Наджип Наккаш

 


Тугра Наджипа Наккаша

 


Н. Наккаш.
Сююмбике с полумесяцем

 

К 60-летию Наджипа Наккаша в главной мечети Казани Кул-Шариф прошла выставка его шамаилей

С 12 августа по 20 декабря 2008 года в Казани в музее Ислама государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника «Казанский кремль», который расположен в цокольном этаже знаменитой мечети Кул-Шариф, прошла выставка шамаилей известного ученого и художника-каллиграфа Наджипа Наккаша. Она называлась «Вдохновленный Кораном и Тукаем...» и состояла из нескольких разделов. Первый включал шамаили с сурами и аятами Корана, а также хадисами Пророка Мухаммада. В втором разделе были представлены шамаили с созвучными Корану и хадисам поэтическими строфами великого татарского поэта Габдуллы Тукая. Третий раздел состоял из шамаилей со вписанными в них строками средневековой татарской поэзии, начиная с эпохи Кул Гали. В четвертом были шамаили, рассказывающие о знаменательных датах и мусульманских праздниках. А пятый раздел был посвящен самому автору как личности и филологу: здесь зрители знакомились с родословной (шэжэре) Наджипа-эфенди и образцами оформленных им книг.

К сказанному стоит добавить, что несколько шамаилей Наккаша украшают постоянную экспозицию казанского музея Ислама.

А сын Наджипа-эфенди, Наиль Исмагилов, – молодой филолог. В нашем альманахе «Мавлид ан-Набий» он опубликовал уже две статьи «Мирадж Пророка Мухаммада в татарской литературе» и «Книга­памятник татарского каллиграфа Кавама Зульфакарова о Мавлиде».

 


Н. Наккаш. Тугра Президента Татарстана М. Ш. Шаймиева

 


Н. Наккаш. Шамаиль «Господи, прости и помилуй!»

 


Н. Наккаш. Шамаиль «Заботьтесь о родителях!»

 


Н. Наккаш. Тугра И. Л. Лубенникова

 


Н. Наккаш. Шамаиль «Корабль»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 


Владимир Попов

 


В. Попов. Шамаиль «Бухара. Медресе Чар-Минар»

 


В. Попов. Шамаиль «Возрождаемая мечеть Кул Шариф»

 


В. Попов. Шамаиль «Слава Аллаху»

 


В. Попов. Тугра В. Путина

 


В. Попов. Тугра Президента Татарстана М. Ш. Шаймиева

 


В. Попов. Тугра муфтия Равиля-хазрата Гайнутдина

 


В. Попов. Тугра Рустама Минниханова

 


В. Попов. Тугра Рената Акчурина

 


В. Попов. Тугра Ильдуса Тарханова

 


В. Попов. Тугра Президента ОАЭ шейха Заида бен Султана Аль Нахайяна

 


В. Попов. Тугра короля Саудовской Аравии Фахда бен Абдельазиза Аль Сауда

 


В. Попов. Тугра-шамаиль Л. Л. Сперанская

 


В. Попов. Графическая композиция «Аллах»

 


В. Попов. Графическая композиция «Пророк Мухаммад»

 


В. Попов. Шамаиль «Булгары»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 


Анна Леон

 


А. Леон. «Всадницы»

 


А. Леон. Из серии «Бедуины»

 


А. Леон. Из серии «Бедуины»

 


А. Леон. Из серии «Бедуины»

 


А. Леон. Из серии «Тува»

 


А. Леон. Из серии «Тува»

 


А. Леон. Из серии «Тува»

 


А. Леон. «Всадник в голубой степи»

 


А. Леон. «Тихий ангел»

 


А. Леон. «Верблюд у юрты»

 

Образ Пророка Мухаммада
в современном исламском искусстве России

Джаннат Сергей Маркус

Изобразительные искусства, даже в самых миниатюрных своих формах, существуют исключительно при благоприятных условиях и всегда являют собой цветение духа народа и высшие удовольствия его культуры. Однако такое цветение возможно лишь у тех народов, что живут мирно, развиваются терпеливо и спокойно дожидаются всходов посеянного. Те же, кто лишен таких внешних условий мира, лишены и чудес изобразительных.

Увы, после падения Казанского ханства в XVI столетии, после Кавказских войн XIX века естественное развитие исламского изобразительного искусства мусульман европейской части России было если не полностью прервано, то искажено, – и на повестке дня в течение веков стоял лишь вопрос о выживании.

XX век с его беспримерным атеистическим экспериментом, несомненно, усугубил цивилизационный провал мусульманских народов Поволжья и Кавказа. Вот почему, когда пришла перестройка, распад СССР, а затем и утверждение демократии и свободы совести, действующих традиций в мусульманском искусстве практически не осталось. Можно с печальной уверенностью заявить: вот прошло бы еще два-три десятилетия – и вообще никто бы не отыскал никаких концов, никакой живой памяти об этой традиции. Она фактически стояла уже на грани полного исчезновения. И вдруг...

Вдруг сегодня, на рубеже XXI столетия, мы наблюдаем в чем-то очень традиционные, а в чем-то совершенно неожиданные новые проявления нового мусульманского искусства.

Что это? Реставрация, возрождение, которые осознанно поддерживаются уммой, государством и меценатами? Поиски обреченных на одиночество чудаков? Или уже появились чуткие на коммерческую моду «дельцы»? Да и вообще кто-нибудь среди широкой общественности, даже в профессиональной художнической среде, слышал о современных мусульманских художниках России?

Надеюсь, вы сами ответите на эти вопросы, знакомясь с тремя художниками, эскизные очерки о которых я предлагаю для начала серьезного разговора: а есть ли в нынешней России мусульманское изобразительное искусство?

Естественно, в предложенном формате нельзя высказаться детально – потому сосредоточимся сейчас, помимо биографии художников, на том, как они понимают образ Пророка Мухаммада и как воплощают его в своем творчестве.

 

Каллиграфия Наджипа Наккаша – прославление Аллаха и Его Пророка

Как закрепить память о великом человеке? Во многих культурах мира принято писать портреты, ставить памятники, выделяя тем самым внешний облик человека. Ислам же резко выделяется из этой традиции прославления своей принципиальной антииконностью.

Здесь главное – передача не внешнего облика, а смысла учения, переданного Аллахом через Своего избранника Пророка Мухаммада. Поэтому художественной «визитной карточкой» Ислама стали не иконы или статуи, а каллиграфически исполненные строки Корана, а также Сунны – слова Пророка Мухаммада, записанные его последователями. Их принято называть «хадисы». Еще раз подчеркнем – задача мусульманина-художника прежде всего в прославлении Творца. И лишь затем – великого человека, через которого Творец дал людям Откровение.

Давайте заглянем в творческую лабораторию современного художника, который увлеченно развивает именно эту великую и строгую традицию. Знакомьтесь: Наджип Наккаш, ученый-филолог и каллиграф из Казани.

 

– Почему вы обращаетесь к хадисам и создаете на их основе изобразительные произведения? – спросил я его.

– Как каллиграф-практик, в шамаилях и ляухах я часто и с любовью использую хадисы Великого Посланника Аллаха Мухаммада, так как они и в наш век не теряют значения и актуальности, особенно те, что посвящены нравственному воспитанию, самосовершенствованию человека и образованию.

В цветных композициях на бумаге или на стекле в центр я помещаю тот или иной хадис крупным планом, а на фоне или по краям по периметру крупным шрифтом пишу стихотворные строки татарских поэтов (начиная с XIII в. и до наших дней), которые созвучны содержанию высказываний Посланника Аллаха. Шрифтовую композицию украшаю орнаментом в татарском национальном стиле.

Около десяти таких работ были напечатаны в татарских журналах «Мирас» («Наследие»), «Сююмбике», «Салават купере» («Радуга»). Многие украшают мечети, медресе и гимназии Казани, Нижнекамска, Альметьевска, Лениногорска, а также медресе нескольких деревень Нижнекамского района.

Хадисы об образовании выставлены в музее Каюма Насыри в Казани, а одна большая ляуха на стекле с хадисом «Добывайте знания от колыбели до могилы» украшает читальный зал Национальной библиотеки Республики Татарстан.

Я познакомился с Наджипом-эфенди (так уважительно называют по традиции ученых) при самых неакадемических обстоятельствах – в мастерской одного из казанских художников. Туда вместе со взрослыми поэтами, искусствоведами и художниками пришли мальчики и девочки из детского ансамбля «Ак Колфак», который занимается изучением и пропагандой татарского фольклора. Ребята только что закончили распевать песни булгарских суфиев и пустились в хоровод... Все взрослые, в том числе и Наджип-эфенди, присоединились к ним. Ликующие флейта и бубен, на стенах – исторические полотна, посвященные прошлому Великого Булгара, по-детски простосердечный танец... и на глазах у всех созданная «тугра» – графический знак, в котором пластичный арабский шрифт позволяет передать не только текст, но и зримый образ. Ак Колфак – «белый колпак», головной убор булгарской девушки, художник на наших глазах превратил в четырехъярусную ладью – лебедь-колпак!

Наджип рисовал не каламом, как в старину, а обыкновенным фломастером. Долго думал, прицеливался – а потом рука бежала как бы сама собой... Мастер! Я никогда и не мечтал, что сам увижу, как раскроется страница из истории искусств, посвященная столь архаичному и «экзотическому» явлению, как исламская каллиграфия. А оказывается, в современной Казани живет человек, который не просто прочитал горы книг, но сделал это древнее искусство захватывающе интересным именно сейчас.

Наджип Файзрахманович Исмагил-Наккаш родился 12 августа 1948 года в селе Усали Мамадышского района Татарстана, рисовал с раннего детства, а по окончании средней школы 8 лет работал в родном селе художником-оформителем, лаборантом, затем и учителем рисования. В 1979 окончил Казанский университет, отделение татарского языка и литературы. Работает с тех пор в Институте языка, литературы и истории имени Г. Ибрагимова Академии наук Татарстана. Здесь он ведет кропотливую исследовательскую работу, обрабатывая рукописи средневековых писателей Булгарии, которые, кстати, совершенно свободно переходили в рассуждениях и описаниях с языка булгарского, родного, на арабский или персидский. Такова была элементарная планка для эрудита тех времен – знать как минимум три языка.

И еще одна задача у Наджипа – переводы. Он уже издал несколько книг переводов на современный татарский язык, причем сам же их и художественно оформил. Это, к примеру, «Фазаилеш шохур» («Богоугодные действия») Жамаледдина Бикташи и «Мэжмугыл хикэя» («Сборник хикаятов») – начало «Антологии средневековой татарской прозы».

Но держать в руках древние рукописи и не видеть, что половина их красоты в каллиграфии, невозможно. Недаром же в Коране так и сказано, что Аллах научил людей всему с помощью... калама – тростникового пера! Красивое письмо – не просто украшательство, но выражение той гармонии и той красоты, что вложены Создателем в творение. Поэтому если человек суетен и раздражен – нервность его души будет явно видна в почерке. А если он стремится к красоте и духовному совершенству – его письмо отражает ритмы, согласные с волей Творца. Каллиграфия – это «ислам», то есть смирение, преданность Всевышнему Господу, выраженная графически. Проверьте себя – напишите что-нибудь от руки, и убедитесь, насколько органично ваш мозг передает сигнал руке, а рука потом творит красоту. Увы, в век компьютеризации многие из нас вообще разучиваются писать от руки и почти никто из нас не владеет искусством красивого одухотворенного письма...

Так вот, это искусство пришло на берега Волги еще в IX–X веках, одновременно с принятием булгарами Единобожия. Ему учили детей в мектебе и медресе. Желающие могли освоить все разнообразие стилей, выработанных столетиями. Ведь мастерство каллиграфии развивалось долго и многообразно – при соприкосновении арабов с персами и греками, индийцами и китайцами, тюрками и иберийцами... Можно сказать, что, подобно пчеле, мусульманские каллиграфы собирали красоту, данную Всевышним Художником самым разным народам и сплавляли весь этот опыт воедино – во славу Аллаха. Вот, к примеру, декоративные стили – «тауфик», «райхани», «дивани»; или архаичные и геометризированные «куфи» и «сульс»; есть и рафинированная скоропись «насталик»... И все это мировое богатство когда-то цвело в Поволжье! Куда же оно исчезло?

Оказывается, нет – оно исчезло не совсем. Во-первых, воистину «рукописи не горят». Во-вторых, посмотрите на каменную каллиграфию древних сооружений Булгара, Кирменчука, Кашана, на старинные надгробия. Кое у кого еще висят в домах старинные «шамаили» – мусульманские картины с каллиграфией.

Это остатки, подлинные реликвии, пережившие бури пяти столетий, пытавшиеся уничтожить самобытность булгарского народа. Несмотря на имперскую политику русификации и гонений на Ислам в царской России, несмотря на тотальный атеизм советского режима, подводная часть «булгарского айсберга» осталась цела и даже... подымается из глухих вод забвения. Один из возродителей – именно Наджип Наккаш.

– Как и когда вы сами открыли для себя чудо каллиграфии? – спрашиваю я его.

– И языком арабским, и самой каллиграфией я стал заниматься еще на первом курсе университета, – рассказывает Наджип-эфенди. – Благодаря профессору Хатипу ага Госману мне посчастливилось получить несколько уроков каллиграфии у выдающегося мастера Бакыя ага Урманче. Я и по сей день называю его своим учителем. А теперь уже и ко мне приходит молодежь – так получилось, что с началом перестройки стало возможным заниматься этим искусством не только за закрытыми дверями, но и открыто. Все мы – труженики исламского и булгарского Возрождения.

Хвала Аллаху, высокий опыт мусульманского право-писания и право-славия возвращается на многострадальную землю Поволжья – именно таково значение греческого двусоставного слова «кали-графиа» – правильно, красиво пишу и тем самым правильно восхваляю Бога!

Целая витрина в экспозиции музея Великого Булгара отдана теперь каллиграфии Наджипа Наккаша: это и «шамаили», и «тугры». Исламские картины («шамаэль» по-персидски «образ, изображение») отличаются от европейских не только техникой, но и художественным языком. Они, как правило, невелики по формату, используют не холст и масло, а – у булгар – бумагу или же стекло, плюс нанесенный с тыльной стороны маслом рисунок. Нельзя, согласно канону, изображать лица – только архитектурные или природные образы, причем в плотном единстве с каллиграфией.

Расцвет искусства «татарских шамаилей» пришелся, как ни странно, на канун Октябрьского переворота 1917 года – Наккаш сам видел в архивах множество ярких и наивных по исполнению шамаилей, в основном с применением смятой фольги, дающей эффект «таинственного сияния» – Нур (Свет). Несмотря на то что шамаили по традиции висели в домах, иногда в окружении шитых полотенец, и имели «охранно-ритуальные» надписи, «дуа» – мольбы по-арабски, их не стоит уподоблять православным иконам. Ведь поклонение в Исламе отдается только Творцу – никакие «святые вещи», «священные изображения» не признаются – это остатки непреодоленного язычества.

Наджип Наккаш упорно, яро

Идет путем Мухаммадьяра –

Его поэмы «Шамаиль»

Не тронет вековая пыль:

В мощь ренессансного потока

Вольется красотой Востока!

Эти строки С. Курая – поэтический эпиграф к сотне шамаилей Наккаша, показанных на персональной выставке 1993 года в музее Габдуллы Тукая, затем в картинной галерее Мамадыша, а теперь находящихся в частных и государственных коллекциях страны и зарубежья. Названия их говорят сами за себя: «Водружение полумесяца на башню Сююмбике», «Принятие Ислама Булгарией», «День памяти 1552 года», «Возведение мечети Кул-Шариф»... Есть шамаили сугубо литературные – они посвящены великим писателям Родины Кул Гали, Мухаммадьяру, Марджани...

Однако самое яркое и широко известное у аккаша – это его «тугры», своего рода «арабско-булгарские экслибрисы» нашего времени. Когда-то кочевники-тюрки словом «тугра» обозначали прижигаемый скоту отличительный знак, тавро (а как иначе различить, чья это скотина – ваша или соседская?). Позднее, уже в Османской империи, тугрой, или тамгой, стали именовать и личную печать человека – будь то сам султан или простой писарь. Причем к имени добавляли сведения о предках, речения из Корана или хадисы. Так из хозяйственного клейма тугра превратилась в религиозно-родовой герб. Ставили тугры и на монеты, и на важные документы. Даже русские цари – вплоть до Петра Первого! – имели в дипломатическом арсенале именные тугры для закрепления грамот и посланий владыкам мусульманского Востока. Не будет шуткой предложить и нынешнему президенту страны тоже обзавестись подобной печатью, не правда ли? Кстати, это уже сделал ученик Наккаша – ставший каллиграфом в 70 лет (!) известный казанский художник Владимир Попов.

Тугра, однако, не похожа ни на европейский герб, ни на книжный знак – экслибрис. Все дело в особых свойствах арабского языка, даже, точнее говоря, графики арабского языка. Он позволяет превратить слово в корабль с парусами, в минарет или мечеть, в птицу... Европейские языки такой гибкостью не обладают, поэтому и в гербе, и в экслибрисе необходимы реалистичные картинки, а тексты их лишь могут дополнить. В тугре язык самоценен и изобразителен одновременно.

Личная тугра самого Наккаша – нежный голубь в полете. А у народного артиста Татарстана Мингула Галиева имя написано как скрипичный ключ. У журналиста Дамира Гарифуллина – как лебедь... Конечно, вовсе не обязательно давать тугре определенный и узнаваемый изобразительный силуэт. Динамика букв, сочетание нажима и пауз, льющихся линий и точек – все это сугубо графические средства, с помощью которых можно дать своего рода каллиграфический... портрет человека. Портрет, естественно, не в европейском смысле, но в соответствии с мусульманской строгой традицией, на языке арабского правописания.

...Известно требование Корана «давать новорожденным детям хорошие имена» – от смысла, заложенного языком в имени человека, во многом зависят и его самочувствие и его жизненный путь.

Каллиграфия, которую возрождает сегодня Наджипп Наккаш в Казани, – это не менее важное искусство. Его смысл – придавать тому, что мы видим и читаем, правильный и гармоничный ритм. Этот ритм возвышает человека и пробуждает детскую радость и восторг, желание славить Создателя и Господа миров: «Аллаху акбар!»... и каждый свой жест, каждый поступок сделать прекрасным.

...Самое же приятное и обнадеживающее, что хочется сказать о творчестве Наджипа Наккаша: уже видно, что возрождаемая им традиция не погибнет. Он преподает каллиграфию (в том числе и в Российском исламском университете Казани), и у него есть ученики, все чаще люди, стремящиеся к родовым корням, заказывают ему тугры, шамаили и художественно оформленные шэжэрэ (родословные в виде фамильного древа), а в одной из школ Казани появился даже школьный музей шамаиля. Сам он – признанный обществом мастер, член Союза художников и даже заслуженный деятель искусств Татарстана, а также член Палаты промыслов и ремесел республики. Молодые художники-профессионалы с возрастающим интересом обращаются к каллиграфическому наследию. Руководители нижегородских мусульман стали заказывать именные тугры в османском стиле – и вручать их при передаче полномочий, при вступлении в должность. Появляется надежда, что при определенных дополнительных усилиях исламская каллиграфия может возродиться в Поволжье как массовое искусство – профессиональное, одновременно укорененное в традиции и остросовременное, любимое верующим народом!

Инша Аллах – да будет на то воля Аллаха!

 

Владимир Попов: каллиграфия – моя жизнь!

Художнику Владимиру Попову из Казани в 2009 году исполняется 85 лет. А увлекся он исламской каллиграфией – и тем самым начал новую жизнь – в 70 лет! С тех пор его работы побывали во многих городах и странах.

Директор Государственного Эрмитажа написал ему: «Вы удивительно красиво делаете очень важное дело – придаете новый межцивилизационный аспект традициям мусульманской каллиграфии. Да поможет Вам Бог! Искренне Ваш Михаил Борисович Пиотровский».

Как видит читатель нашего альманаха, мы уже не первый раз украшаем его страницы множеством каллиграфических символов и картин, исполненных этим мастером. Давайте же познакомимся с ним поближе! Слово автору – Владимиру Александровичу Попову:

– Действительно, каллиграфия сейчас – это моя жизнь, она захватила меня всецело. В ней я нахожу неисчерпаемые возможности для вдохновения, выражения своих чувств к обществу, отдельным личностям, датам и знаменательным событиям. Неисчерпаемый кладезь тем нахожу я в Священном Коране, хадисах Пророка Мухаммада из известных сборников Аль Бухари, Абу-Дауда, Муслима и других, в размышлениях известных исламских богословов и философов.

А вот к этим особо чтимым дням, посвященным Мавлиду, я создал триптих-шамаиль «Пророк Мухаммад – печать Пророков».

Особый интерес для меня заключен в создании тугр – личных знаков различных выдающихся личностей, где скупым минимумом средств, буквознаков, пытаюсь создать духовный, психологический или интеллектуальный образ – символ. Подобные символы созданы в разнообразных вариантах: Богу – Творцу – Создателю – Всевышнему Аллаху; Пророку Мухаммаду и 25 посланникам Аллаха от Адама до Мухаммада, Али и его сыновьям, а также выдающимся духовным деятелям современности.

Цикл тугр от Адама до Мухаммада выполнен для музея-заповедника в Великом Булгаре. В музее Востока в Москве хранятся шамаили «Аллах Акбар», «Бисмилла» и «Творец». Собственностью разных музеев Татарстана являются ряд тугр и шамаилей, посвященных Аллаху и Пророку Мухаммаду. Есть мои работы и за границей – в коллекции экс-президента Ирана Сайеда Мухаммада Хатами, в Российском центре науки и культуры в Каире.

...Резонно задать вопрос: что же произошло в 1994 году в Казани, когда пожилой уже русский живописец стал... мусульманским каллиграфом?

Ему шел тогда уже восьмой десяток лет, а за плечами был огромный жизненный и художнический опыт. Восемнадцатилетним юношей он пошел на фронт Великой Отечественной войны, причем воевал как разведчик, участвовал во взятии Берлина, закончил боевой путь в Потсдаме, получил много наград, в том числе медаль «За боевые заслуги», два ордена Отечественной войны 2-й степени, орден Красной Звезды.

После войны Попов всецело посвятил себя живописи – и сейчас имеет почетные звания народного художника и заслуженного деятеля искусств Республики Татарстан, а с 2003 г. – заслуженного художника Российской Федерации. Все это время он работал как вполне традиционный реалист, более других жанров любил пейзаж. В графике увлекался линогравюрой. Объездил многие уголки бывшего Советского Союза, однако в арабских странах никогда не бывал. И арабского языка не знал и не знает. Знакомых с Востока тогда у него тоже еще не было... Иначе говоря, никаких предпосылок и никаких ни родовых, семейных, ни дружеских связей с арабским исламским миром.

Так что же произошло тогда с воином-ветераном и живописцем Поповым?

– В доме Любови Львовны Сперанской, художницы, автора многочисленных рисунков уникальной книги «Костюмы казанских татар», – вспоминает он, – я увидел сокровище – увесистый альбом каллиграфии, собранный еще до революции 1917 г. профессором Казанского университета Покровским, и был потрясен! Сразу же захотелось не только научиться этому божественному письму, вникая в особенности разнообразных почерков, но и самому фантазировать по-арабски.

Но возможно ли это делать без учителя, ведь каллиграфия – не просто «графика»! Напомню: это искусство стало развиваться лишь после того, как у арабов появился священный текст Корана. Основу каллиграфии питает духовный источник – полученная свыше, через «измененное сознание» Пророка уникальная информация.

Первые записи этой Книги делались на бамбуковых листах и шкурах животных, на камешках и пальмовых листьях квадратообразным «куфическим» почерком – архаичным и родственно близким к письменам на иных семитских языках. Так писали и в VII, и в IX веках, но с расцветом Арабского халифата, ростом и обогащением мусульманской цивилизации, адаптацией культур неарабских народов особой утонченности достигло именно каллиграфическое письмо.

А когда на смену листьям, шкурам и камушкам пришли белоснежная бумага, тушь и кисти из Китая – грянул взрыв творческой энергии, доселе таившейся у хранителей и переписчиков Корана. Мусульмане, взяв новую для себя технологию, не скопировали ни иероглифическое письмо, ни эстетику Древнего Китая – молодая цивилизация Ислама выплеснула на бумагу свои неповторимые вибрации и, более того, единственная в мире, поставила каллиграфию буквально в центр культуры!

Явно не приемля никаких икон и даже стараясь избегать изображений человека, как рецидив язычества, Ислам сконцентрировал весь азарт художнического поиска в Письме. Но и его он не позволил назвать «священным письмом» – атрибут «святости» только у Аллаха!

Да, каллиграфия – кардиограмма мусульманства – струится и по стенам мечетей, и по тканям, и по керамике, ею преизобилуют книги и чуткое сердце слышит ее в пении муэдзина, в «таджуиде» – распевном чтении Корана. Она соединила, казалось бы, несоединимое: графику, музыку, многозначный литературный и богословский текст, космологию! И отнюдь не всякому носителю мусульманской традиции доступны ее тайны... Как же «человек со стороны» смог проникнуть в этот таинственный мир?

 

– Как вы не испугались взять такой барьер? – спрашиваю я Владимира Александровича.

– Я и не думал ни о каких барьерах – а просто влюбился... стал работать ... и, наверно, получил ответ.

За тринадцать лет работы в каллиграфии Попов создал более 600 работ, продемонстрировав их на 14 выставках в Казани, в Государственном музее искусства народов Востока и Египетском культурном центре в Москве, в Великом Булгаре, на 8-м Международном фестивале Корана в Тегеране, в Италии и Монголии. Ближневосточное турне проделала его персональная выставка: это были и Бейрут, и Дамаск, и Каир, и Александрия. Каллиграфию Попова смогли увидеть – и высоко оценить! – как ученые – арабисты и исламоведы, так и укорененные в традиции мусульмане разных национальностей, в том числе и изощренные в искусствах иранцы, и сами арабы.

Древнекитайская мудрость гласит: «Монах, приходящий издалека, читает суры лучше». То есть проникнуть в сердечную тайну чужой культуры можно! И даже, возможно, в чем-то превзойти тех, кто вырос внутри нее, – ибо для них все привычно и глаза их и руки уже устали от повторений... А влюбленный новичок озарен свыше, и Творец предпочитает именно ему, его открытому уму, дать творческую силу.

И еще, очевидно, всем, кто путает национальное с религиозным, еще раз не без юмора указано, что для Духа границ нет и, говоря библейски, «из любых камней воздвигну Я детей Авраама». В самой же исламской традиции есть понятие об «увайси» – наследовании мистического дара не от живого учителя, а от находящихся в ином мире мастеров. История искусства свидетельствует, сколько разных по крови, по исходной культуре людей созидали цивилизацию Ислама – от испанцев до греков...

Попов, однако, вошел в новый для себя мир не в одиночку, но благодаря самодеятельному каллиграфу и профессиональному филологу, переводчику древней булгарской литературы Наджипу Наккашу и профессору-исламоведу, доктору философских наук Гульнаре Балтановой. Это его консультанты-наставники из Казани.

Пытаясь понять истоки его вдохновенных открытий, все равно остаешься перед тайной. Каким же образом, имея столь ограниченный эмпирический опыт, русский художник вышел на просторы классического мусульманства, – это воистину радостная загадка! Более того, кажется, Попов – вообще первый русский художник в истории арабской каллиграфии. Это феномен как для культуры мусульманства, так и для русского искусства.

Однако именно в каллиграфических фантазиях Попова сбылась мечта русских футуристов о единении Слова, Звука и Образа! Велимир Хлебников хотел, «чтобы слово смело пошло за живописью», и художники его круга пытались, прежде всего в книжной графике, найти некую новую русскую каллиграфию. Это были Ольга Розанова и Наталья Гончарова, Михаил Ларионов и Алексей Крученых, Сергей Бобров, Михаил Филонов и Петр Митурич ...

Для самого Хлебникова целью была вовсе не артистическая виртуозность, а обнаружение в искусстве гармонии всего мира, и в частности единства культур Европы и Азии. О тайнах каллиграфии одновременно с ним размышлял (и даже практиковал как самоучка, искатель) мастер «орнаментальной прозы» Алексей Ремизов: «...слова мои из музыки... рукопись приближается к партитуре... слово музыка – живопись – танец, это “единое и многое”, и у всякого свой ритм, своя мера... слово вдохновит музыканта, но читать под музыку не выйдет... никакого слияния искусств – разве ритмическое соприкосновение».

Именно Ремизов раскрыл одну из тайн Гоголя: «Из русских писателей над прописями трудился Гоголь. Зачем ему понадобилось под конец жизни выправлять свой почерк? Или потому, что в рукописи есть магия, как и в человеческом голосе?» Параллели поэтического и визуального волновали, конечно же, не только русских футуристов начала ХХ века. Трагедия дисгармонии, столь явно осознанная именно художниками этого века, дала контрапунктом две тенденции в культуре Европы и Америки: искусство, живописующее смерть и развал, – и искусство созидания и поиска Всеединства.

Художники, искавшие пути к Всеединству в искусстве, естественно, обращались «за советом» к древним цивилизациям Востока. Но найти новые подходы можно лишь будучи вооруженным новинками западного технического прогресса. Александр Скрябин в поисках «всеискусства» вводил в музыкальную партитуру «партию света», графически зафиксированную и соединенную с «партией запахов»... К слову сказать, в Казани еще с советских времен работает лаборатория светомузыки, созданная группой студентов Казанского авиационного института в начале 1960-х годов и существующая сейчас под управлением профессора Булата Галеева, директора НИИ «Прометей», – он, кстати, предлагает ввести каллиграфию Попова в светомузыкальную партитуру.

Это пока в замыслах, но взаимодействие с компьютерной графикой – уже реальность. Разработки черно-белой каллиграфии превращает в современную многоцветную форму помощник Попова, тоже казанец, Илья Чирков. Вся «компьютерная каллиграфия», украшающая наш альманах, выполнена именно творческим дуэтом Попов – Чирков.

– Как же вы, «русак» Владимир, живущий в Казани среди «татар», потомков древних «булгар»... стали «арабским» каллиграфом?

– Сначала я задумал серию архитектурных живописных пейзажей, посвященных зодчеству всех мировых религий. Начал с памятников Христианства и Ислама. Написал несколько десятков холстов на русском Севере, на Соловках, а также в Средней Азии и Казани. Но сейчас это уже пройденный этап. Теперь мне интересно заниматься только каллиграфией, – говорит художник.

Какие же формы мусульманской каллиграфии он почувствовал родственными? Попробуем разобраться.

Приобщаясь к Божественной Гармонии через познание геометрии, через орнамент, через букву, поданную орнаментально, человек испытывает и бесконечную радость, и священный ужас. Каллиграф преодолевает на время свою временность, смертный касается Ритма, превосходящего смертность и всякую ограниченность. Это «метафизическое чистописание». Однако оно не «икона» (такое понимание исключается в Исламе), но путь, приближающий к Безграничному, Бессмертному и выше всякой формы пребывающему Творцу миров – Аллаху. «Каждый правоверный должен учиться правильному письму» – эту поговорку знает любой первоклассник мусульманского мира и в наши дни.

А мудрецы древности подчеркивали, что речь идет не о «чистописании без клякс». Откроем персидский трактат о каллиграфии XVI века, созданный Султаном Али Мешхеди: «Лишь познавший сердце знает, что чистота письма – от чистоты души... Опора искусства письма – в красоте поступков человека...» Любили повторять и высказывание Платона: «Письмо – геометрия души». Но все же самым главным для понимания были слова из Корана: «Читай! И Господь твой, Щедрейший, который научил каламом...», то есть научил человека пользоваться тростниковым пером и – посредством этого пера – познавать тайны жизни.

Многовековая традиция мусульманской каллиграфии, базирующаяся на едином богословско-эстетическом фундаменте, проросла многообразно и причудливо в самых разных стилях почерка, комбинациях букв в орнаментах и своеобычных «картинах». От Марокко до Индонезии раскинулась огромная «мусульманская ойкумена», и в каждой стране исламский интеграл получил национально яркое и своеобразное воплощение.

Среди художников Татарстана, пытающихся ныне возродить утраченные традиции, Владимир Попов сразу выделился безоглядной отвагой – видимо, подспудно он всю жизнь как бы готовился к «глоссолалии» по-арабски. Ведь, по определению, он даже не смог бы никогда стать «традиционным каллиграфом». Действительно, его харизма в ином.

Опыт европейского экспрессионизма и русского реализма – вот какие новые ветви привил он к древу мусульманской каллиграфии и... растворил их. Никогда не писавший абстракции, аккуратно всю жизнь следовавший спокойному реализму, в 70 лет художник взорвался, подобно дремавшему вулкану! Что восхитило его, что раскрепостило?

Быть может, удивительная пластичность арабского письма, возможность превращать буквы в паруса и корабли, танцующие вихри и немыслимые архитектурные или абстрактные конструкции?

Немецкий график и теоретик Альберт Капр утверждал в книге «Эстетика искусства шрифта»: «Искусство шрифта всегда было в состоянии – и не утратило этой способности и по сей день – тонко чувствовать духовные устремления общества и передавать их своими, присущими ему одному средствами». О чем же – о нас с вами и о нашем времени – говорит каллиграфия Попова?

Владимир Попов выбрал те жанры, которые бытовали в Булгарском Поволжье начиная с Х века, – это булгарские «шамаили» и тюркские «тугры». Слово «шамайель» («шамаиль») персидское, дословно означает «портрет», «икона» – так в народной шиитской традиции называли портреты имама Али с сыновьями Хасаном и Хусейном, вывешивали их дома в нише и занавешивали полотенцем.

Шамаиль в Волжской Булгарии среди суннитов имеет свои особенности – это ни в коем случае не изображения людей, даже самых почитаемых, но картина с архитектурными изображениями мусульманских святынь, орнаментами и каллиграфическими надписями из Корана или хадисов.

Попов знает традиции «татарских шамаилей», но свой вариант пишет на холсте, а не на бумаге или стекле, не коллажирует фольгу или ткани, как в народном искусстве. Его шамаили с мечетями Мекки и Бухары, Самарканда и Стамбула, цикл «Мечети Татарстана» выполнены в техниках и в размерах европейской станковой картины, предельно графичны и декоративны. Лучшие из них, на мой взгляд, – более абстрактные по языку, концептуальные «вероучительные или богословские» шамаили, в которых выражены особая экспрессия и мистическое очарование арабской каллиграфии.

Шамаили Попова сразу вывели его в первый ряд мастеров этой формы в Татарстане, что, естественно, вызвало ропот и даже зависть у местных «сальери». Его стали упрекать в «несоблюдении татарских традиций» и в «мрачной суровости». Но он свободный художник, вовсе не обязанный повторять пройденное. А после поездки в Тегеран в декабре 2000 года, где показывал свои работы на 8-м Международном фестивале Корана и каллиграфии и видел сотни работ каллиграфов со всего света, Попов вообще решил, не оглядываясь на Поволжье, рисовать так, как хочет. И появились ярко-красочные, совсем непривычные для Татарстана, жизнерадостные шамаили, вдохновленные Ираном и Малайзией, Пакистаном, Китаем и Магрибом... Расширение эрудиции и контакты с каллиграфами разных стран еще более раскрепостили его фантазию.

И еще один жанр – тугру – освоил и развил Попов вслед за своим наставником Наджипом Наккашем, по праву именующимся в нынешнем Татарстане «возродителем тугр». Тугрой у тюрков назывались еще в древности печати, клейма для скота. Позднее придворные каллиграфы Османской империи разрабатывали для султанов печати – подписи, которые было невозможно подделать.

Интересно, что свои тугры были и у русских царей: специально для дипломатической переписки с восточными странами. Сохранились, к примеру, тугры Михаила Федоровича и Петра Великого. Попов возрождает эту традицию, опираясь к тому же на европейский опыт экслибриса. Но если экслибрис должен быть связан с книжностью заказчика и отражать его библиотечные вкусы, то тугра – это обобщенный образ конкретного человека, выраженный средствами арабской каллиграфии.

Первые зрители в Казани пытались даже называть поповские тугры «портретами», но это явно противоречит исламской эстетике. Все-таки «портрет» – явление доисламской, или внеисламской цивилизации и путать термины не стоит. Тугра сначала в тюркской, булгарской, потом и в арабской культурах – графический знак, печать, символ человека (или в целом рода, фирмы, компании), нередко совмещающий имя заказчика, имя его отца, девиз или благопожелание.

Арабский шрифт позволяет одаренному графику бесконечно фантазировать, сообщая зрителю не только сам текст, но и паралингвистическое визуальное содержание. Сколь различны тугры Попова, посвященные деятелям искусства и бизнеса, политики и науки Татарстана, России и исламских государств! Это уникальная историческая галерея: здесь и монументальность и юмор, сдержанность и раскованность... Достаточно взглянуть на одну из лучших тугр – Татьяны Метаксы, научного руководителя московского музея Востока, дамы экстравагантной и артистически одаренной. Или – совсем иное состояние – тугры первого президента Республики Татарстан Минтимера Шаймиева, члена-корреспондента Российской академии наук востоковеда Алексея Васильева, ранее президента, а ныне премьера России Владимира Путина...

Особой значительностью и строгостью отличаются приобретенный музеем в Булгаре цикл тугр «Двадцать пять Посланников Аллаха от Адама до Мухаммада», тугры с именами Всевышнего, незнающему зрителю напоминающие лишь цветочные розетки. На страницах нашего альманаха среди прочих тугр выделяются тугры Пророка Мухаммада – они настолько лаконичны, что их можно принять за некий суперзнак или просто графическую фантазию. Но они одновременно несут и абстрактную энергию графики, и имя Пророка.

Совершенно уникальна тугра, совмещающая имена Аллаха и Пророка, – они как бы входят друг в друга, напоминая своим вращением древний китайский знак Тайцзи. В данном случае очень четко и наглядно выражена идея посланничества: Мухаммад – это проводник воли Аллаха, Аллах проводит свою волю в мир через Мухаммада... Идея ясна и быстро читаема, но как долго можно любоваться такой тугрой и молитвенно сосредотачиваться!

Триптих-шамаиль, специально созданный Поповым для нашего альманаха, посвященного Мавлиду, – компьютерная разработка. Роскошный фон, напоминающий то ли оперенье павлина, то ли цветные волны или прожилки драгоценных камней, – заимствование из иранской традиции. Я помню, как восхищался Владимир Александрович, покупая в тегеранском магазине особую бумагу для каллиграфии с такими разводами. Но саму эту бумагу применял потом редко – не пошло... Однако идея была впитана и реализована – в иных размерах и в иных материалах.

Последнее, на чем хотелось бы остановить внимание, говоря о Попове-каллиграфе: как его воспринимает молодежь и как он участвует в социальной жизни мусульманского сообщества?

Молодой корреспондент сайта Ислам.Ру Рашид Хакимов спрашивал его во время интервью:

– Владимир Александрович, вы согласны с утверждением, что калам острее сабли?

– Калам – это единственное оружие, способное поразить сердце человека, не поранив его. Например, среди отзывов на выставке в музее Востока была такая запись: «Я убежденный атеист и никогда не задумывался о существовании Бога, но, увидев Ваши работы, был в восторге и считаю, что это искусство не для мусульман только, но для всего человечества».

А в Тегеране звучали такие отзывы: «Было полной неожиданностью то, что мы увидели. Всеми фибрами души чувствуем, что это – наше родное». Вспоминается и еще одна характерная запись из музея Востока: «Я ничего не поняла, но в восторге от того, что видела!»

 

– Известно, что в дни «карикатурного скандала» вы с выставкой посетили арабские страны. Это стало своеобразным ответом России на кощунство западных СМИ. Расскажите об этой акции.

– В феврале–марте 2006 года мои выставки при поддержке МИД РФ прошли в Египте, Сирии и Ливане – в течение 40 дней в семи крупнейших городах Ближнего Востока. Инициатором проекта стала Асия Юсуфовна Садыкова, руководитель общества татаро-японской дружбы «Сакура» из Казани. Она показала эту выставку в Ливане и Сирии, а я смог присоединиться к ней лишь в Египте.

Ответом Татарстана, России в целом на кощунственное отношение к Пророку стали мои шамаили, в которых отражены заповеди Всевышнего. Этот шаг России положительно встретили в исламском мире, о выставке писали во всех ведущих ближневосточных СМИ, меня приглашали в прямой эфир на египетское телевидение. Акция была отмечена и политиками, и религиозными деятелями.

Итак, как же осознать феномен Попова? Хвала Аллаху! – это каллиграф, открывающий русскому и европейскому миру тайны мусульманской эстетики. И в то же время – хвала Аллаху! – он обогащает саму исламскую традицию русско-европейскими началами. Кроме того, он возрождает славу Казани как перекрестка великих цивилизаций Востока и Запада.

Как тут не вспомнить вещие слова Александра Герцена: «Вообще значение Казани велико; это место встречи и свидания двух миров. И потому в ней два начала: западное и восточное, и вы их встретите на каждом перекрестке; здесь они от беспрерывного действия друг на друга сжались, сдружились, начали составлять нечто самобытное по характеру... Ежели России назначено, как провидел Великий Петр, перенести Запад в Азию и ознакомить Европу с Востоком, то нет сомнения, что Казань – главный караван-сарай на пути идей европейских в Азию и характера азиатского в Европу».

 

Графика Анны Леон: сны и явь бедуинов

Мир бедуинов – привычный Пророку Мухаммаду с детства – сначала позвал художницу Анну Леон во сне: загадочный человек в волшебном одеянии и тюрбане звал за собой... а потом оказалось, что этот сон вещий. Несколько лет спустя она прониклась образами «Алхимика» Паоло Коэльо, а еще позже оказалась в Марокко. Затем была выставка «Быть бедуином – блаженство!» в марокканском посольстве в Москве, встречи с арабами из разных стран, от Магриба до Палестины.

Ее легкие силуэтные зарисовки арабской жизни – с молитвами и пальмами, чаепитием и блаженным ничегонеделанием, верблюдами и соколиной охотой – предельно условны. Сделаны они молниеносно. Так лаконично способен работать далеко не каждый рисовальщик. Марокканцам, когда они увидели графику Анны Леон, вспомнился Анри Матисс.

А сама она своими учителями в рисунке считает французского классика Жана-Огюста Доминика Энгра и армянского рисовальщика XX века Рудольфа Хачатряна. Да, она подражала им в начале пути. А сейчас легко меняет манеру и стиль – в этом редкость ее дарования. Не случайно в каждом номере глянцевого журнала «Ислам» (Москва–Махачкала) появляются ее иллюстрации – к рассказам из жизни Пророка Мухаммада, его жен и сподвижников. В оформлении нашего альманаха также использованы ее работы.

Анна Леон – график, чутко и современно передающий красоту мусульманского стиля жизни. Впрочем, говорить так – упрощать реальность. Ведь у каждого из народов, принявшего Единобожие, неповторимая культура, свои цвета в одежде, ритмы в архитектуре, мелодии языка и пения, кулинария...

Причастность к исламскому миру Анна осознала не сразу. Родилась она в туркменском Чарджоу. Оказалось, что это древнеиранский город – название переводится как «четыре колодца». Но кто помнил об этом в советские времена! Из Туркменской ССР ее непоседливые родители перебрались в казахстанский Павлодар, где Анна окончила и художественную школу, и немецкий факультет местного университета. Там она впервые, сидя в университетских кабинетах, услышала звуки азана – начиналась перестройка, и в города Казахстана возвращался Ислам. Но кто из выросших в русских семьях думал об этом серьезно!

В Павлодаре Анну больше интересовали немецкий язык и немецкие переселенцы, которых судьба занесла в казахстанские степи. Целый год она провела на стажировке в Германии. А потом сотрудничала с немецкой газетой в Москве. Кстати, отказалась от предложения остаться в Германии – слишком нетворческой, скучной показалась там жизнь...

А тот бедуин во сне звал ее на Восток. И его призыв оказался в конечном счете важнее. Хотя в итоге себя как художника она нашла на стыке между народами Востока и Запада – в концепции Диалога цивилизаций. И решила посвятить этому особые циклы работ – с рассказами о восточных культурах, в духе Востока, но на языке европейской графической традиции. Причем диапазон приемов решила не ограничивать – рисует она и в строго академической манере, и в стиле экспрессионизма, и совершенно условно, на грани абстрактного. Лишь бы было уместно!

Материалы, которыми пользуется Анна, – уголь, сангина и пастель. Многие листы монохромны, а цветные – сдержанны. Формат – камерный, или, как говорили в старину, кабинетный. Она принципиально не хочет отходить от техник и форматов, которые ей органичны.

Первая ее выставка была открыта в Тегеране, на Международной женской конференции в 2004 году. Цикл сделанных углем портретов имама Хомейни «Экспрессия аятоллы» показал, сколь многогранен этот человек – мистик и революционер, поэт и политик, проповедник и аскет. Иранцам так понравились эти работы, что они взяли их в Центр Хомейни для экспозиции и для передвижных выставок. «Всем мусульманам мира, в том числе и мне, важно вглядеться в имама иранского народа, – говорит Анна Леон, – он помог своей стране сбросить иго американского неоколониализма, вернул Ирану исламский вектор развития, научил молодежь защищать родину и веру отцов в условиях современности. И это актуально для всех».

Вторая выставка прошла в краеведческом музее подмосковного Одинцово в 2005 году. Называлась она «Графика тихая».

Корреспондент местной газеты спрашивал:

– Почему ваша графика – «тихая» в наш век скоростей и темпераментного, острого искусства?

– Самим вопросом вы себе же отвечаете, – улыбается Анна. – Разве человеку именно в век скоростей и изобилия информации не нужно отдохновение? Тишина – это не пауза и не пустота. Это состояние, когда можно что-то рассмотреть, вдуматься, пережить. Наконец только из внутренней тишины у зрителя рождается встречное творческое желание.

– То есть вы к чему-то зовете своим искусством?

– Конечно. Но это тайна – к чему именно. Умиротворенный и гармоничный, человек вдруг открывается для нового. Ученых созерцание хорошего искусства побуждает к открытиям, медикам дарит новые силы, спортсменам – сосредоточенность... невозможно предсказать, как с помощью созерцания заново открывается человеческое в человеке.

Концепция следующей выставки, в декабре–январе 2006–2007 годов в музее-усадьбе Большие Вяземы, была определена тематикой этого музея. «Игрушки – всем возрастам!» – Анна нарисовала пастели, воскрешающие детский микромир старинной русской усадьбы: игрушки и животные, игры и первые занятия, будни и праздники.... Но, помимо детских, были показаны и, так сказать, взрослые игрушки – путешествия в дальние страны. Они были даны циклами, над которыми художница работает постоянно: арабы-бедуины, Иран, Тува, Индия.

Вяземская усадьба, которую навещал в детстве маленький Пушкин, получила статус подмосковного пушкинского заповедника лишь в советское время. И не случайно на выставке было такое тематическое разнообразие – оно по сути пушкинское! Достоевский отмечал, говоря о Пушкине, «всемирную отзывчивость русской души». Он был, вслед за Державиным, открывателем «мусульманских мотивов» в русской поэзии. А его «Подражания Корану» и «Пророк» – до сих непревзойденные по силе проникновения шедевры.

Анна Леон показывает свою графику о бедуинах на всех выставках. И ее с любопытством и радостью принимают и дети, и искушенные мастера. Вот что написал, размышляя об этом, знаменитый каллиграф Владимир Александрович Попов, заслуженный художник РФ, народный художник и заслуженный деятель искусств Республики Татарстан:

– Правда изобразительного искусства – не в рабском пересказывании деталей и разжевывании элементарных истин, а в нахождении скупых и выразительных приемов: декоративных пятен или мощных линий. Сначала они невольно притягивают внимание зрителя и уже затем заставляют – даже помимо его воли – подойти и осознать, что это такое.

Только творчески поработав и осознав изображение, зритель получает в награду дар – наслаждение от увиденного. Таковы графические листы художницы Анны Леон из ее «бедуинской серии», ценность которых в недосказанности и мистичности.

Совсем иные – ее станковые карандашные и пастельные портреты и сюжетные листы. Они по-женски нежны, тонко технически и психологически проработаны и полны обаяния.

Особо примечательна способность Анны Леон вживаться в настроения культур разных народов: бедуинов Северной Африки и Аравии, кочевников Центра Азии тувинцев, мастеров чая и цигуна из Китая, аскетов Индии, русских странников и поэтов. Ее искренней душе хочется понять и принять многообразие и многоцветие жизни – близкой и далекой.

 

Вместо заключения

Три очерка показывают трех совершенно разных мастеров. Каждый идет и по жизни, и в искусстве своим путем – объединяет их лишь общий дух, исламская целеустремленность. Есть ли еще в России художники, столь полно посвятившие себя такому служению? И каково их будущее? Проявят ли современники к ним интерес или безразлично пройдут мимо? Здесь ли первые ростки возрождения мусульманского изоискусства?

Позвольте мне не делиться с вами, уважаемые читатели, своими соображениями по этим вопросам. Оставляю ответы – вашему вкусу и разуму. Моя задача была – познакомить вас с этими явлениями.