ШОС – made in China?

Шестаков Данила Анатольевич,
ведущий специалист по регионоведению,
сотрудник Исследовательского сектора при Институте
муниципального управления Екатеринбурга

«К войне как к крайнему средству прибегают лишь государства-банкроты. Война – последний козырь проигравшегося и отчаявшегося игрока, отвратительная спекуляция мошенников и аферистов...»¹ Так писал известный французский драматург, писатель и общественный деятель Ромен Роллан. Действительно, XX век продемонстрировал как нельзя хорошо эту идею: самой важной частью войны всегда становились не идеологические, а именно экономические причины – все агрессоры (Германия, Япония, СССР, США и др.) в своих крупномасштабных либо локальных войнах стремились к подчинению ресурсов, так необходимых для наращивания мощностей стремительно развивающихся государств.

Крах биполярного мира не привел к всеобщему отказу от оружия: гегемонистские США совместно со своими союзниками западного мира продолжили и дальше свои военные операции, завуалированные под превентивные. Ресурсы Ирака и Афганистана, геополитически важное расположение неприступной Сербии – все это прикрывалось противостоянием жестким политическим режимам, нарушениям прав человека.

Запад стремительно поглощал Азию – путем военных операций, размещением военных баз, заключением важных экономических и военных соглашений. Чтобы обеспечить благо своему народу, каждое государство прибегало к принципам геополитики – науки, изучающей процессы и принципы развития безопасности государств, регионов и мира в целом с учетом системного влияния географических, политических, экономических, военных, экологических и других факторов². Говоря о геополитике, непременно следует вспомнить выдающегося английского ученого сэра Хэлфорда Джона Маккиндера (1861–1947). Именно он является одним из прародителей геополитики и впервые ввел понятие Хартленда – срединной земли (центральная часть евроазиатского материка). Оценив всю роль региона в истории человечества, его экономические и стратегические потенциалы, Маккиндер писал: «...Кто контролирует Хартленд, тот командует Мировым островом (то есть Евразией и Африкой. – Авт.); кто контролирует Мировой остров, тот командует миром»³. Эту же цель – владеть Хартлендом – преследовали и Германия, и Британия, и СССР, и США. В конечном счете после краха советского лагеря США стали, казалось бы, единственным претендентом на подчинение региона своему влиянию.

Стоит также отметить, что конец XX – начало XXI века внесли свои коррективы в рычаги давления «больших» государств на «малые»: суверенитет как институт международного права стал действительно неприкосновенным, священной коровой современного мира. Но возвышение роли суверенитета и принципа территориальной целостности государства привело к тому, что агрессоры стремятся не завоевать территорию военным путем, включив ее в состав собственной либо образовав колонию или мандат, а свергнуть неугодный им политический режим – чтобы к власти пришли те, с кем будет удобно сотрудничать, кто будет подчиняться воле «большого брата», и соответственно получить выгодный доступ к ресурсам и экономическим потенциалам «малого» государства. США и их союзники использовали не только военные операции для «мягкого» подчинения: здесь и финансирование так называемых «цветных революций», гуманитарная помощь, инвестирование в экономику и т. д.

Россия уже не могла противостоять полноценно «походу Запада на Восток». Но страны – союзники Североатлантического блока недооценили другого игрока в данном регионе, стремительно набиравшего обороты, – Китай.

Благодаря или вопреки итогам культурной революции, коммунистическим принципам, да и просто исторически сложившейся практичности Китайская Народная Республика смогла не только нарастить свои экономические силы, но и стать одним из главных игроков и в азиатском регионе, и во всем мире. Апогеем стали результаты 2009 года, когда показатели по объему экспорта, экономическому росту в эпоху кризиса вывели Поднебесную на передовые позиции. За последние 10 лет Китай сумел практически вытащить 100 миллионов своих граждан из бездны нищеты, значительно повысить уровень благосостояния всего многомиллионного населения. Темпы роста экономики, ВВП – все это действительно приводит к восхищению, перемежающемуся со страхом и паникой, со стороны основных конкурентов страны.

Такому сильному участнику международных отношений также нужна геополитическая база, которая бы позволила Китаю не только обеспечить свою безопасность, но и укрепить экономический плацдарм для сбыта своей продукции и получения доступа к дешевым ресурсам. В каком же направлении выгодно двигаться Китаю?

«Шанхайские тигры»

В начале 90-х годов XX века перед Китаем встал вопрос: кто станет союзником будущего лидера? На Востоке возвышался один из главных соперников КНР – Япония, усиливающая свои позиции в Южной Корее и всем азиатско-тихоокеанском регионе. На северной части Корейского полуострова неприступная и сумбурная КНДР так же мало годилась в роли спутницы. С юга Китай подпирали бурно развивающиеся «азиатские львы»: Малайзия и Сингапур.

На западе же образовался новый регион: постсоветская Центральная Азия, включавшая в себя Казахстан, Узбекистан, Кыргызстан, Туркменистан и Таджикистан – ослабленные вследствие краха социалистического мира и взаимных претензий друг к другу и при этом богатые ресурсами (особенно энергетическими) страны. В Центральной Азии силы России как исторически главного политического, военного и экономического лидера начинали ослабевать. К региону возник интерес у США, Европы и Японии. В таком положении Китаю было необходимо срочно предпринимать меры по усилению своего влияния в регионе.

Традиционно Срединное государство имело тесные и разноплановые связи с тюркскими народами Центральной Азии. Здесь пролегал Великий Шелковый путь, по которому не только интенсивно двигались караваны, как важный экономический показатель нескольких эпох, но и шел взаимообмен культурными традициями. Ханьцы и тюрки всегда жили бок о бок и имели много общего друг с другом. Однако эта связь была утеряна в те времена, когда регион был поделен между двумя империями: Российской и Британской. Российское, а затем советское влияние породили в народах Центральной Азии некое недоверие к Китаю, тем самым стерев из памяти все исторические вехи тесного соседства. Самостоятельно Китай не мог наладить отношения с регионом, соответственно ему нужен был «авторитетный» союзник в этом регионе. Таковым являлась, конечно же, Россия, на которую зачастую по инерции продолжали равняться на центральноазиатские страны.

Отношения Китая с Россией исторически выстраивались сложно: были и спады, и подъемы в отношении двух государств. После ухудшения отношений при правлении Мао потеплением отношений обозначились 80-е годы. И после распада СССР между Россией и Китаем установились новые дружеские отношения. Были заключены различные торговые, военные, энергетические соглашения. В Китай отправились ресурсы, военные технологии и оружие, на прилавки России хлынули дешевые товары общего потребления и дешевая рабочая сила, преимущественно из северных и западных частей Китая. Несмотря на все исторические противоречия, буквально за несколько лет Китай и Россия оказались взаимозависимыми. Являющиеся крупными лидерами в регионе, ни Россия, ни Китай не могли пожертвовать своими отношениями в пользу решения каких-либо геополитических целей. Однако Россия в некоторых сферах на фоне все возрастающей могущественности Китая становилась более ведомой, чем ведущей.

С другой стороны, бурный экономический рост, резкое изменение международной политики Поднебесной, осознание Китаем изменения своей роли в глобальных процессах потребовало пересмотра концепций безопасности государства и положения Китая в современном мире. До начала политики реформ Китай придерживался вектора геополитического развития, сформулированного председателем Мао в 1960–1970 гг.: Китай – один из лидеров стран третьего мира. Но мир изменился, и Китай вслед за ним. На этом фоне появилась новая концепция, сформулированная Янь Сюэ Туном, научным сотрудником Китайского института современных международных отношений в структуре Министерства государственной безопасности КНР, упомянутая в книге британского политолога Марка Леонарда: Китаю следует подстраивать международные организации под себя – то есть не участие в уже существующих, а создание новых организаций, в которых КНР занимала бы главенствующие позиции. «КНР должна строить свою глобализацию»⁴.

Суммируя два этих пункта – стремление к геополитическому влиянию в ЦА и построение собственной глобализации, – в 1996 году китайское правительство выступило с инициативой создания организации, охватывавшей Центральную Азию, Россию и Китай. Организация получила название «Шанхайская пятерка» и объединила в себе КНР, Россию, тюркские Казахстан, Кыргызстан и не тюркский, но традиционно близкий Таджикистан. Были подписаны соглашения об укреплении доверия в военной области и о взаимном сокращении вооруженных сил в районе границы. Именно составляющая безопасности и стала основой организации. В перспективе перед странами-участницами была борьба с новыми проблемами, представшими перед регионом в постсоветское время, – сепаратизмом, терроризмом, экстремизмом и наркотрафиком.

Для России сотрудничество в рамках укрепления безопасности в регионе было важным: после развала СССР в регионе действительно стало неспокойно – военные конфликты на границе Таджикистана и, как следствие, отлаженный наркотрафик в страну ставили безопасность государства под угрозу. Российские власти также понимали, что, вступая в новую организацию, они будут иметь возможность контролировать действия Китая и не давать ему возможности усилиться в регионе. Тем более что в регионе уже действовала иная международная структура – Организация договора о коллективной безопасности (ОДКБ), достигшая на момент создания «Шанхайской пятерки» определенных успехов под эгидой России.

Однако развитие отношений внутри новой организации продолжало идти вперед: Китаю также удалось путем переговоров урегулировать часть территориальных вопросов с Кыргызстаном, Казахстаном и Россией. Теперь организация требовала дальнейшего развития.

Параллельно за ходом событий в «Шанхайской пятерке» следил Узбекистан, один из новых лидеров региона после развала СССР, наряду со своим главным конкурентом – Казахстаном. Руководители Узбекистана понимали, что в рамках бурно развивающейся организации Казахстан практически единолично претендовал на главные инвестиции со стороны Китая, так как правительство КНР уже наметило линию переговоров о разработке нефтегазовых месторождений, инвестировании транспортной инфраструктуры. Узбекистан, также обладающий богатыми энергетическими запасами, был абсолютно не готов уступить свои позиции в регионе. В связи с этим в 2001 году после рассмотрения заявки Узбекистан также был включен в состав организации, теперь уже получившей название «Шанхайская организация сотрудничества» (ШОС).

Перед участниками возникла необходимость развития организации – первым шагом стало создание органов управления (Совет глав государств, Совет глав правительств, Региональная антитеррористическая структура, Секретариат и др.). Организация стала набирать обороты. Ежегодно стали проводиться съезды (а точнее, «саммиты» от англ. summit – встреча на высшем уровне) глав государств, свои встречи проводят главы правительств и министры иностранных дел. Намечается много проектов, касающихся не только укрепления безопасности региона, но и развития экономического и политического сотрудничества.

Одной из главных задач для лидеров организации – Китая и России становится вытеснение США и его союзников с территории Центральной Азии. На фоне террористических атак в 2001 г. американское правительство взяло в срочную аренду военные базы Карши-Ханабад в Узбекистане и Манас в Киргизии на время боевых действий против движения Талибан в Афганистане.

5 июля 2005 г. в Астане на саммите ШОС в принятой декларации страны-участницы потребовали от США определить сроки вывода своих баз, что, несомненно, вызвало бурную реакцию Запада – теперь многие западные деятели увидели в организации конкурента и даже угрозу, хоть лидеры ШОС и не обозначали себя как военную структуру.

Последующие действия организации лишь вызвали бурю негодований со стороны стран Запада. Первым и основным пунктом стало привлечение в 2005 г. в качестве наблюдателей Индии, Пакистана и Ирана – сильных лидеров в своем регионе. И если Индия с Пакистаном еще хоть как-нибудь для Запада могли вписаться в рамки сотрудничества с ШОС, то вот с Ираном, как всегда, была проблема. «Непонятно, почему организация, декларирующая неприятие терроризма, зовет на свое заседание ведущего спонсора террора в мире», – сказал глава Пентагона Дональд Рамсфелд⁵. Иран, главный спонсор исламской революции, страна с жестким политическим режимом, по мнению Запада, а также, наоборот, привлекательная по своим энергетическим запасам, остается запретным плодом для США и их союзников.

К тому же Запад прекрасно понимал, что включение в состав организации Индии, Пакистана и Ирана приведет к весьма серьезному нарушению баланса в регионе. Как отметил британский политолог Марк Леонард, если нынешние наблюдатели станут полноценными членами Шанхайской организации сотрудничества, то ШОС превратится в сильного соперника НАТО и иных организаций не только в регионе, но и в мире в целом⁶:

• совокупная численность населения стран-участниц и наблюдателей – 2987 млн чел. (что составляет 44% населения всей Земли)⁷;

• общая территория стран-участниц и наблюдателей –35 926 тыс. км2 (67% евразийского материка, 24% общей площади всей суши);

• страны-участницы, а также наблюдатели представляют собой молодые и бурно развивающиеся экономики (суммарный ВВП стран-участниц и наблюдателей может вырасти до четверти мирового ВВП в перспективе);

• 4 ядерные державы: Россия, КНР, Индия и Пакистан.

Согласитесь, есть чего опасаться. Недаром многие западные политологи обозначали ШОС и ее наблюдателей как «ось зла». Тем более когда вторым пунктом для негодования Запада стали полномасштабные антитеррористические учения стран – участниц ШОС: «Мирная миссия-2005», «Восток-антитеррор-2006», «Мирная миссия-2007», «Волгоград-антитеррор-2008», «Мирная миссия-2009». Однако все новые и новые утверждения глав правительств о непринадлежности ШОС к военным альянсам смогли на какое-то время успокоить западных коллег.

После вывода военных баз США и союзников из Узбекистана и Кыргызстана настал период затишья – наблюдатели ШОС до сих пор не стали полноценными членами организации, открытые дебаты двух полюсов прекратились. Как отмечает главный научный сотрудник, руководитель Центра изучения и прогнозирования взаимодействия России со странами Азиатско-Тихоокеанского региона А.В. Болятко, «...противоречия между Россией, Китаем и США еще не созрели, не приобрели остроты, и почва для сотрудничества Москвы и Пекина для противодействия Вашингтону является достаточно зыбкой. Как Россия, так и в особенности Китай слишком дорожат своими отношениями с США, чтобы ставить их под удар, реализуя некий вариант военно-политического альянса – антагониста НАТО».

Проблема ШОС и в том, что многие ее проекты оказались на бумаге – как, например, проекты экономического сотрудничества. В развитии экономических связей главным инициатором выступает Китай. Ведь это понятно: страна, которая способна увеличивать свой ВВП на 10% в год, будет нуждаться в таком емком рынке, как рынок Центральной Азии. Взамен Китаю необходимы энергетические ресурсы, которыми богат регион. Но Россия, не желающая усиления Китая в организации и регионе в целом, настаивает на продолжении развития ШОС в качестве организации по обеспечению безопасности. Несмотря на это, в 2003 г. члены ШОС подписали Программу многостороннего торгово-экономического сотрудничества на 20 лет, по которой должна создаваться зона свободной торговли в долгосрочной перспективе и увеличение товарного потока в краткосрочной перспективе.

В 2007 г. был создан Энергетический клуб ШОС, объединивший производителей, потребителей и транзитеров энергоресурсов. Китай заключил контракты на поставку энергоресурсов с Казахстаном, Россией и Узбекистаном (к примеру, с Узбекистаном была заключена сделка на $600 млн по допуску Китайской национальной нефтяной компании к месторождениям нефти в Узбекистане). Огромные инвестиции в разработку месторождений, развитие транспортной инфраструктуры дают необходимые ресурсы довольно емкому Китаю, обеспечивая ему энергетический тыл.

Несмотря на многие противоречия с Россией, правительство КНР ведет довольно тонкую игру в рамках ШОС. Китай провозглашает: «Пусть расцветают сто цветов». И как заботливый садовод, бережно ухаживает за всеми этими цветами. Повядшие он выдергивает и высаживает новые цветы, чтобы достичь определенной гармонии путем скрупулезного труда.

Определенных успехов добилась Региональная антитеррористическая структура в составе ШОС. По свидетельству директора исполнительного комитета этой организации, занимавшего пост до 2007 г., В. Касымова, только за период между двумя саммитами ШОС (5 июля 2005 г. – 15 июня 2006 г.) в результате деятельности РАТС на территории ШОС было предотвращено более 450 терактов, 15 главарей террористических организаций были задержаны или уничтожены спецслужбами стран организации, еще 400 находятся в розыске. Здесь также следует отметить и те результаты, которых страны-участницы добились при поддержке Китая: определенное количество полицейских стран Центральной Азии по обмену опыта проходят подготовку непосредственно в КНР. Так, успехом таких «натренированных силовиков» стало подавление беспорядков в Андижане в 2005 г. Кстати, именно Андижан стал первым вызовом молодой организации в рамках борьбы с сепаратизмом, экстремизмом и терроризмом. Но, к сожалению, не последним.

Наряду с определенными экономическими разногласиями внутри организации, недовольством Запада характером действий организации, определенным противостоянием с Россией в рамках ШОС Китай столкнулся лицом к лицу с той проблемой, решение которой изначально ставилось главной задачей создания такой организации, – сепаратизмом на собственной территории. 2008 и 2009 гг.: в западной части Китая произошли волнения уйгуров, приведшие к повсеместным стычкам. И произошло это совсем не неожиданно для китайских властей. В связи с этими событиями значение ШОС для Китая может измениться, и организация может стать не только окном Китая в Центральную Азию, но и способом разрешения исторически сложившихся конфликтов внутри самого Срединного государства, главным из которых на сегодняшний день является уйгурский сепаратизм. Специфика ШОС заключается и в том, что среди ее членов и наблюдателей – страны, являющиеся авторитетными центрами исламского мира (Иран и Пакистан – крупные политические центры, среднеазиатские государства, в особенности Узбекистан, – признанные древние научные и богословские центры ислама). Сотрудничество и укрепление связей Китая с этими государствами может привести к двум обстоятельствам: гашению инициативы поддержки уйгуров извне (например, из Узбекистана, Пакистана и Ирана) и к осознанию уйгуров того, что Китай может стать определенным центром центральноазиатской цивилизации, а уйгуры могут стать своеобразным проводником, посредником между исламскими регионами и Китаем. С учетом все более и более отчетливо проявляющейся салафитской окраски уйгурских выступлений Китаю необходимо срочно начинать движение в направлении наращивания связей с исламским миром в первую очередь для решения своих внутренних проблем.

Дракон и голубой полумесяц

Отношения Китая с исламом всегда были тесными – здесь простое добрососедство и проникновение и распространение ислама на территории современного Китая. На данный момент в Китае, по разным оценкам, проживает от 20 до 40 млн мусульман. Среди них не только уйгуры, но и другие тюркские народы и большинство хуэйцзу – ассимилированных китайцами мусульман. Численность хуэйцзу гораздо больше, нежели уйгуров и других тюркских народов вместе взятых. Сами хуэй всегда жили рука об руку с ханьцами и имели привилегии при китайском дворе. Почему же такого не удостоились уйгуры, ведь хуэй также является народом очень близким к Центральной Азии.

Уйгуры – коренной народ Восточного Туркестана, ныне Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР. По вероисповеданию – мусульмане-сунниты. Уйгурский язык относится к тюркской языковой группе алтайской языковой семьи. Это определение дает четко обозначенные рамки происхождения и развития народа. Предки уйгуров появились на территории современного западного Китая еще в III веке до н. э. В IX–X веках произошло формирование народа как единого целого. Именно в этот период в район расселения уйгуров проник ислам, вытеснивший в дальнейшем даосизм и буддизм.

Эпоха построения собственной государственности сменилась эпохой захвата монголами. Несмотря на довольно продолжительное монгольское влияние, уйгурская народность, связанная религиозными и культурными традициями, продолжала свое развитие и вместе с тем чувствовала свою принадлежность к тюркскому миру. Кстати, именно в эпоху монгольского захвата под руководством Чагатая, сына Чингисхана, удалось объединить весь Туркестан – территорию современного Алтая, Синьцзян-Уйгурского автономного района, Казахстана, Узбекистана, Кыргызстана, Туркменистана, Таджикистана и Афганистана.

Но уже начиная с XVIII века уйгуры входят в поле зрения интересов китайской государственности. По истечении полувека империя Цин сумела подчинить своему влиянию всю территорию Восточного Туркестана – регион расселения уйгуров. Начались массовые «чистки» – многие уйгуры были убиты. Сотни тысяч были насильно переселены со своих родных мест. С 1760 г. была создана военно-административная единица империи Цин – имперское наместничество Синьцзян (кит. «Новая граница», или «Новая территория»).

Здесь будет важным отметить следующее: в состав Синьцзяна наряду с уйгурами также вошли и другие тюркские народности, исторически проживавшие здесь: казахи, киргизы, узбеки и татары. Под общим гнетом ханьцев народы сплотились и вместе преследовали одну цель – освобождение. За период с XVIII по XX век эту цель уйгуры пытались преследовать 400 раз путем массовых восстаний. Культурные различия, насаждения китайских традиций, массовое преследование и унижение уйгуров и других народов – все это вызывало бурные волнения.

В середине XIX века, когда империя Цин разрывалась между опиумными войнами и тайпинцами, уйгуры смогли отвоевать независимость и создать суверенное государство Йеттишар (государство Семи городов). Однако все попытки Йеттишара добиться признания своей независимости были тщетными. Дело в том, что уйгуры лавировали между могущественными соседями – тремя империями: Российской, Британской и Китайской. Ни Россия, ни Британия не желала независимого исламского государства на границах своих владений. И империя Цин в результате ряда успешных военных завоеваний смогла не только вернуть себе Синьцзян, но и лишить его всякой надежды на автономию.

XX век принес уйгурам новые надежды: после падения династии Цин сам Китай оказался на перепутье между гоминданом и усиливающимися коммунистами. Крупное восстание 1931 г. оказалось успешным – под своим лидерством уйгуры смогли объединить все народы Восточного Туркестана в борьбе с Китаем. Несмотря на давление Советского Союза, в 1933 г. уйгурами все-таки была провозглашена независимая Восточно-Туркестанская Исламская Республика (стоит также отметить, что первоначальное название «Исламская Республика Уйгурия» было отклонено ввиду того, что на территории Восточного Туркестана проживают также другие тюркские народы помимо титульной нации). Однако под военным гнетом СССР и гоминдана республика была ликвидирована уже через два года. Новое восстание 1937 г. оказалось безуспешным. Результатом стало массовое уничтожение повстанцев (около 2000 уйгуров были убиты). Но уже в 1941 г. Советский Союз, недовольный политикой гоминдана, поддержал синьцзянских националистов. Не без помощи советской разведки новые восстания уйгуров и тюркских народов привели к созданию Восточно-Туркестанской Республики (ВТР) в 1944 г. Но и ВТР просуществовала недолго: под нажимом Компартии Китая, пришедшей к власти в 1949 г., руководство Восточного Туркестана было вынуждено сесть за стол переговоров.

Хочется отметить интересный факт: именно в 1949 г. к власти в Восточном Туркестане пришел Бурхан Шахиди (1894–1989), возглавивший правительство в Урумчи. Весьма колоритная личность – этнический татарин, родившийся и проведший свое детство в деревне Аксу Тетюшского уезда Казанской губернии. Пройдя профессиональный путь от работника книжного магазина до председателя Исламской ассоциации Китая в 1955–1966 гг., он оставил неизгладимый след в истории не только уйгуров и их государственности, но и в истории Китая в целом. А если еще взять во внимание и тот факт, что ВТР просилась в состав СССР в 1940-е годы, то становится ясным, что все было близко к нам, очень близко. Правда, Советский Союз отказал в поддержке восточнотуркестанского правительства, сама республика была упразднена, а Бурхан Шахиди во время культурной революции был посажен в тюрьму (1966–1976).

С 1955 г. Восточный Туркестан был преобразован Компартией Китая в Синьцзян-Уйгурский автономный район. Диктатура Мао на время позволила отрешить регион от культурных и религиозных противоречий. Все «инакомыслящие» бежали за границу либо были преданы суду. Строились новые объекты, в регионе были оценены залежи природных ископаемых, началась их добыча. Появлялись новые рабочие места, район начал развиваться, тем самым китайское правительство создало экономический стимул для начала массового переселения ханьского народа. Итог: за 50 лет количество ханьцев на исконно уйгурских землях возросло в два раза. После смерти Мао, с возвращением культурных и религиозных ценностей, в регионе вновь обозначились сепаратистские настроения.

Новым толчком к борьбе за независимость в Синьцзян-Уйгурском автономном районе стала одна из «геополитических катастроф XX века» – распад СССР. Вдохновленные провозглашением независимости родственных тюркских народов Средней Азии, уйгуры вновь провозгласили идею о независимом Уйгурстане. В регионе постепенно вновь начала накаляться обстановка. Новые восстания и теракты заставили Китай всерьез задуматься над этой вновь приобретенной проблемой – и как раз в 1990-е годы была предложена концепция создания «Шанхайской пятерки», которая объединила бы столь необходимые тюркские народы в решении именно этой проблемы.

Мысль хорошая, да и ход удачный – на протяжении практически десятилетия уйгуры мало напоминали о себе. Были достигнуты соглашения об укреплении дружбы Китая с тюркскими странами ШОС, которые своим сотрудничеством демонстрировали неприятие уйгурского сепаратизма и его осуждение. Тем более что в развитии экономических отношений со странами Центральной Азии Китай делал упор на дальнейшее развитие именно Синьцзян-Уйгурского автономного района.

Довольно осознанно Китай установил особые отношения с Ираном: был заключен контракт на разработку крупного месторождения Ядавран, который вкупе с поставками сжиженного газа равнялся рекордным $70 млрд – это самая крупная сделка в области энергетики во всем мире. Также Китай недвусмысленно блокирует любые санкции против Ирана в Совете Безопасности ООН. Для чего все это? Правительство КНР довольно осторожно относится к влиянию Ирана на распространение идей исламской революции. Хорошие отношения – залог меньшего отрицательного влияния на уйгурских сепаратистов. (Кстати, установление «теплых отношений» с Индией для Китая также важно: известно, что Индия оказывает немаловажное влияние на других китайских сепаратистов – тибетцев, да и резиденция Далай-ламы находится с 1959 года в Дхармасала, в Северной Индии.)

Поднебесная в поисках нового Чжэн Хэ

ШОС в какой-то мере стал для Китая спасительным инструментом, на время позволившим забыть о проблемах уйгуров и других сепаратистов. Но – лишь на время. Последние события показали, что срок годности этого инструмента начинает истекать: либо нужно начинать модернизировать существующий, либо бросать старый и использовать новый.

Вряд ли Китай сможет отказаться от развития ШОС – это и правда весьма прагматичный народ. Если они взялись за что-то, то доведут дело до конца. В перспективе перед китайским правительством стоит укрепление экономического сотрудничества, создание зоны свободной торговли, возможно, создание сил коллективной безопасности (быстрого реагирования). Да и перспектива дальнейшего налаживания контактов с тюркскими народами, Ираном и Индией даст несомненный козырь в руки Китая в борьбе с сепаратистами.

Ведь один раз Китай уже эффективно использовал ислам для налаживания отношений с арабским миром, и был то путешественник и флотоводец Чжэн Хэ (1371–1435), совершивший семь крупных морских экспедиций и установивший торговые связи с Южной Азией, Аравийским полуостровом, Восточной Африкой, тем самым наладивший тесные связи Срединного государства с этими регионами. Сам Чжэн Хэ, до того как император пожаловал ему эту фамилию, носил фамилию Ма, свидетельствовавшую о его мусульманском происхождении. В действительности Ма Хэ был не ханьцем, а китаеязычным мусульманином хуэйцзу, один из предков которого был выходцем из знатного и влиятельного среднеазиатского рода. И данный козырь сработал в руках китайских мореплавателей.

Возможно, сейчас Китаю необходимо найти нового Чжэн Хэ в лице Центральной Азии. Такой ход может помочь Поднебесной сразу убить двух зайцев: во-первых, наладить отношения и усилить свое влияние на Востоке, во-вторых, урегулировать проблему уйгурского сепаратизма.

Одно можно сказать точно: созданная в Китае при подавляющем китайском финансировании первая прокитайская крупная международная организация – ШОС – идет своим, отличающимся от других наднациональных объединений путем, равномерно и плавно преодолевая новые вехи своего развития. За политиками государств-членов будущее. И это будущее может быть очень позитивным.

Примечания: