу стало возможным только при условии соответствия не только экономическим, но одновременно и политическим критериям. Вновь вступавшие государства уже не могли себе позволить двигаться маленькими шагами от экономической к политической интеграции. Тот же принцип «обусловленности» (продвижение по пути интеграции возможно лишь в случае выполнение претендующей на более тесные отношения с Евросоюзом страной определенных условий, в том числе разделения общих с ЕС ценностей») явился краеугольным камнем «новой политики соседства» Евросоюза: степень открытости европейских рынков, благоприятности торговых и визовых режимов напрямую зависит от успехов внутреннего развития государства, которые получили бы одобрение со стороны ЕС. Тот же принцип фактически был заложен в Соглашении о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС 1994 года: Россия согласилась в одностороннем порядке ввести европейские нормы и стандарты. Последний год подтвердил стремление России к отрицанию принципа обусловленности: Россия устами президента и представителей высшего эшелона власти неоднократно выражала и продолжает выражать нежелание согласовывать шаги по изменению внутриполитического курса. («Демократия – не картошка, которую можно пересадить с одного грунта на другой» – эта фраза министра обороны С. Иванова, хотя и явилась ответом Кондолизе Райс, тем не менее адресовалась в той же степени и к Евросоюзу). Стремление быть равноправными партнерами объясняет и отказ России считать себя как объектом, так и субъектом политики соседства Евросоюз, обусловленного отношением к статусу «соседства» как к более низкому, чем статус «партнерства». Понимая, что такую позицию трудно будет поколебать, Евросоюз предложил новое прочтение партнерства в виде концепции четырех пространств, принятой на саммите ЕС–Россия в мае 2003 года. Через год в новом «стратегическом документе» ЕС (Strategy paper), Россия уже не упоминалась среди стран-участниц новой политики соседства, хотя по формальным признакам совершенно очевидно продолжала оставаться соседствующей с ЕС страной. Во время своего визита в Москву комиссар Г. Ферхойген высказался по этому поводу следующим образом: «Россия конечно гораздо больше, чем сосед, т.к. она стратегический партнер, но в то же время она и сосед». Комиссар имел в виду интеграцию политики соседства в двусторонние отношения ЕС–Россия с целью укрепления партнерства. Очевидно, что государство-сосед и государство, имеющее статус «соседа Евросоюза» – разные вещи. Данный статус означает не просто географическую близость, а перспективу развития отношений той или иной страны с Евросоюзом. Например, балканские страны не являются объектами политики соседства, соседями ЕС, они кандидаты на вступление. Статус «соседства» подразумевает ряд шагов страны по восприятию и адаптации к европейским нормами правилам во всех областях, кроме участия в политических институтах и процессе принятия решений. Отвергнув такую перспективу, Россия пошла на обсуждение концепции четырех пространств, которая была положена в основу стратегического партнерства России и ЕС. Эта концепция заменила, по существу стратегии ЕС и России 1999–2000 годов, обращенные друг к другу, предполагалось развивать ее параллельно с малоэффективным Соглашением о партнерстве и сотрудничестве, срок которого истекает в 2007 году. Являясь по форме или названию статусом, отличным от статуса «соседства», положение стратегического партнера на основе четырех пространств, по существу и по содержанию, ничем не отличается от тех отношений, что ЕС предлагает соседям.

С точки зрения понятия «партнерства» можно рассмотреть и фактор финансовой политики России, который уже довольно продолжительное время волнует умы практиков. Партнер не пользуется финансовой помощью другого партнера, он материально самостоятелен и вполне может обеспечить спонсирование тех или иных совместных начинаний. Такова суть противоречий, возникших между Россией и Евросоюзом по поводу развития приграничного сотрудничества путем участия в новом финансовом механизме соседства как части политики соседства ЕС. Несмотря на недовольство Комиссии ЕС, российских северо-западных регионов, а также и граничащих с Россией государств, намеревающихся выиграть от развития задуманных проектов приграничного сотрудничества по линии ФАРЕ и ИНТЕРРЕГ, соглашение о финансировании проектов в рамках программы ТАСИС было подписано лишь в середине 2005 года, после того, как на саммите в мае 2005 года в Москве были утверждены четыре «дорожных карты» по общим пространствам. Явившись, безусловно, шагом вперед в отношениях между Россией и Евросоюзом, соглашение о «дорожных картах» все же не сняло существующих противоречий между сторонами.

Переговоры по четвертому пространству, так называемому гуманитарному – пространству науки, культуры, образования – в целом закончены. Основой гуманитарного пространства является участие России в Болонском процессе по гармонизации образовательных систем и дипломов. В реальности не все обстоит гладко даже и по этому самому, казалось бы, беспроблемному пространству. В сфере образования в России немало противников введения системы бакалавриата и магистратуры как не очень соответствующей российскому рынку труда. До сих пор бакалавр приравнивается в российских условиях к лицу, имеющему незаконченное высшее образование, и поэтому он не вправе рассчитывать на приличную работу. Ряд вузов, наряду с Болонской двухступенчатой системой сохраняют пятилетнее обучение старого образца с подготовкой специалистов или лиц, имеющих высшее образование. Именно они могут претендовать на престижные рабочие места. Получается, что Болонская система образования рассчитана на западные рынки труда, а не на российский. Если государство способствует подготовке молодежи к поискам работы в европейских странах, то тогда Россия должна перестать жаловаться на «утечку мозгов», которая значительно стимулируется Болонским процессом.

Гармонизация законодательств и практик в торгово-экономической сфере действительно реальна, так как Россия обязана адаптировать свое законодательство к правилам ВТО, раз уж собирается вступать в организацию. Однако, данная гармонизация имела бы место и без общего экономического пространства. Гармонизация и сближение в экономической сфере вне торговой деятельности представлена в дорожной карте по созданию общего экономического пространства, который, впрочем, как и дорожные карты по построению других пространств, не является юридически обязывающим документом для сторон, и, по-видимому, может быть скорректирован соответственно меняющейся ситуации. Поэтому переговоры по данному вопросу не столь драматичны по сравнению с переговорами о вступлении России в ВТО.

Есть противоречия и по пространству внутренней безопасности. Евросоюз во главу угла данного пространства ставит разделение Россией общих ценностей Евросоюза и считает это главным условием построения пространства. Известно, что за время после осеннего саммита в Гааге расхождения России и Евросоюза по данному вопросу не только не сгладились, а, напротив, обострились. По существу, общее пространство внутренней безопасности не может быть построено исключительно на совпадении интересов, без единой системы ценностей. Правовое сотрудничество и совместная борьба с организованной преступностью невозможны, если в той или иной стране не соблюдаются законы, отсутствует независимый суд, а правоохранительные органы коррумпированы. Кроме того, необходимо четкое разделение ответственности за безопасность на этом пространстве, а это требует высокой степени доверия между партнерами.

Поскольку все эти препятствия до сих пор не устранены, реальная концепция единого пространства внутренней безопасности на сегодняшний день не выработана. Налицо лишь избирательное сотрудничество – совместное осуществление ряда мер и некоторых акций, фактически воспроизводящих Хельсинкский план действий 1999 года в борьбе с организованной преступностью.

Сегодня более правомерно говорить о способности России и Евросоюза совместно контролировать явления, угрожающие так называемой мягкой безопасности: наркотрафик, нелегальную миграцию, торговлю людьми. В этих целях необходимо объединить усилия России и ЕС по линии противодействия «спросу и предложению». Именно данный принцип должен лежать в основе не только продвижения к общему пространству, но и практического сотрудничества. Переговоры по пространству внутренней безопасности в основном свелись к вопросам облегчения визовой процедуры и реадмиссии нелегальных иммигрантов. Россия уже заключила двусторонние соглашения об облегчении процедуры выдачи виз с Германией, Францией и Италией и надеется, что эти документы станут хорошей основой для заключения всеобъемлющего соглашения с Евросоюзом. Для этого от России требовалось подписать соглашение о реадмиссии с ЕС. При этом Россия настаивала на том, что соглашение не должно охватывать реадмиссию мигрантов, не являющихся российскими гражданами, Евросоюз же добивался именно на варианте реадмиссии Россией всех иммигрантов, включая транзитных. Переговоры заходили в тупик именно вследствие несовпадения данных позиций.

Однако, самым трудным представляется решение вопроса общего пространства внешней безопасности. Несмотря на длительные переговоры и консультации, коренное расхождение в восприятии целей и задач создания такого пространства у ЕС и России остается все тем же. До сих пор барьером является вопрос о политике в отношении европейских и закавказских государств, входящих в СНГ (в первом случае речь идет об Украине, Беларуси и Молдове, во втором – о Грузии, Азербайджане и Армении). ЕС ни юридически, ни фактически не признает само существование Содружества. В свою очередь, Россия не приемлет ни предложенной Евросоюзом политики соседства в рамках «расширенной Европы», ни его же концепции «совместной ответственности» ЕС и России в этих регионах. Москва настаивает на том, что идеи «общего соседства России и ЕС» не существует, и все вопросы отношений с соседними странами следует решать на основе двустороннего взаимодействия с учетом ситуации в каждой из стран.

Таким образом, без должного понимания и согласования смысла, которое партнеры вкладывают в свое партнерство, дорожные карты по четырем пространствам вряд ли будут функциональными. От того, что документ будет подписан, разногласия не исчезнут. По всей видимости, речь может идти об отдельных конкретных вопросах сотрудничества в краткосрочной перспективе.

В последние годы как на политическом, так и на экспертном уровне все чаще стал возникать вопрос выбора: или путем более тесных взаимоотношений с евроатлантическими структурами как «более естественным союзником» стремиться «защититься от китайской угрозы» или стремиться к разработке новой восточной стратегии, которая определила бы судьбу как всей России целиком, так и ее важных стратегических регионов – Сибири и Дальнего Востока. Представляется, что при однозначности европейского выбора России, следует обращать больше внимания на второй вариант. Китай, напоминающий барса в прыжке, является таким же соседом для России, как и расширенный Евросоюз. Если заранее сводить весь комплекс возможных отношений с этим развивающимся с поразительной скоростью государством лишь к «борьбе с угрозой», то через несколько лет данная угроза действительно станет реальностью. Попытки спрятаться от Китая под крышей евроатлантических структур можно определить как известную тактику страуса.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.