^{Председатели региональных духовных управлений мусульман ЦДУМ РФ на праздничных мероприятиях, приуроченных к 220-летию со дня основания ОМДС, Уфа, 2008 г.}

Уже третий век духовные управления остаются основной формой организации российских мусульман. Их много и достаточно аргументированно критиковали, но любые альтернативные варианты оказывались явно хуже. Свободные и самоуправляемые общины что в Волго-Уральском регионе, что на Кавказе обычно скатывались к противостоянию властям и зачастую к насилию. Жесткая же спаянность государства и религиозных структур в странах мусульманского Востока порождала застой и не препятствовала тирании. В итоге большинство российских мусульман склонились к компромиссному варианту духовных собраний. С одной стороны, они представляют собой традицию и стабильность, с другой – их можно реформировать.

Первый из российских муфтиятов – Оренбургское магометанское духовное собрание (ОМДС) – в 1788 году был во многом создан по мусульманскому образцу. Его прототипом стала миллет (милла) – форма церковного и религиозного самоуправления, применяющая семейное право, особенно по отношению к таким факторам личного статуса, как брак (никах), развод (талак) и наследование (мирас). Миллет обладал недвижимым имуществом, включающим в себя здания мест богослужения и поклонения, образовательные и благотворительные учреждения на правах вакфов. Если главы миллетов (например, патриархи христианских церквей) избирались единоверцами, то муфтий всегда назначался императором, хотя юридически эта норма была закреплена только в 1836 году. Шигабутдин Марджани сравнивал институт ОМДС с Шейх-уль-Исламом в Османской империи, где, по мнению Франсуа Жоржона, он представлял собой «разновидность религиозного функционера на службе Порты». Близким стало положение и российских муфтиев.

Чрезвычайно важным был вопрос о собственности муфтиятов. Если для ОМДС он подробно не прорабатывался, то для Таврического (Крымского) и обоих Закавказских духовных собраний (суннитского и шиитского) сохранялась система вакфов, в которые входили не только здания мечетей и медресе, но и земельные массивы и объекты недвижимости в городах.

Особенностью структуры ОМДС было отсутствие механизма контроля за положением на местах. Среднее звено духовенства – ахуны, – как правило, было разбросано по деревням и не оказывало заметного влияния на местное духовенство и власти на уездном и губернском уровне. В 1804 году первый муфтий Мухаммеджан Хусаин предлагал создать в Санкт-Петербурге коллегию (то есть централизованный общероссийский орган) по мусульманским делам и ее филиалы в основных мусульманских губерниях. В 1822 году чиновники Оренбургского губернского правления предлагали создать в Петербурге коллегию ахунов, имеющую право апелляционного суда по вопросам шариатского права. Так, уже в начале XIX века мусульманская элита и ряд чиновников понимали потребность как увеличения организационной и судебной автономии духовных властей, так и наличия строгой централизации их власти и соответствия структур муфтията административно-территориальному устройству России. Все эти проекты не были реализованы...

В прошлом веке принципиальным проектом являются постановления III Всероссийского мусульманского съезда, прошедшего в Нижнем Новгороде в августе 1906 года. По программе реформы управления духовными делами в России действовали бы пять Махкама-и-Исламия (Мусульманских собраний или судов), включая два на Кавказе (суннитское и шиитское), Оренбургское, Таврическое и Туркестанское. Причем все они, кроме последнего, уже существовали. Эти Собрания получали бы контрол, как над системой религиозного образования, так и вакфами. Главой мусульман России из числа выдающихся богословов избирался бы Раис-уль-Улама. Он имел бы право личного доклада императору. Раис-уль-Улама должен был стать высшей законодательной и судебной инстанцией в рамках шариатского права.

Таким образом, здесь можно опять выделить два принципа: централизации и автономии. Российская умма получала бы как авторитетного и общепризнанного богослова и правоведа, так и единого представителя перед органами центральной власти. С другой стороны, не ставился вопрос о ликвидации отдельных духовных собраний и постов их муфтиев. Если учесть, что на территории нынешней России исторически существовали два централизованных муфтията: ОМДС (затем Центральное духовное управление мусульман) и Духовное управление мусульман Северного Кавказа, то принципы объединения наших предков представляются наиболее разумными. В последние годы реально образовался и третий центр силы: общины вне исторических регионов компактного проживания мусульман, в основе своей городские. В постсоветский период большинство из них утратили однозначно татарский характер. Общины этих городских центров представляет преимущественно Совет муфтиев России. Именно эти три силы: ЦДУМ, СМР и Координационный центр мусульман Северного Кавказа по логике процесса должны стать тремя ключевыми агентами объединения.

Правда, для татар традиционно характерно соперничество между различными ханствами, а затем между несколькими общенациональными центрами. В начале прошлого века это были Казань, Оренбург и Уфа. Теперь вместо Оренбурга таким центром стала Москва. Уфа и Москва обладают всероссийскими религиозными структурами, что вызывает ревность столицы татар. Однако все попытки либо перевести ЦДУМ в Казань, либо создать другую общероссийскую структуру с центром в столице татар пока не имели успеха. Ошибкой, возможно, являлись попытки поставить религиозные органы под контроль светских, что пытались сделать Татарский общественный центр в начале 1990-х гг. и Всемирный конгресс татар в 2000-х гг. Объединительный съезд мусульман Татарстана в 1998 году также оставил у многих наблюдателей ощущение о весьма активном участии светских властей республики. Согласятся ли с таким вариантом представители конкурирующих муфтиятов в других регионах? Ведь речь идет о судьбах и амбициях конкретных людей. Татарским светским лидерам пока явно не хватает ни многостороннего образования, ни опыта переговорщика, ни личного религиозного опыта, которые позволили Садри Максуди создать единое правительство автономии – Милли Идарэ в июле 1917 года.

В начале прошлого века у татар представители трех центров сумели поделить власть в общенациональных органах. 15 декабря этого года в Казани представители СМР от Москвы, Казани и Уфы (преимущественно ДУМ Башкортостана) выбрали делегатов в рабочую группу для объединения. Так же поступили представители КЦМСК. Сумеют ли договориться ЦДУМ и СМР? Ведь ряд лидеров ЦДУМ ставят вопрос только о вхождении всех в данный муфтият. Если согласие не будет достигнуто сейчас, то ответом будет усиление кавказской уммы, занявшей более консолидированную и компромиссную позицию. Здесь непрекращающееся насилие и растущая в России кавказофобия являются мощными стимулами для нахождения единства. Над татарами и башкирами вроде бы пока не каплет...

Единство мусульман российского Кавказа уже проявило себя в эпоху имама Шамиля. Представители этого региона весьма активно взаимодействовали с депутатами от других мусульманских регионов в двух первых созывах имперской Государственной думы в 1906–1907 гг. К сожалению, мусульмане Северного Кавказа (кроме Закатальской области) были лишены избирательных прав по закону от 3 июня 1907 года. При устранении от общероссийского политического процесса они не получили возможность и для создания собственного самоуправления, включая религиозное. Важным, но пока до конца непонятным эпизодом является тесное общение в 1910-х гг. двух выдающихся улемов: дагестанца Сайпуллы-кади Башларова и бывшего казыя ОМДС, будущего муфтия ЦДУМ Ризы Фахредина. Именно последний был автором проектов религиозного единства российских мусульман, начиная с проекта, изложеного им в «Голямалар жэмгыяте» при ОМДС в апреле 1905 года. В 1920-е гг. «Голямалар шурасы», созданный по инициативе Ризы Фахредина на II всероссийском съезде при ЦДУМ в 1923 году, также постепенно превращался в орган, объединяющий мусульман собственно России и Центральной Азии. Но конец его существованию положили репрессии рубежа 1920–1930-х гг.

Помимо прямого доказательства, существует и доказательство от обратного. И здесь однозначно худшим вариантом будет общий процесс разделения по местным квартирам, усугубленный слабостью российского общества. Так, нежелание мусульманских лидеров создать единый эффективный орган в 1917 году стало одним из факторов распада не только мусульманского российского, но и общероссийского пространства. Замороженные советским режимом, эти факторы раскола сработали в начале 1990-х гг. При этом радикалы как раз показывают признаки объединения. Это ясно видно на Северном Кавказе, где вместо движения чеченцев за независимость сейчас доминирует единое общекавказское движение за создание исламского государства. По некоторым данным, объединение радикалов происходит и в других регионах. Поэтому сегодня из-за тактических интересов муфтиятов не должно пострадать стратегическое единство российской уммы и российской государственности. Уроки 1917 и 1991 гг. не должны быть забыты...

Айдар ХАБУТДИНОВ,
доктор исторических наук