История и хронология событий в деревне Семеновской Нижегородской губернии в январе 1919 года[1]

Вопрос о трагических событиях в деревне Семеновской Нижегородской губернии в январе 1919 года получил достаточное освещение в краеведческой научной литературе[2].

Однако среди академических и публицистических сочинений на заявленную тему практически отсутствуют не только полная хроника событий того исторического явления, которая позволила бы выявить их внутренний смысл и логику, но и оценка степени трагизма и уровня виновности сторон в том конфликте, а также анализ его дальнейших последствий.

Опираясь на имеющиеся в нашем распоряжении материалы нижегородских архивов[3], автор попытался воспроизвести документальную ретроспекцию самих рассматриваемых событий и дать анализ совокупности их дальнейших последствий.

Есть достаточные основания объективно утверждать[4], что в целом события развивались следующим образом.

В ходе разворачивающейся с конца 1917 года гражданской войны на обломках бывшей Российской империи советское правительство приступило к формированию собственных воинских частей на территории вновь созданной РСФСР. Вначале такие отряды создавались сугубо на добровольной основе. Однако в феврале 1918 года советский режим издает известный декрет «Социалистическое Отечество в опасности!» и переходит к созданию регулярной армии, основанной на принципе воинской повинности. В Семеновской волости в июле 1918 года был сформирован военный комиссариат. В городах и деревнях стали действовать призывные пункты. Один из таких пунктов возник в 1918 году в деревне Семеновской для обучения новобранцев из татарского населения Сергачского уезда Нижегородской губернии. По существу, команда военспецов была представлена одним человеком – бывшим офицером царской армии П. Д. Бутурлиным, а его брат И. Д. Бутурлин, тоже бывший офицер во времена А. Ф. Керенского, проводил воинское обучение в соседней деревне Пошатово[5].

Одновременно в татарских поселениях (как и в ряде иных нижегородских деревень) действовали уездные отряды ВЧК, уполномоченные своим губернским руководством на проведение так называемых реквизиций по изъятию материальных ценностей у зажиточного населения на нужды революции[6]. Результатом были повсеместные крестьянские бунты. Согласно полученным нами данным, только на протяжении 1918 года на Нижегородчине (практически во всех уездах) вспыхнуло около 40 открытых восстаний в деревнях, которые были достаточно жестко[7] подавлены[8]. Тогда самые большие по размаху репрессии имели место при подавлении крестьянского недовольства в селе Емангаши Васильского уезда, когда в ходе массового расстрела погибло 23 человека[9].

С июля 1918 года в татарских деревнях были организованы комитеты бедноты, являвшиеся опорой власти для осуществления продовольственной диктатуры. Сегодня достаточно хорошо известно, что старт массовым незаконным поборам имущества среди населения татарских деревень был дан в начале ноября 1918 года[10] на пленарном заседании Уразовского волостного Совета по инициативе нижегородских властей и местных «активистов»[11].

Вопрос о грабежах и насилии над сельскими жителями татарских деревень в ноябре и декабре 1918 года – сюжет для отдельного самостоятельного исследования. В данном контексте упомянем отдельные, наиболее яркие факты из практики грабежа властями своих подданных в татарских волостях Сергачского уезда.

По сути, «реквизициям» подверглись жители всех татарских деревень. Особую активность, напористость и неразборчивость в средствах в том процессе проявил И. Алеев – вначале старший милиционер Уразовской волости, затем председатель волсовета и волостного комитета бедноты, секретарь Уразовского комитета РКП(б), чекист. Под его руководством шло изымание ценностей у населения татарских деревень. Как установило следствие, в ноябре и декабре 1918 года он и его люди ограбили массу рядовых татар, вымогая деньги и ценности под угрозой расправы. Только у жителей Красного Яра, Трехозерья, Кузьминок, Уразовки, Актукова было изъято 99 685 рублей. В списке награбленных им вещей фигурируют самовары, шапки, часы, шаровары, тулупы, драгоценности, швейные машинки[12]. Материалами следствия не установлено, куда делось большинство этих вещей, однако было выявлено, что «изъятые на нужды революции» предметы одежды и обуви Алеев и его люди надевали на себя на глазах обираемых, а драгоценности и швейные машинки вручали женам и сожительницам[13]. По ходу дела избивали «реквизируемых» и обещали им дальнейшее физическое уничтожение[14]. Особо доставалось священнослужителям и паломникам к святым местам. Например, когда избивали С. Феткуллина из Уразовки, И. Алеев комментировал происходящее: «Ему надо больше; он в Ерусалим[15] ездил молиться»[16]. Во время грабежей не гнушались мелочами: отбирали чай, спички, бритвы, молитвенные коврики и т. д.[17]

В декабре 1918 года сергачские чекисты Михельсон и Алеев были обвинены в истязаниях отдельных лиц при взыскании контрибуций[18].

На рубеже 1918–1919 годов в Семеновской в данном направлении «работал» отряд Сергачской уездной ЧК под командованием комиссара ЧК по реквизициям И. Богатова. Как выяснилось позже, бойцы отряда Богатова не только производили незаконные поборы среди малоимущих семеновцев, но и открыто издевались над сельчанами[19]. Таким образом, неудивительно, что к концу декабря 1918 года среди последних вызрел и оформился вполне резкий протест против происходящего. К тому же все незаконные действия уездных властей (типологически сравнимые с грабежом и бандитизмом) происходили одновременно с призывом в Красную армию десятков мужчин (1893–1897 годов рождения) – уроженцев Семеновской, вынужденных пассивно наблюдать за глумлением над членами собственных семей. Между тем 20 января 1919 года их ждала отправка на фронт против белых[20]. Очевидно, что на рубеже 1918–1919 годов в их достаточно многочисленной и компактной среде создались бунтарские настроения. Довольно быстро изложенное подтвердилось их действиями.

К январю 1919 года общественные настроения в Семеновской достигли пика недовольства. 13 января они выплеснулись наружу. Ниже приводится восстановленная нами хроника дальнейших событий.

12 января. Отряд реквизиторов, руководимый И. Богатовым, прибыл в Пошатово и стал изымать ценности у части местного населения. В Семеновской распространяются слухи: «Вот едет чрезвычайка нас грабить»[21].

13 января, середина дня. Команда под руководством Богатова сумела набрать ценностей у семеновцев[22] и готовилась к дальнейшим реквизициям.

13 января, 17 часов. Около 200 мужчин (преимущественно уроженцы Семеновской), проходивших воинскую подготовку в деревне, собрались в несколько групп (по свидетельству очевидцев, по 8–10 человек[23]) и двинулись к центру. В руках одних были гармони, у других – колья и вилы[24]. Как было установлено позже, огнестрельного оружия в рядах толпы не было ни у кого[25]. Раздавались выкрики: «Долой советскую власть!». Почуяв неладное, члены местного волостного Совета быстро скрылись, зная, что призывники неоднократно и обоснованно высказывали недовольство поборами с членов их семей и протестовали по поводу обращения с ними самими красных командиров. Немедленно был послан гонец в соседнюю татарскую деревню Пошатово, где действовал вооруженный продотряд, изымавший продовольствие. Тогда же председатель Семеновского сельского Совета И. Саотдинов верхом на коне направился в уездный центр Сергач для вызова карательного отряда.

13 января, 18 часов 30 минут. Случайная встреча толпы с группой комиссара Богатова из пяти человек у дома З. Айнетдиновой[26]. Словесная перепалка и брань с обеих сторон, переросшие в потасовку. В ходе драки четверо коммунистов, в том числе и сам Богатов, были убиты[27], пятый тяжело ранен[28].

13 января, после 18 часов. Разгоряченная дракой толпа семеновцев двинулась далее к зданию волостного совета. Одновременно в Семеновскую из близ расположенной татарской деревни Пошатово прибывает вооруженный продотряд (сформированный в русской деревне Столбищи) в составе 20 человек[29].

13 января, около 19 часов. Продотряд из Пошатова открывает огонь по толпе, стоявшей около здания волостного Совета. На месте убито трое семеновцев, несколько человек ранены. Толпа разбежалась; люди бросились в свои дома.

13 января, 20 часов 30 минут. Добравшийся до Сергача председатель Семеновского сельсовета И. Саотдинов доложил председателю Сергачской уездной ЧК Н. И. Михельсону об инциденте в Семеновской, назвав его «восстанием кулаков совместно с молодыми людьми, проходившими общее обучение»[30]. Немедленная реакция Н. И. Михельсона: уведомление о случившемся в Семеновской событии подчиненных ему так называемых дружинников, разбросанных по деревням уезда, с приказом прибыть в Семеновскую; быстрый сбор вооруженного отряда чекистов в 17 человек[31], располагавшихся в уездном центре, усиленного группой из 10 красноармейцев, и немедленный переброс его в мятежную деревню.

13 января, 21 час 30 мин. Прибытие в Семеновскую из Уразовки вооруженного отряда под командованием И. Алеева в количестве 40 человек. Объединение их с 20 продотрядовцами и окружение ими мятежной деревни с задачей не позволить никому покинуть обреченное селение[32]. Появление новых жертв: И. Алеев лично застрелил задержанного семеновца, выяснив, что он – служитель исламского культа[33].

13 января, 22 часа. Прибытие в Семеновскую председателя уездной ЧК Н. И. Михельсона и уездного военного комиссара Н. И. Санаева с отрядом чекистов и красноармейцев. Объявление Санаевым военного положения в деревне Семеновской и Семеновской волости со всеми его последствиями для населения.

Повальные аресты жителей деревни, в том числе и не имевших никакого отношения к событиям, в частности служителей исламского культа. Концентрация их в здании местного волсовета. Начало внесудебной массовой расправы над ними.

С 13 января на 14 января, ночь. Прибытие вооруженных дружинников в количестве около ста человек в Семеновскую из иных деревень Сергачского уезда (Красный Яр, Актуково, Кочко-Пожарки, Уразовка, Пошатово). Дальнейшее заполнение здания волсовета лицами, арестованными по выбору и указанию вернувшегося из Сергача председателя местного сельсовета И. Саотдинова. Произвольное выделение из их среды более 30 человек, названных наиболее виновными в «кулацком восстании», изъятие у них всех ценных вещей (денег, драгоценностей, одежды, даже очков) и их немедленный расстрел в помещении волсовета. Продолжение арестов. Никаких допросов[34]. Обвинение имамам в духе времени: «Вы пьете нашу кровь»[35].

14 января, утро. Жители деревни обнаружили раздетые (только в нижнем белье) трупы своих расстрелянных земляков на снегу под окнами здания волостного Совета. Продолжение арестов и начало новой, более жестокой и разнузданной полосы грабежей зажиточных жителей деревни Семеновской. Установление Михельсоном незаконного громадного (размером в десятки тысяч рублей на семью арестованного заложника) штрафа в пользу семей красноармейцев, погибших в ходе стычки с семеновцами 13 января. В тот день было собрано с 17 дворов 36 869 рублей[36]. Немедленный расстрел заложников, чьи семьи оказались не в состоянии внести установленную сумму[37], а также расстрел по «классовому признаку» тех, чьи семьи принесли в сельсовет часть востребованных Михельсоном денег[38]. Как выяснилось позже, конкретными исполнителями «акций», то есть добровольно взявшими на себя расстрел семеновцев, оказались девять конкретных лиц. Среди них Н. И. Михельсон, М. И. Санаев, И. И. Алеев, А. Алимов и др.

14 января, день. Повсеместное разграбление вооруженными людьми семеновских сельских дворов, вне зависимости от уровня их материального состояния. Действует принцип не законного разбирательства и наказания, а признания виновности всей общины, средневековой принцип круговой поруки и круговой ответственности.

14 января, вторая половина дня. Захоронение более 50 расстрелянных[39] в общей братской могиле в урочище, разделяющем владения Семеновской и Пошатовой. Среди них: 7 священнослужителей, 5 торговцев, дворянин[40], остальные представляли крестьянство, причем две трети из них были середняками и бедняками[41]. Уничтожили и тех, кто копал братскую могилу: посторонних молодых людей, даже не знавших, что происходило в Семеновской.

Семьи погибших общим числом 202 человека[42] остались без кормильцев. Таким образом, в деревне с общим населением около 2000 человек[43] было убито около 6% мужского населения, 10% осиротело, лишившись кормильцев, почти все дворы оказались разграбленными.

14 января. 19 часов. Михельсон, находящийся в Семеновской, получает (через уразовскую почту) телеграмму из Нижнего от Я. Воробьева: «На телеграмму Вашу. Немедленно мобилизуйте всех коммунистов и подавите выступление. Виновных расстреливайте без пощады на глазах толпы. Последующем сообщите подробно и немедленно»[44]. По сути, обретение командой Михельсона подобия некой «индульгенции» на дальнейшие беззакония.

15 января. По распоряжению губернских властей снятие с Семеновской волости военно-осадного положения. Окончание расстрелов в середине дня, продолжение незаконных поборов и грабежей.

Вторая половина января. Внутренний анализ событий в Семеновской в рамках губернской ЧК. Предварительные выводы и обобщения. Твердая уверенность властей в своей безнаказанности и их заинтересованность скрыть произошедшее и замять вопиющие проявления беззаконности. Применение мер устрашения жителей Семеновской. Продолжение грабежей местного населения в Сергачском уезде чекистами и «активистами».

19 января. Имам деревни Кочко-Пожарки Ахметжан Хуснетдинов, вместе с женой отправившийся по семейным делам в соседнюю татарскую деревню Пошатово, остановлен в дороге И. Алеевым и С. Арифуллиным, которые ограбили его, отобрав тулуп, 300 рублей и золотые кольца его жены. «Представители власти», угрожая А. Хуснетдинову расстрелом на месте, вымогали еще денег и ценностей, добавляя при этом, что «семь мулл уже расстреляли в Семеновской, добавим еще одного...»[45]. Изложенное косвенно указывает на то, что Алеев и другие представители власти и работники уездной ЧК были полностью уверены в своей безнаказанности[46].

25 января. В сергачскую уездную тюрьму помещены 9 обвиняемых в подстрекательстве к мятежу в Семеновской, в том числе братья Бутурлины[47].

Конец января 1919 года. Подача семеновцами и жителями других татарских деревень первых жалоб и прошений в различные инстанции, вплоть до столичных, по поводу преступлений местных уездных властей. Равнодушие и невнимание к поступившей информации со стороны большинства властных и правоохранительных ведомств. Обращение внимания на трагические события в Семеновской и факты грабежей в других татарских деревнях Мусульманским (татарским) подотделом Отдела по национальным делам Нижегородского губисполкома[48]. По его и некоторых других ведомств инициативе появившиеся документы и материалы о семеновской трагедии передаются в президиум губисполкома и оттуда поступают в Нижегородский губернский революционный трибунал[49].

10 февраля. Отдел по национальным делам при Нижегородском губисполкоме, имевший материал по беззакониям в татарских деревнях Сергачского уезда в 1918-м – начале 1919 годов, констатирует, что «населением понимается, что расстрелы, грабежи и т. п. имеют в своем основании национальную ненависть. Эту тенденцию необходимо уничтожить в корне, расследовав тщательно события и предав суду революционного трибунала»[50].

16 февраля. Официальное начало работы следственной комиссии при Нижегородском губернском революционном трибунале.

Март. Н. И. Михельсон и его сотрудники продолжают оставаться на своих должностях. Вмешательство руководства НКВД РСФСР в начавшееся расследование семеновских событий. Арест Алеева. Помещение его в сергачскую уездную тюрьму. Остальные участники карательных действий на свободе. В тюрьме продолжают находиться 9 человек, обвиняемые в подстрекательстве к мятежу.

Отзыв Санаева в Нижний Новгород для работы в редакции губернского органа РКП(б) «Нижегородская коммуна» в должности военного обозревателя. Одновременное оформление его на работу в губвоенкомиссариат и губком РКП(б)[51].

31 марта. Михельсон отозван в Нижний Новгород и назначен председателем Нижегородской ЧК водного транспорта. До и во время суда все время оставался на свободе.

18 апреля. Комбедовцами татарской деревни Ендовище открыт огонь по недовольным их действиями ендовищенцам. Один человек погиб, один ранен[52]. Дело замято, виновные не наказаны.

13 мая. Семеновцы направляют письменное прошение в Нижний об освобождении под залог своих земляков, с января находящихся в сергачской тюрьме по обвинению в подстрекательстве к мятежу[53].

20 мая. Инструктор НКВД А. И. Соколов, производивший расследование событий, в ходе дознания жителей Семеновской установил: расстрелы «мятежников» учинены без допросов и иных следственных усилий. Среди казненных – две трети середняков и бедняков[54].

Май. По существу, расследование в отношении семеновских событий производством закончено. Следователи выявили основные вехи и главных участников произошедшего[55].

6 июня. Находясь в тюрьме, Алеев пытается связаться с губернскими властями, Троцким и даже высылает телеграмму в адрес Ленина.

12 июня. Знавший о высоких связях Алеева зав. следственной частью Нижгубревтрибунала Силеверстов шлет наркому юстиции РСФСР Курскому телеграмму о семеновских событиях, подчеркивая: «...Алеев причастен доложите тов. Ленину»[56].

10 июля. Общий сход жителей Семеновской (300 человек). Выработка ими нового прошения в адрес властей об освобождении своих земляков, находящихся в сергачской тюрьме по обвинению в подстрекательстве к мятежу[57].

Июль–август. Продолжение работы следственной комиссии. По сути, затягивание дела в ожидании распоряжений и указаний свыше.

Конец августа. Официальное окончание работы следственной комиссии, передача ее материалов в ревтрибунал. Вынесение обвинительного заключения Михельсону, Санаеву, Алееву, Алимову как инициаторам и непосредственным исполнителям кровавых акций в Семеновской. Передача девяти дел на девятерых обвиняемых в Нижревтрибунал. Ожидание дальнейшей передачи дела в производство Верховного трибунала РСФСР[58].

Сентябрь. Алеев временно выпущен на свободу в преддверии суда. И. Саотдинов окружен бойкотом земляков, негласно коллективно установивших его роль и место в трагедии минувшего января. Деревенская община считает его виновным в подсказках карательным командам, кого и за что уничтожать в Семеновской[59]. Раздаются призывы о самосуде над ним.

Конец сентября. Приход к дому И. Саотдинова толпы семеновцев во главе с А. Хосяметдиновым и Г. Нуреевым. Крики из толпы: «Ему здесь нет места. Ему место там, где его товарищи, – убитые коммунисты»[60].

3 октября 1919 года. Появление И. Саотдинова в сергачской уездной милиции с жалобой на угрозы земляков и его письменное заявление в отношении действий вышеупомянутых Хосяметдинова и Нуреева. Возбуждение соответствующего уголовного дела. Признание уездными властями факта того, что «население Семеновской питает злобу к коммунисту Саотдинову за восстание в Семеновской»[61].

19 октября. В условиях судебного разбирательства взята подписка о невыезде с члена Сергачской ЧК И. Алеева, председателя Уразовского комбеда Н. Велитова, дружинника и члена Уразовского комбеда М. Азизова[62].

5 ноября. Указ ВЦИК РСФСР об общей амнистии в стране по случаю второй годовщины Октябрьской революции.

25 ноября. И. Алеев получил обвинительный акт революционного трибунала, содержащий «обвинение в истязании граждан при взятии контрибуции»[63].

3 декабря. Заседание Нижгубтрибунала, вынесение решения об амнистии лицам, виновным в беззаконном уничтожении жителей Семеновской на основании всеобщей амнистии по случаю второй годовщины Октябрьской революции.

3 декабря. Распорядительным заседанием Нижегородского губернского революционного трибунала определено: «применить в отношении Михельсона, Алеева... амнистию от 5 ноября 1919 года и дело о них прекратить»[64].

6 декабря. Санаев уведомлен ревтрибуналом, что его обвинение «в преступлении по должности согласно Распорядительного заседания от 3 декабря прекращено»[65].

1920–1927 годы. Предание официальному забвению властями событий в деревне Семеновской Семеновской волости Сергачского уезда.

1927 год. В связи с распоряжением Сталина о начале антимусульманской кампании в Поволжье – губернское совещание коммунистов-татар, обсуждение вопроса «о деятельности мусульманского духовенства в Нижегородской губернии». В общем контексте одного из докладов присутствует упоминание о событиях в Семеновской в 1919 году: «...в 1919 г. в деревне Семеновка Сергачского уезда мусульманское духовенство с кулаками убили несколько коммунистов. За такие проделки были расстреляны 12 человек духовенства. Общую логику черносотенцев теперь называют жертвой веры мусульман, “шахидлар кабере”, прахом святых и туда ходят молиться»[66].

Изложенное означало несколько обстоятельств. Во-первых, спустя время вокруг трагических событий в Семеновской власть приступила к сотворению мифа о тех событиях и начала его тиражирование. Во-вторых, те события (точнее, версия власти об их сути) стали одним из оснований и мотивов для развертывания антимусульманской политики в татарских деревнях Нижегородчины. В-третьих, документально был зафиксирован факт поклонения верующих мусульман в 1920–1927 годах могиле невинно пострадавших от власти, придание месту их захоронения сакральных черт и причисления погибших от рук большевиков к шахидам – страдальцам за веру.

Забвение означенных событий на протяжении 30–80-х годов XX века по политическим и идейным мотивам. Отсутствие какой-либо информации о них в академических работах и в СМИ. Сохранение основных вех, имен участников и жертв трагедии 1919 года в Семеновской в народном сознании татаро-мусульманского населения Нижегородской (Горьковской) области.

Совокупность и анализ вышеприведенных материалов позволяют сформулировать ряд обобщений и выводов.

На протяжении 1918 и 1919 годов на почве недовольства незаконными реквизициями среди сельского населения произошло около 50 крестьянских восстаний и мятежей во всех уездах Нижегородской губернии. Все они были весьма решительно и жестко подавлены властями. Наиболее широкий размах репрессии обрели в татарской деревне Семеновской Сергачского уезда – более 50 жертв[67]. Таким образом, трагедия деревни Семеновской в 1919 году беспрецедентна по своим масштабам в рамках Нижегородчины.

Толчок к расследованию и квалификации событий 1919 года в Семеновской был дан не на основании существовавшего тогда законодательства, но в результате внутриполитической и внутрипартийной борьбы в верхних эшелонах правящего режима. Правовая оценка той трагедии властями была далеко не однозначной, неадекватной, по сути, несправедливой.

Виновники истока трагедии в Семеновской – люди, напавшие на отряд ВЧК, – по сути, не были выявлены следствием и не понесли наказания; установленные следствием и судом инициаторы и исполнители массовой казни населения деревни (представители советской власти) также не понесли наказания, получив амнистию в декабре 1919 года.

Согласно сохранившимся архивным документам, ряд лиц: Н. Михельсон, И. Алеев, М. Санаев и др. – проявили особую жестокость в совершении массы незаконных действий в отношении населения почти всех татарских деревень Сергачского уезда (грабежи, разбои, угрозы лишение жизни, издевательства, расстрелы без следствия и суда, физический и моральный террор и др.).

По существу, губернские власти замяли и замолчали трагедию в Семеновской, помиловав некоторых ее виновников, а других повысив по служебно-карьерной лестнице. Халатное невнимание к семеновским (как и к ряду им подобных) событиям проявили губернские власти в лице Л. Кагановича, Я. Воробьева и др.

Татарское население Нижегородского края постоянно хранило в устной традиции суть и характер основных событий в Семеновской 1919 года, квалифицируя их как «гонения татар и их мулл за исламскую веру» и «насилие советской власти над трудящимися». Жертвы трагедии 1919 года были причислены к шахидам – страдальцам за веру, а место их погребения обрело сакрально-религиозные признаки.

В период с 1919 по начало 1990-х годов – предание полному забвению государством и его органами репрессий в Семеновской, равно как и в иных 47 деревнях Нижегородской (Горьковской) области, непризнание ими своей конкретной доли вины в произошедших трагических событиях, нереабилитация значительной массы погибших 1918–1919 годов в сельских районах края.