О других воинственно интерпретируемых айатах и хадисах

В обоснование милитантистской интерпретации джихада порой приводится айат 36 суры 9 [Маргинани, т. 2, с. 135]:

И сражайтесь со всеми (каффатан) многобожниками,

Как они все (каффатан) воюют против вас.

Однако и этот айат не дает никаких оснований для объявления войны всем без исключения многобожникам.^[51] Ибо, скорее, в нем подразумеваются только те мекканские и другие аравийские язычники, кто сражается против мусульман. Впрочем, шла бы речь в айате обо всех многобожниках поголовно, обязанность выступить против них также поголовно лежала бы на всех мусульманах, что, однако, не предусматривается канонической доктриной, которая, как известно, полагает джихад коллективной (фард кифайа), а не индивидуальной (фард ‘айн) обязанностью.^[52]

Свой религиозный гегемонизм сторонники воинственной интерпретации легитимизируют и словами айата 33 той же суры 9:

Это Он (Бог) явил Своего посланника

С водительством правым и верой истинной,

Дабы вознести ее превыше религии любой.

p Эти слова в Коране повторяются еще дважды, в айатах 48:28 и 61:9, но в первом и третьем айатах далее сказано: «Как бы ненавистно ни было это многобожникам (ва-ляу кариха аль-мушрикунp)», а во втором – «Свидетельства же Бога предостаточно» (ва-кафа би-Лляхи шахиданp). Под «посланником» милитантисты, естественно, понимают пророка Мухаммада, под «водительством правым»/ «верой истинной» – Коран/Ислам, под «вознесением» – победу^[53] над всеми остальными религиями. И даже такой относительно либеральный автор, как М. Али, в своих комментариях к айату 61:9 не преминул включить в число «многобожников» также и христиан, «поскольку и они приняли политеистическую доктрину Троицы».

Но ведь в указанных айатах, даже если их понимать в смысле всемирного торжества религии Божьей, отнюдь не говорится именно о насильственном ее распространении. Это во-первых.

Во-вторых, слово мушрикун, «многобожники», в Коране обычно относится к аравийским язычникам и данные айаты могут служить лишь пророчеством о торжестве ислама во всей Аравии, что и произошло еще при жизни Пророка.^[54] Распространять их на весь мир – значит противоречить среди прочего всем кораническим откровениям о религиозном разнообразии как о предначертании Божьем, которому суждено сохраниться вплоть до Судного дня.^[55]

В-третьих, во всех обсуждаемых айатах слова «посланник» и «вера истинная» имеют, на наш взгляд, обобщающий смысл и, следовательно, айаты выражают благовестие о торжестве Божьей религии, данной всем Его посланникам, в том числе Моисею, Иисусу и Мухаммаду. Внимательное прочтение контекста свидетельствует, что если второй из этих айатов (48:28) оглашен в связи с Мухаммадом, то остальные два айата – в связи с Моисеем и Иисусом.

Некорректность эксклюзивистского толкования данных айатов особенно видна на примере последнего из них. В предшествующих айату 61:9 откровениях суры 9 упоминается об отклонении израильтянами посланничества Моисея (61:5), а позже – и Иисуса (61:6). В айате 61:6 передается обращение Иисуса к израильтянам:

Я – посланник Божий к вам,

Подтверждающий истинность того,

Что прежде меня было дано в Торе,

И возвещающий о посланнике,

Кто явится после меня,

И имя коего – Ахмад (т. е. Мухаммад).^[56]

Далее здесь говорится:

Когда же Он явил им

Ясные знамения [своего небесного посланничества],

Они воскликнули: «Колдовство это явное!»

Эксклюзивисты полагают, что местоимение «Он» относится к обетованному посланнику – Мухаммаду, и на этом основании «посланника» в нижеследующем айате 61:9 отождествляют с пророком Мухаммадом.

Непонятно, однако, какие «явные знамения» пророк Мухаммад представлял иудеям и особенно христианам, к тому же, такие знамения, что оппоненты назвали их «колдовством» (сихр). М. Асад полагает, что под словом «это» в айате 61:6 подразумевается Коран, и в подтверждение своей интерпретации отсылает читателя к айатам 24:24–25, где передается чей-то отзыв о Коране как о колдовстве [Значение и смысл Корана, т. 4, с. 402]. Странно, что такие толкователи забывают, что этот отзыв не принадлежит какому-то иудею или христианину, а мекканскому язычнику, аль-Валиду ибн аль-Мугире. Более того, они не замечают, что те же самые слова о явлении с ясными знамениями и об отвержении их как явного колдовства отнесены в айате 5:110 именно к Иисусу и дарованным ему Богом знамениям (исцеление недужных, воскрешение мертвых и др.). И еще: в айате 3:55 Бог обещает Иисусу возвышение – и до самого Судного дня – его последователей над неуверовавшими в него.

В заключение разбора коранических откровений, на которые опираются милитантисты, отметим, что в классической богословской литературе цель войны/джихада часто формулируется так: «Чтобы слово Божье было превыше всего» (ли-такуна калимату-Ллахи хиа аль-‘улйа). Близкое выражение («И слово Божье превыше всего») встречается единожды в Коране – в айате 9:40, но, заметим, без какой-либо соотнесенности с военными действиями.

Обратимся теперь к Сунне. Воинствующие богословы обычно цепляются за хадис Ибн-Умара со словами Пророка: «Мне было велено сражаться с людьми (ан-нас), пока они не засвидетельствуют, что нет божества, кроме Бога и Мухаммад – посланник Его, и станут творить молитву-салят и милостыню-закят. Если они так поступят, то заповедана мне их жизнь и имущество, кроме полагающегося по праву. Суд же над ними предоставим Богу».^[57] Этот хадис встречается и в сокращенной форме (и от Ибн-Умара, и от Абу-Хурайры), содержащей лишь условие об исповедании единого Бога – «Мне было велено сражаться… пока они не засвидетельствуют, что нет божества кроме Бога. Если они так поступят…».^[58]

К счастью, сохранились свидетельства об обстоятельствах, в которых сподвижники Пророка огласили данное его изречение (сокращенную его версию). Это случилось в разгар движения ридды – отступничества, вспыхнувшего в Аравии еще при жизни Пророка и приобретшего угрожающие масштабы вскоре после его смерти. Восставшие племена отказались платить закят вновь избранному халифу Абу-Бакру, и тот решил идти на них войной. Однако намерения халифа не поддержали некоторые видные сподвижники Пророка, в том числе Умар. И именно Умар, возражая Абу-Бакру, напомнил ему об указанном наставлении Пророка. Стало быть, изречение Пророка могло подразумевать исключительно участников ридды, и тогда к слову «люди» в переводе хадиса следует добавить «эти».

Нетрудно также заметить, что предание о второй (малой) версии хадиса ставит под сомнение достоверность расширенной его версии. Ведь странно, что ни Абу-Бакр, ни кто-либо из поддерживающих его мнение не знал об указанном изречении Пророка с предписанием о закяте. И почему тот же Ибн-Умар, со слов которого передется данный хадис, не поведал своему отцу о таком хадисе?^[59]

Привлекает внимание и тот факт, что в хадисе (в обеих его версиях) отсутствует упоминание о джизйе. Поэтому, видимо, даже приверженцы воинственной интерпретации джихада вынуждены распространять предписания хадиса на одних только многобожников.^[60] Правильнее было бы идти дальше, относя хадис лишь на счет воюющих против мусульман людей. Кстати, почти в тождественных с хадисом Ибн-Умара выражениях (но без упоминания о саляте и закяте) Пророк наутствовал Али, шедшего на штурм иудейской твердынии Хайбар (М 2405). Как контекст этого хадиса, так и контекст хадиса Ибн-Умара (малая версия), позволяют высказать следующее предположение о подлинном, гуманном смысле подобных наставлений Пророка: воюющим против мусульман гарантируется неприкосновенность жизни и имущества, если они примут ислам.

Таким образом, указанный хадис не вменяет мусульманам в обязанность вести войну с целью обращения людей в ислам, а обеспечивать врагам, перешедшим в ислам, сохранность их жизней и имущества. Из жизнеописания Пророка известны случаи, когда отдельным мусульманам бывало не по душе подобное его великодушие – неприятель, дескать, обратился в ислам не всем своим сердцем, а лишь под страхом смерти. И всякий раз Пророку приходилось вразумлять таковых. Логично полагать, что именно против подобных настроений и были адресованы заключительные слова обсуждаемого хадиса – «Суд же над ними предоставим Богу».

Другой хадис, которым порой оправдывают воинственный джихад, гласит: «Кто сражается за то, чтобы слово Божье было превыше всего, тот и сражается на пути Божьем»^[61]. Здесь, как и в случае с предыдущим хадисом, имеет место некорректное обращение с высказыванием Пророка – вырывание его слов из их контекста, что придает им совершенно иной оттенок. Согласно соответствующему свидетельству,^[62] Пророку задали вопрос об угодном Богу сражении («какое сражение есть сражение на пути Божьем?»), и Он, отвергая тщеславие, корысть, месть и прочие такие мотивы, изрек упомянутые слова. Следовательно, цель этого хадиса не состоит в подъеме верующих на войну за распространение веры, а в предостережении их от преследования неподобающей цели на войне.

В милитантистском арсенале встречаются и другие хадисы, которые, однако, не вошли ни в один из шести общепризнанных сводов. Среди таковых: «С мечом меня воздвигли (в одной версии добавлено: перед [судным] Часом), чтобы поклонялись Богу единому, соучастников не имеющему…» (Х 5093–5094).^[63] Уже сам отказ канонической традиции признать подобные хадисы освобождает нас от необходимости их обсуждения. Относительно же упомянутого хадиса ограничимся замечанием, что Коран никогда не описывает миссию Пророка в подобных воинствующих образах, а, наоборот, свидетельствует о нем так:

Мы воздвигли тебя в посланники

Лишь в милость всем людям.

(21:107)

Итак, не тотальная война за распространение веры, как это утверждают милитантисты, а лишь вынужденная война в защиту веры или  во имя свободы веры – такова подлинная заповедь Священного Писания мусульман. Коран выступает посланием мира, толерантности и сотрудничества, решительно отвергая любые попытки навязать другим свою идеологию и свои ценности.