Мое отечество

Дамир Мухетдинов,
главный редактор
ИД «Медина», кандидат политических наук

На сегодняшний день на территории России постоянно находится как минимум около 10 млн иностранцев, 8,4 млн иностранных граждан въе­хали в нашу страну в этом году.

В сегодняшней России непопулярны рабочие специальности, хотя многие из студентов учатся только для получения отсрочки от армии или для престижа. Поэтому трудовая миграция имеет ниши для заполнения.

Погромы в Лондоне и городах Англии показали насколько наши мигранты отличаются от британских. Те привыкли не работать и уже несколько поколений жить на социальное пособие, получая бесплатное жилье, пользуясь благами бесплатного образования и здравоохранения.

Может, мигранты это не лучший рецепт, но других реально работающих просто нет.

В отличие от Китая за уроженцами из Средней Азии не маячит сильное государство. Еще два с половиной века назад российское государство начало разрабатывать механизмы интеграции выходцев из Центральной Азии в российское пространство. Мечеть, медресе, и мектебе, «татарские муллы» играли здесь ключевую роль, судя по российскому законодательству и другим источникам.

Дамир Мухетдинов

Мигранты: новые опасности или новые возможности?!

На сегодняшний день на территории России постоянно находится как минимум около 10 млн. иностранцев, 8,4 млн. иностранных граждан въехали в нашу страну в этом году. Это на семь процентов больше, чем в прошлом. Эти цифры нас уже не удивляют, так как мигранты ежедневно заметны уже не только в мегаполисах, но и в поселках и деревнях. Поскольку они не работают на государственные и муниципальные структуры, не служат в охране, то их лица мы все чаще видим на своих улицах.

По данным Федеральной миграционной службы (ФМС), больше всего украинцев: 1,8 миллиона человек. Но они редко привозят сюда свои семьи в отличие от уроженцев восточных республик. Так, по данным Министерства труда, занятости и миграции этой республики, численность граждан, покинувших Кыргызстан и долгое время остающихся в России, в конце 2010 года составила более 800 тысяч человек. Одновременно практически треть оставшихся в России приобрела российское гражданство, ежегодно в среднем это 35 тысяч человек в год (или более 250 тысяч человек всего)^[1]. По данным Департамента образования Москвы, сегодня в столичных школах учатся свыше 70 тыс. детей мигрантов. Большинство из них приехали вместе с родителями из стран Центральной Азии, Китая и Вьетнама. В Южном, Юго-Восточном и Восточном округах Москвы это привело к тому, что около 30% учащихся первых классов в некоторых школах этих округов плохо говорят по-русски^[2].

Как административно решать эту проблему? В августе альтернативный проект концепции миграционной политики представляли два бывших замдиректора Федеральной миграционной службы (ФМС) — президент фонда «Миграция XXI век» Вячеслав Поставнин и завкафедрой социальной статистики Российского государственного социального университета Ольга Воробьева. Ключевое положение альтернативного проекта — реформа управления миграцией. Сейчас помимо ФМС за мигрантов ответственны семь структур, включая ФСБ. Предлагается же создать отдельное министерство миграции, межнациональных и конфессиональных отношений с входящей в структуру министерства Федеральной службой по надзору в сфере миграции. Кроме того, предложено создать миграционные суды, которые помогали бы мигрантам отстаивать свои «общечеловеческие права» вне зависимости от легальности своего статуса.

Что же приходит сейчас? В документе сказано, что в Москве потребность в мигрантах составляет 1,4 млн. человек, однако квот на этот год выделено лишь на 126 тыс., и работодатели вынуждены нанимать мигрантов в обход закона. Вместо квот предложено выставлять объявление о вакансии на сайт службы занятости, и, если в течение трех недель «претендентов из числа национальной рабочей силы» не будет, на вакансию можно нанимать иностранца. Кроме того, при избытке представителей тех или иных профессий в определенных регионах эти профессии будут объявлять закрытыми для иностранцев^[3].

В настоящее время часто говорится том, что мигранты отнимают кусок хлеба у коренных жителей, соглашаясь на демпинговые условия. Действительно приоритет должен доставаться местным уроженцам, если они хотят занять эти рабочие места. Только жители мегаполисов предпочитают сейчас работать в достаточно своеобразном формате. Хитом летнего сезона (судя по количеству прочтений) стала статья «Отдых по совместительству. Все больше жителей столицы предпочитает путешествовать и работать одновременно», опубликованная в газете «Московские новости» 28 июля^[4].

Ее первоначальный тезис: «В Москве появилась категория людей, которые перемещаются по миру, умудряясь при этом в постоянном режиме работать на столичные компании». Часть работодателей уже понимает, как выгодно иметь сотрудника, не тратясь на оборудование его рабочего места и другие нужды: ««Если судить по нашей базе, все больше москвичей хотят работать вне офиса и все больше работодателей готовы предоставлять своим сотрудникам такую возможность. Это очень актуальный во всем мире тренд. Современные средства коммуникации позволяют быть на связи в любой точке планеты. Кроме того, сейчас большинство российских компаний понимает, что сидеть на рабочем месте не означает трудиться. Компании жестко ориентируются на результат. А как и где этого результата достигать, сотрудник вправе решать сам. В общем, почему бы и нет, сделал дело — иди на пляж»,— говорит Алексей Захаров, президент портала Superjob.ru».

Aleksandr Guzhva из Москвы резюмирует: «В любом крупном городе в наше время половина граждан занята в сфере услуг, и всё чаще информационных услуг. Так что «работа, не привязанная к офису» (тот самый travelling) скоро станет приятной нормой на бирже труда. Лично я так и буду работать, а для плавного и финансово безболезненного перехода буду практиковаться в travelling после основной работы. И как только доходы от travelling сравняются с привычным от основной работы, сразу перейду на формат travelling!»^[5]

Признаться такого рода истории о жителях столицы, работающих за рубежом или просто, сдающих свои квартиры и живущих за рубежом, я слышу все чаще. В советские времена столичная молодежь рвалась получить визы запанных государств, и уехать туда. Но после распада СССР и открытия границ многие поняли, что для комфортной жизни за рубежом надо иметь деньги и связи или быть суперпрофессионалом и работоголиком. Иначе с большой вероятностью грозит участь стать заморским дворником, горничной или нянечкой. Travelling — это возможность сохранить свой статус и одновременно оторваться от российского серого неба, ворчащих соседей и далеко не безупречных общественных служб. Столичные и не только жители предпочитают отдыхать несколько раз в году или добиться длительной поездки за рубеж. С каждым годом видишь, как сокращаются приусадебные картофельные участки, как все меньше держат скотины на подворье, и как все чаще жители даже маленьких городков устраивают шашлыки в теплое время года. Только кто в это время будет водить автобусы, торговать, мести дворы, строить или дежурить в больницах?

В сегодняшней России непопулярны рабочие специальности, хотя многие из студентов учатся только для получения отсрочки от армии или для престижа. Поэтому трудовая миграция имеет ниши для заполнения. Здесь начинает использоваться опыт других стран, которые завозят определенных специалистов по четким квотам. Так, ФМС России выстраивает контакты с Кыргызстаном, Молдовой, Узбекистаном, Украиной, Таджикистаном. Так, в год из Таджикистана уезжают на заработки около 700 тыс. человек. По оргнабору проходят 15 тыс. На базе 10-го ПТУ там открыты краткосрочные курсы по обучению востребованным в России специальностям. Ярмарки вакансий проводятся регулярно. И все равно система оргнабора охватывает не более 15 тыс. «путешественников»^[6]. В июле в Казани прошло VII заседание Российско-таджикской рабочей группы. В нем участвовали представители ФМС РФ и миграционной службы при правительстве Республики Таджикистан. Заместитель директора ФМС РФ Анатолий Кузнецов указал: «Мы хотим перенести основные вопросы профессиональной и языковой подготовки, а также получения знаний по миграционному и трудовому законодательству и прохождение медицинского освидетельствования на территории стран СНГ».

В частности, предлагается проект открытия в следующем году в Душанбе филиала Казанского технологического университета (КГТУ). «Цель данного проекта заключается в том, чтобы трудовые мигранты приезжали в Россию, владея языком и профессией,— сообщил ректор вуза Герман Дьяконов.— У России существует потребность в специалистах пищевой, легкой промышленности, работниках строительных специальностей, экономистах. Мы планируем давать среднее профессиональное и начальное профессиональное образование. Речь идет примерно о ста слушателях, которые будут обучаться на платной основе, но по приемлемым ценам. Самые лучшие из них смогут продолжить образование в Казани»^[7].

Причины этой политики понятны. В Татарстане русские и татары предпочитают должности «белых воротничков», а не работу в промышленности, если это не касается крупных производств с их большими зарплатами и (или) социальными пакетами. Кроме того, бюджетникам проще получать жилье по ипотеке. На заводах и стройках Казани, как и в других российских мегаполисах, не хватает рабочей силы. Трезвые и квалифицированные труженики из российских регионов предпочитают более высокие заработки московской агломерации и нефтяного Севера. Исследования демографов показывают, что Москва стянула на себя маятниковую миграцию практически на тысячу километров в окружности. Россияне работают в столице и ее пригородах вахтовым методом. Это способствует росту их доходов, но вряд ли укрепляет семейные узы и приводит к росту рождаемости. Недвижимость же в Москве практически малодоступна даже для квалифицированных тружеников.

Пока в Казани считают, что могут контролировать мусульман бывшего СССР. В принципе в этой политике нет ничего нового. В годы индустриализации на рубеже 1920–1930-х гг. к индустриальным центрам присоединяли сельскохозяйственные («трудоизбыточные») области в рамках создания огромных краев. В этих сельских районах первично обучалась и готовилась к отправке в индустриальные центры рабочая сила. Если это не получалось организованно (не хватало квот и средств), то использовался мобилизационный потенциал родственников. Профессор Валентина Черновская прекрасно показала это на примере вербовки татар на предприятия промышленного узла Ярославля в 1930-е гг.^[8] Основной стимул тот же: полуголодное существование на родине. В условиях индустриальных центров у этих выходцев из села (без разницы, русских, татар и других) рождаемость сокращалась с примерно 10 до 2–4 детей. Не нужно забывать коллективизацию, когда заключенные, сосланные и бежавшие из села стали основной рабочей силой на многих производствах Северной России и ее азиатской части. Вспомним только Магнитку, Воркуту, Норильск, Караганду, Комсомольск-на-Амуре. А в 1941-м началась Великая Отечественная война. Результатом истребления лучшего генофонда европейской и азиатской России стали десятки тысяч вымерших деревень и сотни рабочих поселков. Эти утраты подтолкнули слишком многих к безнадежности, а затем к бутылке. Российское обитаемое пространство съеживается, как шагреневая кожа.

В Средней Азии и частично Закавказье, напротив, сельское население не переставало расти. В условиях демографического голода оно все более устремляется на Север. Так, среди выходцев из стран южного пояса первоначально преобладали представители Закавказья, но со второй половины первого десятилетия XXI века их начинают опережать мигранты из Средней Азии. В 2008 году основу миграционного потока составляют уже узбеки (17,5%) и таджики (14,6%). Вместе с тем и в дальнем зарубежье отчетливо обозначился еще один, самый многолюдный, регион, способный взять на себя роль основного источника эмиграции в Россию. Это Китай и другие страны Восточной и Юго-Восточной Азии. В 2008 г. на долю китайцев приходилось 15,5% общей численности мигрантов. Это реальность, которая не слишком радует большинство. Так, две трети россиян считают, что выходцы из Средней Азии и Закавказья никогда не смогут по-настоящему интегрироваться в реалии нашего Отечества. При этом в 1989–2004 гг. в Россию из ближнего зарубежья прибыло 5430 тыс. русских, из которых свыше 2 млн. затем вернулись обратно, столкнувшись на исторической родине не только с материальными трудностями, но и зачастую с неблагожелательным отношением в принимающих их российских городах и селах^[9]. Отсюда во многом возникает стремление мигрантов жить не в одиночку, а общинами, обычно этническими.

Так есть ли объективная потребность в мигрантах? Всего с 2005 по 2024 год по возрасту на пенсию могут выйти 49,486 млн. человек, а вступят в трудоспособный возраст только 29,955 млн. Итоговая убыль занятого населения потенциально составляет 19,53 млн. человек.^[10] В последний год мы постоянно слышим призывы к увеличению возраста выхода на пенсию и трудовой недели. К счастью, представители государства пока отвергают эти предложения, но и сейчас средняя продолжительность жизни российских мужчин ненамного превышает возраст выхода на пенсию. А с 60-часовой трудовой неделей очень многие просто не доживут до пенсии. К тому же после 40 лет новое рабочее место можно обычно найти либо при наличии хороших связей либо высококвалифицированным специалистам.

Погромы в Лондоне и городах Англии показали насколько наши мигранты отличаются от британских. Те привыкли не работать и уже несколько поколений жить на социальное пособие, получая бесплатное жилье, пользуясь благами бесплатного образования и здравоохранения. Мигрантам в России приходится платить за все, кроме школьного образования детей. Но это многим не нравится. Возникает парадоксальная ситуация. Росси нужна относительно квалифицированная рабочая сила, знающая русский язык и российские реалии, но все чаще слышатся призывы не пускать детей мигрантов в Россию^[11].

Но специалисты видят в детях не проблему, а людей. «Дети из других государств приехали сюда, они должны иметь право на обучение и лечение,— говорит заместитель заведующего кафедрой ЮНЕСКО „Международное (поликультурное) образование и интеграция детей мигрантов в школе“ Московского института открытого образования Людмила Костылёва— Наша кафедра готовит педагогов для обучения детей мигрантов русскому языку… Мы выпускаем пособия для детей всех возрастов, слабо владеющих, любо не владеющих русским языком. Разрабатываем программы обучения. В некоторых московских школах существуют классы, в которых детей мигрантов обучают русскому языку… Занятия по обучению русскому языку проходят поле окончания остальных уроков»^[12].

В России привыкли не слишком высоко ценить права отдельного человека. Это касается не только мигрантов, но и коренных россиян. Такое неуважение к людям приводит к убыли населения нашей великой страны, в отличие от постоянного роста населения в США. Может мигранты это не лучший рецепт, но других реально работающих просто нет.

Проблема не в детях, а в стремлении загнать их под один стандарт. «Сама по себе установка правительства Москвы на прием в школы всех без исключения детей вне зависимости от гражданства является абсолютно правильной,— считает президент Международной методологической ассоциации Сергей Попов,— проблема состоит в том, что школа к этой ситуации не готова». Например, такой институт, как школа, по мнению Сергея Попова, изначально создавался в расчете на однородный состав учащихся и способен нормально функционировать только при условии одинакового культурного, образовательного и языкового уровня поступающих детей^[13].

В отличие от Китая за уроженцами из Средней Азии не маячит сильное государство. Еще два с половиной века назад российское государство начало разрабатывать механизмы интеграции выходцев из Центральной Азии в российское пространство. Мечеть, медресе, и мектебе, «татарские муллы» играли здесь ключевую роль, судя по российскому законодательству и другим источникам. Сейчас речь идет не о тысячах, а о миллионах. Это качественно новый вызов. Но у нас есть газеты и журналы, Интернет, видео- и аудиозаписи. Нужны новые образованные кадры. Но если справились наши предки, то почему капитулируем мы? У нас нет другой земли, и мы должны остаться на земле наших отцов и дедов. «Китмибез!» — «Мы не уйдем!».