Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Учебные пособия
Реформа образования: татары нижегородчины и мусульманский мир /сборник работ и статей по исламскому образованию/
20.04.2009

Наджиб Хабибуллин

Воспоминания молодости (Яшлек хатирасе)
Письмо брату Малику

Перевод Г. С. Закирова
Самара
1910 год

 

Сегодня отцы не говорят: «Ладно, хазрат, все равно моему ребенку главным муллой не быть! Чуть поймет, что написано чернилами, и того хватит! – а утверждают, что для жизни нужно учение».

Ну что же, друг мой, вернемся к старым темным временам в жизни татарского народа, то есть взглянем на известную историю нашей молодости.

И – открывая страницы истории нашей босоногой юности – что же мы видим?

На первой странице две волшебные вещи: сундук и вступление в мектеб (школу), то есть, говоря старым словосочетанием, мяктепкя кердегез (вошли в школу).

Направимся длинным путем, чтобы достичь цели.

Например, так. Наступили темные осенние дни. В хлеву очень грязно, желтый мерин и дымчатая кобыла, не заходя в стойло стояли под навесом. А молодые жеребята, не зная, куда спрятаться от холодных дождевых капель, стояли, съежившись. Пришло время ремонта сараев, где содержались коровы и овцы. Уже на подводах были привезены последние зерна гречихи из полей, которые находились возле Левашовки и свалены за складами.

Уже и абзи, держа в руках топор с коротким топорищем, слонялся в саду между яблонями и вишнями. Хотя Малик и не имел особых талантов к этим делам, и он надел свой длинный казакин зеленого цвета, напялил на голову шапку, похожую на шапку Шияба по кличке «эптек», потом надел на руки пятиугольные варежки, и, стоя прямо, сердито смотрел на хлева. Если бы можно было, он всю скотину, взяв за хвосты, отхлестал бы сыромятным кнутом. Бедняга Тажуриза абзый, одев специальную осеннюю одежду, с кличем «Наджибдей! Маликдей!» взял в руки тачку и направился по тропинке в поле.

Дядя Аюб и дядя Халил давно уже возвратились с Макарьевской ярмарки. Ярмарка в Порецком тоже давно уже прошла. А все­таки последние товары Железнова и Щегалкова при свете вечерней луны, будто специально освещенной, как серебро, осенней дороги, со скрипом проходили мимо села. Покойный Артем Бадере (то есть Бадретдин по кличке Артем) тоже без дела не сидел. Из Порецкого возил привязанные «хвост­хвосту» негодных для дела хромых лошадей на мясо. Проходя мимо села на Порецкое, говорил: «Шакирды уже скоро пойдут в школу, жертвовали пять копеек на садака, то есть на милостыню». Бедняга, неугомонная Алия абыстай беспокоится о приближении темных зимних дней.

Хмуро шумевшие в саду под напором осеннего ветра деревья уводили ее мысли в неизвестном направлении. Звуки азана, звучавшие под осенним холодным ветром, вырывавшиеся из сильной груди покойного ныне Шамшуара абзый, заставляли рыдать ее душу. С каждым днем становилось все холоднее и неуютнее.

Если посмотреть в окошко, то в полях жизни не было видно: черная земля жила ожиданием белого одеяния. Только гулявшие на озими возле мельницы Шакира телята, а также хромые негодные лошади, которых продал на мясо Бадер Артемовский, немного добавляли видимость жизни осенним полям.

С гулом крутящаяся под осенним ветром мельница Шакира, как будто безнадежно жалуясь о своей скорой кончине, со скрипом извещала о приходе зимы.

Уже не чувствовался запах дыма из трубки ныне покойного дяди Бадретдина. Летом под вербами на свежем воздухе с удовольствием куривший трубку, сейчас он затягивается, чуть приоткрыв входную дверь.

Время армейского призыва уже давно прошло. Бедненькие призванные солдаты под прекрасные звуки гармошки затягивали всем известную длинную песню (озын кой). «Любимые остаются… как жаль!» – скоро разлука с родными местами… Если выразиться иносказательно: «Снег падает так же крупно, как горе».

Как будто вся природа переживает из­за их разлуки с Родиной.

Уже покойная, тетя Жали приготовила призванному в солдаты сыну Калилу пару носок, две пары портянок и три пары исподнего белья. Если посмотреть на женщин, одетых в полузимнюю одежду, которые собрались возле калитки перед заходом солнца, то они – Айша жинги, тетя Фатыма, жена Кальжема Исмаила тетя Патюк – за домом «Гагыр» Иксана сплетничали до наступления темноты. Тетя Джамалия рассказывала, как, возвращаясь из Болотона, где побиралась по домам, увидела необъяснимое видение в поле Насука Мусы. Как тетя Фатима, возвращаясь из Красная (Красный Остров) от своей бабушки между тремя и одинокой возвышенностями (мары) увидела какое­то чудо в белом, то есть с удовольствием вспоминали события, связанные с их молодостью. Перед тем как расходиться, говорили: «Наверное, сегодня начались занятия в школе Юнус муллы», – и возвратились по домам.

Деревенские дети, оставшиеся без работы, уставшие от игр, с нетерпением ждали начала занятий.

В их головах крутилось оставшееся в наследие от отцов и дедов слово – вступление в школу: «Надо открыть школу, в мектебах Ильяса муллы и Юнуса муллы занятия уже давно начались», – говорилось в народе. С другой стороны мальчишки – Абыкан Аляу, Кара (черный) Ягуда, ныне покойный Таз (корыто) Капиз, – мечтая о вступлении в мектеб, кружились вокруг школы. Распространенное в народе понятие «вступление в школу» не ставилось как стремление достичь какой­то определенной цели. А дети, которые собирались вступить в мектеб, вообще не думали о совершении каких­то великих дел. Только оставшийся в наследство от отцов и дедов лозунг – «вступление в мектеб» – сохранился в их душах, как какое­то необычайное событие.

Оставившее в молодости незабываемое впечатление выражение «вступление в школу» подразумевало такие деяния:

1. Захватив с собой сундук, прийти в школу на ночевку. Ключи от сундука при этом крепко привязаны к поясной веревке, которая поддерживает штаны.

2. Чаепитие в школе.

3. Сварить картошку в печи.

4. Самодельно сделанным силком из конского волоска ловить голубей.

5. Забив порохом самодельное ружье, чиркнув спичкой, стрелять из него.

6. Придумывать разные плохие клички людям.

7. Посещать в нижнем конце деревни Алима Ризванова.

8. Разбирать частоколы на дрова, чтобы растопить печку в школе.

9. Рассказывать или слушать сказки.

К примеру, вот так. Однажды вечером в школу заглянул сын Идриса муллы Сафи (возможно, полное имя – Сафиулла). Он был мастером изображать своего отца и был известен как великолепный рассказчик сказок. Каждый с нетерпением ждал вечера: как только со стороны Казы (наблюдатель за шакирдами) раздавалось слово Эбрагиму – тут наступал такой кавардак, как будто пришел конец света. Даже свет лампы, подвешенной к потолку, становился едва заметным. Каждый лежал по отдельности. Таз (корыто) Капис, подходя близко к лампе, громко спрашивал: «Муфтий где?» И получив ответ: «В Уфе!», направив дыхание прямо к огню, кричал: «В Уфе – и от этого лампа тухнет!». В темноте раздавался голос: «Можно сказку?» И, получив ответ, Вали, сын Идриса муллы Сафи, начинал сказывать сказку, которая называется «паликрат», – и после этой сказки он получил кличку «Паликрат Сафи». Это были первые плоды воспитания, которые дала школа. Да, ничего удивительного в том, что Сафия назвали Паликратом, не было, так как в ту эпоху это было не только обычным делом, а как будто так должно было и быть. Родители его тоже прошли через это, поэтому ничего необычного в том, что всем в мектебе давали кличку, не было. Все взрослые в селе свои клички получили в школе.

Уже много слов сказано. Школа открыта. Мальчишки, в частности Капис (таз), Ягуда (кара), стали осуществлять те планы, задуманные летом, когда пасли лошадей на полях Борятино. Каждый из них прятал под одежду по одному полену (лишь бы родители не увидели!), чтобы растопить печку в школе. А в школе холодно, только первый раз растапливают печку, поэтому не успела еще разогреться. А полы помыты по­мальчишески, то есть ведрами таскали воду и выливали на пол, поэтому еще полы не высохли, везде сыро. Несмотря на это, десять – пятнадцать мальчишек намереваются здесь переночевать, потому что ночевка в школе (мектебе куну) – это историческое выражение и оно скрывает многие смыслы. Шакирды (ученики), которые пришли в школу ночевать, пока были без сундуков, но все­таки ключи от маленьких замков, которые были специально куплены для этого на Спасской ярмарке, были привязаны к концу поясной веревочки. Хотя школа еще полностью и не разогрелась, от дыма и газа болела голова и слезились глаза, для мальчишек это ничего не стоящая мелочь. Уже прошла (ахшам намаз) вечерняя молитва, настало время ночного намаза. Саттар муадзин и Тапти азанчи (человек, призывающий к молитве) своими мощными неподражаемыми голосами, льющимися из их широких грудей, погружали деревню в божественное томленье.

В школе появился свет. Висевшая на потолке лампа, треснувшая трубка, которая была с приклеенной круглой газетной бумагой, хоть и не давала достаточного света, ничего – шакирды приспособились к этому! Специально опустив поближе к полу лампу, они сидели, окружив ее плотным кольцом. Лапти, подвешенные на завязки­онучи, сохли за печкой.

Это волшебное мгновенье – мектебе куну, – что они услышали от родителей, наконец, настал, и это по их мнению, выполнено по всем канонам. А «Таз» Капис, купив за две копейки у Айси «мажук» чай, вскипятил круглый самовар. Дежурным назначили Нуримана «гулла». Беседа текла интересно, все были удовлетворены.

Много чего было запланировано на будущее, даже проблема привоза жнивья из Балатонова поля была решена подробно. Хотя и была одобрена мысль о том, что надо бы сходить в лес и приготовить «сушняк» на дрова для растопки школьной печи, но прозвучало предостережение, что немой «урыс», лесной сторож, может отобрать топоры. В один из прошлых годов он у «Скатина» Закир, «Скатина» Сибат, «Боргел» Ибрай и Тажуриза абзый, когда собирали дрова, чуть не отобрал топор, хорошо хоть, Тажуриза абзый спасся, сбросив топор в чащу леса.

Настолько шакирды были довольны своим положением, что даже решили спеть распространенный по всем школам с тех времен, когда еще Ибрайкин Жалял был казыем, такой баит:

Где учился Хабибулла с семи лет,

Дом ишана застревает, и течет

Крыша Орской мечети,

Покрашена в красный цвет.

Помыслам Аллаха сведений наших нет!

Утонули в омуте семьдесят шакирдов.

В то время когда шакирды с мыслями о том, что они сегодня ночуют в школе, сидели, погрузившись в сладкие мечты, открывается дверь школы. Хазрат, одетый в черный тулуп с блестящим воротником, входит в школу со словами: «Ах вы, дьявольское отродье, давайте расходитесь по домам, а то все умрете здесь от запаха!» – и всех разгоняет по домам. Таким образом все планы ребят разрушаются до основания. Мальчишки, с большим неудовольствием захватив привезенные с собой кулечки с хлебом, завернутые в красные материнские платки, расходятся по домам.

На следующий день утром азанчи Саттар и дедушка Калюк после ишрак намаза обычно направлялись по домам. А возле школы собирались дети, очарованные мыслью о вступлении в школу и ночевки там.

Горевшие огромным желанием вступить в мектеб, дети не преследовали высоких целей, то есть вовсе не думали о том, что учение им поможет стать достойными людьми, и, наконец, о том, что знания им помогут не остаться под разрушающими волнами жестокого человеческого бытия. Для них самое главное было – вступление в школу и ночлег в школе. И для родителей это событие являлось огромным достижением. Гулла бабай, однажды похвалив своего сына перед Мухаммади муллой, говорил: «Слава Аллаху, уже ночует в школе!».

Под словом «Ишрак намаз» подразумеваются великие исторические дела. Выражение «после Ишрак намаз» в молодости настолько часто упоминалось, что оставило глубокий незабываемый след в ранней юности.

Как обычно, хазраты – преподаватели заходили в школу сразу после ишрак намаз, не попив даже утреннего чая. Самое страшное время для шакирдов – это конец ишрак намаза. Поэтому в то время выражение «ишрактан сон», то есть «после ишрака», был известно всем. Причиной тугоухости многих ребят являлся конец ишрака. Из­за того, что шакирды не выполняли домашнего задания или не учили уроки, их жестоко избивали учителя – и из­за этого некоторые оставались глухими на всю оставшуюся жизнь.

В те времена отцы, приводя детей в школу, говорили: «Хальфа (преподаватель), вот тебе ребенок, хорошенько учи, мясо тебе – кость мне», разрешая тем самым учителям полную свободу действий. Поэтому хальфа особо не задумывался над тем «мясом», которое передали ему в распоряжение. Поэтому в те времена избиение было обычным делом. Тогда словосочетание «куда ударит хальфа, там нарастает жир» было в ходу, поэтому учителя вовсю старались, чтобы у шакирдов как можно больше нарастало жиру.

Открытию школы особенно были рады Жалял (Ибрай), а также сын Юнуса­муллы Абдуллы, так как они многие годы служили казыями (наблюдателями или воспитателями) в мектебе. Правда, цель их пребывания в школе коренным образом отличалась от цели тех младенцев­шакирдов, которые пришли учиться в мектеб. Под словом «казый» перед взором людей, которые жили в те времена, вставали личности, размахивающие кнутом, свитым из полотенец с красным концом.

Ощущения сладкого наслаждения от пребывания на месте казыя в школе и оттого, что скоро начнутся занятия в школе, сладко щекотало их самолюбие. В мыслях этих бедных духом людей преобладали не высокие цели, которые открывало пребывание их на этой службе, а шкурные интересы.

Скоро осень, скоро начнутся занятия. С такими мыслями ехал на мельницу Халим бабай. Абдулла, чтобы смолоть муку, встретил Елмуса, который со словами: «Абдулла, скоро занятия в школе, смотри – хорошенько учи моего сына!» и дал одну копейку саадака, что совсем очаровало Абдуллу, подняв его персону в собственных глазах на небывалую высоту.

Возвращаясь с мельницы в приподнятом настроении, он как в киноленте увидел всю свою прошлогоднюю деятельность на посту казыя, прошедшую под знаменем просветительства. Как жил один в комнате, как заставлял шакирдов кипятить самовар, как, привязав чистым полотенцем кумган, приносили ему воду для омовения – все это прошло перед его глазами.

Вспоминал, как Юнус мулла утром заходил в школу. Перед тем как ему войти, он, помахивая перед учениками сплетенным из нескольких полотенец кушкой (плетью), давал зычным голосом команду, требуя, чтобы все хором читали. Так же, сидя на пяти – десяти подушках, которые складывали для него ученики, – чаепитие. Когда его охватывало внутреннее беспокойство, чтобы показать свое превосходство, вечером к одиннадцати часам, запрягая босоногих трех­четверых ребят на салазки в зимний обжигающий мороз, объезжал он вокруг мельницы. А для того чтобы развеяться, посещал Исхака Малекова или квасовара Айниса, чтобы попробовать квас. Все события встали перед его взором, как будто все это было вчера. Чувствуя себя в водовороте тех событий, он возвращался с мельницы в прекрасном настроении.

Салих мулла, когда учился в Казани, возвращался в деревню во время поста Рамазан. В мечети, которая находится на этой стороне, во время намаза таравих, когда хором читали «Таравих тасбих», после слов «Кудрати вал Кибрия и вял Жабарут» он добавил слова: «Джалали Валь Джамали Валь Джабарут». Добавив эти слова, Салих мулла поднял свой авторитет на небывалую высоту – и это событие получило новое наименование «Казанча таравих эйту» – то есть чтение таравиха по­казански. Поэтому, когда мужчины читали таравих намаз, женщины с ребятишками собирались вокруг мечети, чтобы послушать, как Салих мулла будет читать таравих по­казански.

Несколько шакирдов, особенно сыновья мулл (махдумы), сидя вокруг хазрата, учились читать таравих по­казански. Это тоже считалось плодами просвещения старых школ.

Вчера в школе детей было немного, а пришедшие дети с собой захватили подушки, льняные наволочки которых давно были не стираны. Захватив завернутые в красные головные платочки своих матерей хлеба, пятнадцать шакирдов пришли ночевать. Утром после ишрак намаза Юнус мулла зашел в школу. Пригласив каждого шакирда отдельно к себе, подкручивая и дергая за уши, прослушал готовность каждого шакирда к урокам. После этого события дети воочию убеждались в том, что мулла «колакнэ бора» (подкручивает уши), «колакнэ кисэ» (режет уши), то есть все эти слухи, что имели распространение среди детворы, имели под собой реальную почву.

Для поступивших в этом году в мектеб мальчишек эти страшные, охватывающие сердце ужасом слова «ишрактан сон» (то есть после ишрак намаза) стали реальностью. И они с замиранием сердца предчувствовали, насколько сильное и глубокое впечатление оставит в их душах эти события.

Хотя число учеников в школе и не прибавлялось и в этом не было особой надежды, но вступление Кара Ягуды в школу придало всем шакирдам огромное вдохновение. Хотя эти вдохновения и не приносили больших успехов в изучении наук и повышения успеваемости шакирдов, вдохновение было совсем другое.

Вот наступает четверг. В этот день мулла не заходит послушать уроки. Для мальчишек выходной. Казы Абдулла в этот день запланировал или: 1) Сходить к Исхаку Малекову попить квасу, или 2) сходить в нижний конец села, в школу Ильяса муллы и организовать борьбу между мальчишками.

Все­таки второе взяло верх над первым – и об этом объявили шакирдам. Начались подготовительные работы. Определили борцов, которые должны были защищать честь школы. Была полная уверенность в том, что победа будет за ними. Надеялись на всех борцов, хотя и немножко настораживало то, что на нижнем конце будут Артешкин Насрук и муталлапские ребята, но все­таки все были уверены в том, что Кара Ягуда выиграет у всех, потому что он был известен, как великолепный борец. Во время Курбан­байрама в новом селе он, выиграв у всех, стал победителем. Недавно только, у околицы села, когда пасли лошадей возле «горны» (возможно, горна – кузница), победил сыновей Микишки и Михайлы. А эти неверные урусы, такие коварные во время борьбы, постоянно подставляли плечо под дых – и все равно Кара Ягуда положил их, взяв через бедро.

(Окончание следует.)

 



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.