В истории российских народов было немало людей, чье идейное наследие актуально и востребовано по сей день. Поэтому для российских богословов и современных мусульман крайне важно знать не только классическое наследие Ислама, но и то, как оно преломлялось в трудах отечественных мыслителей, чьи работы во многом ближе нам и по менталитету авторов, и по проблематике. Абу-Наср Курсави был, пожалуй, первым крупным отечественным богословом нового времени. Поэтому с него и начинается данная рубрика. Отрывки из работы Курсави «Наставление для рабов Божиих» публикуются на русском языке впервые.


Единобожие – таухид

Та­у­хид истин­ный, если [человек] видит, что все дей­ствия от Ал­лаха, и переста­ет обращать вни­мание на посредников, но видит посредников под­чинен­ными, у коих нет вла­с­ти. Ис­тин­ный тау­хид – одно из врат истин­ной убежден­нос­ти, и из пло­дов его – упо­вание на Бо­га, отказ от жалоб на созда­ния, при­нятие [судьбы], пре­дание себя решению Ал­лаха; и [ког­да человек] не покло­няется никому кро­ме Ал­лаха и не сле­дует [в делах религии] лич­ным при­страс­тиям (хава). Ибо кто после­довал сво­им при­страс­тиям, уже избрал оное сво­им идо­лом. Рек Ал­лах: «Разве не видел того, кто избрал божеством свою страсть?», и ска­зал [Пророк], мир ему: «На зем­ле самое ненавистное перед Ал­лахом божество раба – страсть». [Кто познал истин­ный тау­хид], не обращает вни­мания на похва­лу и порицание людей. А потому, если непри­язнь или порицание людей при­чиняет тебе боль, обратись к зна­нию Ал­лаха о тебе. Ес­ли же не удовлетво­ряет тебя зна­ние Его, то постигшее тебя с отсут­ствием удовлетво­рен­нос­ти Его зна­нием гораз­до сильнее, чем постигшие тебя в дей­ствительнос­ти непри­ят­нос­ти.

Из «Наставления для рабов Божиих».


О СУФИЗМЕ

Имам Малик ибн Анас (Да будет доволен им Аллах) ска­зал: «Кто занимается фик­хом (мусульманским правом), не изу­чая су-физм (тасав­вуф), ста­новит­ся нечес­тив­цем (фасик), а кто занимается тасав­вуфом, не изу­чая фикх, ста­новит­ся ере­тиком (зин­дик), тот же, кто сов­мес­тил их, – постиг истину, ибо источ­ник про­ник­новения зна­ния в сердце – это только тасав­вуф». Ибо если факих не занимал­ся суфиз­мом, то зна­ние не про­ник­ло в его сердце и не овладело им, и ста­новит­ся он затем нечес­тив­цем вопре­ки сво­е­му зна­нию. Что же касается невежествен­ного суфия, то исповедует он нечто иное, помимо веры Ал­лаха, из нов­шеств и лич­ных при­страстий, рас­про­странен­ных сре­ди людей, затем он ста­новит­ся ере­тиком и вво­дит нов­шество и не яв­ляется суфием в дей­ствительнос­ти, посколь­ку сло­ва твои «суфий – невеж­да» про­тиворечат сами себе, как сло­ва «иудей – факих», «сун­нит – новатор» (муб­тади’), а что касается тво­их слов «факих – нечес­тивец», то это как «верующий – грешник», нет в них про­тиворечия. И потому ска­зал Абу-Та­либ аль-Макки: «Фикх и тасав­вуф – две основ­ные науки, не обходит­ся одна из них без дру­гой, наподобие как Ис­лам и иман, тело и сердце. И все, с чем при­ходили про­роки, от пер­вого до последнего, из того, что они ста­вили целью, – это достижение уверенности».

Из «Наставления для рабов Божиих».  


ОШИБКА В ИДЖТИХАДЕ

Мудж­тахид порой оши­бается и бывает прав, так как истина в спо­ре, по которому ведет­ся идж­тихад, – одна. Кто нашел ее – тот, ста­ло быть, поразил цель, кто нет – тот про­мах­нул­ся. До­казательством тому слу­жат сло­ва [Пророка], мир ему: «Ес­ли судья (хаким) при­бегал к идж­тихаду и ока­зал­ся прав, то ему – две Бо­жьи награ­ды, а если ошибся, то одна». До­казательством так­же слу­жит еди­нодуш­ное согла­сие с этим (идж­ма`) спо­движников Пророка. Ибо они мно­гократно допус­кали ошибки в идж­тихаде, о чем хорошо известно, но не порицали друг дру­га за совер­шение оши­бок. Они были еди­нодуш­ны в том, что истина в их выска­зываниях лишь одна.

Из «Наставления для рабов Божиих».


ВРАТА ИДЖТИХАДА ЗАКРЫЛИСЬ?

 Ут­верждают некоторые люди, что муджтахид исчез мно­го веков назад, что доказательство мукал­лида (того, кто подражает) – только выска­зывание муджтахида [про­шло­го], что уже заменили нам зна­чения Ко­рана в наше вре­мя кни­ги калама и фик­ха. И выска­зывания такого рода рас­про­странились сре­ди людей из-за все­общего их невежества и веры в выска­зывания, которые были отвергнуты людьми зна­ния. Ут­верждающему такое или при­мкнув­шему к нему сле­дует ска­зать: «Сможете ли вы най­ти выдуман­ное вами у того, чьи сло­ва вме­няют­ся в обязан­ность? Ес­ли же нет, то представь­те доказательство ваших утверждений». Ес­ли и при­тязали они на сло­ва одного из бла­гочес­тивых предшествен­ников (салаф), то не оты­щут ни они сами, ни дру­гие пути к его нахож­дению, хотя бы и были друг дру­гу пособниками… И что вам ведомо о состо­яниях людей во вре­мена грядущие? Возмож­но, Ал­лах сотво­рит человека, сов­мес­тив­шего в себе зна­ния Книги, Сунны, идж­ма’ и методов кыяса, от при­роды сильного пониманием, обновит через него религию воз­люб­лен­ного Им [Пророка] уничтожением бид’а с ее при­чинами и оживлением Сунны. Об этом ска­зано в хадисе, что Ал­лах, Всемогущ Он и Превелик, посылает этой общине в начале каж­дого сто­летия того, кто обнов­ляет ее религию. И как [мож­но говорить о пре­кра­щении идж­тихада] – ведь события будущего сокры­ты «и никому не известно сокры­тое Им, кро­ме того, кто избран По­сланником».

Из «Наставления для рабов Божиих».


Г.Курсави и Ш.Марджани «были одними из первых мусульманских мыслителей, много раньше арабов, турок, иранцев и индусов, объявившими о праве каждого верующего искать в Коране и хадисах ответ на все вопросы политического, социального и религиозного порядка. Их влияние на развитие реформаторского движения не только в России, но и во всем мусульманском мире, было совершенно исключительным по важности. Именно благодаря их деятельности, плохо известной на Западе и игнорируемой самими мусульманскими историками, ислам перестал быть препятствием к прогрессу, и был очищен путь к реформам в других областях: языка, просвещения и политической организации». 

А Беннигсен
из книги «Мусульмане в СССР»


В следующем номере читайте материал об Утыз-Имани.

 

Гульнара Идиятуллина
кандидат исторических наук.

Жизнь и наследие Курсави.

Абу-н-Наср Габденнасир б. Ибрахим б. Ярмухаммед б. Иштиряк ал-Булгари ал-Казани ал-Курсави мыслитель-богослов, был одним из наиболее выдающихся личностей своего времени.

Курсави родился, согласно Марджани, в селении Верхняя Макса, под Казанью (совр. д. Верхняя Масра в Арском р-не Республики Татарстан), откуда родом была его мать, либо, по мнению Р. Фахреддина и М. Рамзи, в близлежащем селении Курса (совр. рус. с. Верхняя Корса). Относительно года рождения источники также расходятся: около 1185/1771-1772г. или 1190 /1775-1776.

Начальное образование Абу Наср получил в известном медресе, расположенном в селении Мечкере Малмыжского уезда (совр. рус. Маскара, пос. в Кукморском р-не Республики Татарстан). Первым учителем его был Мухаммедрахим б. Юсуф Ашыти-Мечкереви (ум. 1818). Заметив необыкновенные способности своего воспитанника, он предсказывал: «В этом ребенке имеются признаки истинного наставничества (рушд), и если ему суждена долгая жизнь, он станет обладателем совершенств (фазылят сахибе)». Юноша, отличавшийся пытливым умом, исключительной памятью, во многих вопросах не довольствовался поверхностными объяснениями учителя. После смерти отца в 1790 г. старший брат Курсави Габделхалик начал заниматься торговлей. По роду своей деятельности ему часто приходилось бывать в Бухаре, где он, подобно многим своим современникам, входит в круг общения с шейхом Нияз Кули Туркмени, посещает его собрания (меджлисы). Вероятно, брат со своей стороны также сыграл определенную роль в становлении взглядов юного Абу Насра. С завершением положенного срока сельского медресе для совершенствования познаний он отправляется в Бухару.

Основные принципы, на которых базировалось традиционное исламское образование, были заложены еще в средневековье. Освоение предметов в бухарских медресе велось по определенной схеме, на базе неизменного в течении веков комплекса учебных пособий. Программа, установленная в средневековье, в XIXв. утратила большую часть как своих дисциплин, так и методов их изучения и носила скорее формальный характер. Далеко не все книги и не всегда в полном объеме просматривались шакирдами, и не всем наукам отводилось равное место. В итоге шакирды (если не занимались самостоятельно) выходили из стен медресе не обладая достаточным уровнем даже религиозных знаний.

В начале своего пребывания в Бухаре, подобно всем шакирдам, Курсави активно занимается изучением установленных программой многочисленных толкований, уделяя главное внимание каламу. Благодаря природной одаренности и упорству, он добивается поразительных результатов, за короткий срок намного опередив в познаниях как своих учителей, так и признанных бухарских авторитетов. Однако атмосфера интеллектуального застоя, царившая в медресе, полное отсутствие творческой мысли, косность и невежество большей части улемов не могли не разочаровать молодого шакирда. Убедившись в бесплодности официального образования и дальнейшего штудирования бесчисленных схоластических комментариев, он принимается за самостоятельное изучение основ ислама, обращается к трудам наиболее ранних авторов. В этих книгах мыслителей прошлого он находит близкие ему по духу возрожденческие идеи, призыв ориентироваться на образ жизни и веру ранней мусульманской общины, критику схоластической теологии - калама.

Духовные искания, стремление к нравственному совершенствованию приводят его к шейху Нияз Кули Туркмени (ум. 1820/21). Представитель тариката муджаддидия, шейх был известен как поборник чистоты ислама, строгого соблюдения шариата и благодаря безупречной репутации пользовался в Бухаре огромным почтением.  Будучи его мюридом, Курсави в окружении шейха встретил многих своих соотечественников, впоследствии ставших близкими друзьями, приверженцами и популяризаторами его учения, которое назовут «маслак (путь) Курсави». За четыре года, проведенные в общении с шейхом, окончательно установились его взгляды, оформилось мировоззрение. Получив иджазу (разрешение на наставничество) Курсави возвращается на родину, становится имамом-хатибом и мударрисом в селении Курса.

Скудость сведений не позволяет в полной мере восстановить биографию Курсави, сохранились лишь отдельные детали. Так известно, что сестра Абу Насра - Мархаба б. Ибрахим (ум. 1243/ 1827-28) - была замужем за Габдуллой б. Габдессаламом Мечкереви (ум. в 1832 г. в возрасте около ста лет), одним из самых богатых и влиятельных людей своего времени, прославившимся своим благочестием, щедростью и покровительством ученым, построившим, по слухам, около 150 мечетей. В строительстве одной из этих мечетей в 1802г. в Казани (совр. ул. М. Гафури, д. 34а) участвовал и сам Курсави, - ориентация здания в сторону Мекки (кибла) проводилась по его расчетам. Сын Габдуллы-бая, племянник Курсави, Муса (ум. 1835), закончив медресе Мечкере и Бухары, продолжал заниматься самообразованием, во многом следовал своему дяде, разделяя его убеждения и оказывая дружескую поддержку. Обращает на себя внимание то, что Муса б. Габдулла являлся автором полемических сочинений о христианстве, несколько раз вступал в дискуссии с русским духовенством. В 1800 г. в Мечкере, благодаря его инициативе приняли ислам около 60 удмуртов, для которых он воздвиг новую деревянную мечеть, организовал отдельный район (махалля), куда перенес и свой дом. Надо полагать, столь бурная деятельность племянника проходила не без участия его молодого дяди. Все эти годы Курсави преподавал в медресе, выстроенном при помощи Габдуллы бая и племянников, усердно работал над сочинениями. Возможно, именно тогда появился его знаменитый трактат «ал-Иршад ли-л-‘ибад».

По прошествии некоторого времени Курсави вновь отправляется в Бухару. Скорее всего, он прибыл туда с одним из караванов в конце 1807 г., накануне торгового сезона. На сей раз его пребывание в Бухаре сопровождалось столь громким скандалом, что отзвуки тех событий были слышны еще долгие годы и практически раскололи татарских улемов на два лагеря - сторонников и противников Курсави. Споры были вызваны взглядами Курсави по ряду богословских проблем, связанных с сущностью и атрибутами Бога (знание, воля и др.). Бухарские улемы считали обязательным придерживаться одного из мнений ученых прошлого, что число божественных атрибутов  семь или восемь, Курсави не поддерживал ни одно из них. Единственный путь, утверждал он, заключается в использовании по отношению к Богу тех определений, которые были даны им самим в Коране. В Коране же не говорится об ограничении их каким либо числом и не устанавливается различие между сущностными и несущностными атрибутами Бога. Взгляды Курсави вызвали острое недовольство определенной части бухарских улемов. Устроенное в месяце сафар (апрель) 1808г. по этому случаю собрание (меджлис), на котором присутствовал сам эмир Хайдар, ставило целью выяснение богословских убеждений татарского улема. Итогом стало издание фетвы, согласно которой любой мусульманин, не признававший семь или восемь божественных атрибутов, считался вероотступником и подлежал смертной казни. Фетва была подписана видными улемами и муфтиями, включая эмира. Однако, несмотря на фетву, казни Курсави не последовало. Шейх Нияз Кули открыто выступил в защиту своего ученика и даже угрожал возмутить народ против эмира, если тот немедленно не освободит его. В итоге мятежного улема вынудили отречься от своих слов, сочинения его были публично сожжены, улицы Бухары огласились криками о запрещении под страхом смерти держать у себя в доме эту «крамолу». Курсави по совету шейха тайно бежал из города. Обычная караванная дорога была слишком опасна, он выбрал обходной путь, через Хиву и Астрахань. Хивинские ханы, происходившие из племени Кунграт, издавна враждовали с бухарскими Мангытами.  По всей видимости, это обстоятельство во многом сыграло на руку Курсави. Он был не только сочувственно встречен хивинскими улемами, но благодаря местному кади, выгодно описавшему совершенство его познаний и усердия в вере, благосклонно принят хивинским правителем, более того - удостоен хирки (суфийского рубища) и 200 золотых монет. Курсави даже предлагалось место мударриса в местном медресе, но тоска по дому и матери, которую он не видел столь долгое время, заставила его отказаться. Последовавшая затем остановка в Астрахани была отмечена дискуссией с шиитскими улемами, которые были вынуждены признать, что ученого, обладающего столь глубокими познаниями доказательств и обоснований шиизма, не имеется даже в их землях.

По возвращении на родину Курсави продолжил преподавание в медресе, где вел занятия по собственной программе, отличной от общепринятой. Под его руководством воспитывается группа талантливых шакирдов, преданных своему наставнику и его учению, суть которого позднее Риза Фахреддин кратко сформулировал как «....то, что доказано твердым доказательством, не может быть опровергнуто предполагаемым».

ИДЖТИХАД

Иджтихад в лек­сичес­ком смысле означает уси­лие для дости­жения искомого. В спе­циаль­ной же тер­минологии шариа­та – при­ложение факихом сил для получения соб­ствен­ного суж­дения (занн) о шариатском поста­нов­лении (хукм). Ре­зультат идж­тихада – пре­обладание такого суж­дения, которое не исключает ошибки. Иджтихад не при­меняется в [облас­ти] категорич­ных предписаний (кат’ият) и там, где над­лежит веровать (и’тикад), т.е. в вероучи­тельных основах религии.  Ус­ловие идж­тихада – дан­ная от при­роды спо­соб­ность понимать (фахм), зна­ние Книги и Сунны – тек­с­та (матн) и цепочки передатчиков (иснад) – с точ­ки зре­ния языка и шариа­та, уме­ние рас­поз­навать зна­чения отдельных слов, сло­восочетаний, их осо­бен­нос­ти в передаче смысла, и категории, вли­яющие на вынесение богословско-пра­вовых решений, таких, как частное и общее, истол­кован­ное (муфас­сар) и краткоизложен­ное (муджмал), и тому подоб­ное. Не ста­вит­ся условием зна­ние (ма’рифа) всей Книги и Сунны, а ско­рее лишь того, что связано с вынесением решений. И не ставится условием удержание [всего этого] в памяти. Наоборот – достаточно если будет при нем удостоверенный (мусаххах) источник, где собраны хадисы, [касающиеся] вынесения решений, такие, как два «Сахиха» [Бухари и Муслима] и другие. И надлежит знать позиции иджма’ (общее мнение мусульманских ученых), чтобы не вынести фетву вопреки ей. Не требуется познание всех позиций [священного] текста (насс) и иджма’, а скорее лишь того, что касается каждой проблемы, по которой выносится фетва, дабы знать, что фетва его не противоречит тексту иджма’.И [над­лежит ему] знать методы и условия кыяса (суждения по аналогии), уметь опровер­гать фет­ву нечес­тив­ца (фасик), который дей­ствует со сво­им идж­тихадом для себя самого. По­тому как не при­нимается в рас­чет сообщение (хабар) нечес­тив­ца в делах религии и не совер­шает так­лид (подражание) ему никто дру­гой. Ведь для муджтахида непра­вильно под­ражание [дру­гому] муджтахиду в том, в чем тот при­меняет идж­тихад, посколь­ку для окончательного суж­дения над­лежит руковод­ствоваться осмыс­лен­ным доказательством. К так­лиду же при­бегают по необходимос­ти при отсут­ствии представления доказательств.

Из «Наставления для рабов Божиих»

Между тем, из Бухары в адрес местных улемов одно за другим приходят послания, где наряду с пересказом известного инцидента, подробно излагаются принципы догматики, которых следует придерживаться каждому «правоверному», обвинения, предъявленные Курсави, перечень его заблуждений, предупреждение о недопустимости следования его взглядам. Как считают биографы, многие лица были вынуждены подписать эти послания, как и саму фетву, лишь из-за боязни перед эмиром. К тому же известно, что кроме шейха взгляды Курсави разделяли еще некоторые весьма уважаемые улемы, у которых впоследствии брал уроки Марджани. Но среди большей части местных сторонников бухарского «правоверия» деятельность Курсави, известного своей скандальной репутацией «еретика» и «отступника», его новаторство в сфере преподавания, вдобавок пренебрежение обязательной процедурой экзамена перед муфтием вызвали резко негативную реакцию. Излишняя прямолинейность и едкий язык мало кого привлекали. На Курсави отправляется донос в Духовное собрание, его противники пишут сочинения, пытаясь опровергнуть основные принципы его учения. Примечательно, что в защиту Курсави с официальным письмом выступил другой последователь шейха Туркмени - Давлетшах б. Гаделшах Маскави, в своем послании он всячески восхвалял Курсави и рассказывал о клевете и лживости его неприятелей.

Тем не менее, давление на Курсави не ослабевало. Уставший от постоянных нападок и обвинений, весной 1812 г. (раби’ал-аввал) вместе с братьями он отправляется в хадж. В конце ша’бана (август) паломники достигли столицы Османской империи, где оставались около месяца. Только увидеть священную землю Курсави так и не было суждено, в Стамбуле, в последнюю декаду рамадана (сентябрь) он неожиданно умирает в период эпидемии холеры. Смерть Курсави также окутана ореолом таинственности. Говорили, что незадолго до этого ему послышались стихи: «Сотнями глаз ожидает тебя райский сад...», отчего стал он печален и вскоре слег. Курсави был похоронен на кладбище в Ускюдаре (бывшем греческом районе Стамбула - Скутари), вблизи соборной мечети.

Наследие Курсави сравнительно не велико, немногим более десятка сочинений, за исключением «Хафтияк тафсире» (Толкование к  1/7 части Корана) на родном языке, все они написаны на арабском. Кроме того, сохранились отрывки из писем мыслителя, в которых он излагает свои взгляды на некоторые вопросы догматики. Наибольшую известность получило его сочинение «ал-Иршад ли-л'ибад» («Наставление для рабов [божьих]»), впервые изданное в 1903г.

Проблематика его связана с таким понятием как иджтихад - право выносить самостоятельное суждение по вопросам фикха (мусульманского правоведения). Обладателями этого права - муджтахидами по традиции считались сподвижники Пророка, их ближайшие последователи, передатчики достоверных хадисов, основатели четырех мазхабов (правовых школ). С течением времени стала утверждаться мысль, что лишь правоведы прошлого имели право на иджтихад, все основные правовые вопросы уже решены, закрепилось положение «иджтихад мункарыд» (иджтихад прекратился), наступило время таклида - неукоснительного следования авторитетам прошлого. К теме иджтихада и таклида впоследствии обращались многие мыслители, особую актуальность ее обсуждение получило в Новое время, в связи с движением т. н.  «мусульманской реформации».

Трактат Курсави носит подчеркнуто полемический характер и направлен против «невежественных» улемов. Общество несовершенно, погрязло в невежестве и катится к гибели. Причины этого - искажение чистоты веры, забвение истинных принципов ислама. Главные обвинения, предъявляемые современникам, следующие: они утверждают, что действие по Корану и сунне присуще лишь муджтахидам прошлого, что они не доступны пониманию современников, поэтому, даже в случае противоречия высказывания какого- либо авторитета предписаниям священных текстов, следует отдавать предпочтение высказыванию этого ученого, то есть - совершать таклид, тем самым в качестве доказательств вместо Корана и сунны они используют книги калама и фикха. Подобные утверждения, считает автор, совершенно безосновательны.  Он последовательно развивает мысль о преимуществе хадисов над фетвами (правовыми заключениями) факихов поздних столетий: хадис верен в своей основе - словах Пророка, неточности возникают лишь при передаче, а слова правоведа могут быть ошибочны изначально, ведь в его высказывании, в отличии от хадиса, отсутствует цепь передатчиков (иснад). Однако прошествие времени и множество посредников затрудняет проверку хадисов, потому следует обращаться к сборникам, составленным такими надежными лицами как Бухари, Муслим и др.

Именно невежество, считает Курсави, распространившееся среди ученых, из-за нерадения и пассивности в изучении основных источников - Корана и сунны, положило начало распространению бид’а - нововведений, искажений норм раннего ислама – главной причины упадка. Люди забыли высказывания Пророка и полагаясь на руководство толкователей, отошли от принципов мусульманской общины первых столетий, в том числе принципа иджтихада. Путь к исправлению общества Курсави видит в искоренении бид’а, возврате к чистым истокам веры - Корану и сунне и возрождении  права иджтихада.

Иджтихад в понимании Курсави не только право, привилегия интеллектуалов - это обязанность, возложенная на каждого образованного мусульманина. «Знай, что каждый обязан прилагать усилия в поиске правильного по мере своих сил, и кто способен на абсолютный иджтихад - возложен на него абсолютный иджтихад, и кто способен на иджтихад в рамках мазхаба - возложен на него иджтихад в рамках мазхаба, а кто не способен на иджтихад в вопросах шариата принуждается к таклиду. Пусть следует ученым, тому, кто наиболее сведущ и набожен, дабы доверять его фетве и опираться на его слова». Муджтахид, согласно Курсави, в исследуемом вопросе не должен подражать кому бы то ни было. Истина в вопросах, где применяется иджтихад, лишь одна, и потому муджтахид не застрахован от ошибки. Ошибка же не порицается в любом случае, усилие, направленное на достижение истины, оправдывает муджтахида, даже если он пришел к неверному решению, ибо сам Пророк утверждал: «Если муджтахид старался и оказался прав - ему две награды, если ошибся – одна». Что касается таклида, подражания какому-либо авторитету, то «прибегают к нему только по необходимости, при отсутствии представления доказательств». Единственные люди, таклид  которым не только допустим, но и обязателен, это сподвижники Пророка. Курсави подчеркивает, что в исламе изначально господствовала широта взглядов – еще сподвижники пророка допускали  ошибки в иджтихаде «и становилось это известно, но не обвиняли они друг друга в  заблуждении». И в качестве доказательства он цитирует хадис Пророка «Различие мнений в моей общине есть знак божественного милосердия».

ПРЕДМЕТ ИДЖТИХАДА

Кто ошибся по предмету идж­тихада, тот не дол­жен порицаться и счи­таться заблудшим, напро­тив, он будет про­щен и воз­наг­раж­ден. Ибо обязан­ные к идж­тихаду пра­вы уже в том, что занимают­ся идж­тихадом, хотя некоторые из них и оши­бают­ся в истине. И это подоб­но тому, как если бы некто при­казал сво­им слу­гам разыс­кать про­пав­шую лошадь и отпра­вились они все по одному в поисках ее в раз­ные сто­роны. Каждый из них, под­чиняясь при­казу, был прав в самом поиске, однако тот, кто нашел лошадь, ока­зал­ся прав изначально и конеч­но, остальные же пра­вы лишь изначально. Кто же оши­бается, [при­меняя идж­тихад] в вероучи­тельных основах религии, дог­матике, тот порицается, даже больше, обвиняется в заблуждении и неверии, наподобие тех, кто сле­дует [в делах религии] за лич­ными при­страс­тиями. Ошиб­ка в идж­тихаде может быть оправ­дана, ког­да она слу­чилась в мес­те при­менения (махалл) идж­тихада. А если [ошибка] была допущена относительно широко известной сун­ны, то дан­ное поста­нов­ление не относит­ся к облас­ти идж­тихада, и потому [такой муджтахид] не под­лежит оправ­данию. Од­нако тем самым он не выводит­ся из маз­хаба (толка) людей сун­ны, хотя и допус­тил ошибку по досто­вер­но известному вопро­су.

Из «Наставления для рабов Божиих».

Настаивая на приверженности Корану и сунне, Курсави подчеркивает совершенство и неизменный характер их положений, относящихся к делам веры, не нуждающихся в изменении, иджтихад должен применяться только относительно правовых норм. Такое разграничение сферы применения иджтихада означало решительное выступление против схоластики, наносило удар по официальному богословию, представители которого были заняты бесплодными спорами о сущности, атрибутах Бога, загробном воздаянии, ангелах и т.п. Курсави обвиняет их в противоречии Корану, грубом антропоморфизме. Человеческий разум не способен постичь божественные тайны и претензии на иджтихад в основах веры - тяжкий грех, равный неверию - куфру.

Отдаленные последствия выдвинутой Курсави концепции иджтихада представляются достаточно серьезными. Признание абсолютной непознаваемости мира потустороннего, закрытости его для человеческого разума, в перспективе неожиданно открывало широкие возможности для применения разума в мире реальном, в исследовании природы и общества. Ограничивая применение иджтихада вопросами социально-правового характера, Курсави переносил акцент с богословских проблем на общественные, нацеливал мусульманина на деятельное, активное отношение к жизни.

Курсави осуждает вульгарные проявления суфизма – показное благочестие, чрезмерный аскетизм, совершение обрядов, не согласуемых с шариатом, главную ценность для него представляют морально - этические принципы этого учения. Последовательный сторонник доктрины Газали, Курсави стремится к совмещению суфийских идеалов и ортодоксального учения, веры и знания, разума и сердца. Только пройдя через таинства суфизма, сухая теория фикха превращается в истинное знание и проникает в сердце факиха, и только опираясь на трезвый рационализм фикха можно избежать опасности заблуждений, искушений многочисленных недозволенных новшеств - бид’а, подстерегающих суфия на его пути.

 Бид’а по мнению Курсави, могут быть как благими, так и порочными. Благие - те, что основаны на шариате, такие, как «строительство школ, сочинение книг, ибо содействие распространению знаний и сохранению шариата - основа основ религии». Исполнение некоторых бид’а даже обязательно, как, например, разъяснение порочности отхода от пути сунны. Курсави останавливается на отдельных проявлениях бид’а. Это: нововведения в сфере обрядов - плата за чтение Корана, за совершение молитвы; в вопросах догматики к бид’а относятся домыслы об Аллахе, его качествах, потустороннем мире; в образовании - занятия фалсафа и каламом, отказ от изучения Корана и сунны, отступление от пути первых мусульман, их наук, поступков и морали.  Важный момент - различие подходов относительно сфер проявления нововведений: культовой (‘ибадат) и в области, касающейся отношений между людьми (му‘амалат). В случае му’амалат, если не имеется специального указания шариата, то новшество считается правильным и допускается. Что касается ‘ибадат, то «действие, о правильности которого не свидетельствует шариат, является бид’а и заблуждением». Такая позиция по сути санкционировала широкое внедрение новшеств в область му’амалат, которая охватывает целый спектр человеческих взаимоотношений - экономические, политические, международные контакты, торговые сделки, участие в компаниях, издание газет, преподавание светских наук, новые методы в обучении, - все, что однозначно не запрещено шариатом. Напротив, жесткое ограничение бид’а в ‘ибадат, отказывая в праве на существование сети обрядов, несших печать «святости», наносило ощутимый удар по сложившейся практике части ишанов и мулл, лишая их привычной статьи доходов.

Сторонник религиозной терпимости, Курсави неоднократно ставит вопрос о правомочности обвинения в куфре. Для вынесения такого приговора, считает он, необходимо выполнение двух нелегких условий: первое - точно выяснить внутренние убеждения человека, но мало кто способен разобраться даже в самом себе, не говоря уже о другом. Второе - достоверное знание того, что в действительности является куфром, но в Коране и сунне отсутствует точное определение, более того, чтобы обвинить какого-либо человека в неверии, требуется его собственное признание, свидетельства и «явные указания» не учитываются.

В рассуждениях Курсави высвечивается новый подход к проблеме правоверия: правоверие не всегда принимается и одобряется обществом, а мнение общества вовсе не является критерием правоверия. В случае упадка религиозной жизни, считает он, противодействие обществу не только возможно, но и необходимо, поскольку совершается во имя сохранения истины. Требуя при любых обстоятельствах неукоснительно следовать примеру благочестивых мусульман ранних веков, Курсави дает обоснование особой линии поведения, определяет принципиально новый характер взаимоотношений индивида с социумом - противостояние человека обществу, его обособление от толпы предстает как вид самоотверженного служения.

ОБ ОБВИНЕНИИ В НЕВЕРИИ

И не над­лежит выносить фет­ву (религиозно-правовое заключение) о том, что не изу­чено, запре­щается лег­комыс­лен­ность в отношении фет­вы. Нель­зя осмелиться на фет­ву обвинения в неверии (так­фир), так как она нуж­дается в двух трудных обсто­ятельствах (амр). Первое из них – про­вер­ка (тах­рир) убеждений, а это предполагает сложность относительно осведом­лен­нос­ти того, что в сердце. Ведь человек затрудняется в отношении про­вер­ки сво­их соб­ствен­ных убеждений и очи­щения себя самого, не говоря уже об убеждениях кого-либо дру­гого. Второе – зна­ние того, что есть куфр (неверие), ибо это предполагает сложность относительно затруднительнос­ти источ­ника вероубеждения (‘аки­да) и раз­личения истины и лжи. И поистине, доступно это тому, кто сов­мес­тил в себе здравость ума, кро­тость души, чис­тоту нра­вов, ода­рен­ность в умо­зри­тельных науках и пол­ную осведом­лен­ность в науках шариа­та и отвра­тил­ся от лич­ных при­страс­тий (хава). И после точ­ного выпол­нения (иткан) этих двух условий мож­но говорить о так­фире или его отсут­ствии. Что же касается так­фира отдельного человека, то вме­с­те со всем этим допол­нительно условием счи­тается при­зна­ние в неверии самого человека.

Из «Наставления для рабов Божиих».

Притязания на иджтихад или провозглашение каких-либо других принципов могут быть опровергнуты до тех пор, пока за обществом сохраняется приоритетное право большинства как знатока истины, носителя правоверия. Курсави отрицает эту привилегию - ученый, убежденный в истинности своих взглядов, их соответствию «прямому пути» имеет право действовать по собственному усмотрению, даже если поступок его вызывает осуждение большинства. Человек, отстаивающий истину, равновелик общине, считает Курсави, и таким образом, подчеркивает ценность отдельной личности.

Вклад Курсави в развитие общественной мысли трудно переоценить. Под воздействием его сочинений происходило формирование взглядов Марджани, в трудах которого концепция Курсави получила дальнейшее развитие. Марджани, в свою очередь, оказал непосредственное влияние на  становление Ризы Фахретдина, как ученого – энциклопедиста. Уже в начале ХХ века идеи Курсави нашли отражение в трудах Габдуллы Буби, Мусы Биги, Зии Камали. Дух свободомыслия, стремление к истине, критика обскурантизма и схоластики, утверждение права на самостоятельное мышление, характерные для учения Курсави, явились идейной основой для всего последующего развития татарской общественной мысли, просветительского и джадидидского движений.