Теология Корана

Доктор Наср ад-Дин аль-Асад, почетный профессор Иорданского университета, основатель и президент Королевской академии по изучению исламской цивилизации исследований (Иордания)

Средневековые биографии Абу-­Ханифы значительной частью состоят из историй про величайшего предстоятеля. Все эти истории крайне поучительны и преследуют, как правило, апологетические цели. Предлагаем вашему вниманию рассказы об Абу-­Ханифе опубликованные в книге Рустама Батыра «Абу-­Ханифа. Жизнь и наследие».

Как Абу-Ханифа приобрел знания

Когда Имама Абу-­Ханифу спросили: «Как ты приобрел знания?» – он ответил: «Благодаря восхвалению и благодарности. Всякий раз, когда мои знания приумножались, я воздавал хвалу Богу и благодарил Его, и Он еще больше приумножал их».

Что помогает выучить фикх

Однажды Абу-­Ханифу спросили:

– Что помогает выучить фикх?

– Полная сосредоточенность, – ответил он.

– А что помогает сосредоточиться?

– Отвлеченность от привязанностей.

– А что помогает отвлечься от этого?

– Пользоваться всем по потребности. Не более.

Всегда нужен учитель

Кто­то сказал Абу-­Ханифе, что в мечети круг собравшихся обсуждает вопросы фикха.

– А у них есть предводитель? – спросил Имам.

– Нет, – ответили ему.

– Тогда они никогда не научатся фикху! – вынес свой вердикт ученый. – Ибо они могут допустить ошибку, но не узнают о ней и будут идти против истины, думая, что поступают правильно.

Верный ученик

Абу­Юсуф рассказывал, что, когда у него умер сын, он поручил заниматься его похоронами своим родственникам и соседям, боясь пропустить хотя бы один день занятий с Абу-­Ханифой.

Из изречений Абу-­Ханифы

Деяния определяются знанием, подобно тому, как зрением руководствуются части тела. Гораздо полезнее знать и делать мало, чем быть невеждой и делать много. Это подобно тому, что в пустыне лучше иметь необходимый запас и знать дорогу, нежели в неведении плестись с огромным багажом.

Я узрел, что грехи – это унижение. Смело оставил их – и они стали благочестием.

Терпит убыток тот, кого знание не удерживает от запрещенного Богом.

Если в горнем и дольнем мирах не ученые – угодники Божии, то у Бога нет угодника.

Если хочешь решить мирскую проблему, то не ешь [много], пока не решишь ее, ибо объедание замутняет разум.

Если судья преднамеренно вершит несправедливость, то его решение не имеет силы. Снимут его с должности или нет, он отстранен от нее в силу своей испорченности.

Не разговаривай о фикхе с тем, кто не хочет этого, ибо обременишь своего собеседника. И не повторяй сказанное тому, кто перебивает тебя, ибо он мало любит науку (ильм)!.

Кто стремится к знаниям ради мирского, тот лишается своей благодати (барака), не запечатлевая [знание] в сердце. А кто изучает науку ради религии, становится благостным в знании, запечатлевая его в сердце, и приносит своим знанием пользу другим.

Лучшие слова

Однажды после утренней молитвы Абу-­Ханифе был задан вопрос, и он ответил на него. Кто­то из присутствующих в мечети вознегодовал.

– А разве в это время разговоры, кроме как о благом, не порицаются? – спросил он, напоминая о предписании проводить утро в молитвенном богомыслии.

– А что может быть более благим, чем то, когда ты говоришь: это дозволенное, а это запретное? Восхваляй [в это время] Бога и отучай людей от греховного! Когда закончилась в сумке провизия, тогда проголодался ее хозяин.

«Неуважение» к шейху

Аль­Джурджани рассказывал: «Был я на занятии Абу-­Ханифы с его учениками. И вот пришел один юноша и задал ему вопрос. Имам ответил на него. “Ты ошибся, Абу-­Ханифа!” – сказал юноша и замолчал. Затем снова задал вопрос и после ответа вновь сказал: “Ты ошибся, Абу-­Ханифа!”. Тогда я сказал тем его ученикам, которые были вокруг него: “Боже свят! Вы не уважаете и не почитаете этого шейха! К нему приходит какой­то отрок, говорит, что он ошибся, а вы молчите!”. Абу-­Ханифа повернулся ко мне и сказал: “Оставь их! Я сам приучил их к этому!”».

Увлеченные факихи

Однажды ученик Абу-­Ханифы Зуфар ибн аль­Хузайл заговорил с Имамом о каком­то правовом вопросе, когда тот выходил из мечети после ночной молитвы, держа в руке свои сандалии. Между ними началось обсуждение, перешедшее в научную дискуссию, которая длилась до тех пор, пока не зазвучал призыв на утреннюю молитву, а они за это время даже и не присели. Учитель и ученик вернулись в мечеть и продолжили обсуждение своего вопроса, длившееся, пока Зуфар не согласился с мнением Абу-­Ханифы.

Цена урока

Когда сын Абу-­Ханифы научился хорошо читать суру «аль­­Фатиха», Имам в знак благодарности отправил его учителю огромные деньги – целых пятьсот дирхемов.

– За что мне прислали это? – удивился чтец Корана.

Тогда сам Абу-­Ханифа пришел к нему и, извинившись, сказал: – Не считай малым то, чему ты научил моего сына, ибо, клянусь Богом, если бы мы имели больше, то отдали бы тебе из­за почтения к Корану!

Примечания:

* Хасанийские чтения в Священный месяц рамадан, Институт исламской цивилизации, Москва, 2007 г.

¹ Коран, сура 35 «Создатель», аяты 27–28.

² Коран, сура 50 «Каф», аят 6.

³ Ат-тафсир аль-кабир (Тафсир Фахруддина ар-Рази). Бейрут, Дар аль-фикр, 1987. Как разительно подобный подход отличается от высказывания Ибн ан-Насыха (ум. 755): «Нет иной науки, кроме той, что содержится в Книге и в хадисах Пророка, все же остальное для истинного ученого – не более чем вздорный плод праздного любопытства» (Ад-дурар аль-камина, 1:241).

⁴ Коран, сура 96 «Сгусток», аяты 1–5.

⁵ Нун – двадцать пятая буква арабского алфавита.

⁶ Коран, сура 68 «Письменная трость», аят 1.

⁷ Коран, сура 52 «Гора», аят 23.

⁸ Ибн Касир, Тафсир 1:3, факсимильное издание Дар аль-Маариф, Бейрут, 1388/1969.

⁹ Коран, сура 55 «Милосердный», аят 5.

¹⁰ Коран, сура 21 «Пророки», аят 33.

¹¹ Коран, сура 36 «Йа Син», аяты 39–40.

¹² Дается в передаче аль-Бухари.

¹³ Коран, сура 35 «Создатель», аят 43; см. также суры «Сонмы» (33:62) и «Победа» (48:23).

¹⁴ Абдаллах Ибн Масуд – один из самых первых сподвижников Пророка Мухаммада; принадлежит к числу наиболее авторитетных толкователей Священного Корана.

¹⁵ Из предисловия Ибн Касира к его толкованию Корана, 3:1 (факсимильное издание) Дар аль-Маариф, Бейрут, 1388/1939; см. также «Муснад» 5:410, Аль-Мактаб аль-ислями, Бейрут.

¹⁶ Из предисловия Ибн Касира к его толкованию Корана.

¹⁷ Аль-Хейтами – «Муд-жамма аз-заваид и манба аль-фаваид», 1:160, Дар аль-Китаб, Бейрут, 1967.

¹⁸ «Скептический взгляд на учение Птолемея»: 3–4, исследование д-ра Абд аль-Хамида Сабрата и д-ра Набиля аш-Шихаби, изд-во Дар аль-Кутуб, Египет, 1971.

¹⁹ Исследование Абд ас-Саляма Харуна, Мустафы аль-Баби аль-Халеби, Египет, 1-е изд.

²⁰ Тот же источник, 6:34–35.

²¹ Д-р Мухаммад Камиль Хусейн, предисловие к «Краткой истории арабской медицины у фармакологии»: 15, 18. Издание Департамента культуры Арабской организации образования, культуры и науки, Каир.

²² «Тыбб ар-Рази», исследование и анализ «Киаб аль-Хауи»: 19–20, пояснения и комментарий Мухаммада Камиля Абд аль-Халима аль-Акаби, издание 1-е Департамента культуры Арабской организации по образованию, науке и культуре, а также издательского дома Дар аш-Шурук, Каир, 1977.

²³ «Тыбб ар-Рази»: 42.

²⁴ Фуад Сазкин, Лекции по истории арабо-исламской науки: 113–114, издание Института истории арабо-исламской науки, Фракфурт-на-Майне, 1404 г. х./1984 г.

²⁵ Фуад Сазкин, «Лекции по истории арабо-исламской науки»: 30–32. На ту же тему см. ряд разделов книги Джаляля Мухаммада Абд аль-Хамида Муссы «Метод исследования у арабов в области естественных наук и астрономии».

²⁶ Дар аль-китаб аль-любнаний, Бейрут, 1972.

²⁷ Коран, сура 14 «Ибрахим», аяты 32–33. Коран, сура 16 «Пчелы», аят 14.

²⁸ Коран, сура 22 «Хадж», аят 65

²⁹ Коран, сура 45 «Коленопреклоненная», аят 13.

³⁰ Коран, сура 33 «Сонмы», аят 72.

³¹ Коран, сура 33 «Сонмы», аят 5.

³² Коран, сура 2 «Корова», аят 286.

³³ Достоверный хадис.

³⁴ Данный хадис имеется в передаче Ибн Маджа, ат-Табарани и аль-Хакима.

³⁵ Таково общепринятое понимание хадиса. Аль-Хаттаби писал: «Тот, кто, стремясь к истине, совершит ошибку в толковании, получит награду, ибо в толковании поклонение, тот же, кто просто ошибается, не получит ничего, а только отпущение этого греха». Аль-Хаттаби, «Фикх ас-сунна» 3:401, Дар аль-китаб аль-араби, Бейрут.

³⁶ См. книгу упомянутого автора «Талий китаб вафаят аль-айян», издание Жаклин Субле, Дамаск, 1974.

Наср ад-Дин аль-Асад

Научная культура и научная методология у мусульман*

Во имя Аллаха, Всемилостивого, Милосердного!

Многократная благая и святая хвала Аллаху, Господу миров! Мир и благословение Мухаммаду, рабу Аллаха и Его Посланнику, и всему его благочестивому Роду!

Исходной точкой для моей статьи послужило речение Всевышнего: Разве ты не видел, как Аллах низвел с небес воду; ею мы произвели плоды различных цветов. А в горах есть пути – белые, красные, различных цветов, и вороные – черные. Так и среди людей, и животных, и скота – различные цвета. Так! Ведь боятся Аллаха из Его рабов только знающие; поистине, прощающ Аллах, велик!¹. Мы видим, что слова Всевышнего (Так! Ведь боятся Аллаха из Его рабов только знающие...) даны в контексте тех явленных сотворенному миру знамений Аллаха, что подчеркивают способность Всевышнего производить посредством одной только воды, низводимой Им с небес, (плоды различных цветов), прокладывать в горах самые различные пути и дороги и точно так же творить людей, животных и скот в их бесконечном разнообразии. Во всем этом – урок и назидание ученым, что приближают их к познанию Аллаха Великого и Достославного, укрепляя их богобоязненность. Более того, приведенные примеры беспредельной силы Всевышнего содержат в себе указание на то, что наши знания о Его всемогуществе полнятся не только через богословские науки. Для проникновения в истинную суть такого знания необходимо также изучение и светских наук – таких, как астрономия, физика, геология, генетика и др.

Два процитированных выше логически взаимосвязанных аята следует понимать как свидетельство того, что все отрасли светской науки, равно как и все богословские дисциплины, возникли по воле Аллаха, дабы стать предметом прилежного изучения людьми. И, может быть, имело бы больше смысла, если бы наука представляла собой одно неразрывное целое, не подразделяясь на светские и богословские дисциплины. Наши предки понимали это и воспринимали науку именно в таком виде. Иллюстрацией может служить, в частности, история о том, как однажды Умар ибн аль-Хисам сидел и читал своему учителю Умару аль-Абхари книгу Птолемея «Альмагест», посвященную вопросам математики и астрономии, когда к ним подошел один из факихов и спросил, что они читают. «Я разъясняю один из аятов Священного Корана, где Всевышний говорит: (Разве не смотрели они на небо над ними, как Мы воздвигли его...)² – ответил аль-Абхари, – и, в частности, как именно он был воздвигнут»³. Приведя эту историю, Фахруддин ар-Рази сопроводил ее следующим комментарием: «Заявляя так, аль-Абхари был абсолютно прав. Ведь чем глубже проникает человек в океан творений Всевышнего, тем очевиднее для него становится величие и могущество Аллаха».

Ниспосланный Аллахом – велик и всеславен Он – Священный Коран есть, по сути своей, Книга наставления, назидания и законоположения. Всевышний во многих ее аятах велит нам вновь и вновь вдумываться в ее смысл, читать и заново перечитывать ее. Однако те, кто читает и изучает Коран, обладают различной способностью воспринимать прочитанное, разным уровнем культуры. Отсюда каждый понимает его смысл в меру своих способностей, отсюда же и разнобой в его трактовках и в разъяснениях его скрытых значений теми или иными толкователями и богословами, при том, что все они были и остаются верующими в Аллаха и Его Книгу, следующими Сунне Его Пророка. Разногласия между ними объясняются индивидуальными особенностями подходов к толкованию. Но и при всех их заблуждениях и ошибках труд их будет вознагражден.

Для нас важно подчеркнуть еще раз, что наши великие предки в своих трактовках Корана исходили не из одних только религиозных догматов и богословских постулатов, но привлекали также и данные светских наук на соответствующей стадии их исторического развития, делая их органичной частью своих общих подходов. Именно из такого разнообразия слитых воедино исходных элементов и возникло то, что получило название арабо-мусульманской культуры, вобравшей в себя в том числе и такие подходы, методы и содержательные моменты, которые заслуживают дополнительного анализа, дабы мы могли правильно оценить их значение.

Первой вехой на пути складывания этой культуры был, несомненно, тот переход к новому этапу культурного развития, который мусульмане (прежде всего арабы) совершили благодаря Священному Корану. То был переход от устной культуры к письменной. Письменность и фиксирование фактов в письменных документах является основой и непременным условием существования науки и культуры, что, однако, не означает, что в доисламскую эпоху арабы не знали письма. Данный вопрос досконально разработан и изучен в серьезных современных лингвистических исследованиях. Вместе с тем в эпоху джахилии письменность еще не была основой существования науки и литературы. Только Ислам делает ее тем фундаментом, на котором стала строиться и развиваться вся жизнь мусульманского общества.

Первые же аяты, явленные боговдохновенному Пророку Мухаммаду, содержали Божественную мысль, гласившую: «Читай! Во имя Господа твоего, Который сотворил – сотворил человека из сгустка. Читай! И Господь твой щедрейший, Который научил каламом, научил человека тому, чего не знал он».⁴ (Научил каламом), т. е. письменной тростью, а не посредством одной лишь устной передачи и традиции. Не случайно, что Пророк во всех последующих случаях получения им Откровения непременно призывал к себе писцов, чтобы они фиксировали ниспосылавшиеся ему аяты. По мере ниспослания ему Божественного Откровения начали появляться и аяты, в которых специально упоминались письменность и орудия письма, повторялись в формах единственного и множественного числа такие слова, как «свитки», «книги», с соответствующими прилагательными. Среди новых аятов были и такие, в которых Всевышний клянется отдельными буквами алфавита, каламом и другими принадлежностями для письма: Нун!⁵ Клянусь письменной тростью и тем, что пишут они!)⁶; и Книгой, начертанной на свитке развернутом⁷. Десятки раз в сочетании с разнообразными определениями упоминается книга. Более того, ведь и сама религия Аллаха Великого и Достославного – это религия Книги, Писания.

Наступление эпохи письменности не ставит под сомнение свидетельства о сподвижниках Пророка, запоминавших аяты наизусть по мере их ниспосылания и сохранявших в памяти весь Коран. Все это верно, однако подобный подвиг был под силу весьма ограниченному числу сподвижников. Например, упоминается, что Абдаллах ибн Умар (да будет доволен им Аллах!) при всех его достоинствах заучивал суру «Корова» на протяжении четырех лет⁸. Известно также и выражение: «Человек, прочитавший суру «Корова», возвысится среди нас» – то есть завоюет большое уважение и почет.

Письменность – это состояние, или явление, присущее языку и мышлению, возникающее лишь на основе развития рационального сознания. Не случайно Священный Коран побуждает нас размышлять, задумываться, вглядываться, задавать работу уму, рассуждать о человеческой душе, о сотворении земли и неба, всего, что есть на них и между ними. Аятов на соответствующие темы, как известно, не счесть. И именно этим была обозначена вторая веха формирования мусульманской культуры и личности. Другими словами, письменность и рациональное мышление, превратившись в часть образа жизни, в способ общения и инструмент познания, становятся основой культуры и науки.

Теснейшим образом с ними связана и третья веха, суть которой – в освобождении разума от пут суеверий, избавление его от иллюзий, мифов и суетности. Явления жизни общества и природы есть не что иное, как проявления Небесного Закона. Все развивается в соответствии с его строгими установлениями, на основе точного расчета, и обязанность мусульманина – размышлять над ними, погружаться в глубины их смысла, исследовать и изучать, стремясь понять их тайные пружины, постичь их причины и следствия. Ибо сказано: (Солнце и луна-по сроку)⁹; (Он – Тот, Кто создал ночь и день, и солнце и месяц. Все они по своду плавают)¹⁰; (И месяц мы установили по стоянкам, пока он не сделается точно старая пальмовая ветвь. Солнцу не надлежит догонять месяц, и ночь не опередит день, и каждый плавает по своду)¹¹. В день смерти Ибрахима, сына Пророка Мухаммада, наступило солнечное затмение, и люди сказали: «Тень закрыла солнце, потому что умер Ибрахим», – на что Посланник Аллаха возразил: «Ничья жизнь или смерть не могут стать причиной затмения солнца или луны (а в передаче Ибн Умара с дополнением: ...которое, однако, является одним из знамений Аллаха). Став же свидетелем затмения, молитесь и взывайте к Аллаху»¹². Посланник Аллаха был совершенно прав: ведь у Аллаха Великого и Преславного есть законы, определяющие пути всего земного: (Никогда не найдешь ты для пути Аллаха перемены!)¹³.

Четвертая веха знаменовала собой верное понимание смысла текстов, а не просто их механическое запоминание и повторение; увязку науки с практикой, то есть усвоенного знания с поступками. Данному пути следовал сам Посланник Аллаха, наставляя своих верных сподвижников, читая и толкуя для них аяты Священного Корана, дабы они сверялись с ними в своей житейской повседневности. Суть метода состояла в том, чтобы не переходить к новому аяту или новой суре до тех пор, пока до конца не усвоен смысл предыдущих. Этот метод подробнейшим образом описан в письменных источниках и исторических хрониках. Ибн Масуд¹⁴ говорил: «Если кто-либо из нас выучивал десять аятов, то дальше не шел, не усвоив прежде их значения и смысла их применения в практической жизни»¹⁵. А по словам Абу-Абд ар-Рахмана ас-Сулями: «Те, кто учил нас Корану, говорили нам, что постигали смысл его с помощью Пророка и, выучив десять аятов, не оставляли их (чтобы перейти к следующим), не научившись выполнять на практике все, что ими предписывалось. Таким образом, мы учились одновременно и Корану, и обрядам Ислама»¹⁶. Ибн Умару, согласно источникам, принадлежит следующее высказывание: «В своей жизни я был свидетелем, как один из нас обрел веру еще до того, как познакомился с Кораном. Мухаммад же – каждый раз, когда ему ниспосылалась новая Сура, – старался разобраться в том, что она дозволяет, а что запрещает и где та грань, которую нельзя преступать. Такому же пути следуете и вы, изучая Коран. Но видел я и другого человека, которому Коран был дан прежде, чем он обрел веру. Он прочитал его весть – от начала до конца, но так и не понял, что дозволено, а что нет и где положен предел допустимого, вот и сыпал аятами, словно финики разбрасывал»¹⁷.

Пятая веха становления научной методологии у мусульман заключалась в формировании у них систематического мышления и привития им культуры. Она предполагала, что человек, читая сочинения древних авторов, не должен принимать на веру все, что в них говорится, и слепо повторять их слова – отнюдь нет! Ему надлежит вдумываться в них, анализировать их смысл, проверять идеи их авторов, стремясь аргументированно вскрыть их ошибочность или справедливость.

Наиболее четко суть такого подхода изложил аль-Хасан ибн аль-Хейтам (ум. 430 г. х.), который говорил: «Истину ищут ради нее самой; и того, кто ищет истину ради истины, не интересует ничего, кроме ее нахождения. Найти же истину – непросто, и путь к ней тернист. Истины со всех сторон окружены своими мнимыми подобиями, а человеку всегда свойственно доверять мнению ученых людей... но Аллах не предохраняет ученых от ошибок и не избавляет их знания от пробелов и недостатков. В противном случае среди ученых не было бы разногласий по научным вопросам и расхождений во мнениях по поводу природы вещей, но в реальном бытии все обстоит как раз наоборот. Жаждущий истины – это не просто поверхностный читатель трудов своих предшественников, идущий на поводу инстинктивной склонности доверять автору: он – критик своего отношения к этим трудам, дотошный исследователь того, что воспринимает его разум; он опирается на доводы и доказательства, а не на слово человека, которому самой природой его предначертано продвигаться путями ошибок и заблуждений. Читатель научных трудов, желающий постичь истину, должен стать антагонистом того, что предстает его взору, глубоко вдумываться в явный и скрытый смысл прочитанного, критически рассматривать все его аспекты и грани, не избегая критического взгляда и на свою экзаменующую позицию, дабы избежать как излишней доверчивости, так и предвзятости. Если он встает на подобный путь, ему открываются истины и обнаруживаются недостатки и заблуждения, которыми, возможно, грешат речения древних»¹⁸.

Все сказанное аль-Хасан ибн аль-Хейтам воплотил в своих собственных трудах. Аналогичному подходу следовали на практике и другие ученые, в особенности медики, которые не удовлетворялись лишь прочтением старинных трактатов, покорным принятием их постулатов и слепым следованием им. Они подходили к ним с позиций исследования и анализа, критиковали их, отвергая то, что заслуживало отвержения, и принимая для себя то, что в системе их собственных доказательств представлялось верным и надежным...

Шестая веха в становлении и совершенствовании научных подходов мусульманских ученых связана с осознанием того, что человек не должен впадать в заблуждение вследствие абсолютизации собственных ощущений, подвергая сомнению все, что не имеет объективных доказательств. Подобная позиция стала типичной для мусульманской среды. Ее суть хорошо разъяснил аль-Джахиз, который говорил: «Иди не туда, куда ведет тебя глаз, а туда, куда ведет тебя разум. Суждение о вещах бывает двух видов: суждение поверхностное, вынесенное на основе ощущений, и суждение глубинное, сформированное разумом. Разум – вот главный аргумент»¹⁹.

Самым замечательным из того, о чем говорил аль-Джахиз и на что он обращал первостепенное внимание, выражено в его словах: «...Я написал это не из желания получить от тебя признание моих рассуждений. Мне просто захотелось, чтобы ты услышал мой рассказ. Я не хочу его признания, но и не хочу, чтобы он был отвергнут с порога. Тем не менее склони свое сердце в пользу отрицания, а затем познай сомнение со всем, что присуще ему, чтобы в конечном счете достичь убежденности, со всем тем, что присуще ей. Глубоко усвой скептический подход ко всему, что можно подвергнуть сомнению, и даже если единственным твоим приобретением станет умение разобраться, а разобравшись – доказать, считай, что ты приобрел именно то, что нужно...»²⁰.

Так, существует мнение, что «греческая и арабская медицина составляют единую эпоху, в силу весьма сходного течения мысли» – «эпоху рационально трактуемого практического опыта (но не научного эксперимента), которая длилась двадцать столетий. Основные понятия медицины этой эпохи и ее метод были разработаны Гиппократом, а затем развиты и конкретизированы Галеном. Их практическим последователем был Ар-Рази, а Ибн Сина, систематизировав знание о медицине, придал ему ясную и законченную форму, благодаря чему мир познакомился с эмпирической наукой и химией»²¹.

Но существует и диаметрально противоположное мнение, полагающее, что арабский этап развития наук отличается от эллинистического, оказавшего глубочайшее воздействие на арабскую научную мысль, тем, что именно в арабский период были впервые заложены научные основы индуктивного метода и научного эксперимента, что выразилось в фиксировании наблюдений, констатации фактов и формулирования на их основе неких общих правил, тогда как эллинистический этап следовал методу априорного выдвижения общих положений, под которые затем подстраивались факты действительности, то есть методу дедукции.

Мы не ставим цели подробного и всестороннего обсуждения этих позиций, достаточно лишь упомянуть, что арабским мыслителям были знакомы анализ, дедукция и научный эксперимент в той мере, в какой позволяли современные им средства исследования, знания и науки. Наше культурное наследие хранит множество свидетельств тому. Так, например, врач Абу-Бакр ар-Рази (ум. ок. 311 г.х.) говорил: «Видя, что вещества обладают целебным действием, движущие причины которого, однако, нам не известны и не понятны, мы тем не менее не отбрасываем то, что было не доступно нашему пониманию, ибо это означало бы отказ от применения их полезнейших свойств... Напротив, мы соединяем их с теми знаниями, которые получили посредством эксперимента и на основе свидетельств окружающих. Мы ничего не принимаем на веру, но подвергаем все эксперименту и практической проверке»²². Ему же принадлежат слова, обращенные к его ученикам: «Придерживайся самого распространенного из общепризнанных мнений, откажись от неординарных вариантов и сосредоточься на том, что тобой уже проверено на опыте»²³.

Подобного рода высказываний у самого ар-Рази и у других ученых великое множество, но рамки данной статьи не позволяют продолжить их цитирование. Достаточно упомянуть практические эксперименты, которые проводил в четвертом веке хиджры Ибрахим ибн Синан ибн Курра, сумевший на их основе опровергнуть принцип, которому следовал Аристотель и другие древнегреческие ученые при изучении атмосферных осадков, в области физики и в объяснении атмосферных явлений, в частности, причин выпадения летних дождей в ряде стран, – принцип, известный у греков как Antiperistasis (сопротивление, реакция). Ибрахим ибн Синан говорил: «Два одинаковых по форме и объему сосуда я наполнил равным количеством воды: в один налил очень холодной воды, в другой – воды, нагретой до температуры, не обжигающей руку, и одновременно подставил их под струю холодного воздуха. В холодном сосуде вода замерзла, а в горячем – утратила часть тепла. Я повторил опыт, использовав на этот раз очень горячую воду. Холодная вода вновь замерзла, а когда горячая достигла той же температуры, что и в первый раз...» и т. д. – подобные свидетельства послужили западным историкам науки поводом для опровержения утверждения о том, что основателем научного метода, ставившего эксперимент в основу естественнонаучных исследований, является Роджер Бэкон (Roger Bacon). Так, историк логики С. Прантл (С. Prantl) писал: «Все выводы, приписываемые Роджеру Бэкону, позаимствованы им у арабов...»²⁴.

Более того, те же европейские историки свидетельствуют, что ученые-мусульмане не основывались на голом эксперименте, но любой опыт предваряли теорией. Э. Видеманн (Е. Wiedemann) писал: «Арабы опередили нас в данном вопросе. Более того, все достижения Роджера Бэкона значительно уступают тому, чего добились древние арабы. У древних греков мы встречаем облеченные в классические формулировки готовые результаты экспериментов, происхождение которых мы, за редким исключением, выяснить не в силах. Арабы же излагают последовательность всех действий шаг за шагом, точно так же, как это делают некоторые современные нам исследователи...»²⁵.

Цитирование приведенных выше высказываний преследует одну цель: показать, что жившие задолго до нас выдающиеся ученые, следуя упомянутым принципам и опираясь на них в своих научных изысканиях, заложили первые камни в основание здания научного знания, определили его первоначальный облик.

Конечно же, некорректно было бы и утверждать, что уже в их век оно обрело законченный вид, что метод индукции и научный эксперимент получили законченную методику и были облечены в ту самую форму, в какой они известны нам в настоящее время. В таком случае мы приписали бы арабской науке омертвение и застой, отрицая ее дальнейшее развитие в период, пришедший на смену эпохе расцвета арабо-мусульманской науки. Подобного рода мысли вообще недопустимы ни в отношении арабов и мусульман в целом, ни в отношении любого другого народа. Развитие науки и прогресс человечества представляют собой бесконечную неразрывную цепь и будут оставаться таковыми до тех пор, пока существует человечество и сама жизнь. Отрицание вклада арабов и мусульман в мировую науку и культуру или его недооценка противоречили бы исторической правде, точно так же, как противоречат ей преувеличение и переоценка вклада любого другого народа.

Когда человек достигает такой высокой ступени зрелости ума и знания, Всевышний распахивает перед ним все двери бытия, раскрывает его взору все, что имеется на поверхности земли и в ее недрах, открывает ему доступ к морским просторам и глубинам, в воздушное пространство и в космос, где ему предстоит найти себе предмет для раздумий, исследований и накопления знаний, дабы разум его вступал в эти распахнутые двери и постигал с помощью науки тайны бытия. Это – дар Аллаха, который не наложил запрета ни на одну из сфер мироздания, не оставил запертой ни одной двери, а широко распахнул их все до одной: (...И подчинил вам суда, чтобы они ходили по морю по Его велению, и подчинил вам реки, и подчинил вам солнце и луну труждающимися, и подчинил вам ночь и день)²⁶; (Он подчинил море, чтобы питались вы из него свежим мясом...)²⁷; (Разве ты не видел, что Аллах подчинил вам то, что на земле...)²⁸; (И Он подчинил вам то, что в небесах, и то, что на земле, – все, исходящее от Него. Поистине, в том – знамения для людей размышляющих!)²⁹. Именно такие принципы послужили основанием для становления великой когорты мусульманских ученых, размышляющих, вдумывающихся, – таких, для которых не было преград ни в одной из сфер жизни.

Что сделал Всевышний Аллах для того, чтобы мусульмане сумели по праву воспользоваться тем, что было дано им в подчинение из окружающей природы, чтобы они могли вынести бремя залога, которое, устрашившись, отказались взять на себя небеса, земля и горы, но которое принял на свои плечи человек³⁰? Что обеспечил Всевышний для мусульман, чтобы они могли открывать врата всех пределов земли и небес без колебания и страха, сковывающих разум и познание, лишающих человека движущих сил? Всемогущий Аллах избавил их от наказания за ошибки в размышлениях, толкованиях и изысканиях, лишь бы только намерения их были благими, а целью и путеводной звездой служила истина. (Нет на вас греха, в чем вы ошиблись, а только в том, что замышляли ваши сердца: прощающ Аллах, милосерд!)³¹; (Не возлагает Аллах на душу ничего, кроме возможного для нее. Ей – то, чего достигла она, и против нее – то, что приобрела для себя. «Господи! Не взыщи с нас, если забыли мы или ошиблись»)³².

Благородный Пророк говорил: «Судите о делах по намерениям!»³³, а также: «Господь отвел от моей уммы кару за ошибку и забывчивость...»³⁴. Ислам, таким образом, наделил ученых важнейшим из прав человека – правом на непреднамеренную ошибку.

Но, сверх того, Ислам дарует еще одно благо, превосходящее все, что может представить или пожелать для себя любой ученый: он не только великодушно прощает совершившего ошибку, но, как мы видим, и всячески поощряет ученого к исследованию и истолкованию явлений, ибо, как сказано в хадисе, «...ошибающийся будет вознагражден, а правый – вдвойне»³⁵.

Таковы некоторые вехи формирования мышления верующего и его культурных воззрений, воспитания личности ученого в мусульманском мире. Этот путь со всеми его вехами и направлениями представляет собой одну из особенностей общей арабской культуры, которая, некогда возникнув, распространилась по всему миру и стала одним из важнейших источников европейского возрождения и всей современной общечеловеческой культуры.

В содержательном аспекте арабская культура имеет под собой широкую научную базу. Можно выделить три фундаментальные опоры, пронизывающие ее самые глубинные пласты и придающие ей ее национальную самобытность.

Первая опора – это то, что было создано самими мусульманами в рамках собственной религиозной системы, т. е. те научные дисциплины, которые они выработали сами, не заимствуя ничего ни у современников, ни из переведенных трудов своих предшественников. К таким наукам можно отнести фикх, мусульманскую этику, толкование Корана, принципы рецитации Корана, хадисоведение, основы веры, жития сподвижников Мухаммада) и его походы. От каждой из таких наук отпочковались другие, побочные ветви знания, получавшие дальнейшее самостоятельное развитие и достигавшие значительных высот на путях применения рационального метода исследования. Для примера можно упомянуть такие отрасли, как основы исследования и проверки; анализ текста хадисов и их передатчиков; бережное собирание их источников, их изучение и проверка достоверности их содержания. Ни одно мнение не принималось на веру, а непременно становилось предметом дискуссии. Считалось, что любому знанию должно быть подтверждение, которое следует искать либо в традиции, либо в рациональной логике. И мусульманские ученые в ходе собственной научной деятельности глубоко проникались духом науки, усваивали ее постулаты, традиции, этические принципы и, судя по дошедшим до нас источникам, отличались несравнимой жаждой знания, утолять которую им не мешал никто. На их пути, в частности, не стояли, как то имело место в немусульманских странах, клерикалы. В исламском мире не было церковных иерархов, духовенства и монашества, которые монополизировали бы светскую и религиозную науку, закрывая прочим доступ к научным исследованиям. Все виды научного знания находились в свободном распоряжении любого мусульманина, тем более ученого, который мог беспрепятственно черпать их из чистого, ничем не замутненного первоисточника.

Вторая опора. Она складывалась как дополнение к тому процессу, в ходе которого мусульманские ученые в рамках собственной религиозной системы, в свете собственного жизненного опыта создавали свою самобытную науку, окрашенную в тона их родной веры. Ее составили такие дисциплины, как морфология и синтаксис, семантика, риторика, стилистика, лексикология, теория стихосложения, искусство декламации стихов, генеалогия и исследование рукописных источников. Все перечисленные отрасли знания в сочетании с теми, о которых говорилось выше, составляли единое целое, и каждый, кто брался осваивать науку, считал необходимым познать если не все, то большинство таких дисциплин, чтобы впоследствии чувствовать под собой твердую научную и культурную почву. Так что вряд ли нам удастся найти ученого, сделавшего себе имя в прикладной науке, который не прошел бы курс теоретических религиозных и филологических наук, прежде чем приступить к собственно прикладным исследованиям. Объяснение этому состоит в том, что именно основополагающие умозрительные науки прививают человеку навыки рационального мышления, дают ему базовые познания, оттачивают наблюдательность и остроту мысли.

Третья опора. Завершив создание самостоятельной научной и культурной базы с ее собственными подходами и методами внутри своей религии и присущей ей системы религиозного знания, мусульманские ученые обратились к научной мысли других народов: «Мудрость – заветная цель правоверного, и он стремится к ней, где бы она ни находилась». Они почувствовали силу и могущество этой мысли и начали искать тех, кто смог бы перевести для них ее достижения, а затем и сами стали переводить их на родной язык, который знали, которым гордились и в совершенстве владели. И язык в конце концов подчинился им, стал им помощником и проводником, одновременно сам обогащаясь и развиваясь по мере практического использования нового научного знания, которое постепенно укоренялось в их сознании, входило в их ум и душу, в их повседневную жизнь, сливаясь с их собственным знанием. Благодаря такому взаимному обогащению их научная мысль обрела законченность и глубину.

Пришедшее извне научное знание и его восприятие мусульманами имеют давнюю историю. Уже в доисламскую эпоху джахилии среди арабов были и такие, кто знал чужие языки, имел контакты с людьми из других стран и был знаком с их научными достижениями. То было время, когда труды греческих ученых постоянно переводились на ассирийский язык, который активно использовался в отдельных районах арабского мира и в сопредельных странах. Тем не менее, вся эта наука в целом оставалась для арабов чем-то весьма далеким, ибо знакомы с ней были лишь единицы, да и они знали ее довольно поверхностно и не воспринимали как свою, поскольку язык ее был для них не родным.

Впервые мы обнаруживаем большое количество разнообразных научных трудов, переведенных на арабский язык, лишь в конце третьего века хиджры. Создавались оригинальные труды, продолжалась переводческая работа, и библиотека арабской научной литературы пополнялась новыми сочинениями и переводами. По этому поводу Фадлулла ибн Аби аль-Фахр ас-Саккаи (умер в возрасте ста лет в 726 г.х.) рассказывает, что в 666 г.х. в Дамаске шериф Шарафуддин ан-Насих говорил ему: «В государственной школе в Багдаде я познакомился с каталогом, куда в должном порядке внесены книги по различным областям искусства, накопленные исламским государством к концу жизни имама Мустансира, умершего в 639 г.х. Каталог состоял из пятидесяти девяти томов»³⁶.

Научные книги, вошедшие в это великолепное собрание, как оригиналы, так и переводы, вместе с соответствующими пояснениями и комментариями, критикой и опровержениями составили тот самый материал, который впоследствии на протяжении нескольких веков, начиная с пятого века хиджры (одиннадцатого века от Рождества Христова), переводился европейцами на латинский язык. Именно они послужили отчасти основой европейского Ренессанса, именно через них европейцы позаимствовали у мусульман методологию научного исследования, о чем мы кратко говорили выше. Любой, кто познакомился бы с переводами с арабского на латынь, был бы поражен их огромным количеством.

Эпоха переводной науки началась не на пустом месте, а на основе уже сложившейся самобытной идейной и культурной базы, самостоятельной науки, созданной мусульманами и позволившей им взойти на новую ступень развития научной мысли. Если бы дело обстояло иначе, то переводная наука совратила бы их с пути истинного, возобладала бы в их умах, лишила бы ощущения собственной аутентичности и не позволила бы им развивать свою науку, совершать новые открытия, обрекла бы их навек оставаться в роли простых передатчиков и переводчиков идей.

Мусульмане создали собственную науку, практиковались в ней и достигли выдающихся результатов, они сформировали свой оригинальный научный метод, чем и объясняется их подготовленность к приходу цивилизации: к ее восприятию, к участию в ее жизни, в ее дальнейшем развитии и передаче ее достижений другим.

Сегодня цивилизованный мир стремительно движется вперед, совершает гигантские скачки, взмывает к заоблачным вершинам. Мы же остаемся в положении грустного наблюдателя, заимствующего у него теоретические разработки и методы критического анализа в сфере гуманитарных наук, довольствуясь невнятными переводами отдельных трудов, не способствующих ни укреплению этических основ, ни развитию литературной и научной мысли. Потому-то и оказалась наша культурная жизнь сегодня в столь плачевном состоянии. Точно так же мы заимствуем и результаты естественнонаучных исследований, не разобравшись как следует ни в их принципиальных основах, ни в методологии. Вместе с ними в нашу жизнь входят практические плоды этих исследований в виде приборов, аппаратуры, инструментов. Используя их, мы воображаем себя их хозяевами. Но увы! Они подчиняются лишь тем, кто знает их секреты и то, как извлекать такие секреты из их тайников, кто постоянно трудится над их совершенствованием.

Мы должны быть носителями своей собственной самобытной культуры, уходящей корнями в нашу национальную почву, культуры, которая выражает нашу исконную сущность, продолжая при этом неуклонно развиваться за счет своих внутренних механизмов и одновременно сохраняя способность воспринимать необходимые ей – а не навязанные извне – элементы культуры других народов. Объединяя в себе религиозные и светские науки, взаимно проникающие и дополняющие друг друга отрасли знания, наша культура призвана освещать путь в будущее, улучшать и делать краше нашу нынешнюю жизнь, идти в бой за истину, добро и справедливость, повсеместно защищать гуманную сущность человека.

Подход, направления и вехи становления которого мы здесь изложили, представляет собой особое явление, берущее начало в нашей религии и самобытной культуре, но в то же время это и явление, имеющее общечеловеческую значимость. В нем, несмотря на всю его законченность и неповторимость, заложена способность к развитию, росту, расширению и разветвлению, что позволяет ему поспевать за всеми изменениями и новшествами, своевременно реагировать на них и даже прогнозировать их наступление. Благодаря этому арабская культура обретает свою неповторимую индивидуальность, которая, в свою очередь, позволяет ей занять достойное место в мировой цивилизации и без которой она утратила бы свои индивидуальные черты, но, превратившись в простой слепок с чужих культур, стала бы подобной никому не нужной и бесполезной вещи, бесследно затерялась бы в анналах истории человечества.