2.9. Джордж Маклин. Глобализация и сотрудничество религий: вызовы и перспективы

Совсем недавно мы постоянно слышали о сильнейших ураганах, которые затопили целые города. По аналогии можно сказать, что мы сейчас живем в центре «идеального шторма», то есть когда все самые мощные силы объединяются в разрушительном порыве.

К таким факторам относятся: (а) появившееся и усиливающееся осознание культурной и религиозной индивидуальности и (б) их пересечение в контексте нового однополярного мира. Все это становится ураганом благодаря тому, что (в) в этом мире повелевает материализм Гоббса, в соответствии с которым, справедливость – это главная сила, которая порабощает все и всех.

В качестве ответа необходима самотрансцендентальность для того, чтобы уважать других, их свободу – как культурную, так и религиозную, их достоинство. Это всегда было основной идеей религии, постоянно воплощавшейся в жизнь. Мы должны гарантировать, что религии позволят развиваться глобальному взаимодействию культур с точки зрения взаимного уважения и сотрудничества. И если сотрудничество религий станет центральной задачей, то как они могут на это отреагировать?

Здесь, на Родосе, особенно важно отметить особую роль в мировой цивилизаций Греции и греческих философов. В поисках ориентации к жизни, после того, как Сократа был казнен из-за Афины, Платон начал поиск идей или форм, которые могли бы служить стабильными точками отсчета. В эпоху Просвещения эта идея была возведена в абсолют – все прочее ставилось под сомнение или отвергалось [1]. В 1900 году эта работа, по крайней мере, в области физики, по мнению Альфреда Норт Уайтхеда была, по сути, завершена.

Но осталась еще одна сфера, которой не было уделено внимания – мир внутреннего самоосознания. Если подробно рассматривать его возникновение, можно сказать, что в начале ХХ века протестант Ян Масарик, основатель Чехословакии, послал в Вено молодого еврейского ученого Эдмунда Гуссерла с двумя подарками. Первый подарок – маленький бювар; второй – огромный подарок, который должен был быть вручен католическому профессору Францу Брентано при знакомстве. Профессор Бретано занимался классическим учением о внутренней жизни Духа, от понятия «намерение», введенного Аристотелем до зарождения Церкви. Сопоставляя идеи исламских и христианских учений Средних веков, приправляя их духовными изысканиями Ибн Араби, Терезы Авильской и идеями православной теологии о мистической жизни, эта религиозная традиция позволила Бретано и Гуссерлу исследовать духовное самоосознание, то есть человеческое самосознание [2].

Следует отметить, что дело не в том, что люди рассматривались как конкретные существа, объекты или даже субъекты. Для человеческого сознания важен не Бог, как создатель и сам человек, как создание, а существование, как должный результат творения Богом и формирования человеком различных культур в области человеческой солидарности [3]. На рубеже тысячелетий это стало основной идеей человеческого осознания. Это подразумевает следующее: во-первых, культуры и, следовательно, поликультурность, а во-вторых, религия и взаимодействие разных вероисповеданий.

Культура. Во-первых, появление бытия и человеческого сознания требует интеллекта, воли и воображения. Для этого необходима свобода человека, то есть самоопределение и самоответственность, как и самосоздания, так как необходимо правильно расставлять или приспосабливать свое бытие в процессе его принятия.

Во-вторых, креативное приспосабливание своей жизни означает определение приоритетов, то есть ценностей, в качестве образа жизни и стремления к реализации. Хотя некоторые люди, например на Востоке, могут ставить на первое место гармонию и соответственно организовывать свою жизни в то время, как на Западе на первое место выходит конкуренция, следовательно, там организуют свою жизнь иначе. Это приводит к тому, что для того чтобы реализовать эти ценности, развитие получают разные качества. Сочетание ценностей и качеств нации предопределяет отличительные черты жизни этого народа и, таким образом составляют культуру народа или способ возделывания души. Это тот образ жизни, в соответствии с которым люди живут в обществе и воспитывают детей, чтобы те стали достойными членами этого общества [4].

В-третьих, так как эти ценности и качества присущи людям, живущим на огромнейшей территории и которые сквозь века сталкивались со своими историческими вызовами, появились четкие общие уклады жизни и чувства индивидуальности. Это различные цивилизации, связанные кровью, общей территорией, историей, культурой, которые Хантингтон назвал «самым большим мы».

Сегодня мы обречены жить с этим осознанием или сознанием действительности наших культур, не только как того, что нам было навязано или где мы случайно оказались, но того, что мы веками создавали и за что мы, как народы, несем ответственность. В этом смысле культура – это совокупная свобода людей, их наиболее характерная самореализация. И наоборот, общий груз ответственности за осуществление и формирование нашего бытия лежит на нашем сознании и не на сознании предыдущих поколений, что Милан Кундера называет «невыносимой легкостью бытия» [5]. Этот груз и является новым вызовом в нашей жизни в поликультурном мире.

Религия. Более того, если культура – это осознание дара Божьего бытия и нашей непреодолимой ответственности для его формирование, то это более, чем естественно, что мы поблагодарим Бога за этот дар и будет искать его помощи нести это бремя и жить в надежде, что правоверная жизни приведет к осуществлению его любви. Так как это и есть суть религии, то осознание этого приведет к усилению религиозного самосознания. В самом деле, выражаясь в феноменологических понятиях, Пол Тиллич указывает на Бога как высший интерес для человека.

Мы можем прийти к выводу, что внимание к субъективности человека вызывает рост осознания наших культурной и религиозной индивидуальности.

Есть и второй компонент нашего идеального шторма, а именно новое и вновь усиленное взаимодействие многих культур и религий. Много говорилось о новом уровне экономической унификации в процессе трансформации из двухполярного мира со множеством экономических систем в мир однополярный. Не только эпидемии, но и финансовые достижения и неудачи легко распространяются по миру.

Однако это все остается на внешнем или объективном уровне. Для нашего самоопределения и взаимодействия гораздо больше важны наработки на внутреннем, субъективном уровне общения посредством СМИ. Одни и те же образы одновременно возникают во всех уголках земного шара. Их содержание может быть одинаковыми или различаться, может вдохновлять или разрушать. Каким образом будет осуществлена эта экономическая и политическая унификация?

Вышеупомянутые компоненты могут быть и позитивными и конструктивными. Мы же должны рассмотреть третий компоненте, который и превращает все в ураган, который накрывает мир все быстрее и быстрее с начала нового тысячелетия. Это республика Гоббса – республика эгоистичных мужчин и женщин, права которых гарантируются грубой силой. И вновь мы должны вернуться в Древнюю Грецию и убедиться, что в Республике Платона фигурирует не только поиски добродетели (Сократ), но и идея Фрасимаха о саморегулирующемся полисе, где он призывает не к свободе и ответственности, а к порядку, установленному силой: справедливость «это всего лишь преимущество сильного», справедливость это диктат власти, и ничего более [6]. В самом деле, по мнению Льва Штрауса это и есть скрытая, но истинная позиция Платона. Его ученики, которые получили в руки рычаги политической и военной власти в новом тысячелетии, придерживаются такой же точки зрения. Они планировали установить новый мировой порядок, во главе которого стояла бы верховная власть, подчиняющая или, скорее, порабощающая все вокруг.

Не случайно другие люди могут вполне справедливо считать такие идеи посягательством не только на их свободу, но, и как мы могли ранее убедиться, на культурную индивидуальность, которая является сочетанием смысла и достоинства жизни. Более того, так как религия является основой культуры, можно ожидать, что религия также будет вовлечена в этот вихрь, распространяя идеи крестовых походов и джихада.

Если это так, тогда задача человечества – постараться исключить третий фактор. Но то, как это можно достигнуть не совсем понятно не только из-за ранее упомянутой неоконсервативной идеологии, но и возможно даже больше из-за долгосрочных и всеобъемлющих эффектов либерализма и неолиберализма.

Либерально-демократическая теория происходит от средневекового английского номинализма, в соответствии с которым все состоит из отдельных атомов-реалий, которые если и объединены, то только внешне. Теория отличается эмпирическим и, следовательно, материальным кругозором мыслителей ранней современности, например Гоббс, для которого человек – «резкий, грубый и подлый» и по своей природе стремится к войне со всем и всеми за небольшие ресурсы.

Современная либеральная теории умершего Джона Ролза разработала ряд принципов для успешной работы такой системы. Самое главное требование – найти неизвестную сферу деятельности для политического взаимодействия. По мнению Джона Ролза, для этого необходимо свести всю космическую, объединяющую мировоззрения под маской невежества для того, чтобы способствовать конкуренции идей на свободном рынке.

Во-первых, экономический строй ставит человека ниже денег. Во-вторых, так как религия – это координация мысли и ценностей для того, чтобы политические дискуссии были открытыми. Религию также необходимо вывести из области общественного и поместить ее под маску невежества. В результате, «либеральная демократия» часто характеризует себя, как «светская демократия» и эти термины стали взаимозаменяемыми. Действительно, деятельность религий в частном секторе поощряется. Но когда суды выносят решения по вопросам образования, семьи или личных отношений, религиозный аспект культуры должен быть решительно исключен. Все больше и больше наша жизнь становится атеистической.

Неолиберализм с 1960-х годов усложнил этот вопрос, так как основное внимание уделяется не индивидуальной свободе, а слепым силам свободного рынка. Считается, что эти материальные силы обладают своеобразной божественной прерогативой, так как они не ставятся под сомнения и никто не рискует вмешиваться в их течение. Их активность может казаться иногда жестокой, но именно она позволяет достичь экономического блага для огромного количества людей. Получается, что свобода существует не для людей и даже не для наций, а лишь для того, чтобы работа рынка проходила беспрепятственно. Можно лишь повторить слова древнего пророка: «Боже! Возьми мое каменное сердце и дай мне сердце из крови и плоти!»

Именно здесь значение религии вновь становится очевидным. Если же, как мы увидели, потенциальная польза первых двух компонентов идеального шторма ставится под вопрос третьим фактором, а именно, идеологиями неолиберализма и неоконсерватизма, то какая сила может компенсировать этот вред? Как мы могли убедиться, угроза заключается в том, что либерализм предполагает полную автократию каждой отдельной личности, которую неолиберализм и неоконсерватизм направляют на достижение власти и прибыли. Отказ от таких идей требует новых горизонтов, которые смогли бы дать человеку возможность управлять и изменять эти стремления. Такие идеи выходят за пределы нашей материальной реальности и находятся в широком и высоком контексте человеческих и социальных благ и целей. Именно такой религиозный контекст делает возможным существование свободы человека и таким образом позволяет людям оказывать влияние на их культуры. У этой религиозной основы есть несколько характеристик важных для сегодняшнего мира.

Во-первых, каждая культура уникальна и, следовательно, отличается от других. Так как культура создается свободной волей народа, то она уникальна для этого народа, и, как и за каждый акт свободного волеизъявления, за нее несет ответственность именно этот народ и никакой другой. Каждая культура – это отличительный образ жизни людей, соответствующий образующим решениям и обязательствам, ответственность за которые несет народ.

Таким образом, культуры уникальны, так как народ воплощает в низ свою жизнь или бытие, не как однотипные примеры одного конкретного типа, а особенным образом. Культуры создаются веками не только определенными условиями, но и даже самой свободой в принятии решений и обязательств. Важно реализовать свободу человека для того, чтобы культурная уникальность каждого народа не подвергалась опасности, а существовала в максимально полной форме. Нельзя отказываться от творческого потенциала человека, нельзя пытаться воздействовать на людей в попытке обрести общий или универсальный наименее общий знаменатель. По-настоящему сложной задачей можно считать способность реализовать наиболее полно нашу уникальную и отличительную индивидуальность в новом глобальном контексте.

Во-вторых, сходства в различии между культурами. Они заключаются в попытках каждого народа жить в соответствии со своей культурой, своим образом жизни. Раньше философы говорили об абстрактной, универсальной и однотипной природе (например, разумное животное). Теперь можно говорить о том, что природа, которая существует сейчас это не общая свобода, а реальная совокупная свобода, которая составляет нашу культуру, как модель, в соответствии с которой мы воспринимает мир, выносим суждения и действуем. Рассуждая экзистенциональными понятиями, сходство выражается не в преуменьшении наших отличительных индивидуальностей или культур, а в наиболее полной ее реализации.

В-третьих, взаимодополняемость культур. Общность в данном аспекте составляет взаимодополняемость различных культур. Так как каждая культура живет в соответствии со своей природой, то они также имеют свое представление о Боге, божественном, который безграничен, бесконечен и, следовательно, уникален. В понятиях Платона все они имеют ограниченное влияние, участие или образы Его. Но если все они ограниченное, но уникальное проявление Его, они должны взаимодополнять друг друга.

В-четвертых, конвергенция культур. Такое соотношение должно быть конвергенцией. Жизни – это не теория, а телеология. Как уже было упомянуто ранее, мы все не только Его творения, но и также находимся в поиске: каждая культура в поиске уникального и ограниченного совершенства достигают одного, бесконечного совершенства. Таким образом, все культуры сходятся в том, что каждая стремится своим уникальным путем к одному и тому же бесконечному, божественному совершенству. Этот активный поиск совершенства является тем самым, что позволило Икбалу противопоставить более теоретическую, бесстрастную, отстраненную деятельность философии и религию, которая считается активной, вовлеченной и объединяющей.

Стремление религии выше, чем стремление философии. Философия – это интеллектуальный взгляд на вещи и, следовательно, не выходит за границы понятия, которое может свести все богатство опыта к системе. Оно рассматривает реальность на расстоянии. Религия пытается вступить в более близкий контакт с Реальностью. Первая – это теория, а вторая – живой опыт, связь, близость. Чтобы добиться этой близости мысль должна подняться над собой и найти свое выражение в отношении разума, который религия описывает как молитву – это одни из последних слов этого исламского пророка [7].

Метафизика была заменена психологией и религиозная жизнь проявляет стремление вступить в более тесный контакт с реальностью. Именно в этом случае религия становится вопросом ассимиляции жизни и власти для каждого человека, и он достигает свободы личности, не только освобождая себя из оков закона, но и открывая первопричину закона внутри собственного сознания [8].

Во-первых, признание культуры, как совокупной свободы человека подразумевает, что для того, чтобы жить вместе все структуры должны отказаться от господства или подавления свободы, не пытаться перестроить друг друга в соответствии со своими представлениями. Все являются свободными и творческими личностями. Мы паломники на пути к миру и справедливости. Это стремление к правде, добру и красоте. Но здесь необходимо соблюдать осторожность.

Необходимо с осторожностью относиться к:

ложной щедрости, основанной на идеи, что то, что создал один народ должно быть применено к другим народам;

ложной стабильности, которая является следствием подавляющей силы, примененной бездумно;

ложного мира, который является следствием давления, часто практикующегося в так называемой realpolitik.

Напротив, для того, чтобы сосуществовать, необходимо признать, что:

1. все равны и, следовательно, свободны, а это значит, что мир является общей целью для самореализации человека;

2. человек, по сути, рационален и, следовательно, наше будущее взаимосвязано и требует взаимного признания, уважения и сотрудничества; и

3. мир может быть достигнут только в результате поиска гармонии и, следовательно в глобальном веке «благословенны миротворцы, ибо им будет принадлежать мир».

Отсюда можно сделать следующие выводы, если мы хотим жить в поликультурном и мульти-религиозном мире.

Понимание и умение отвечать и сотрудничать с другими культурами должно вытеснить идеологическую агрессию.

Единственная гарантия – это не зацикливаться на собственной защите, но подойти с открытым сердцем к экзистенциональными нуждам других, к культурам, которые они смогли создать.

Настоящая realpolitik как она представляется Исайе, это идея, что все народы – паломники, который должны встретиться на святой горе, где Бог будет производить все во всех.

Следовательно, надежда и задача нового столетия – приблизиться к божественному центру и, таким образом, приблизиться друг у другу. Таким образом, мы сможем оценить культуры и религии других народов и вместе, в унисон сыграть симфонию мира и хвалы.

Библиография

1. Rene Descartes. Discourse on Method, IV; Meditation on First Philosophy, I.

2. Это стало называться «феноменологией», «дорогой к свету».

3. The Acting Person, trans. A. Potocki. – Dordrecht: Reidel, 1979.

4. McLean, George F. Freedom, Cultural Traditions and Progress / George F. McLean // Washington, D.C.: The Council for Research in Values and Philosophy. – 2000. – P. 5–43.

5. Kundera, Milan. Unbearable Lightness of Being, tran M. Heim / Milan Kundera. – New York: Harper and Row, 1984.

7. Платон. Республика, 338.

8. Iqbal. Reconstruction of Religions / Milan Kundera // Ed. M. Saeed Sheikh. – Lahore, Pakistan: Iqbal Academy and Institute of Islamic Culture, 1984. – P. 143.