Рецензия на книгу:
Звягельская И. Д. Специфика этнополитических конфликтов
и подходы к их урегулированию. Учебное пособие /
И. Д. Звягельская. – М.: Изд-во «Навона», 2008. – 160 с.

Хизриева Г. А.
старший преподаватель факультета истории, политологии и права
Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ)

Книга И. Д. Звягельской является учебным пособием. Этот жанр отличается от любых других академических жанров тем, что представленный материал и дефиниции, содержащиеся в нем, обязаны отражать результат многолетней практической работы и содержать неоспоримые выводы, составляющие основную теоретическую ценность дисциплины. С этой точки зрения учебное пособие является наиболее трудным жанром. Написание же пособия для российских студентов-обществоведов осложняется еще и тем, что обществоведческие науки еще не вышли из затяжного кризиса, в котором они оказались за годы разрушения российских академических и образовательных традиций. Отсутствие единообразия в подходах, стандартах, мнений, научных предпочтений и школ делает эту миссию в сфере дисциплин, изучающих этнополитические, межэтнические и межконфессиональные конфликты, почти невыполнимой.

Отмечу, что это справедливо в отношении большинства политологических дисциплин, но особенно верно, когда речь заходит об этноконфликтологии. Если о политологии советская наука была наслышана и начиная с 20-х гг. прошлого века даже успела наработать свою собственную теоретическую базу, правда, впоследствии почти полностью разрушенную, то этноконфликтология как наука начиналась в России практически с нуля. Еще двадцать лет назад в России даже название этой дисциплины мало кому было известно.

Мне вспоминается 1988 год, когда в Институте этнографии АН СССР руководитель сектора народов Америки В. А. Тишков впервые произнес слово «конфликтология» в контексте изучения этничности и призвал обратить внимание коллег на эту дисциплину. Тогда набирал силу самый первый этнополитический конфликт на территории Советского Союза – Карабахский. Его анализ представлен И. Д. Звягельской на с. 138–147 для иллюстрации темы «ирредентизм» в разделе ее учебного пособия, отведенного для разбора конкретных примеров этнополитических конфликтов.

Надо отметить, что избранный автором сжатый стиль не предполагает возможности введения в анализ рассказа о собственных усилиях и «полевом» опыте участия в процессе деэскалации этого и других конфликтов. А жаль. Живое свидетельство могло бы ярче показать, насколько сложен путь достижения даже самых небольших позитивных сдвигов в урегулировании подобного рода ситуаций. В 1988 году мало кто мог предположить, насколько актуальной эта дисциплина станет для еще не разорванного войнами, вооруженными столкновениями, массовыми убийствами и этнорелигиозным противостоянием пространства, которое исследователи во всем мире уже привычно называюь «постсоветским». Сегодня же нет ни одного гуманитарного высшего учебного заведения, где отсутствовал бы курс, в состав которого входило бы рассмотрение проблематики этноконфликтологии. Мой собственный опыт преподавания этнологии для политологов и востоковедов РГГУ говорит о том, насколько важным оказывается этот раздел социальной антропологии для воспитания современного политолога-практика, политтехнолога, историка, антрополога, и какой неподдельный интерес в связи со своей практической направленностью вызывает он студентов. Тем, кто преподает конфликтологию, известно, что этот раздел науки сегодня находится на пике своего развития. По данным Высшей аттестационной комиссии РФ, по количеству диссертаций, написанных в рамках этой дисциплины, она занимает одно из ведущих мест. Учитывать весь информационный поток в лекциях и при подготовке лекций и особенно семинарских занятий бывает крайне трудно. Имеющиеся учебники и пособия зачастую отражают огромное разнообразие авторских подходов, но плохо систематизируют материал. В связи с этим выход небольшого учебного пособия, резюмирующего многолетний опыт практической, исследовательской и преподавательской деятельности известного специалиста-конфликтолога, востоковеда, доктора исторически наук, профессора МГИМО (У) МИД РФ И. Д.Звягельской, является исключительно важным событием.

Несомненным достоинством этой небольшой книжки является то, что материал здесь систематизирован с большим вкусом и пристрастно с точки зрения логики. А это весьма нелегко, если учесть те нескончаемые дебаты, которые ведут конфликтологи даже относительно таких базовых понятий, как «конфликт» и «кризис» и их таксономии. В пособии автору не только удается развести многие близкие понятия, но и сопроводить эту процедуру логическим суждением, т. е. терминологизировать их для целей своей дисциплины. При этом автор не вводит в учебное пособие ничего лишнего, что могло бы отвлечь внимание студента от предмета. Даже ссылки даны только там и тогда, где и когда это крайне необходимо.

На мой взгляд, данная работа не является традиционным учебником, предполагающим самостоятельное изучение предмета. Эта книга состоялась именно в качестве «пособия» для преподавателя, который должен научить студента думать и работать со сложным и противоречивым материалом, используя развивающуюся терминологическую систему. Изучая пособие, лучше начинаешь понимать специфику внутридисциплинарного познавательного процесса, жестким требованием которого становится отказ от собственных политических и этнических преференций и пристрастий. Конечно, можно возразить, что это важно для любой отрасли обществоведческой науки. И все же не всякая дисциплина требует от исследователя такого «отречения от лица», поскольку не всякая теория так тесно увязана с практикой политической мобилизации, проходящей по самым чувствительным в социальном смысле струнам человеческой души – этнической и религиозной. Именно поэтому студенту, для того чтобы раскрыть все содержание дефиниций и понятий непременно потребуется помощь. К примеру, на семинаре придется обсуждать дефиницию понятия «этничность», которую автор определяет как «форму социальной организации культурных различий». Можно и нужно наполнить учебным содержанием и привлечь внимание студентов к выделенному автором геллнеровскому определению национализма как результату «соединения государства с национальной культурой». Для этого придется предварительно дать представление о понятии «национальная культура», определения которого в книге нет. Необходимо научить студента практически использовать теоретический и терминологический инструментарий, аккуратно разложенный по разделам данного пособия. Не всякий студент, к примеру, сможет остаться один на один и с разделом «Религиозный фактор». Так, чеканное определение автора пособия, что «этномотивированный терроризм – орудие в борьбе национальных меньшинств (баски, тамилы, курды, палестинцы, чеченцы и т. д.)», вызовет немало вопросов, среди которых может оказаться и вопрос об использовании этого инструмента политического давления и со стороны «большинства» в самом разном выражении и в самых разных социально-политических контекстах (еврейские погромы, геноцид армян, ингушский погром в Пригородном районе 1992 г., убийства трудовых мигрантов в городах России, политизация и «капитализация» ношения хиджаба в Турции).

Хотелось бы также более развернутого рассказа о негосударственных акторах, которым в пособии посвящена всего одна страница. Этот раздел явно провоцирует потребность в более детальном и самостоятельном исследовании упомянутой проблемы. Надо отдать должное автору, рискнувшему поместить в учебник, на с. 58, утверждение, которое гласит, что «для профессионалов нет большого секрета в том, что все лидеры этих армий нового типа (речь идет о незаконных вооруженных формированиях. – Г. Х.) – причудливое порождение, своеобразное искусственное скрещивание совместных усилий мафиозных структур и спецслужб». Надо сказать, что легитимация жанром учебного пособия такого утверждения, которое до сих можно было высмотреть лишь в диссертациях, с которыми знакомится, как правило, небольшой круг профессионалов, дорогого стоит. Во всяком случае при обсуждении этой важной и деликатной проблемы (деликатность всякий раз становится необходимой, когда мы выходим на тему о связи государства с группами, применяющими инструменты негативной политической мобилизации) мы можем теперь опереться на данное учебное пособие. Для исследователя это открывает новые возможности, дает право потребовать от себя большего упорства в использовании так называемого «деликатного» материала, снимает с этой тематики печать негласного запрета на обсуждение в высшей школе.

Многообещающим для обсуждения на семинарских занятиях представляется утверждение о том, что режимы, признанные как демократические, не всегда можно рассматривать как таковые в полной мере, если в их политике присутствуют элементы этнического контроля и доминирования. «Так, Израиль, – пишет автор, – формально является демократическим государством, но на самом деле существует глубокое противоречие между его религиозно-этническим характером и функционированием демократических институтов» (с. 86). Умение отказаться от устойчивых представлений о современных демократиях как гармонично развивающихся обществах, неусыпно заботящихся о сохранности прав всех без исключения своих граждан, но увидеть иные перспективы их развития оказывается для современного аналитика очень важным навыком, который, несомненно, следует развивать. Данное пособие способствует развитию такого навыка.

Важным является замечание И. Д. Звягельской о том, что стремление к демократическому переустройству имеется и в тех обществах, которые в результате воздействия определенных идеологических схем на логику научного мышления объявляются неспособными к демократическому развитию. Речь в таких случаях идет об обществах, где государственной идеологией является ислам. Автор пособия считает такое утверждение методологически неверным. «Индивидуалистический национализм, – пишет автор, – при определенных условиях может стать источником конфликта, если гордость за собственные конституционные права и свободы совмещается с мессианским стремлением любыми средствами демократизировать общества, не разделяющие либеральных ценностей» (с. 32). К сожалению, в пособии аргументация остается неразвернутой. Однако нам выпал счастливый случай слушать выступление И. Д. Звягельской на конференции «Россия и исламский мир», проходившей 23–24 июля 2008 года в Москве. В своем докладе она привела аргументы. В частности, она отметила, что попытки, предпринимаемые со стороны западных политиков во что бы то ни стало внедрить механизмы демократии в тех обществах, где либеральные ценности не имеют культурных корней и не принимаются обществом, являются контрпродуктивными. Это происходит не потому, что сами эти общества не способны к демократическому развитию. Скорее, дело состоит в том, что те общества, которым навязывают слишком быстрое принятие решений по поводу внедрения тех или иных моделей демократии, переживают свои собственные внутренние конфликты. В подобной ситуации даже такой бесспорный инструмент демократии, как выборы, может поставить у власти радикалов. Когда это происходит, то те, кто упустил политическую инициативу, распространяют миф об имманентной неспособности исламского общества к демократическим преобразованиям. Это неверно хотя бы в силу того, что основа исламской идеологии – социальная справедливость. В силу этой особенности ислам не отвергает никаких демократических процедур и институтов: ни принципа выборности власти, ни установления контроля общества над элитами, ни уважения прав личности; ислам как идеология не поддерживает клановости, коррупции, преступной круговой поруки, т. е. всего того, что отвергает сама западная модель демократии.

Политическая мобилизация в мусульманских обществах происходит вокруг тех же идеалов справедливости, но для их воплощения используется другой арсенал средств. Требовать от этих обществ внедрения тех же инструментов достижения справедливости, которые используются в западном мире, на деле означает отказ мусульманским обществам в праве на внутреннее развитие. Проводя переустройство общества, необходимо уважать его специфику и уровень модернизации». Солидаризируясь с автором по данному вопросу, я понимаю, что не все готовы принять этот подход. Хотя, безусловно, у автора есть и сильные сторонники. Взять хотя бы недавно вышедшую книгу ливанского автора Сухейля Фараха «Духовная секуляризация и религия: опыт христианства и ислама» (М., Центр арабских и исламских исследований, 2008).

Не все готовы согласиться и с представлением о том, что «в условиях России перспективной представляется поддержка альтернативных идентичностей, когда, например, создание субъектов федерации осуществляется не на этнической, а на территориальной основе – округа, губернии. Упор делается на воспитание у населения гражданских патриотических чувств, ощущения общности цели и судьбы. Такой подход предполагает борьбу государства с любыми проявлениями шовинизма и ксенофобии» (с. 85). Признаться, мне нелегко представить себе человека с идентичностью той или иной административной единицы – «южноокругца» или «поволжца» – вместо нормальных «аварца», «чеченца», «русского», «цыгана», «армянина», «татарина», «башкира». Нелегко также представить себя отказ от привычной, к примеру, осетинской идентичности в Южной Осетии ради принятия грузинского ее варианта лишь в силу того, что Южная Осетия сегодня входит в состав грузинской государственности. Имеются основательные сомнения в самой возможности создать такую идентичность искусственно. В России все еще идет административная перестройка, а потому неизвестно, что будет делать со своей идентичностью «югорчанин» (попытка создания такой «альтернативной идентичности» предпринимается в Ханты-Мансийском автономном округе – «Югра»), в случае, если этот округ будет расформирован в рамках проекта «Большая Тюмень» или еще по какой-нибудь причине. Что ждет такого человека, называющего себя «югорчанином», если он переедет жить, например, в соседний ЯНАО, где администрация и крупный бизнес выступают против политики «укоренения», а потому не стремятся к построению нового «ямальского» патриотизма.

Если судить по совместным заявлениям руководства Газпрома и администрации, то стратегия управления населением здесь направлена на возврат рабочей силы в места ее исхода. Человек, который потребует себе места «под солнцем» в качестве патриота-«югорчанина», будет выглядеть неадекватно, а с хантом, селькупом, манси, ненцем, коми, т .е. с представителем «естественной» идентичности, разговор на тему трудоустройства, проживания и проч. окажется более продуктивным. Думается, что идентичности не могут возникать и исчезать столь же стремительно, как это делают административные границы. И подобного рода сложностей и нерешенных вопросов хватает, а готовых рецептов учебное пособие не дает.

Вообще говоря, создание стратегий управления – это творческий процесс, и вопрос о том, как он связан с целенаправленным формированием идентичности, является открытым. Особенно когда мы имеем дело не с теорией, а с практикой. К примеру, сегодня идет активное конструирование новой «казачьей» идентичности («новой» потому, что она строится в новых социально-политических условиях). Возможно, это делается с благой целью как дополнительный механизм сдерживания конфликтности, скажем, на Северном Кавказе.

Нет никакого сомнения в том, что результатом станет возвращение всех существенных атрибутов этой в прошлом этносословной группы: не шашек, медалей, сапог, нагаек, конных скачек и казачьего хора, а права на ношение оружия и выделения земельных наделов. Вопрос о том, станет ли такое конструирование этничности эффективным управленческим шагом и не приведет ли оно к обострению конфликтности в регионе на этнорелигиозной почве, стрельбе и спекуляцией землей, коммерческим войнам, в этом случае является риторическим. Политические преференции в отношении казачества со стороны государства уже не первый год создают напряженность в ЮФО.

Отчасти к этим же результатам (кроме прочих) свелись усилия украинской власти с помощью государства поддержать возрождение идентичности крымских татар и поставить их экономические их потребности выше потребностей остального населения Крыма на основе идеи восстановления исторической справедливости в отношении депортированного населения. В новых условиях восстановление исторической справедливости для одной группы населения обернулось нарушением справедливости в отношении практически двух нетатарских третей населения Крыма. Более того, украинское государство не добилось безоговорочной лояльности крымских татар и формирования у них «нового общеукраинского патриотизма», но создало и продолжает создавать почву для этнорелигиозного конфликта.

Таким образом, на территории СНГ поддержка «альтернативной идентичности», на мой взгляд, остается идеалистическим проектом, а искусственное возрождение целых сословных групп с использованием этнонациональной риторики, политическая «инструментализация» полуразрушенной в прежние эпохи идентичности может послужить лишь развитию конфликтов. Не будет ли эффективнее восстановить распущенный некогда специальный государственный институт, куда в случае необходимости на базе гражданского равноправия могут канализировать свой протестный потенциал представители групп с «естественной» идентичностью: русское казачество, русскоязычные и этнически русские за рубежом, нерусские группы граждан России и СНГ. В обсуждении такого рода вопросов в аудитории роль преподавателя оказывается особенно высокой. Единственным решением для тех, кто будет использовать в своей работе данную книгу в качестве методического подспорья, станет вдумчивый анализ каждого абзаца, а порой и каждого определения, совместное обсуждение тем в соответствии с организационно-методическими рекомендациями автора пособия (с. 154–159). И это именно то, в чем должен помочь преподаватель студенту, пользуясь данным учебным пособием как путеводителем по проблематике этноконфликтологии.

И, наконец, эта книга при всей своей провокативности, открытости, смелости и интеллектуальной самодостаточности в каждом своем разделе содержит призыв автора к сотрудничеству в рамках той дисциплины, которая все еще испытывает острую потребность в людях с аналитическим складом характера. Пока это единственное из виденных мной учебных пособий, полностью отвечающих потребностям современной высшей школы. Думается, что в недалеком будущем можно будет также рассчитывать и на полноценный учебник, написанный И. Д. Звягельской, потребность в котором по-прежнему остается очень высокой.