Благословенная Мекка
В МИЛОСТЬ ЛЮДЯМ РОЖДЕННЫЙ...
Тауфик Ибрагим, Наталья Ефремова
РОЖДЕНИЕ ПРОРОКА
Пророк Мухаммад ведет свою родословную от пророка Измаила, который вместе со своим отцом, пророком Авраамом, возвел в Мекке храм Кааба. Со времен Кусаййа, предка Пророка в пятом колене, курайшиты стали заведовать Каабой. Среди потомков двух сыновей Кусаййа — Абд-ад-Дара и Абд-Манафа — были распределены «почетные обязанности» по обслуживанию Храма и ведению общественно-политических дел в городе. В руках абд-ад-даритов находилась хиджаба — хранение ключей от Каабы, надва — руководство Домом собраний (своего рода парламентом мекканцев) и лива — вручение боевого знамени. Абд-манафитам же были вверены рифада и сикайа — угощение и напоение паломников.
Предводителем абд-манафитов был сын Абд-Манафа — Абд-Шамс, старший из братьев. Много путешествуя, он редко бывал в Мекке. Поэтому храмовые обязанности рифады и сикайи принял на себя его брат Хашим, прадед пророка Мухаммада.
Среди мекканцев Хашим славился щедростью. Говорят, его настоящее имя было Амр, а Хашим — прозвище, которое закрепилось за ним благодаря проявленному им великодушию. Случилось это во время голода, постигшего Мекку. Хашим приобрел на свои деньги хлеба, раскрошил его в еду, и тем накормил страждущих. С тех пор его и прозвали Хашим, Крошащий.
По одному свидетельству, именно Хашим учредил два ежегодных курайшитских торговых каравана — зимний и летний. Первый снаряжался на север, в Сирию, а второй — на юг, в Йемен и Эфиопию. Об этих караванах упоминается в 106-й суре Корана.
Занимаясь торговлей, Хашим в составе каравана часто сам наезжал в Сирию. Караванный путь мекканцев пролегал через Медину, откуда Хашим и взял себе жену — хазраджитку Сальму бинт Амр из семейства ади рода наджжар. Сальма родила Хашиму сына Шайбу, более известного под именем Абд-аль-Мутталиб.
После Хашима, скончавшегося в сирийском городе Газза, попечение сикайи и рифады перешло к его брату аль-Мутталибу. В Мекке он снискал уважение и почет своим великодушием, получив среди курайшитов прозвание Файд, Щедрый.
Шайба, сын Хашима, рос при матери в Медине. Когда он уже был отроком или позже, за ним явился его дядя аль-Мутталиб.
— Я не отпущу его, — заявила Сальма.
— А я без него не уйду, — отрезал аль-Мутталиб. — Мой племянник уже достиг совершеннолетия, и здесь он — чужой. Для него же лучше жить среди нас, родных его отца, пользующихся в Мекке уважением и почетом.
Наконец Сальма уступила, и аль-Мутталиб, сев на верблюда и устроив у себя за спиной племянника, взял путь на Мекку. Когда они въезжали в город, отвсюду неслись возгласы мекканцев:
— Аль-Мутталиб купил раба!
— Дурачье, это же сын моего брата Хашима, и везу я его из Медины, — пытался втолковать им аль-Мутталиб, но переубедить не смог.
Так за Шайбой укрепилось прозвище Абд-аль-Мутталиб — раб аль-Мутталиба.
После смерти аль-Мутталиба обязанности попечителя сикайи и рифады принял на себя его племянник Абд-аль-Мутталиб. Среди сородичей он добился уважения и любви, как никто из его предшественников.
Но больше всего Абд-аль-Мутталиб прославился расчисткой колодца Замзам, о чем рассказывают следующее. Однажды Абд-аль-Мутталиб заночевал у стены Каабы, в Хиджре. И было ему видение.
— Выкопай Тайбу! — обратился к нему незнакомец.
— Что за Тайба? — изумился Абд-аль-Мутталиб. Но собеседник исчез, не проронив более ни слова. Когда на следующую ночь Абд-аль-Мутталиб вновь расположился в Хиджре, ему опять явился во сне незнакомец и потребовал: «Вырой Барру!». На третью ночь история повторилась, но на этот раз прозвучало: «Открой Маднуну!». Все три раза Абд-аль-Мутталиб оставался в замешательстве, недоумевая, в чем смысл таинственных указаний.
— Найди Замзам! — было велено ему в четвертый раз.
— Какой такой Замзам?
— Источник неиссякаемый, паломников утоляющий, питающий и исцеляющий; между химусом и кровью, где клюнет галка, близ муравейника.
Тогда Абд-аль-Мутталиб осознал, что сон его вещий, и выяснил, что это за колодец и где он находится. Подхватив единственного о ту пору сына своего аль-Хариса, он не мешкая снарядился поутру к указанному месту. И начали они мотыжить землю, пока не уперлись в камень, которым был заложен колодец. «Аллаху акбар! (Бог превелик!)» — возликовал Абд-аль-Мутталиб. Услыхав сей возглас, курайшиты поняли, что он открыл источник, и сбежались к нему.
— Это же колодец праотца нашего, Измаила! Мы тоже имеем на него право, пусть он будет общим!
— Еще чего, — возразил Абд-аль-Мутталиб. — Ведь о нем было вещано мне, а не вам.
— Будь справедлив. Мы это так не оставим и добьемся своего.
— Кого хотите, выбирайте посредником в нашем споре, пусть он нас рассудит.
— Не обратиться ли нам к пророчице племени сад-ибн-хузайма?
— Согласен.
Пророчица та проживала в Верхней Сирии. Туда и направился Абд-аль-Мутталиб, сопровождаемый некоторыми родственниками. Остальные же курайшиты послали по одному представителю от каждого рода. Дорога пролегала через пустынные безводные земли. И вот, когда они оказались в одном из таких мест, у Абд-аль-Мутталиба и его сородичей иссякли запасы воды. Мучимые жаждой, они попросили воды у своих спутников-курайшитов, но те им отказали. «Мы в безводной пустыне, — объяснили они, — и опасаемся, как бы нас самих не постигла ваша участь».
— Что же нам делать? — обратился Абд-аль-Мутталиб к своим товарищам.
— Мы согласимся с любым твоим решением, повелевай нами.
— Думаю, пока силы не оставили нас, каждый должен вырыть для себя могилу. Как только к кому-нибудь придет смерть, остальные опустят его в могилу и засыплют песком. Последний так и останется непогребенным, но потерять одного все же легче, чем всех.
— Добрый совет ты нам подал.
И Абд-аль-Мутталиб с сородичами принялись за дело. Выкопав ямы, они расселись в ожидании кончины. Но спустя некоторое время Абд-аль-Мутталиб произнес: «Ей-богу, негоже самим бросаться в объятия смерти, не попытавшись найти выход. Двинемся в путь! Быть может, Бог явит нам воду. По седлам!».
И они вскочили на верблюдов. Остальные курайшиты наблюдали за страждущими издалека. И только Абд-аль-Мутталиб опустился в седло, взнуздав свою верблюдицу, как из-под копыт ее хлестнула струя свежей прохладной воды. С ликующими возгласами всадники попрыгали на землю и принялись нацеживать в ладони воду. Утолив жажду, они наполнили водой бурдюки. Затем Абд-аль-Мутталиб позвал других курайшитов: «Ступайте сюда! Бог напоил нас! Пейте и набирайте воду в бурдюки». Те присоединились к ним и, запасшись драгоценной влагой, обратились к Абд-аль-Мутталибу: «Ей-богу, наша тяжба предрешилась, и в твою пользу. Никогда более не будем мы оспаривать твое право на Замзам. Воистину, Тот, Кто даровал тебе эту воду, даровал тебе и Замзам. Ступай же к своему Замзаму с миром!».
Так и не добравшись до пророчицы, курайшиты с полдороги поворотились назад. А Абд-аль-Мутталиб, освободившись от чужих притязаний на колодец, обрел почетную обязанность наделять паломников водой из Замзама.
По другому свидетельству, дело обстояло так. Когда Абд-аль-Мутталибу во сне было велено выкопать колодец, наутро он явился к курайшитам и заявил:
— Знайте ж, приказано мне отрыть для вас Замзам.
— А место тебе указали?
— Нет.
— Тогда возвращайся туда, где было тебе видение, и заночуй там еще раз. Если оно и впрямь от Бога, тебе будет все разъяснено, а коли это проделки Сатаны, оно не повторится.
На следующую ночь Абд-аль-Мутталиба посетило то же видение:
— Замзам принимайся копать, жалости о сем тебе не испытать; к праотцу твоему восходящий, источник сей неиссякающий.
— Где именно?
— У муравейника, где завтра клюнет галка.
На следующее утро Абд-аль-Мутталиб со своим единственным сыном Аль-Харисом отправился на поиски муравейника. И вот он приметил галку, клевавшую землю, а рядом — муравейник. Место оказалось посреди двух идолов — Исафа и Наили. Абд-аль-Мутталиб сбегал домой, принес мотыгу и размахнулся было с намерением вонзить ее в землю, как курайшиты, увидевшие, что он собирается делать, подбежали и накинулись на него.
— Мы не позволим копать между двумя идолами, ведь здесь совершаются жертвоприношения.
— Прикрой меня, пока я буду рыть, — сказал Абд-аль-Мутталиб сыну своему аль-Харису. — Воистину, я исполню веленное мне.
Убедившись, что Абд-аль-Мутталиба не остановить, курайшиты отступили. Поработав самую малость, Абд-аль-Мутталиб ударил мотыгой по камню, заслонявшему колодец. Радостный возглас Абд-аль-Мутталиба «Аллаху акбар!» оповестил всех, что видение было истинным.
Углубившись еще немного, Абд-аль-Мутталиб обнаружил две золотые статуэтки тех самых газелей, что зарыли в Замзаме джурхумиты, когда покидали Мекку. Здесь же покоились несколько мечей и кольчуг.
— Мы тоже имеем право на все это, — заявили Абд-аль-Мутталибу курайшиты.
— Как бы не так, — возразил он. — Давайте тянуть стрелы, пусть жребий решит наш спор.
— Как именно?
— Две стрелы из шести будут в пользу Каабы, две — в мою и две — в вашу. Чьи стрелы на что укажут, тому то и выпадет.
— Справедливо, — согласились с ним курайшиты.
Жребий тянули у Хубаля, главного идола Каабы: две желтых стрелы предназначались Каабе, две черных — Абд-аль-Мутталибу и две белых — курайшитам. Пока хранитель жребия тянул стрелы, Абд-аль-Мутталиб возносил молитвы. Вышло так: две желтых стрелы — газелям, две черных — мечам и кольчугам, а две белых не достались никому.
Мечи Абд-аль-Мутталиб прикрепил к вратам Каабы, которые он украсил и золотыми газелями. Говорят, что они стали первым золотым убранством мекканского Храма.
Восстановив Замзам, Абд-аль-Мутталиб предназначил его для напоения водой паломников. Минуло немного времени, и Замзам заменил остальные колодцы Мекки, использовавшиеся для сикайи. Все устремлялись к Замзаму, ибо он располагался в священной округе Каабы, а его вода превосходила вкусом воду всех остальных источников. Более того, это был колодец великого праотца Измаила. Поэтому сородичи Абд-аль-Мутталиба, абд-манафиты, гордились Замзамом перед курайшитами и остальными аравитянами.
Младший из десяти сыновей Абд-аль-Муттталиба, Абд-Аллах — будущий отец Пророка — был обетован к смерти, но, милостью Божией, ее избежал.
По преданию, когда Абд-аль-Мутталиб решил откопать Замзам и столкнулся с сопротивлением курайшитов, он ощутил себя беззащитным. Ведь у него был всего один сын. И тогда Абд-аль-Мутталиб дал обет: коли родится у него десять сынов и все они достигнут мужеского возраста, то он одного пожертвует Богу.
Вот, народилось у Абд-аль-Мутталиба десять сыновей, и с годами все они повзрослели. Тогда Абд-аль-Мутталиб собрал их вместе, чтобы поведать о своей клятве и призвать их исполнить ее.
— Что от нас требуется? — откликнулись сыновья, готовые подчиниться отцовской воле.
— Пусть каждый из вас возьмет по стреле, впишет туда свое имя, а затем придет с ней ко мне.
Так и поступили. Затем Абд-аль-Мутталиб с сыновьями отправился прямо к Каабе, чтобы тянуть жребий перед идолом Хубалем. Подойдя к служителю Хубаля, который заведовал жребием, Абд-аль-Мутталиб рассказал ему о своей клятве, вручил стрелы с именами сыновей и попросил его бросить жребий. И вышло следующее: смотритель вытащил стрелу с именем Абд-Аллаха, самого младшего и любимого сына Абд-аль-Мутталиба.
Взяв сына за руку и захватив кинжал, Абд-аль-Мутталиб прошествовал к идолам Исафу и Наиле с намерением принести возле них своего сына в жертву.
— Что ты задумал? — встревожились подбежавшие к ним соплеменники, которые, по обыкновению, сидели и беседовали, расположившись кружками близ Каабы.
— Хочу принести его в жертву.
— Ей-богу, ты не сделаешь этого, пока еще можно отыскать приемлемый выход. Вот зарежешь ты его сейчас, а потом другие будут поступать так же. Что получится — рождается у человека сын, а он его закалывает. Кто ж из людей останется тогда в живых?
Сородичи изъявили готовность выкупить Абд-Аллаха, а кто-то подсказал отправиться в Хиджаз, к знаменитой прорицательнице, чтобы та помогла решить судьбу юноши.
Послушавшись совета, Абд-аль-Мутталиб с сыном двинулся в Медину. Оказалось, однако, что прорицательница находится в Хайбаре. И они повернули туда. Когда прорицательница узнала от Абд-аль-Мутталиба его историю, то пообещала дать ответ на следующий день, после беседы со своим джинном. В ожидании отец непрестанно молился Всевышнему, прося у Него милости.
— Какая цена крови принята у вас? — спросила прорицательница, когда отец с сыном пожаловали к ней вновь.
— Десять верблюдов.
— По возвращении домой возьми сына, пригони десять верблюдов — и бросай жребий. Если сыну опять выпадет жребий, добавь верблюдов. Продолжай, покуда не ублаготворишь Господа и не выйдет стрела верблюдов.
С этим напутствием они вернулись в Мекку. Абд-аль-Мутталиб явился к Хубалю вместе с сыном и десятью верблюдами. Пока смотритель тянул жребий, отец молился Богу. Но снова вышла стрела Абд-Аллаха. Прибавили с десяток верблюдов — опять то же самое. Так добавляли их по десятку, и только когда число вербллюдов достигло сотни, жребий пал на них.
— О Абд-аль-Мутталиб, наконец-то Господь ублаготворен! — воскликнули собравшиеся курайшиты.
— Нет и нет, — отрезал Абд-аль-Мутталиб. — Клянусь Богом, не поверю, пока сие трижды не подтвердится.
Однако и в последующие два раза вышла стрела верблюдов. Тогда их принесли в жертву, а мясо отдали народу.
Вскоре после благополучного разрешения обета Абд-Аллах женился на Амине из рода зухра, в те времена благороднейшей и знатнейшей из курайшиток. И именно она стала будущей матерью Пророка.
Повествуют, как Абд-аль-Мутталиб с сыном отправились свататься. Шли они мимо Каабы, где их встретила Рукаййа, сестра Вараки ибн Науфаля из рода асад. А Варака был из тех, кто принял Христианство и слыл сведущим в древних книгах. От него-то женщина и узнала о скором появлении нового пророка.
— Куда путь держишь, Абд-Аллах? — остановила его Рукаййа, уже зная об избранничестве его ребенка.
— Иду с отцом моим, — отвечал ей юноша.
— Возьми меня за себя, и будет у тебя столько же верблюдов, сколько принесли за тебя в жертву.
— Не стану я выбору отца перечить, — отказал ей Абд-Аллах.
Абд-аль-Мутталиб с сыном пожаловали в дом к Вахбу ибн Абд-Манафу, главе зухритов, и тот согласился выдать свою дочь Амину за Абд-Аллаха.
Брак свершился. Абд-Аллах вошел к Амине, и в лоне своем она понесла Мухаммада. Так в будущем пророке соединилось высшее благородство происхождения его племени — со стороны отца и по линии матери.
На следующий день после свадьбы Абд-Аллах неожиданно увидел ту самую женщину, которая накануне сделала ему предложение.
— Отчего сегодня ты не предлагаешь мне того же, что предлагала вчера? — поинтересовался он.
— Так ведь свет, осиявший тебя накануне, уже не с тобой, и мне более нет нужды в тебе.
Иные рассказывают, что, наряду с Аминой, Абд-Аллах имел еще одну жену. Ступив однажды в ее жилище, он позвал супругу, но та не поторопилась, брезгуя грязью, оставшейся на муже после работы с глиной. Тогда Абд-Аллах вернулся к себе и, приводя себя в порядок, отправился на этот раз к Амине. По дороге он натолкнулся на свою вторую жену. Она стала усердно зазывать его к себе, но молодой человек отверг ее. Войдя к Амине, он зачал Мухаммада.
На обратном пути Абд-Аллах вновь повстречался со своей второй женой.
— Так ты приглашаешь меня? — спросил он ее.
— Нет! — был ее ответ. — Давеча, когда ты проходил мимо, у тебя меж глаз белым сияла звездчатая отметина, точно у коня. Я тебя окликнула, надеясь, что она перейдет потом ко мне, но ты не захотел. После ж того, как ты вошел к Амине, отметина передалась к ней.
Абд-Аллаху не довелось увидать сына. Он скончался, когда Амина была еще в тягости.
Случилось это на обратном пути из Сирии, когда Абд-Аллах был в составе курайшитского каравана. Захворав, он остановился в Медине, у своих родственников-наджжаритов. Спустя месяц его не стало, а тело его предали мединской земле. И исполнилась ему на ту пору всего двадцать пять лет.
Этот год получил свое название по походу на Каабу эфиопского наместника Йемена, в войске которого был могучий слон. Страшное поражение эфиопов явилось знамением не только покровительства Божиего над Храмом, но и небесного благословения младенца Мухаммада, родившегося вскоре.
Сие произошло, когда в землях йеменских много лет владычествовал Арйат. И вот один из его военачальников, Абраха, дерзнул посягнуть на трон, что раскололо всех эфиопов на два враждебных лагеря. Пошли они друг против друга, и сражения уж было не миновать, но тут Абраха предложил Арйату решить их спор личным поединком. Так была предотвращена бойня, которая погубила бы всех.
Арйат согласился. В бою сошлись невысокий, крепкого телосложения Абраха и приятной наружности, рослый воин Арйат. Метя Абрахе в макушку, Арйат стрельнул ему дротиком прямо в лицо, повредил бровь, глаз и губу. От этой раны у Абрахи остался шрам на всю жизнь, за который его потом прозвали Абраха аль-ашрам, Абраха со шрамом. Позади Абрахи стоял его раб, прикрывая своего господина с тыла. Увидав, что тот ранен, раб вышел вперед и поразил Арйата насмерть.
Так войско Арйата перешло под начало Абрахи, который сделался единовластным владыкой всех эфиопов Йемена.
Когда весть о случившемся достигла эфиопского царя Негуса, тот сильно разгневался. «Как осмелился он напасть на моего наместника и убить его без моего дозволения?!» — вознегодовал Негус и поклялся ступить на землю йеменскую, наказать Абраху во что бы то ни стало, снять прядь с его головы.
Узнав о клятве царя, Абраха обрил голову и отправил Негусу мешок с землей йеменской, сопроводив его напутствием: «О царь, Арйат был твоим рабом, и я — твой раб. Мы поссорились с ним из-за наместничества, будучи оба преданными тебе. Я же оказался сильнее, тверже и искуснее его в управлении эфиопами. Когда мне стало известно о царской клятве, я наголо обрился и отправил тебе мешок с землей из моих владений, чтобы ты водрузил на нее ступни свои, исполнив тем самым клятву свою». Удовлетворенный сим посланием, Негус утвердил Абраху наместником в Йемене.
Спустя некоторое время Абраха надумал возвести в своей столице Сане церковь, какой дотоле не видывали. На стройку согнал он тьму народу. Мраморные плиты и гравированные золотом мозаики для своей церкви вывез он из руин расположенного неподалеку знаменитого дворца царицы Билкис. Говорят, Абраха жестоко поступал с мастеровыми — опаздывавшему к прибытию до восхода солнца отрубали руку.
По завершении строительства Абраха направил Негусу послание: «О царь! Я воздвиг для тебя церковь, подобно которой не было еще ни у одного из царей. И не ведать мне покоя, пока не добьюсь, чтобы все арабы впредь совершали паломничество лишь к ней».
Весть о намерении Абрахи облетела всю Аравию. Некий кинанит, возмущенный сим дерзким замыслом, направился в Йемен, чтобы осквернить церковь. Совершив задуманное, он благополучно возвратился домой. Абрахе немедленно донесли о содеянном святотатстве.
— Кто осмелился посягнуть на нее? — вскричал Абраха.
— Некий араб — один из тех, кто совершает паломничество к Мекканскому храму, — был ответ. — Узнав о твоем намерении сделать из церкви единственную святыню паломничества, он дерзнул осквернить ее, дабы показать, что она не заслуживает такого возвеличения.
В ярости Абраха дал клятву пойти на Каабу и стереть ее с лица земли.
Снарядили войско, и Абраха возглавил его, восседая на огромном слоне, что дало название всему походу.
Весть о походе сильно встревожила всех арабов. Долгом своим почли они подняться, чтобы отстоять святую Каабу. Первым преградил дорогу Абрахе знатный йеменец Зу-Нафр. На его стороне в битве приняли участие еще некоторые кочевые племена. Но они проиграли сражение, а сам Зу-Нафр очутился в плену. «О владыка, — обратился к Абрахе приговоренный к смерти Зу-Нафр, — от меня, живого, будет тебе пользы больше, чем от мертвого». Абраха не был жесток и оставил Зу-Нафра у себя в плену.
Когда войско Абрахи вступило в земли хасамитов, те в союзе с соседними племенами оказали ему сопротивление. Но потерпели поражение, а вождь хасамитов Нуфайль ибн Хабиб попал в плен. Абраха сохранил ему жизнь, однако взамен взял с него обещание, что тот будет его проводником в походе на Мекку.
И вот эфиопы подошли к городу Таиф. На переговоры явился Масуд ибн Муаттиб. «О царь! Мы — твои верные рабы, и нет у нас причин для раздора. Ведь ты здесь не из-за этого вот нашего Храма, — сказал Масуд, указывая на сложенный в Таифе храм богини Аллят, — а ради того, что в Мекке, куда мы дадим тебе провожатого».
И Абраха миновал Таиф, не тронув крепость. Таифцы же отправили с ним проводника, который, однако, скончался на полпути, в местечке Мугаммас. Проводником тем был Абу-Ригаль, чью могилу арабы на протяжении столетий будут побивать камнями.
Разбив лагерь в Мугаммасе, Абраха выслал в сторону Мекки конный отряд. Вскоре отряд вернулся с богатой добычей, среди которой были двести верблюдов Абд-аль-Мутталиба, тогдашнего старейшины мекканцев. Кинаниты, хузайлиты и другие обитатели мекканского Харама решили было выступить против эфиопов, но, поразмыслив, сочли, что сил у них для этого недостаточно.
Абраха же направил в Мекку гонца, чтобы тот разыскал городского главу и передал ему от имени эфиопского царя следующее: «Не сражаться явился я, но разрушить Храм сей; если сами вы не возьметесь за оружие, то мне и подавно нет нужды в пролитии крови вашей». Гонцу он поручил также выяснить намерения главы мекканцев, и если тот не захочет воевать против него, пригласить его на переговоры.
По прибытии в Мекку посланец Абрахи быстро нашел Абд-аль-Мутталиба и передал ему слова своего владыки.
— Воистину, мы не желаем сражения и не имеем для этого сил, — произнес Абд-аль-Мутталиб. — Храм сей — святилище Божие, возведенное пророком Его Авраамом. Богу решать — защитить храм Свой либо допустить вас к нему. Мы одни не сможем отстоять его.
— Идем со мной к Абрахе. Мне велено сопровождать тебя.
Так Абд-аль-Мутталиб прибыл в стан Абрахи, где тотчас осведомился о друге своем Зу-Нафре, находившемся в плену у эфиопов.
— Можешь ли ты помочь нам как-нибудь в нашем несчастье? — поинтересовался он у Зу-Нафра.
— Какой спрос с узника, в любой миг ожидающего казни!? Единственное, что я могу сделать для тебя, так это потолковать с Унайсом, служителем Слона. Мы с ним приятели, может, он поспособствует, чтобы тебя принял сам Абраха.
— И на том спасибо.
Как и обещал, Зу-Нафр попросил Унайса за Абд-аль-Мутталиба: «Этот человек — старейшина курайшитов, глава мекканцев. Он печется о людях, обитателях равнин, и не оставляет заботой зверей в горах. К царю попали двести его верблюдов. Окажи милость, выхлопочи для него свидание с Абрахой, пособи ему, чем можешь».
Абраха был благосклонен к ходатайству Унайса и принял Абд-аль-Мутталиба. Увидав перед собой статного, внушительного и величавого мужа, военачальник эфиопов счел неподобающим, чтобы тот сидел ниже него. Но не мог Абраха допустить и того, чтобы эфиопы видели, как он пригласил Абд-аль-Мутталиба на престол с собой рядом. Сойдя с престола, Абраха опустился на ковер и предложил Абд-аль-Мутталибу место подле.
— О чем ты просишь? — через толмача спросил Абраха.
— Прошу лишь, чтобы владыка соизволил вернуть мне двести моих верблюдов, которых угнали его люди.
— При первом взгляде на тебя я был восхищен, теперь же — разочарован. Ты хлопочешь о каких-то верблюдах, вместо того чтобы беспокоиться о своей святыне — той, что я намерен предать разрушению!
— Верблюды эти — моя забота, ибо я их хозяин, а у Каабы — свой Хозяин, Который позаботится о ней.
— Храму против меня не устоять, — самонадеянно бросил Абраха.
— Поглядим, — был ему ответ.
По возвращении в Мекку Абд-аль-Мутталиб поведал курайшитам о намерениях Абрахи и посоветовал покинуть город, переждав исхода дела в окрестных горах. Сам Абд-аль-Мутталиб с группой курайшитов отправился к Каабе, где воззвал к Богу, чтобы Тот обратил гнев Свой против Абрахи и войска его. Держась за кольцо от врат Дома Божиего, Абд-аль-Мутталиб выразил мольбу свою в таких стихах:
И каждый смертный свой дом защищает,
Так Дом Свой, Боже, огради,
Пусть крест их в небо не взмывает,
Свою же мощь всю завтра им яви.
Затем Абд-аль-Мутталиб с мекканцами укрылись в окрестных горах, откуда могли наблюдать, чем обернется посягновение Абрахи.
Утром следующего дня войско Абрахи было готово к выступлению на Мекку. Когда Слона поворачивали к городу, хасамит Нуфайль незаметно шепнул тому в ухо: «Замри или воротись туда, откуда явился. Ведь ты в священном Божием граде!». И Слон опустился на колени. А сам Нуфайль убежал в горы. Как ни пытались эфиопы заставить Слона подняться, он был недвижим: его и хлестали по голове железными прутьями, и кололи в брюхо копьями, — ничего не помогало. Но стоило его развернуть в сторону Йемена, как Слон вскакивал и бежал в ту сторону. То же самое происходило, когда Слона поворачивали в направлении Сирии или на восток. На Мекку же он ни в какую выступать не хотел.
Тут из-за моря, волей Божией, налетели птицы, похожие на морских ласточек. Каждая несла по три камушка, величиной с горошину или чечевичное зерно: одно — в клюве, а два — в лапах. Птицы бросали камушки на эфиопов. В кого они попадали, тот погибал.
Но не все эфиопы были сражены камушками. Оставшиеся обратились в бегство, отступая по той самой дороге, по которой пришли. Ряды их все редели, многие падали замертво.
В самого Абраху тоже угодили небесные камушки. Эфиопы взяли его с собой, но в пути у него стали отваливаться пальцы, а за ним — и другие части тела, одна за другой. И когда Абраху привезли в Сану, он напоминал голого птенца. Там, передают, Абраха скончался от разрыва сердца.
Когда Бог отвратил эфиопов от Мекки и сломил их гневом Своим, аравитяне еще более прониклись почтением к курайшитам, именуя их людьми Божиими. О самом же походе Слона было сложено множество стихов.
Впоследствии Айша, жена Пророка, вспоминала, как она видела погонщика и служителя Слона — слепые и немощные, просили они милостыню в Мекке.
Каре Божией, что поразила поднявших руку на Каабу, посвящены 105-я и 106-я суры Корана. Первая из них, озаглавленная «Слон», напоминает о смертоносных птицах:
Разве не видал ты,
Как поступил Господь со Слоновым воинством?!
Не разрушил ли Он их козни;
Не напустил ли на них тучи птиц,
Осыпавших их каменной дробью;
Не превратил ли Он их в подобие
Листьев, изъеденных червями?!
(105: 1–5).
Согласно второй суре «Курайш», все это было сделано
Для безопасности торговых дел курайшитов,
Для каравана их — зимнего и летнего.
Так пусть же чтут они Дома сего Владыку,
Избавившего их от глада и страха.
(106: 1–4).
Рождение Пророка
Другими знаками Божиего избранничества будущий Пророк был отмечен еще в материнской утробе. При зачатии некий голос возвестил матери его, Амине: «Ты понесла владыку сего народа; разрешившись от бремени, произнеси: «Упаси его, Боже, от зависти черной», — и нареки его именем Мухаммад (Благохвальный)».
Сказывают также, что голос сей назвал Амине имя Ахмад, синонимичное имени Мухаммад. Согласно еще одному преданию, небесный голос поведал матери: Ахмад — имя младенца по Торе и Евангелию, а Мухаммад — по Корану.
Тогда же Амина узрела, как от нее изошел сноп света, в котором забрезжили очертания дворцов сирийского города Бусра.
Повествуют и об иных знамениях, сопровождавших зачатие Амины. В тот день все животные заговорили на человечьем языке, делясь радостной вестью о появлении благословенного избранника Божиего; в жилищах из всех концов Вселенной воссиял таинственный свет, а идолы попадали; мекканская земля, страдавшая от засухи, в тот год зазеленела и расцвела.
Во время беременности Амина не ощущала тяжести плода. Согласно же другому свидетельству, сам Пророк рассказывал, как его мать чувствовала огромную тяжесть, на которую она ссылалась в беседах с подругами. Как полагают, тяжесть беспокоила Амину в начале беременности, а легкость появилась потом, что свидетельствовало о необычности младенца.
Мухаммад явился на свет в понедельник 12 рабиу-I, в год Слона. О своем появлении на свет в понедельник свидетельствовал и сам Пророк. В ответ на вопрос некоего бедуина о соблюдении поста по понедельникам он ответил: «Это день, в который я родился и в который мне было дано [первое] откровение». А еще передают: «Посланник Божий родился в понедельник, в понедельник же водрузил Черный камень [спустя 35 лет, при восстановлении Каабы], в понедельник покинул Мекку ради переселения в Медину, в понедельник прибыл в Медину и в понедельник же умер».
Сохранились различные сведения о появлении на свет Пророка по времени суток — на рассвете, днем, ночью. В пользу последней версии обычно приводят свидетельство, согласно которому при рождении Пророка было видно, как опускаются звезды. Историографы, утверждающие о рождении Мухаммада днем, полагают, что данное свидетельство им не противоречит, ибо во время рождения пророков могут происходить самые разные чудеса.
Роды принимала невольница-прислужница Умм-Айман. По другим сведениям, это была аш-Шифа, мать Абд-ар-Рахмана ибн Ауфа из рода зухра, которая впоследствии поведала, что ребенок упал прямо ей на руки.
Младенец, вспоминала Амина, родился, опираясь ручками о землю и головку возводя к небесам. Присутствовавшая при родах сакифитка Фатыма бинт Абд-Аллах рассказывала, как все жилище вдруг окуталось восхитительным сиянием, а звезды низошли с неба, склонившись к самому младенцу.
В числе знамений, сопровождавших рождение Пророка, называют отсутствие у матери обычного кровотечения и других выделений. В воссиявшем от нее свете Амина могла различить очертания дворцов Сирии. Говорят также, что этот дивный свет озарил всю землю, с востока до запада.
Как гласит одно сказание, младенец сразу заговорил разумной речью, а колыбель его качали ангелы.
Той же ночью один иудей разглядел на небосклоне новую звезду. С крыши своего дома-крепости он стал созывать народ.
Несчастный, что стряслось? — вопрошали собравшиеся на его зов.
Сегодня взошла звезда, под которой родился Мухаммад.
Еще повествуют, как в ту чудесную ночь дворец персидского царя сотрясся до основания и рухнули четырнадцать его балконов. Потух и священный огонь персов, не угасавший прежде в течение тысячи лет.
По некоторым преданиям, Пророк появился на свет с «печатью пророчества» на спине, меж лопатками — у остальных посланников Божиих пророческая отметина находилась на правой руке. Согласно другим свидетельствам, «печать пророчества» появилась у Мухаммада позже: сразу после рождения, когда низошедший ангел поставил ему печать меж лопаток; некоторое время спустя, когда Мухаммад находился у своей кормилицы в землях садитов, к нему подошли два ангела, разверзли ему грудь, очистили сердце, а меж лопаток поставили «печать пророчества»; при его вступлении на путь пророческого служения.
Как уже рассказывалось, отец младенца Абд-Аллах опочил до родов. Когда Амина произвела Мухаммада на свет, она послала известить об этом его деда Абд-аль-Мутталиба, и тот поспешил к внуку. Показав ребенка, роженица сразу же сообщила Абд-аль-Мутталибу о ниспосланном ей после зачатия видении и о повелении наречь будущего сына Мухаммадом. Дед принял новорожденного в руки свои и вместе с ним отправился к Каабе, где воззвал к Богу, благодаря Его за великий дар.
Согласно одному преданию, наречение младенца именем Мухаммад состоялось еще в ночь (или день) его рождения. Более распространено, однако, свидетельство, по которому имянаречение имело место на седьмой день от рождения младенца. Тогда же, по обычаю того времени, ему было сделано и обрезание, а за него закололи животное.
Сообщают также о рождении Пророка уже обрезанным, и с отсоединенной пуповиной. Увидев в этом знак будущего величия, дед возрадовался и расположился к новорожденному еще больше. И к самому Пророку возводят следующие слова: «Благодатью Божией, я родился уже обрезанным». А еще повествуют об обрезании младенца ангелами (по одной версии — архангелом Гавриилом), которые раскрыли ему грудь позже — когда тот находился у своей кормилицы Халимы.
В вышеприведенном свидетельстве об обрезании ребенка на седьмой день далее говорится, что к трапезе были приглашены все знатные курайшиты. Отведав приготовленного для них кушания, гости поинтересовались:
— О Абд-аль-Мутталиб, какое имя дал ты новорожденному, в честь коего ты столь расщедрился?
— Мухаммад.
— А почему ты не выбрал для него одного из имен его предков?
— Желал я, чтобы он удостоился похвалы Божией — на небесах и людской — на земле.
Кроме предания о небесном гласе, открывшем Амине имя младенца, в объяснение последних слов Абд-аль-Мутталиба о мотивах наречения ребенка Мухаммадом обычно приводится следующий рассказ.
Однажды Абд-аль-Мутталибу приснился сон, будто из его спины вырастает серебряная цепь, и один конец ее упирается в землю, а другой возносится до небес, один конец находился на востоке, другой — на западе. Затем цепь обратилась в дерево, и каждой листок был осиян светом, и жители Востока и жители Запада потянулись к нему, пытаясь до него добраться. Сон объяснили так: из потомков Абд-аль-Мутталиба явится младенец, которому суждено будет владычество и над Востоком, и над Западом; которого будут благохвалить обитающие на небесах и на земле.
В близких преданиях упоминается другое имя Пророка, синонимичное первому, — Ахмад. К этим двум именам впоследствии присовокупили много других имен-эпитетов, заимствованных из Корана или хадисов. Сообразно числу «прекрасных Божиих наименований» выделяют девяносто девять имен Пророка. Порой говорят о тысяче и даже четырех тысячах имен — ведь чем больше имен, тем больше величия.
Среди наиболее известных из них — Набий Аллах, Пророк Божий (сокр. ан-Набий, Пророк) и Расуль Аллах, Посланник Божий (сокр. ар-Расуль, Посланник). В Коране Мухаммад чаще всего фигурирует под этими именами, впоследствии ставшими традиционными для его обозначения в мусульманской литературе.
Кораническими являются еще два имени Пророка: Та-Ха и Йа-Син, которые представляют собой лигатуру двух букв арабского алфавита, встречающихся соответственно в начале сур 20 и 36, впоследствии названных по ним. Наряду с подобными лигатурами, открывающими некоторые суры, их обычно называют «таинственными буквами». Многие толкователи полагают, что их значение ведомо одному лишь Богу, другие дают им свои объяснения. В частности, в качестве имени Пророка Та-Ха трактуется как инициалы имени Тахир-Хади, Пречистый-Путеводящий, а Йа-Син — как сокращение от обращения Йа-Сайд, «О господин». Есть и другие трактовки.
К Корану (33:40) восходит и имя-эпитет Хатам ан-набийин, Печать пророков (т.е. замыкающий их череду). Один хадис добавляет, что в Коране (см. 9:128) Бог называет Пророка Рауф, Благосердный и Рахим, Милосердный.
Согласно одному свидетельству, сам Пророк перечислил свои имена: Мухаммад, Ахмад, аль-Махи («Удаляющий» неверие), аль-Хашир («Собирающий» людей на Последний суд) и аль-Акиб («Замыкающий» череду пророков). В некоторых версиях вместо аль-Акиб упоминается синонимичное ему аль-Мукаффи, Набий ар-рахма, Пророк милости, Набий ат-тауба, Пророк покаяния, Набий аль-мальхама, Пророк сражения, или Набий аль-маляхим, Пророк сражений.
В мусульманской традиции Пророк часто фигурирует под прозвищами аль-Мустафа, Избранник [Божий], Хабиб-Аллах, Хабиб ар-Рахман, Любимец Божий.
Передают, что еще до своего призвания в пророки Мухаммад получил среди мекканцев почетное наименование аль-Амин, Надежный, Верный.
После появления у Пророка сына-первенца, которого назвали аль-Касим, самого Пророка, согласно арабскому обычаю, стали величать по кунье — Абу-ль-Касим, Отец аль-Касима. Впоследствии, когда все сыновья Пророка умерли и от Марии у него родился сын Ибрахим, архангел Гавриил назвал Мухаммада Абу-Ибрахим, Отец Ибрахима. Однако Пророк не пожелал расстаться с прежней куньей, привычной для окружающих.
Благословенная Мекка
Пророк заповедовал мусульманам: «Нарекайте моим именем, но не давайте мою кунью». По этому поводу, однако, у богословов существуют следующие различные мнения: не дозволено любое наименование по кунье Пророка (по некоторым сведениям, такого мнения придерживается аш-Шафии); нельзя в одном лице соединять имя Пророка и его кунью, а по отдельности именовать ими дозволяется; можно соединять имя и кунью (к данному мнению склоняется Малик); кунья Абу-ль-Касим запрещена при жизни Пророка, но дозволена после его смерти.
Были и такие богословы, которые не рекомендовали называть детей ни именем, ни куньей Пророка, ни именем любого другого пророка. Мотивом их было желание оградить имена пророков от возможного святотатства — при словесных оскорблениях, ссорах и т.п.
Из готовящейся к изданию книги Н. Ефремовой и Т. Ибрагима
«Жизнеописание Пророка Мухаммада»