Арабески

Ахмад Макаров,
ответственный редактор серии энциклопедических словарей «Ислам в Российской Федерации», научный сотрудник Нижегородского исламского института им. Хусаина Фаизханова

24 марта 2011 года в Москве состоялось Всероссийское мусульманское совещание, где был принят проект итогового документа, текст которого приводится ниже.

Проект итогового документа Всероссийского мусульманского совещания.

Предлагаем читателям ознакомиться с текстом принятого документа

Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного!

Всероссийское мусульманское совещание, будучи первой встречей, рабочей и дискуссионной площадкой мусульман нашей страны всероссийского масштаба после Октябрьской революции, является результатом сотрудничества духовных структур российских мусульман с общественными организациями и объединениями, с органами государственной власти и организовано под руководством Совета муфтиев России.

Данное Совещание служит ответом мусульманского сообщества России на усиление ксенофобии и исламофобии в нашей стране. Оно созывается в ситуации, когда мусульман России все больше тревожит распространение в российском обществе мнения о деструктивной роли Ислама и мусульман в судьбе многонациональной России, распространение идей экстремизма и нетерпимости.

Организаторы Совещания видят одной из своих важнейших задач консолидацию мусульманской общественности перед лицом современных вызовов, с которыми столкнулось российское общество. Важной задачей мероприятия является поиск эффективных моделей достижения межконфессионального и межнационального мира и согласия в России, а также все более активное включение российского мусульманского сообщества в процессы модернизации и развития страны.

Следующей задачей Совещания является заострение внимания российской общественности на проблеме деполитизации религии в нашей стране, исходя из статуса России как светского, демократического и многоконфессионального государства. Особенно актуальным данное положение представляется на фоне усиления все большего вторжения религии в политическую сферу в нашей стране и эпохальных событий в арабо-мусульманском мире.

В работе Всероссийского мусульманского совещания приняли участие более 500 делегатов из более чем 60 регионов Российской Федерации. Среди них – руководители российских духовных управлений мусульман, видные представители мусульманского духовенства, общественности, деятели науки и культуры, внесшие значительный вклад в развитие и укрепление страны, члены Экспертного совета СМР.

Почетными гостями мероприятия стали главы и представители традиционных конфессий, руководители профильных министерств и Федерального Собрания РФ, представители Администрации Президента и Правительства РФ, лидеры и представители общественных и политических объединений.

Единодушно признавая, что в России, начиная с момента обретения новой демократической государственности, произошли очень серьезные изменения в сфере религиозной политики, участники Совещания отмечают, что эти изменения стали возможными благодаря поддержке государственной власти официальных религиозных структур российских мусульман. Однако за этот же период российское общество столкнулось с большим количеством вызовов и проблем.

Участники Совещания по итогам обсуждения вынесенных на повестку мероприятия вопросов и проблем, признают, что для их решения необходимо разностороннее сотрудничество между духовными структурами российских мусульман, иных религиозных конфессий, общественными, информационными, образовательными структурами, органами государственной власти Российской Федерации.

По результатам Совещания участники мероприятия приняли следующие предложения органам государственной власти, официальным духовным структурам, общественным организациям и объединениям:

1. Консолидация духовных структур российских мусульман

1) Российским мусульманам для решения всех отмеченных проблем необходима самая высокая степень консолидации официальных духовных структур, религиозных общин и объединений вокруг общих ценностей, задач и целей;

2) В обретении указанной консолидации российским мусульманам необходимо твердо ориентироваться на общие для всех мусульман, вне зависимости от правовых или методологических школ, абсолютные ценности, вероубежденческие принципы, утвержденные в первоисточниках Ислама – Коране, как Слове Всевышнего Аллаха, и Сунне, как сборнике достоверных преданий Пророка Мухаммада (мир ему и благословение);

3) При стремлении к указанной консолидации российским мусульманам необходимо ориентироваться на духовный, интеллектуальный и общественный опыт классиков российской исламской традиции, многовековой опыт мирного сосуществования различных народностей и конфессий в границах одной страны, придерживаться законов Российской Федерации;

4) В целях достижения этой консолидации российским мусульманам необходимо регулярно проводить общероссийские встречи, совещания, дискуссии, обсуждения, развивать дистанционное взаимодействие с использованием современных средств массовой коммуникации;

2. Противодействие распространению экстремистских идей

1) Для сохранения гражданского мира и согласия, общественной и государственной безопасности в Российской Федерации мусульманам нашей страны необходимо повышать эффективность в противодействии экстремистским и человеконенавистническим идеям и практикам;

2) Российским мусульманам для решения этой задачи необходимо сосредоточиться на просветительской и образовательной деятельности. Это подразумевает создание учебной литературы в соответствии с традициями российских мусульман; рецензирование учебной и религиозно-просветительской литературы; создание сети средств массовой информации в лице телевидения, сайтов, печатных изданий; проведение проповеднической и просветительской деятельности; организацию преподавания основ исламской культуры в светских учебных заведениях;

Продолжение текста

Ахмад Макаров

Этномечети — за и против

Хорошо было раньше: все жили в своих регионах, никто никуда не ездил, в Москве мусульмане — татары, в Казани — татары, в Баку — азербайджанцы, а в Ташкенте — узбеки. А сейчас все поперепуталось и в наших мечетях кого только нет. Именно так думают или по крайней мере говорят очень многие деятели, лидеры и простые люди, но для того, чтобы дать те или иные рекомендации и советы, для начала стоит разобраться, а так ли это? Возникала ли подобная ситуация раньше, и как решалась подобная проблема, и проблема ли это? В последнее время возник даже интереснейший термин — этномечети, под которым понимают мечети, посещаемые преимущественно представителями тех или иных этносов. Более того, по вопросам подобных «этномечетей» в последнее время разгорелась весьма активная дискуссия, в принципе сводящаяся к вопросу: нужны или не нужны подобные этномечети? Итак, начнем с истории, в сочетании с географией.

Если начать классифицировать мусульманские общины по этническому составу, то четко выделяются некоторые особенности. В сельской местности, где имеется компактное мусульманское население, оно, как правило, относится к одному этносу. По крайней мере это касается автохтонного населения, или же проживающего в данной местности на протяжении десятков, а то и сотен лет. Небольшие исключения касаются лишь местностей, где в одних населенных пунктах проживают одновременно представители нескольких мусульманских наций — татары и башкиры на Урале, татары и казахи в некоторых регионах в некоторых регионах Южной Сибири, Поволжья, татарско-туркменские и татарско-ногайские села Юга России. Но ввиду того что проживают они совместно на протяжении многих поколений, в значительной степени поперероднились и порой сложно различить, who is who в подобных селах, языковых проблем тоже не ощущается, а разница в ментальности значительно сглажена, то мусульманские общины подобных населенных пунктов по сути попадают под категорию моноэтничных, хотя и не являются таковыми. Соответственно мечети в них являются по определению теми самыми «этномечетями» с ведением хутбы на языке доминирующего мусульманского этноса. Но именно в таких селах проблем, собственно, никто и не ставит, потому что их там попросту нет.

Однако проблемы возникают в наших городах — многоэтничных, многоконфессиональных, современных безбашенных Вавилонах. Но сегодня ли возникла эта проблема? И, если она возникла не сегодня, то, может быть, она как-то решалась?

В многочисленных поездках по городам и весям нашей необъятной Родины пришлось побывать во многих местностях и населенных пунктах. В одних из них мусульманские общины возникали преимущественно из выходцев из какой-либо одной местности. Можно даже сказать, что эти общины являлись «филиалами» местностей, откуда переселялись мусульмане в новые для них края. К таковым относятся дореволюционные и советские общины большинства городов и промышленных центров Центральной России, Урала и Поволжья, образованные зачастую выходцами из соседних сел или в крайнем случае районов (для Ивановской области — Нижегородской области, юго-запада Татарстана и Ульяновской области, для Тулы — юга Ульяновской области, для Ульяновска — юго-запад Татарстана и окрестные областные татарские села и т. д.). Понятно, что вопросы межнационального общения внутри таких общин даже и не возникали. В качестве языка хутбы, вагаза, просто разговоров использовался даже не литературная норма языка, а говоры тех местностей, переселенцы откуда доминировали. Опыт таких общин скорее применим для сохранения замкнутых общин, их консервации, нежели чем для развития и сближения с представителями иных мусульманских этносов и групп, наполнившими наши города в последние двадцать лет.

Между прочим, другой особенностью таких общин является компактное проживание их представителей. Поселок Вырыпаевка в Ульяновске, Горелки в Туле, Сортировка в Иваново, дореволюционные Татарские слободы в Москве и Казани, казахский «Порт-Артур» в Омске — это очень небольшой список, и всех не перечесть.

Именно по такому принципу происходит и формирование некоторых современных мусульманских общин, а вернее, сказать, их этнических сегментов. В качестве примера можно привести «Новую Махачкалу» в Астрахани, а также район компактного проживание азербайджанцев, формирующийся в районе Криушинской мечети в том же городе. Собственно, мы пришли именно к современным этномечетям. Почему интересна в этом плане Астрахань? Дело в том, что та ситуация, которая для большинства российских городов является сравнительно новой, в этом городе перманентно длится на протяжении не одного столетия, и тем не менее выход там найден. В этом городе он следующий: из имеющихся 13–14 мечетей (разница в цифрах за счет того, что одна из них находится на границе города и области, и непонятно, к чему она относится) две представляют собой типичные этномечети. Это Красная (Кавказская) и Криушинская. Первая находится в населенном дагестанцами уже упомянутом районе, носящем в народе негласное название «Новая Махачкала», и ими же посещается. Хутба проходит на русском языке, культовая практика соответствует требованиям шафиитского мазхаба. Помимо дагестанцев, компактно проживающих в окрестностях Красной мечети, сюда приезжают другие их земляки со всех концов города. Криушинская же мечеть является шиитской (исторически у шиитов — азербайджанцев и иранцев, была Персидская мечеть, но она до сих пор не восстановлена, и вместо нее им была передана Криушинская мечеть, находящаяся в одном из татарских районов города), и вокруг нее начал формироваться район компактного проживания азербайджанцев. Кроме того, многие азербайджанцы (современная шиитская община города состоит в основном из представителей этого этноса) приезжают из других районов города, главным образом в выходные дни. Таким образом, имеющиеся две этномечети выполняют функции «точек сборки» для представителей общин, имеющих ярко выраженные как этнические, так и субконфесиональные особенности (шафииты и шииты-джафариты соответственно). При этом представители всех других мусульманских этносов города — татары, казахи (самый крупный мусульманский этнос в регионе), ногайцы, узбеки, таджики (последние два этноса составляют уже немалую и с каждым годом растущую общность), туркмены отдельными мечетями в городе не обзаводятся. При этом следует заметить, что главным фактором, влияющим на решение, образовывать или нет отдельную мечеть в этом полумиллионном городе, является не языковой (все-таки татарский и казахский имеют отличия, так же как и узбекский, и тем более таджикский), а субконфессиональный (все эти народы следуют ханафитскому мазхабу). При этом следует отметить и тот факт, что немалая часть дагестанцев и азербайджанцев спокойно посещает не «свои», а «татарские» мечети. Также известно, что в этом городе Персидская мечеть существовала как минимум с XVII века (насколько мне известно, документов о ее постройке не найдено, а XVII веком датированы документы о ее существовании). Все остальные мечети априори считались «татарскими» (татары в имперской России выступали в качестве государствообразующего мусульманского суперэтноса, хотя никогда и не имели подобного официального статуса). Таким образом вырисовывается следующая картина: этномечети существуют для двух групп, имеющих ярко выраженные значительные отличия от большей части мусульман региона. Эта вышеупомянутая большая часть имеет тенденцию к внутренней интеграции, значительно большую, чем у общин обеих этномечетей. При этом определенная часть дагестанцев и азербайджанцев значительно интегрирована в общемусульманский социум города и региона и предпочитает посещать обычные мечети. Вообще проживающие в регионе на протяжении нескольких поколений представители этих этносов больше ориентированы на общение с местными мусульманами, нежели чем с недавними переселенцами, хотя этнической самоидентификации при этом не теряют. То есть этномечети одного из самых бурно кипящих этнических котлов нашей страны предназначены главным образом для недавних мигрантов? В известной степени да.

В значительной степени им есть аналогия и в Москве. Ведь, помимо 4 официальных мечетей, в столице существуют «этномусалли» — помещения для намаза, имеющие явно выраженную этническую окраску. Собственно, они в народе так и именуются: афганская «мечеть», сирийская, бенгальская… Соответственно ритуальная практика в них соответствует национальным традициям данных народов, то же самое касается и языка хутбы — дари, арабский, бенгальский. Ранее существовали места совершения намаза, где хутба читалась на турецком. По сути дела, это варианты консервации этнического и субконфессионального своеобразия, своего рода «парижские пригороды» в миниатюре. Этномечетью в классическом виде является шиитская мечеть «Инам» с азербайджанским языком службы, которая входит в религиозный комплекс в Отрадном.

Москва не является монополистом в вопросах наличия этномусалля. Такие же имеются в другом крупном мегаполисе — Санкт-Петербурге. Если в Москве они расположены в местах сосредоточения афганцев, сирийцев и бангладешцев, то здесь они связаны с азербайджанцами и таджиками. Как и в Москве, они привязаны к местам работы, но не проживания. Их постоянными посетителями, как правило, являются люди, недавно приехавшие и не успевшие как следует адаптироваться в новой для себя среде.

Самым же интересным примером этномечети является мечеть в Якутске. Как известно, в этом городе, мусульманская община которого начала формироваться и институционализироваться еще до революции (известно о наличии в нем татарской школы в этот период, что говорит о достаточно высокой степени институционализации), единственная мечеть была построена сравнительно недавно, примерно лет 10 назад. Построил ее один ингушский бизнесмен. Со слов мусульман — представителей иных национальностей, она является «типичной этномечетью» с ингушской окраской.

На первый взгляд, этномечетями является большинство мечетей Омска. Часть из них расположена в районах компактного проживания казахов, и хутба во многих проходит на казахском языке. Но с учетом того, что посетителями являются и татары, и узбеки, и представители других наций, становится ясным, что под определение этномечетей они уже не попадают.

В советское время этномечетью являлась мечеть Аждарбек в Баку, основными посетителями которой были татары, преимущественно выходцы из Пензенской области. Ее имамом длительное время был известный уже в то время Аббас Бибарсов, и она являлась точкой сборки местных татар. Вообще для многонационального Баку, бывшего одним из промышленных центров страны (СССР), наличие этномечетей, наверное, традиционно. Одним из самых известных скандалов на религиозной почве стало закрытие здесь Лезгинской мечети. Впрочем, одной из причин существования здесь немалого количества этномечетей может быть и субконфессиональный фактор (суннитские меньшинства при шиитском большинстве).

Нужны ли этномечети и их подвид этномусалля? На этот вопрос сложно ответить однозначно. Сам по себе факт их образования и существования показывает то, что на определенном этапе без них крайне тяжело обойтись. Сам по себе факт их существования говорит об их необходимости и неизбежности. Основными их посетителями одних из них являются недавние мигранты, для которых адаптация в иную среду является болезненной и затруднительной. Другие образованы ввиду различий внутри мусульманской общины. При этом не все представители общин, имеющих собственные этномечети, предпочитают посещать именно их. Наверное, наличие этномечетей в городах, где, кроме них, достаточно других мечетей и мусалля, нормально и даже необходимо. В какой-то степени их аналогом являются суфийские, шиитские и другие мечети, образованные не столько по этническому, сколько по субконфессиональному признаку. Между прочим, факт наличия таких мечетей отмечают путешественники и летописцы еще средневековья: аль-Гарнати писал про маликитскую мечеть в Итиле, посещаемую магрибинцами, а ибн Батута и ибн Арабшах упоминают шафиитские мечети в Сарай-Бату; вероятно, последние были связаны либо с упоминаемыми в нем лезгинскими кварталами, либо с иранцами или азербайджанцами, в то время преимущественно шафиитами. В принципе это нормальная практика, в Каире есть даже мечети, образованные по профессиональному признаку — мечети инженеров, мечети полиции. Имеются этномечети и в мигрантских общинах современной Западной Европы, к ним же относятся и отдельные мечети афроамериканского движения Nation of Islam в США.

Другое дело, что не должно происходить замыкание в рамках этой мечети. И для этого следует налаживать и укреплять отношения между джамаатами различных мечетей, независимо от того, по какому признаку они образованы. Налаживать их на самом различном уровне, чтобы не получилось повторения истории парижских пригородов или тому подобной ситуации. Но это уже вопрос социальной ответственности имамов и духовных лидеров, ответственности перед уммой, народом, страной.

И уж тем более странным кажется предложение образовывать этномечети для доминирующего мусульманского этноса. Именно с его особенностями (наиболее употребимый среди его представителей язык, субконфессиональные моменты), как правило, связаны элементы культовой практики большинства мечетей региона (населенного пункта), а этномечети служат точками сборки для недавних мигрантов или людей, недавно принявших Ислам (афроамериканцы в США). Словом, для людей, еще не освоившихся в общемусульманском социуме, стоящих в стороне от мусульманского мейнстрима на данной территории. Предложение же создать «татарские этномечети в Татарстане» выходит на грань абсурда, потому что оно автоматически выводит татар в Татарстане в положение маргиналов.

Этномечети как явление были, есть и будут, потому что мы все разные и процесс их образования носит объективный характер. Отношения между ними должны развиваться и укрепляться, иначе мы просто рискуем стать людьми, раскалывающими умму. Но относиться к образованию этномечетей все же следует со всей осторожностью, взвешивая все за и против.

Проблема хутбы и вагаза в современном российском мегаполисе

Говорят, что Ислам распространяется из уст в уста. Именно подобным образом он дошел из пустынь Аравии до джунглей Африки и Индонезии, сибирской тайги, закрепился в горах Балкан и Кавказа, лесах Поволжья и Южной Азии. От человека к человеку, от дома к дому, от села к селу. И даже в наш век Интернета и телевидения основным способом донесения неискаженной информации об Исламе остается обычное общение людей. Тем более что о мусульманских телеканалах в реальном режиме нам пока приходится только мечтать, а на программах обычного зомбоящика существует неписаное правило «об Исламе плохо или ничего». Радует в этом только одно — значит, мы живы, потому что к покойнику применяется иная норма. Интернет тоже не особо радует — не так уж он пока и распространен, все-таки мы только в нескольких городах перешагнули порог охвата им населения в 50% (Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург, почти подошла к этому значению Казань).

Все эти моменты особо подчеркивают неуменьшающееся значение хутбы и вагаза. Как была названа одна из статей на портале islam.ru, «Подзарядка уммы», происходящая каждую пятницу, помогает сохранять собственную идентичность, что особенно важно в условиях современного мегаполиса. Та же «подзарядка» укрепляет иман, распространяет знания, укрепляет внутриобщинные связи в умме.

Так как хутба и вагаз ориентированы на людей, то для того, чтобы понять проблематику, связанную с ними, нужно понимать само наше мусульманское сообщество, что оно собой представляет, из каких сегментов состоит, его характеристики и особенности.

Как уже неоднократно писалось, мусульманское сообщество России давно уже не является «серой полуграмотной массой». Напротив, его интеллектуальный уровень значительно вырос в последние два десятилетия. Причем этот момент особенно характерен для общин крупных городов. Количество студентов и обладателей высшего образования резко выросло за последние годы не только в известных университетских и научных центрах — Москве, Санкт-Петербурге, Казани, Нижнем Новгороде, но также отмечается и в Ульяновске, Пензе, Йошкар-Оле и многих других городах. Например, для Ульяновска в последние пять лет отмечается тот факт, что новые люди, приходящие в мечеть, как правило, являются обладателями вузовских дипломов. Ранее такая ситуация не наблюдалась. Возможно, что это явление связано с тем, что происходит определенная дифференциация общества, в том числе выделение в нем более думающей части. Среди этой части идет поиск жизненных путей, образ героя, и, как естественное следствие, приход в религию ^[1].

Среди современных образованных мусульман выделяются две части: одна из них — это люди, имевшие высшее образование до Ислама, вторая же, это та часть мусульман, которая получила образование, уже будучи соблюдающими мусульманами. Сама исламская молодежь стремится получить высшее светское образование. Вместе с тем образованные люди, приходя к Исламу, стремятся расширить свои знания о нем, не довольствуясь минимумом, необходимым для совершения ежедневной ритуальной практики.

Более того, повышение интеллектуального уровня характерно не только для представителей наций-автохтонов, но также и для мигрантов, хотя и в несколько меньшей степени.

Другой важной характеристикой мусульманского сообщества России является его возрастные характеристики. Ислам помолодел, причем помолодел значительно. Если в 1980‑е годы молодежи в мечетях было крайне мало и большинство составляли люди пожилого возраста, то сейчас многие общины преимущественно представлены молодежью и людьми среднего возраста. В Вологде, например, самым старым членом общины является ее председатель Р. Б. Мустафин в возрасте 69 лет, а остальные намного моложе его. В Белгороде председатель общины Г. Г. Рамазанов в возрасте 45 лет, хотя и не является самым старым членом общины, но одним из них. В той же самой белгородской городской общине средний возраст составляет около 25–27 лет. Многие общины и руководятся сравнительно молодыми людьми. Например, во Владимире, Калуге, многих других городах имамам мечетей нет еще и 30 лет.

Тесно связан с повышением интеллектуального уровня и такой момент в жизни общин, как приобретение все более высокого социального статуса. Если в 1990‑е годы заявить о себе как о соблюдающем мусульманине означало обрубить пути перехода на госслужбу, включая такие структуры, как МВД, МО, МЧС и т. д., то сегодня ситуация уже изменилась. У нас есть мусульмане — милиционеры, сотрудники МЧС, военные, мэры городов и даже глава региона. Вид человека в военной форме, читающего намаз в мечети, уже никого не шокирует ни в Москве, ни в других городах. Мусульманин — преподаватель вуза, ученый переходит в категорию обычного явления.

Происходит мощнейшая диверсификация в этническом плане — почти все городские общины практически полностью потеряли этническую монолитность. Если не во всех городах это отразилось на уровне их руководства, то уж на рядовой массе мусульман это видно четко и отчетливо.

Но каким же образом влияют все эти изменения на хутбу и вагазы в наших мечетях? Может быть, никаких связей здесь нет и быть не может? Конечно же, нет! Все эти происходящие процессы коренным образом меняют сложившиеся подходы к хутбе и вагазу, что на протяжении десятилетий советского периода формировались в наших общинах.

Во‑первых, повышение интеллектуального уровня. Естественным его следствием является то, что мы вынуждены улучшать качество наших проповедей, разнообразить их, делать интересными для высокообразованной части наших мусульман. Но у этой проблемы существует и иная сторона — наряду с новым поколением, новой формацией мусульман сохраняется и старая формация, далеко не все представители которой обладают тем же высоким интеллектуальным уровнем. Как известно, наш Пророк приказал нам говорить с людьми таким образом, чтобы нас понимали. Следовательно, если перевести все хутбы на терминологию, соответствующую понятийному аппарату вузовского образования, то они станут непонятны бабаям, если же продолжать воспроизводить сугубо «бабайские» вагазы, они будут неинтересны образованной молодежи. В этом вопросе ответственность имама намного повышается. Понятно, что универсальных рецептов здесь быть не может. Принципом универсализма обладает в этом вопросе лишь одно правило — проповедь должна заинтересовывать все возрастные группы в мечети, независимо от их интеллектуального уровня. Возможно, что стоит в хутбе давать общую информацию, интересную для всех членов общины, а для более образованных и социально активных проводить дополнительные беседы. Тем самым при живом контакте с ними попутно решается и задача большего вовлечения их в деятельность религиозного общества. Но при этом эти составляющие части ни в коем случае не должны противопоставляться друг другу.

Не менее сложным выглядит ситуация с изменившимся этническим составом общины. В силу усилившихся миграционных процессов, в свою очередь, обусловленных объективными экономическими и демографическими причинами, мусульманские общины ряда регионов сильно разбавились переселенцами из других регионов страны, соседних и не очень государств. Кроме того, происходит определенный процесс принятия Ислама представителями традиционно немусульманских народов, а также приход к Исламу ранее деэтнизированного населения ^[2]. На последний момент практически не обращается внимания, тем более, что сами представители этой группы («вернувшиеся мусульмане») не стремятся к любым формам самовыделения, а, напротив, к интеграции в имеющиеся институциональные формы. Все эти вышеперечисленные факторы в совокупности дают то, что языком общения в мечетях все в большей степени становится русский как язык межнационального общения и понятный абсолютному большинству прихожан. Ситуация эта характерна именно для больших городов, потому что и в селах, и в малых городах она не получает распространения.

Во многих мечетях в качестве выхода применяется двуязычная хутба. В регионах Центральной России, Урало-Поволжья и Сибири она ведется на татарском и русском языках. По-видимому, это единственный выход из создавшейся ситуации. Причин для этого утверждения несколько — несмотря на относительное уменьшение татароязычной части общин (в абсолютных цифрах она все равно увеличилась), татароязычную часть хутбы все же следует оставлять. Это служит нескольким целям: создает атмосферу следования традиции, повышает статус татарского языка, подчеркивает его роль в жизни мусульманской общины региона. Кроме того, мы забываем о том, что в последнее время наиболее значительный приток миграции наблюдается из тюркоязычных республик Средней Азии — Узбекистана, Кыргызстана, узбеки Таджикистана; и даже ираноязычные таджики в большом количестве владеют тюркским (узбекским) языком. В их социокультурной адаптации татарский язык хутбы играет крайне важную роль, и замена его на русский отдаляет эту адаптацию и уменьшает ее шансы на успех. Те самым мы сами себя лишаем значительной части естественных преимуществ.

Другой вопрос в том, что подобное дублирование хутбы может затянуть сам процесс пятничной проповеди. Но здесь вопрос стоит уже в профессиональных качествах имама, который должен построить свое выступление таким образом, чтобы внимание мусульман не отрывалось на всем его протяжении. Понятно, чтобы достичь такой цели, в арсенале должен быть богатый набор вербальных и невербальных методов. Но, как уже подчеркивалось выше, времена меняются и требования в соответствии со временем тоже растут.

«Подзарядка уммы» происходит каждую неделю, джума-намаз является обязательным для мужчины-мусульманина ^[1], неотъемлемой частью джума-намаза является хутба. Другие проповеди — вагазы также входят в повседневную жизнь уммы. Так распространился Ислам, в том числе среди наших предков, так же он сохранялся вплоть до наших дней. Предки оставили нам в наследство нашу религию, и мы просто не имеем права не донести ее до наших потомков. Хутба и вагаз являются одними из важнейших инструментов в этом деле, и, хотим мы этого или нет, нам придется пойти на соблюдение требований времени в их ведении.