РАЗВИТИЕ РЕЛИГИОЗНЫХ ИНСТИТУТОВ  —
ЗАЛОГ СОХРАНЕНИЯ УММЫ

Исламский ритуал в российских тюрьмах
(конец XVIII – начало ХХ вв.).

Ильдус Загидулин,
доктор исторических наук

Места заключения являлись правительственными учреждениями, в которых мусульмане находились в течение длительного периода в зависимости от вынесенного судебным органом приговора-постановления.

В первые годы своего царствования Екатерина II составила проект об устройстве тюрем, который не получил реализации. В проекте плана губернской темницы XVIII в. была предусмотрена церковь[1]. Важное значение в улучшении условий жизни заключенных и усилении религиозно-нравственного воспитания через введение церковной службы, проведение воскресных и праздничных дней «в благочестивых чтениях, беседах и молитвах» сыграло «Попечительство о тюрьмах обществах» (в 1819 г.). Тем не менее до 1831 г., до появления специальной инструкция об организации внутреннего распорядка в тюрьме, где подробно говорилось о церковных службах, отсутствовал единый порядок в времяпрепровождении заключеных. Она стала первым шагом по созданию общетюремного кодекса[2].

Тюрьмы находились в ведении департамента исполнительной полиции, в 1879 г. было учреждено Главное тюремное управление, первоначально подчиненное МВД, затем – Министерству юстиции.

Во второй половине XVIII–XIX вв. лишь в губернских и пересыльных тюрьмах имелись храмы и штат священника. Для совершения церковного ритуала начальством выделялась одна из комнат. С устройством церкви появлялся штат православного духовного лица, обязанности которого определялись специальными инструкциями.

Следует отметить, что «Нормальным проектом», изданным взамен проекта 1846 г. и «высочайше» утвержденном 28 декабря 1860 г., в тюрьмах уездных городов (на 100 арестантов) на втором этаже устраивалась церковь, в губернских (на 300 человек) – предусматривались: двухэтажная православная церковь, на третьем этаже – католическая и лютеранская молельни и ризница[3]. Следовательно, в российских тюрьмах местом молитвенного собрания для мусульман могла стать только одна из свободных камер.

Непременным атрибутом внутреннего распорядка мест заключения нарушителей правопорядка выступал церковный ритуал. Непременным атрибутом внутреннего распорядка мест заключения нарушителей правопорядка выступал церковный ритуал. Завтрак выдавался после совершения утренней молитвы. После обеда читалась благодарственная молитва и допускался час отдыха. До и после ужина вновь читались молитвы. По окончании ужина, спустя полчаса, когда со столов убиралась посуда, караульный смотритель вместе с караульным совершали перекличку по камерам, после чего читалась вечерняя молитва. Во время молитвы – перед обедом, до и после ужина и вечерней – арестанты должны были стоять по стойке смирно, не разговаривать и не лежать под каким–либо предлогом в постели. В воскресные, праздничные и торжественные дни, совершив утреннюю молитву, освобожденные от бытовых работ по тюрьме, до обеда должны были оставаться в камере и «читать, по назначению священника, приличные места из Священного писания и других церковных книг»[4].

В период председательствования в ОМДС муфтия Гадессаляма Габдрахимова (1825–1840 гг.) местные имамы были прикреплены к 13 городским местам заключения Оренбургской губернии в качестве «тюремных мулл» (Оренбург, Уфа, Белебей, Мензелинск, Бугульма, Бугуруслан, Бирск, Челябе, Троицк, Уральске, Стерлитамак и др.)[5]. Желание содействовать решению насущных религиозных нужд заключенных мусульман, кажется, стало причиной обращения местного гражданского губернатора к его преемнику муфтию Габдулвахиду Сулейманову (1840–1865 гг.) с предложением стать членом Оренбургского попечительского комитета о тюрьмах. Символично, что когда в мае 1856 г. муфтий был назначен директором, вице-директором попечительства состоял епископ Оренбургский. Во второй половине XIX в. муфтии С. Тевкелев и М. Султанов постоянно занимали должность директора попечительского комитета тюрем Уфимской губернии, где более половины населения представляли мусульмане, тем внося посильный вклад в организацию исполнения религиозных нужд правоверных в тюремных замках[6].

Правительством Николая I обращалось значительное внимание на регулирование религиозных потребностей заключенных путем допущения духовных лиц в тюрьмы. В городах, в которых имелись военные муллы, именно они привлекались для совершения духовных «треб» у арестантов. Большое значение в регулировании религиозного быта заключенных нехристиан сыграл закон от 5 марта 1849 г., согласно которому, заключенные в арестантских ротах мусульмане и евреи освобождались для праздничного богослужения от работ соответственно пятницу и субботу (за счет этого работа в воскресенье)[7].

Естественный прирост населения и правонарушений намного опережали темпы возведения новых тюрем и увеличения общих площадей мест заключения. Например, в конце XIX – начале ХХ вв. в Оренбургской губернской тюрьме, расположенной в трех помещениях и рассчитанной по существующим нормативам на 258 человек, в 1891 г. содержалось в среднем 533 человек, в 1892 г. – 696 заключенных. Здесь церковь была устроена в одной из камер, перед праздниками священник проводил беседы: для мужчин – в школе, для женщин – в столовой [8].Уездные тюремные замки также были переполнены арестантами, большинство зданий не были возведены по типовым проектам, а лишь приспособлены для содержания арестантов и требовали капитального ремонта или строительства новых помещений. Например, в Челябинской тюрьме на 17 камер, рассчитанных на 85 человек, содержалось до 300 заключенных, в Троицкой с 18 камерами – до 150 человек и т. п.[9]

Православные священнослужили порой сталкивались с фактом отсутствия специальных помещений из-за переполненности тюрем. Богослужение производилось, как правило, священником городского собора или ближайшей церкви по собственной инициативе или по назначению архиерея и, как правило, на общественных началах[10]. Например, в 1884 г. из 11 уездных тюрем Казанской губернии (ни в одной из них не имелась церковь, а действовали три часовни) лишь в Чистопольской, Спасской и Ядринской тюрьмах священнослужители получали небольшое вознаграждение из экономических сумм тюремного заведения По неполным сведениям, в конце XIX в. церкви был возведены в Спасской, Чистопольской, Лаишевской, Цивильской, Тетюшской уездных тюрьмах[11].

Тюрьма являлась закрытым заведением, и доступ на ее территорию посторонним лицам был запрещен. В такой ситуация появление имама могло произойти при существовании указания в законодательстве или самоличном решении тюремного начальства по самым различных причинам: под воздействием заключенных, городской этноконфессиональной общины или духовного лица или по вынужденным обстоятельством (совершение погребального обряда).

В большинстве случаев эту обязанность исполнял один из приходских имамов, как правило, знающий русский язык и грамоту, на общественных началах или за определенное вознаграждение. Скажем, во второй половине XIX – начале ХХ вв. ахун Соборной мечети Оренбурга по пятницам, воскресеньям и «табельным дням» приходил в губернскую тюрьму для совершения молитвы и проведения «бесед на тему толкования Корана»[12]. За исполнение духовных «треб» мусульман в тюрьме г. Оса Пермской губернии мулле Файзрахманову из д. Елпачиха, расположенной в 25 верстах, с 1 марта 1881 г. ежемесячно выплачивалось по 4 руб.[13] В 1913 г. руководство Николаевского исправительного арестантского отделения Пермской губернии, где содержалось до 200 мусульман, выделяло годовое жалованье мулле из ближайшего селения (расположенного в 25 верстах) в размере 120 руб. Однако из-за дальности расстояния бывали случаи похорон умерших заключенных без исламского обряда[14]. В конце XIX – начале ХХ вв. в штатное расписание Казанской губернской тюрьмы были включены должности псаломщика с годовым жалованьем 70 руб. и муллы – 60 руб.[15] Исполнявший духовные «требы» заключенных военный мулла Казани Фасах Мухутдинов с сентября 1909 г. стал получать еще ежемесячно по 5 руб. за посещение Казанской пересыльной тюрьмы [16]. При отлучках в период отпуска он уведомлял начальство об оставлении на свое место имама одного из городских мечетей[17], тем самым добивался непрерывности посещения тюрьмы.

Сильные этноконфессиональные общины оказывали воздействие на тюремное начальство, что позитивно отражалось в соблюдении религиозных прав арестантов. Образцом для подражания уммы стала деятельность татарской общины Казани. Здесь во второй половине XIX в. в губернской и пересыльной тюрьмах имелся инвентарь (тазы и кумганы) для совершения ритуала омовения, пожертвованный состоятельными татарами. Перед молитвой мусульмане проводили омовение в камерах, а перед пятничной полуденной – в бане, а затем совершали общественную молитву в выделенной для этого комнате[18].

Другим способом решения проблемы организации общественного богослужения стал выбор арестантами из своей среды руководителя молитвенного собрания. Согласно инструкциям Главного тюремного управления, содержание заключенных в камерах производилось по родам преступлений, полу и возрасту. Следовательно, конфессиональный аспект не учитывался. В местностях компактного расселения мусульман значительная часть арестантов исповедовала ислам. Если в камере православные составляли меньшинство, то возникала «неблагоприятная ситуация» для тюремной паствы, на что, как правило, обращали внимание тюремного начальства священнослужители. В таких случаях по возможности расселение в камерах производилось и с учетом вероисповедания подданных, что создавала для мусульман привычную культурную среду и не оставалось препятствий для совершения общественного богослужения, кроме связанных с внутренним распорядком тюрьмы.

Во время проведения христианского ритуала в тюрьме евреи, мусульмане и арестанты других вероисповеданий оставались в камерах. Заключенным «иностранных исповеданий» разрешалось совершать молитвы «в особо одной из свободных комнат»[19]. В остальное время совершение общественного богослужения во многом зависело от перенасыщенности камеры, микроклимата между заключенными и прилежности мусульман в соблюдении своих религиозных обязанностей.

С 1854 г. в местах заключения гражданского и военного ведомств арестантам предоставлялось по три дня отдыха в период годовых мусульманских праздников[20]. Реализацию этих предписаний среди арестантов-мусульман наглядно иллюстрирует приказ самарского губернского инспектора за № 38 от 15 декабря 1899 г. по Самарской городской тюрьме: «В связи с наступлением магометанского месячного поста «Рамазан» 21 декабря предоставить им для моления отдельные камеры с тем, чтобы обвиняемые по одному делу не были соединены. При этом ввиду обычая, разрешающего магометанам в посту принимать пищу только по закату солнца, предлагаю на это время выдавать им обед вместе с ужином»[21].

В 1864 г. было удовлетворено прошение польских арестантов «о приготовлении им в постные дни и в посты» (при этом общий размер продовольствия не должен был превышать единые нормативы)[22]. Это нововведени коснулось и заключенных других вероисповеданий.

Главное тюремное управление в 1886 г. предоставило мусульманам, содержащимся в арестантских ротах и тюрьмах, а также каторжникам возможность отдыхать в пятницу[23]. Для полноценной реализации нововведения препятствовало только отсутствие свободных помещений и условий для полного омовения. Помимо воскресенья и «табельных праздников», арестанты-нехристиане в дни своих религиозных праздников освобождались от работ с тем условием, что «число таких дней не должно превышать количество дней отдыха арестантов христианских вероисповеданий»[24].

Таким образом, в сфере регулирования религиозных прав мусульман принцип «веротерпимости» корректировался ведомственными инструкциями и предписаниями. Совместное расселение в тюрьмах представителей различных вероисповеданий способствовало «комплексному» соблюдению их религиозных потребностей. В результате практически в местах заключения мусульмане оказались на равных правах на христианами, что было необычным явлением для межконфессиональных отношений в России и выразилось в предоставлении «отдыха» с 1849 г. исламские годовые праздники и с 1886 г. в пятницу, создании определенных условий в совершении молитвы.

Примечания:

[1]  Гернет, М. Н. История царской тюрьмы. В 5 т. – Т. 2. 1825–1870 / М. Н. Гернет. – М.: Гос. изд-во юридической литературы, 1961. С. 31.

[2]  Гернет, М. Н. Указ. соч. Т. 1. 1762–1825. С. 140–142, 150–152.

[3]  ПСЗ. 3-е собр. Т. XLIV. Отд. 3. Приложение к № 36465 а.

[4]  Справочная книга для тюремных инспекторов, тюремных комитетов и их отделений, начальников тюрем, земских управ, попечителей, земских арестных домов и других должностных лиц губернских уездных и непосредственных управлений местами заключения / Сост. Т. М. Лапато. – Полтава: типолит–я губерн. правления, 1898. С.17–18.

[5]  Ишемгулов, Б. Урыс самодержавиясе һәм мөселман диния нәзарәте / Б. Ишемгулов. – М.: Центриздат, 1930. Б.16.

[6]  Азаматов, Д. Д. Оренбургское магометанское духовное собрание в конце XVIII–XIX вв./ Д. Д. Азаматов. – Уфа: Изд-во «Гилем», 1996. С. 55–56.

[7]  ПСЗ. 2-е собр. Т. XXIV. Отд. 1. № 23064.

[8]  ГАОО. Ф.134. Оп.1. Д.111, Л. 12 об.

[9]  ГАОО. Ф. 10. Оп. 2. Д. 86. Л. 103–108.

[10] ГА РФ. Ф. 122. Оп. 3. Д. 254. Л. 55–556, 72–73, 84–85; Оп.6. Д. 1678 а. Л. 1–65; НА РТ. Ф. 416. Оп. 1. Д. 447. Л. 30–41; НА РТ. Ф. 416. Оп. 1. Д. 447. Л. 30–41.

[11] НА РТ. Ф. 416. Оп. 1. Д. 469. Л. 225, 259 об., 267–267 об.

[12] ГАОО. Ф. 134. Оп. 1. Д. 111. Л. 12 об.

[13] РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 675. Л. 129–130. 

[14] РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 504. Л. 144–144 об. 

[15] НА РТ. Ф. 416. Оп. 1. Д. 251. Л. 2, 10, 14, 18, 22, 26 и др.; Д. 270. Л. 2, 6, 10, 14, 18 и др.; Д. 322. Л. 7, 34, 38, 118 и др. Д. 350. Л. 129; Д. 348. Л. 2, 6, 12, 18, 25, 29 и др. 

[16] НА РТ. Ф. 416. Оп. 1. Д. 381. Л. 7, 12, 16, 19, 27, 35, 393, 43, 47. 

[17] НА РТ. Ф. 416. Оп. 1. Д. 348. Л. 16.

[18] Справочная книга для тюремных инспекторов, тюремных комитетов... – Отд. III. С. 8.

[19] Там же. С. 18.

[20] РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 1181. Л. 8.

[21] Алексушин, Г. В. Тюрьма «Самарский крест» / Г. В. Алексушин // Краеведческие записки: Вып. Х. –– Самара: Самарский областной историко-краеведческий музей им. П. В. Алабина, 2003. С. 119. 

[22] Сборник циркулярных распоряжений и инструкций по тюремной части, изданный Министерством внутренних дел с 1859 по 1879 г. / Изд. Главного тюремного управления. – СПб., 1880. С. 60. 

[23] Обзор деятельности Главного тюремного управления. 1879–1889. – СПб., 1890. С. 69. 

[24] Устав о содержании под стражей // СЗРИ. 1890. Т. XIV. Ст. 352. Пункт 2.