Издательский дом «Медина»
Поиск rss Написать нам
Главная » Краеведение и региональные исследования
Мусульмане Среднего Поволжья в тисках репрессивной политики советской власти
18.04.2013

1.2.  Первые удары по руководителям исламских общин: давление властей, отречение ряда мулл от сана
(1920‑е годы)

На смену реорганизованной в 1922 году ВЧК пришло Государственное политическое управление (ГПУ), впоследствии преобразованное в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ), сыгравшее особую роль в осуществлении репрессивной политики государства. Репрессивным органам были предоставлены права внесудебного расследования большой категории дел. Контрреволюционными по-прежнему признавались не только действия, прямо направленные на свержение советской власти, но и те, что подрывали власть и ослабляли ее.

В ходе революционных преобразований татары-мусульмане не сразу оказались в тисках репрессивной политики. Понимание того, как новая власть относилась к религии, происходило постепенно. Этому способствовало и то, что натиск со стороны новой власти, который испытала на себе Русская православная церковь после событий 1917 года, мусульманские общины почти не чувствовали, поскольку государством проводилась политика относительной терпимости по отношению к исламу [1] . Почему «почти», можно пояснить на примере запрета обучать детей мусульманскому вероучению в мектебе и медресе. Это уже являлось своего рода ограничением возможностей передачи духовного знания. Как отмечало руководство Центрального духовного управления мусульман Внутренней России и Сибири (далее — ЦДУМ) в Докладной записке от 26 марта 1923 года, «мусульманские народности усмотрели в этом притеснение вероисповедного характера» [2] .

Агитацию и пропаганду идей марксизма-ленинизма проводили в татарских деревнях свои же земляки, пришедшие с фронтов гражданской войны или люди города, «чужие», знакомые с этими идеями. Часть жителей проникалась новыми веяньями, стараясь привлечь других на свою сторону. Но старый стиль жизни был очень силен: религиозные узы держали общины едиными коллективами. Вопрос лидерства не вызывал сомнений: направляли жизнь общин имамы. Центрами религиозной, да и в целом социальной, жизни оставались до конца 1920‑х гг. муллы.

К тому же, в этот период преподавание мусульманского вероучения для взрослых не запрещалось; более того, 19 сентября 1922 года «в связи с целым рядом поступивших в Народный комиссариат по делам национальностей жалоб сельских обществ, беспартийных конференций о преследованиях, чинимых местными органами делу преподавания вероучения даже в пределах, разрешенных законом, Коллегия (Наркомнаца) подтвердила право преподавания на дому и в мечетях и содержания специальных богословских школ /для совершеннолетних/ на добровольные сред­ства» [3] . Вскоре, в октябре 1922 года, Наркомнац вновь вернулся к школьному вопросу и в соответствующем циркуляре «О преподавании мусульманского вероучения» разъяснил следующее: «Недопустимы какие-либо репрессии в отношении мулл за проповедь Ислама и обучение догматам мусульманского вероучения в мечетях, на дому у себя, а также в частных по приглашению граждан домах» [4] . Декрет ВЦИК 1924 года разрешал учебный процесс в религиозных школах при мечетях. Некоторые специалисты считают, что это решение «стало последней уступкой власти мусульманскому населению. В последующем даже право на получение религиозного образования было сильно урезано» [5] .

Большинство имамов продолжало добросовестно выполнять свой долг религиозного служения. Случаи отказа от сана в те годы были очень редким явлением. Бывало и так, что, отказавшись выполнять обязанности муллы, имам снова возвращался к ним через некоторое время. Например, мулла из Большого Рыбушкино Абдулкадер Арибджанов (1894 г. р.) в 1930 году отказался от сана, а с 1932 года снова стал исполнять обязанности предстоятеля на молитве.

К муллам, которые отказывались служить исламу, отношение верующих было резко отрицательным. В чести были те, кто подобно мулле Кутдюсу Салахутдинову, заявлял: «Пусть меня советская власть расстреливает, но обязанности муллы не брошу до могилы» [6] . Сын петряксинского муллы и сам мулла Някиб Садретдинов позднее, в 1933 году, утверждал: «Лично я считал, что муллы, отказавшиеся от сана, это люди, предавшие мусульман и являющиеся врагами народа» [7] . Как мы видим, смысл понятия «враг народа» может быть не всегда одним и тем же.

Нелегко приходилось тем семьям, в которых имамы отказывались от своих обязанностей. Обдумывая, почему его отец отказался служить муллой и какая обстановка сложилась вокруг семьи и внутри её, известный нижегородский краевед Саяр Вафинович Сабиров писал о своем отце — петряксинском мулле Вафе Сабирове: «Уход со службы в 1927 году не был отказом от веры, в чем некоторые обвиняли его. До конца жизни он оставался верен своим убеждениям, был глубоковерующим. Как истинный мусульманин… верил одному Аллаху и судьбе, предписанной Аллахом» [8] .

Многие имамы выполняли свои обязанности до переломного 1929 года. Так, например, Кутдюс Юнисович Юнисов (1884 г. р.), сын муллы, исполнял обязанности имама деревни Собачий Остров до 1929 года, затем вступил в колхоз и вскоре был арестован и приговорен к одному году исправительно-трудовых работ (ИТР) [9] .

В татарском селении Чембилей проживала семья потом­ственных имамов Курбангалеевых. За преподавание основ исламского вероучения своим односельчанам Абдрахман Курбангалеев (родился в 1883 году в Москве), имевший духовное образование, был осужден в 1922 году на один год исправительно-трудовых работ. Свою роль сыграло и то, что отец Абдрахмана — Курбангали — был имамом, старейшим имамом мечети села Чембилей, и то, что его братья учились в Казани и еще до революции эмигрировали в Турцию [10] . Во время следствия мулла не скрывал того, что занимался преподавательской деятельностью, понимая, что ему грозит. В деревне после его ареста остались его мать Азетня, жена Рейханя и шестеро детей [11] . И перечень таких примеров можно продолжить.

С 1922 года имамы лишались избирательных прав, как «лица, имеющие нетрудовые доходы». Например, тогда в татарской деревне Базлово источников содержания лишились сразу четверо мулл: Айнетдин Жаббаров (1885 г. р.), пожилой 75‑летний Низаметдин Ряхипов, а также Зарип Сатдинов и Зинятулла Сатдаров [12] .

Кампания по лишению избирательных прав набирала все новые и новые обороты: если в 1922 году количество «лишенцев»-татар в Сергачском и Васильсурском уездах составляло 364 человека, то в 1934–1936 гг. число таковых только в двух деревнях области (Большом и Малом Рыбушкино) достигло 173 человека [13] . Все попытки «лишенцев» обжаловать решения районного исполкома (утверждавшего списки лишенных, подаваемые сельсоветами) оканчивались неудачей. Власти не проявляли никакого снисхождения к семьям мулл, оставшихся без кормильца.

Советская власть была обеспокоена ростом активности имамов на местах. В одном из документов отмечалось: «Начиная с 1925 года, мы имеем сперва медленное, а затем, уже в 1926 году, все более усиливающееся наступление мусдуховенства, особенно ярко проявившееся в предсъездовскую кампанию» [14] .

Об антисоветском характере деятельности имамов можно было судить, по мнению властей, по борьбе за религиозные школы и расширение рамок вероучения, выпадов против комсомола и партии, основ советской конституции, декрета об отделении церкви и государства. Власть признавала, что «духовенство имеет известную поддержку со стороны наиболее темной, некультурной части крестьянства и опирается на неё, разжигая её религиозный фанатизм» [15] .

Мусульмане на местах все больше были озабочены тем, что ряды имамов не восполняются в должной мере. Руководство российской частью уммы в лице ЦДУМ стремилось реагировать на эту озабоченность махалля и пыталось обращаться к власти, чтобы, пусть не кардинально, но исправить ситуацию и сделать пополнение мулл возможным. В частности, заместитель председателя ЦДУМ К. Тарджиманов писал во ВЦИК в декабре 1927 года, что «состав духовных лиц не может оставаться на протяжении значительного времени неизменным. Одни выбывают из своих должностей по своему желанию, другие умирают». Поэтому необходимы, в условиях, когда все крупные центры по подготовке мулл оказались закрытыми, хотя бы «богословские курсы» [16] . Обратим внимание на то, что о репрессиях в отношении мулл, Тарджиманов не говорил ни слова по вполне понятным соображениям [17] . Также осторожно о потребностях мусульманского населения писал во ВЦИК муфтий Р. Фахретдинов [18] .

Но эти намерения руководста ЦДУМ исправить ситуацию жизни российских мусульман наталкивались на явное непонимание советской власти, которая изначально видела в их лидерах явных врагов.

В Записке Восточного отдела ОГПУ «О мерах борьбы с мусдуховенством», направленной в октябре 1926 года в Антирелигиозную комиссию при ЦК ВКП(б), говорилось о мерах административного режима по отношению к исламу: «совершенное запрещение открытия религиозных школ для взрослых и курсов для подготовки и переподготовки мулл, всяческое торможение открытия новых религиозных школ, … беспощадное преследование мулл, нарушающих закон об отделении церкви от государства, репрессии против мулл, нарушающих существующее законоположение о вероучении, лишение избирательных прав муэдзинов и азанчеев … (подчеркнуто авт.)» [19] .

Чекисты отмечали, что мусульманское духовенство, несмотря на имевшие место репрессии, стремится «расширить свое влияние на массы населения, глубже внедрить прин­ципы религиозного воспитания в самую гущу мусульманского населения, уточнить и сделать более четкой свою организационную структуру» [20] .

Характеризуя ближайшее будущее в борьбе с исламом, сотрудники ОГПУ писали следующее:

«Наши основные задачи состоят:

1/ В выработке и проведении в жизнь определенного комплекса мероприятий, направленных к улучшению работы Соваппарата и всей Советской общественности в деревне.

2/ В усилении антирелигиозной работы, женработы, комсомольской работы.

3/ В обязательном подрыве экономической базы духовен­ства во всех ее видах.

4/ В урегулировании на местах вопросов вероучения. Ср. Азии, Закавказью и Сев. Кавказу нужно подготовиться к следующему шагу в этой области, применительно к положениям, действующим во внутренних районах Союза.

5/ В применении репрессий /каждый раз с трезвым учетом обстановки и условий/ к нарушающим законоположения власти об отделении мечети от государства и о вероучении (подчеркнуто авт.).

Первые наши шаги в этих направлениях уже дали известные результаты. Их нужно увеличить и количеством, и качеством» [21] .

Советская власть не прибегала к массовым репрессиям в отношении мусульман до 1929 года. Но уже в 1920‑х «чекисты гораздо сильнее полагались на эффективность предполагаемых ими антиисламских карательно-репрессивных мер (чем на антирелигиозную пропаганду — авт.), которые на практике стали осуществляться в конце 20‑х годов» [22] . В 1928 году в одном из документов ОГПУ четко определялись стратегия и тактика советской власти по отношению к исламу [23] . Цель — в конечном итоге — уничтожение, движение к цели — постепенное, с учетом обстоятельств, складывающихся внутри и вне страны.


[1] Одинцов М. И. Государство и церковь (История взаимоотношений. 1917–1938). М.: Знание, 1991.

[2] Ислам и советское государство (1917–1936). Сборник документов. Вып. 2. Сост., авт. предисл. и примеч. Д. Ю. Арапов. М.: Изд. дом Марджани, 2010. С. 43.

[3] Цит. по: Ислам и советское государство (1917–1936). Сборник документов. Вып. 2. Сост., авт. предисл. и примеч. Д. Ю. Арапов. М.: Изд. дом Марджани, 2010. С. 27.

[4] Там же. С. 36.

[5] Миннулин И. Р. Мусульманское духовенство Татарстана в условиях политических репрессий 1920–1930‑х гг. Нижний Новгород: ИД «Медина», 2007. С. 11.

[6] ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3. Д. 9119. Л. 184.

[7] ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3. Д. 9120. Л. 230.

[8] Сабиров С. В. Вафа мулла Сабиров: К 120‑летию со дня рождения. Нижний Новгород: ИД «Медина», 2005. С. 41.

[9] ЦАНО. Ф.2209. Оп. 3. Д.7733. Л. 9.

[10] ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3. Д. 13796. Л. 20.

[11] ЦАНО. Ф.2209. Оп. 3. Д. 13796. Л. 31–31 об.

[12] Из истории татарской деревни Базлово /Автор, сост. Сенюткина О. Н. Нижний Новгород: Изд. Дом «Медина», 2009.

[13] Подсчитано Ю. Н. Гусевой по: Арзамасский филиал ЦАНО (далее ЦАНО‑2). Ф. Р1245. Оп. 2. Д. 15. Л. 1–188.

[14] Речь о подготовке к проведению третьего, последнего до уничтожения ЦДУМ, съезда улемов и мутаваллиев республик Татарии, Башкирии, Казахстана, Украины, Чувашии и областей России, который проходил в октябре 1926 года / Ислам и советское государство. Вып. 1: (по материалам Восточного отдела ОГПУ. 1926 г.) /вступ. ст., сост. и коммент. Д. Ю. Арапова и Г. Г. Косача. М.: Изд. дом Марджани, 2010. С. 54.

[15] Ислам и советское государство. Вып. 1: (по материалам Восточного отдела ОГПУ. 1926 г.) /вступ. ст., сост. и коммент. Д. Ю. Арапова и Г. Г. Косача. М.: Изд. дом Марджани, 2010. С. 56.

[16] Арапов Д. Ю. От составителя. Ислам и советское государство (1917–1936). Сборник документов. Вып. 2. Сост., авт. предисл. и примеч. Д. Ю. Арапов. М.: Изд. дом Марджани, 2010. С. 134–135.

[17] Руководители ЦДУМ не могли не понимать, что их поведение является объектом пристального внимания со стороны чекистов. Подтверждением тому служит пометка карандашом на полях одного из документов: «16.02.1923 г. дано задание агент. о наблюдении за Тарджимановым» (Выписки из меморандумов по востразработкам татполитотдела ГПУ. Центральный архив Федеральной службы безопасности (далее — ЦА ФСБ). Ф.2. Оп. 1. Д.689. Л.23).

[18] Письмо муфтия Р. Фахретдинова в Президиум ВЦИК. Декабрь 1927 г. / Ислам и советское государство (1917–1936). Сборник документов. Вып. 2. Сост., авт. предисл. и примеч. Д. Ю. Арапов. М.: Изд. дом Марджани, 2010. С. 136.

[19] Записка Восточного отдела ОГПУ «О мерах борьбы с мусдуховенством». Ислам и советское государство (1917–1936). Сборник документов. Вып. 2. Сост., авт. предисл. и примеч. Д. Ю. Арапов. М.: Изд. дом Марджани, 2010. С. 91.

[20] Сводный обзор Восточного отдела ОГПУ о деятельности мусульманского духовенства на территории СССР (на 1‑е января 1927 года). ЦА ФСБ. Ф.2. Оп. 5. Д.327. Л. 2.

[21] Там же. Л. 11–12.

[22] Арапов Д. Ю. От составителя. Ислам и советское государство (1917–1936). Сборник документов. Вып. 2. Сост., авт. предисл. и примеч. Д. Ю. Арапов. М.: Изд. дом Марджани, 2010. С. 88.

[23] Письмо сотрудника Восточного отдела ОГПУ Петросьяна в Президиум ЦИК СССР. Январь 1928 г. / Ислам и советское государство (1917–1936). Сборник документов. Вып. 2. Сост., авт. предисл. и примеч. Д. Ю. Арапов. М.: Изд. дом Марджани, 2010. С. 137–139.



Контактная информация

Об издательстве

Условия копирования

Информационные партнеры

www.dumrf.ru | Мусульмане России Ислам в Российской Федерации islamsng.com www.miu.su | Московский исламский институт
При использовании материалов ссылка на сайт www.idmedina.ru обязательна
© 2024 Издательский дом «Медина»
закрыть

Уважаемые читатели!

В связи с плановыми техническими работами наш сайт будет недоступен с 16:00 20 мая до 16:00 21 мая. Приносим свои извинения за временные неудобства.