Жизнь сафаджайцев в XVIII веке

Дважды в годы петровского правления татары Сафаджая отправлялись на войну – в 1707 и 1708 годах.

В 1707 году «за драгунники и лошадьми в провожатых да пеши» было отправлено на Алатырь для несения боевой службы 105 алатырских мурз и татар. Самая большая группа была сформирована из деревни Камкиной: 8 человек. На втором месте по численности была группа сафаджайцев: 7 человек. В ее состав вошли Алтыш Клементьев, Ижбулат Кадашев, Булай Кулаев, Тухай Тойгилдин, Тохтар Уразбохтин, Биктемир Булатов, Сюлай Исаев^[1].

Особо памятным был набор 1708 года. 2 января 1708 года по указу Петра I^[2] была дана так называемая «наказная память» на Алатырь воеводе Никите Даниловичу Сеничеву, в которой говорилось о некоем «нынешнем скором случае»: о необходимости в служилых людях для полка стольника и воеводы Федора Есипова в Симбирске (тогда говорили в «Синбирске»). В соответствии с этим распоряжением в 1708 году «генваря в розные числа», то есть в течение января отдельными группами было отправлено на Алатырь для несения воинской службы 536 человек алатырских служилых татар^[3]. Количество людей, составлявших группы служилых, значительно отличалось друг от друга. Причем самую внушительную группу составили жители Сафаджая. Их насчитывалось 39 человек во главе с Артемом Бигаевым. Все они были «на конех с огненным ружеем запасом». Последняя цифра, среди прочего, указывает на одно важное обстоятельство: численный состав мужского населения Сафаджая вырос за столетие, как минимум, в четыре раза. Вместо 11 хозяйств служилых татар в начале XVII века там имелось не менее 40 человек, готовых к войне и службе.

Получилось так, что не все из 39 человек, попавшие в «Имянные списки деревни Собачья Острова служилых татара», отправились в Алатырь. Двое ослушались царской воли: это были Истан Бигаев и Бикбулат Минбулатов. «И за тое их великое ослушание, что великий государь укажет». Тем не менее надо было поставить определенное заявленное количество конников. Тогда к общей группе и были добавлены Бакай Емяшев с сыном: «Бакай Емяшев с сыном своим поехали на Алатарь да се присягнули»^[4].

По существу, набор 1708 года оказался последним для служилых Сафаджая. Более они не призывались на войну. Известный указ Петра I от 1718 года о переводе служилых татар на лесные работы («лашманскую»^[5] деятельность) положил конец участию служилых татар во внешних войнах России^[6]. С того времени сафаджайцы, равно как все служилые татары Алатырского уезда целиком посвятили себя хозяйственным заботам. Кроме того, получая весьма неплохую по тем меркам зарплату за лесные работы (до 10 копеек в день), некоторые из сафаджайцев оказались способными заработать приличные деньги, направив их в дальнейшем на скупку земель или вложив в коммерческую (торговую) деятельность.

Но, перестав служить в массовом порядке, татары стали регулярными поставщиками рекрутов в российскую армию. Так, в период с 1719 по 1722 год под царские знамена было призвано из Сафаджая 13 человек^[7].

С 1722 года согласно правительственному указу в армию стали призывать и несовершеннолетних татар 10-12 лет в качестве денщиков при штабных работниках и генералитете, а также в качестве юнг для флота^[8].

Кроме того, сафаджайцы, как и другие татары уезда, поставляли продовольствие и фураж для рекрутских команд. В феврале 1769 года каждые 55 дворов Сафаджая должны были выставить по одному рекруту и требуемое количество провианта. Аналогичные требования были выставлены правительством в 1770 году^[9]. В дальнейшем требования властей возросли: в 1771 году один рекрут выделялся от 17 дворов, в 1772 – один от 15-и^[10]. Совершенно очевидно, что активизация рекрутской политики императрицы Екатерины II была связана с боевыми действиями в войне с Османской империей 1768–1774 годов.

Отражением этого постоянного участия сафаджайцев в военных делах было ещё одно название деревни, используемое в середине XVIII века: в источниках она иной раз именуется Собачий остров, Солдатская тож»^[11].

Когда разразилось восстание Е.И.Пугачева, сафаджайцы, как и абсолютное большинство татар Нижегородского края, остались в стороне от него, не разделив своих настроений с мятежниками. Судить об этом предметно позволяют результаты работы специально созданной группы историков и архивистов, детально разбиравшей ход и формы пугачевского бунта. Ученые установили, что жители татарских селений Нижегородской и Симбирской губерний (тогда Сафаджай территориально входил в состав последней) не приняли участия в пугачевщине^[12]. Это означало: к последней четверти XVIII века сафаджайцы не созрели для бунтарских чувств, ибо им хватало хозяйственно жизненного пространства условий существования.

Они продолжали поставлять воинов в армию, о чем можно судить на основании архивных документов. Призывы на воинскую службу прошли в Сафаджае в 1773, 1777, 1780, 1782, 1783, 1787, 1788 и других годах^[13].

Таким образом, на протяжении всего XVIII столетия сафаджайцы, как и иные татары края, подтвердили свою верность российским властям, несклонность к мятежам и восстаниям; исправно платили налоги и поставляли мужчин в ряды российской армии; занимались хозяйственными делами и не поддавались политике христианизации, широко развернувшейся в том веке.

Только с конца XVIII столетия впервые в письменных документах встречаются имена новокрещенов, проживавших в Сафаджае. Например, новокрещеном был Бешер Сюнялеев из рода Булая Тобулаева. Приняв христианство, он получил русское имя Егор, его жену звали теперь Настасьей. Все многочисленные родственники Егора продолжали носить татарские имена, оставаясь мусульманами^[14]. Еще один новокрещен, Шаш Юлеев, в крещении получил имя Савелия Николаева. Его родня также оставалась мусульманской по вероисповеданию^[15].

Очевидно, что среди общей массы сафаджайцев татары-христиане были единичными вкраплениями. Известно, что в целом новокрещенами становились отдельные лица и в большинстве случаев меняли религиозные убеждения в вынужденных обстоятельствах, преимущественно желая избежать сурового судебного наказания (или значительно смягчить его)^[16].

Подавляющее большинство сафаджайцев продолжало быть последователями Пророка Мухаммада (с.а.в.), исправно совершая пятикратный намаз и внимая проповедям пятничной хутбы.

Самым известным имамом последней четверти XVIII века был Салих-мулла (по источникам российского делопроизводства – Салех Сулейманов), деятельность которого вышла и в XIX столетие. Согласно «Сафаджайским тетерадям», он учился у широко известного в татарских деревнях того времени Хабибуллы-хазрата из деревни Ур (Ор) (ныне деревня Балтасинского района Татарстана). Абыз Салех Сулейманов был человек уважаемый, благодаря своим нравственным качествам и готовностью поделиться своей грамотностью с односельчанами. Он помогал составлять и подписывал генеалогические древа отдельных семей. (Ко второй половине XVIII века знание собственных родословных стало особенно актуальным в условиях земельного дефицита и необходимости подтверждать свои земельные права на основании четко выявленных и имамом заверенных шеджере.) Так, с помощью С.Сулейманова были оформлены шеджере Мамаша Ишкинина^[17], Тохбулата Лучинова^[18], Юрты Кобякова^[19], Бичуры Алекаева^[20], Тиняша Уразаева^[21] и др.

Жители Сафаджая сохранили память о нем как о человеке грамотном, любителе переписывать книги. Как гласит предание, сохранившееся в селе, он утверждал, что «стал муллой не учебой, не чтением, а переписыванием книг». Известно, что он собирал и обрабатывал материалы по истории родной деревни не из простого чувства любопытства, но, повинуясь Корану, требующему знать прошлое, знать предков своих. Не случайно исторический источник того века подметил, что «всякая почти деревня (татарская – авт.) знает свои происхождения, а иногда имеет и оные на письме»^[22].

Помощником Салеха Сулейманова был Туктар-мулла. Всю свою жизнь он посвятил служению Аллаху. Однако ему не довелось стать указным имамом^[23], хотя срок службы в мечети составлял сорок лет (он дожил до 1810 года). Он так же, как и Салих-мулла, вел записи по истории родной деревни. Однако ни записи Салиха-муллы, ни записи его помощника Туктара-муллы не сохранились. По утверждению одного из сафаджайцев, жившего в конце XIX- начале XX веков, Садыка Якуповича Якупова (Ситдик бэн Якуб эл Сафаджай), история села, написанная муллами, сгорела во время пожара конца XVIII века.

Говоря о материальной жизни сафаджайцев XVIII столетия, следует подчеркнуть, что она развивалась в условиях нарастающей нехватки хозяйственных территорий и увеличивающегося земельного дефицита. А потому в документах того времени все чаще отражаются усилия жителей деревни, направленные на получение от государства земель за былые заслуги, факты скупки-продажи угодий, поземельные тяжбы, межевые конфликты и т.п. Причем в густонаселенном Сафаджае земельный вопрос звучал острее, нежели в ряде иных татарских деревнях Нижегородчины. Исследователи подметили, что «чаще всего факты купли-продажи наделов, земельных конфликтов, спекуляций участками на протяжении XVIII века относятся к таким деревням как Медяны, Петряксы, Собачий Остров»^[24]. Статистические данные конца XVIII столетия указывают, что именно эти деревни оказались наиболее густо населенными, а размеры хозяйственных угодий на душу населения – наименьшими^[25].

Уже в начале XVIII столетия эти факты становились объектом внимания и одновременно проблемой уездных властей.

В 1702 году алатырский служилый татарин Алексей Аюкаев бил челом царю Петру Алексеевичу об оформлении на его имя земли в 70 четей с дворовою усадьбой, которая досталась ему по наследству, а официального документа на сей счет выписано не было^[26]. В ответ была дана выпись из «Отказных книг по отказу Алаторского приказу подъячего Ивана Давыдова» следующего содержания: «по указу Петра I и по помете на челобитной стольника и воеводы Саввы Ивановича Ознобишина 5 августа 1702 года дано служилому татарину деревни Собачьего Острова Алексею Аюкаеву деда ево Бибаева выморочное поместье»^[27].

В 1703 году алатырский служилый татарин Тохтар Уразбахтеев обратился на высочайшее имя, то есть к Петру I, по поводу оформления его права на владение землей, оставшейся ему от отца. «По указу Петра и выписи из Приказа Казанского Дворца отказана ему (то есть, передана ему – авт.) отцовская земля в деревне Новом Усаде под Собачьим Островом в Низсурском стану Алатырского уезда». Земля составила 60 четей. Документ, выданный Тохтару Уразбохтееву, был скреплен печатью стольника и воеводы Осипа Ивановича Кафтырева^[28].

В 1719 году три сафаджайца продали 300 четей своей земли^[29]. Их купил помещик-князь (из бывших новокрещен) Е.И.Манцырев у Ибрая и Шебала Алтышевых (100 четвертей за 80 рублей) и у Убрая Бегина (Ибраима Давыдова сына), заплатив за 200 четей 200 рублей^[30]. В том же году сафаджайскую общину постигла новая напасть: соседствующие русские помещики братья Василий Яковлевич и Прокофий Яковлевич Левашовы^[31] незаконно отобрали земли у татар Собачьего Острова, используя свои влияние и связи с судейскими чиновниками^[32]. Потребуется почти 50 лет тяжб, прежде чем те угодья будут возвращены сафаджайцам в 1767 году.

Вообще состоятельный клан Левашовых, обладавший близ расположенной деревней Левашовкой, на протяжении всего XVIII века активно скупал или отсуживал земельные участки близ Сафаджая и Петрякс^[33].

В 1727 году сафаджайцы Кадел и Досай Байгилдины были вынуждены продать 20 четей имевшейся у них (от предков) земли в Собачьем Острове чембилеевцу Биккине Байгилдину^[34]. Получалось так, что сами татары жили в одних деревнях, а их угодья размещались за десятки километров от жилищ. Рано или поздно большинство таких земель должно было потерять своих прежних владельцев.

В 1728 году малоземельный Муляй Иляев, долго обивавший пороги уездных инстанций, наконец получил копию с «Отказных книг площадного подъячего Фомы Никитина 201 года» на право владения отцовской землей^[35].

В 20-е годы разворачивается многолетняя деятельность сафаджайцев Кляевлеевых по приобретению земельных участков у дальних и ближних соседей. Их история началась еще в конце XVII столетия, когда в Сафаджай пришел из других мест служилый татарин Клявлей Девлеткильдеев («сходец, не имел за собой недвижимого имения»). У него было три сына: Ишмет, Алмамет и Осман, у каждого из которых были еще и свои сыновья. Поскольку у пришедшего Клявлея не было земли, то после его смерти старший сын Ишмет в стремлении ею обзавестись, стал покупать землю. Надо сказать, что он осуществил достаточно удачные сделки. В 1724 году кусок земли в 25 четей он приобрел за 4 рубля у служилого татарина, Сючалея Емаева, который в Сафаджае не жил (давно перебрался в Казанский уезд), но владел там дедовской землей, а еще кусок в 20 четей, тоже здесь в Сафаджае, сумел купить у мочалеевца Муляя Алеева за 5 рублей в 1725 году. Затем, в 1743-м он купил у вдовы Измаила Сунеева сына Бегина, Кадицы Ибраимовой^[36], ещё 15 четей. Таким образом в семье Клявлеевых появилось 60 четей земельных угодий. Ишмет не только приобрел земли, но и предусмотрительно их оформил на свое имя («справил покупное») в 1752 году. Для оформления сделок купли в уездный центр Алатырь были приглашены свидетели из разных деревень. Из Новых Мочалей: Измаил Мосеев, Селяка Сюндюков, Биктимир Мирясов, Ямай Мирясев; из деревни Петряксы: Енул Исангилдин; из самого Сафаджая: Нермай Исмаев, Белка Бектеев, Баляй Мустярков, Досей Тинряков, Махмут Алешкин^[37].

Его брат Алмамет тоже не мог оставить свою семью без земельной собственности и приобрел 32 чети в Сафаджае^[38]. Но в отличие от брата не успел оформить эти земли до своей смерти.

Расширение семейных земельных владений продолжил сын Ишмета – Муллякай. Муллякай Ишметов прикупил у своего однодеревенца, Медея Заитова, 8 четей земли в 1796 году^[39]. Кроме того, за ним были наследственные отцовские земли.

На долю одного из членов семьи Клявлеевых, Муллякаю Ишметову, выпало поднимать детей рано ушедшего из жизни брата Аделши. Он кормил, поил, воспитывал трех сыновей Аделши: Бактимера, Кантемира и Канбяка. Ему как опекуну малолетних детей было подтверждено право владения землей в 30 четей и 3 четверика^[40].

В 1757 году Доселей Сюлеев, сын ранее упомянутого в связи с получением земли по поступной записи Сюлея Теткина, получил копию этой записи на право владения отцовской землей. К тому же, сам Доселей активно скупал земли.

В 1775 году сафаджаец Шахмай Кадыров продал 5 четей земли за 12 рублей («следующую ему часть продал чужеродцу Арипу Ишметеву»)^[41]. Факт продажи всей своей наследственной земли говорит о не лучшем материальном положении Шахмая.

Ширящаяся перепродажа земель вела не только к потере угодий прежними владельцами, но и вынужденной миграции части их за пределы родного края, преимущественно на восток - в Прикамье и Приуралье. В этой связи Р.Г.Мухамедова приводит сведения о том, что только за первую треть XVIII века население Башкирии увеличилось почти втрое за счет татар, явившихся с территорий западных уездов - с правобережья Волги. И этот процесс продолжался в дальнейшие десятилетия того века^[42]. Естественно, что уже перенаселенный Сафаджай стал не последним среди татарских селений, вынужденных в XVIII столетии «выталкивать» своих коренных жителей за собственные пределы.

Многие из наследников первых служилых татар XVII века стали направлять запросы в Москву (где некогда располагался Приказ Казанского Дворца, хранивший архивные документы, связанные с наделением землями российских служилых татар). Запросы касались установления их прав наследственных землевладельцев на основании ими же составленных и местными чиновниками генеалогических древ.

Земельным претензиям клана Левашовых активно противостояли в 60-е годы XVIII столетия татары Собачьего острова Доселяй Селяев, Аббяс Туляев, Абляй Мастреков, Резяп Кунчудеев, Баязит Мустаев и др. Именно они вступили в поземельный спор от имени всех сафаджайцев, когда было возбуждено дело о владениях Я.В.Левашова и его сестры А.П.Рославлевой (урожденной Левашовой) в 1764 году, которое слушалось в рамках четвертого департамента^[43] Государственной Вотчинной коллегии^[44].

2 марта 1766 года 15 домовладельцев Собачьего Острова поручили своему грамотному земляку Аделше Сеитову «взять копию с алатырских писцовых книг XVII века в Москве в Вотчинной коллегии»^[45]. Официальное письмо (так называемое «вверительное письмо») подписали 15 человек. Мы знаем их имена. Это: Дусалей Селяев, Абдулла Иметев, Осман Клявлеев, Абдулла Алмеев, Акмай Акметшев, Курамша Мосламов, Мамаделей Орсеев, Кадермет Суляев, Махмут Муслятов, Исмаил Искаков, Мухалим Русланов, Юсип Акармеев, Инакчанар Юнисов, Якуп Сифаров, Юсип Метяев^[46]. Заручившись поддержкой своих односельчан, имея на руках документ об их намерениях, Аделша проявил настойчивость и получил справку из архива коллегии, в которой и был приведен отрывок из так необходимых сафаджайцам писцовых книг.

По данным генерального межевания, в конце XVIII века в деревне Собачий Остров удобные земли составляли 4072 десятины 1132 сажени^[47], а всего количество земли исчислялось цифрой в 4119 десятин 1377 саженей^[48]. Потомков служилых татар тогда насчитывалось 1501 человек (708 мужчин и 793 женщины, живших в 221 дворе)^[49]. Здешними землями частично владели и русские помещики, в частности, генерал-поручик и кавалер разных орденов Александр Иванович Левашов^[50], имевший 5 хозяйств с 17 мужчинами и 18 женщинами, а также надворный советник Петр Александрович Рославлев, располагавший 6 хозяйствами при 23 мужчинах и 23 женщинах. В Сафаджае имелось 12 ветряных мельниц и 2 водяные. По тогдашним меркам деревня считалась зажиточной ^51].

Жилые дома как зажиточных, так и малоимущих были в подавляющем большинстве чистыми и ухоженными. «Татары в домах своих противу мордвы, чуваш и черемис (мари – авт.) отменную чистоту и опрятность имеют. И случается, что один день для приезжающих хозяин и хозяйка дома лучшее платье раз до 8 и до 10 сверх обыкновенной своей одежды надевают и опять скидают»^[52].

Очевидно, что при росте народонаселения сужались возможности скотоводства и возрастала значимость земледелия. Уже упомянутый источник 80-х годов того столетия, описывающий жизнь курмышских татар подметил и отразил данный факт. «В прежние времена имели они подвижные станы стадопасов, подобные болгарским (булгарским – авт.). Но как со временем при умножении народа, пределы их стеснились, то мало по малу принялись за землепашество»^[53]. Таким образом, данное обстоятельство было характерным для всех тюрок, тем более для тех, чьи селения возникли еще до массового испомещения служилых татар на Нижегородчине в XVII веке и потому там земельная проблема была наиболее острой.

Земельный дефицит толкал татарское население к активной торговле, как форме хозяйственного жизнеобеспечения. В последней четверти XVIII века торговля в юго-восточных частях современного Нижегородского края вполне была развита на местном уровне. Торги ярмарочного типа тогда активно шли в селах Пильне, Жданово, Ратово, Языково, куда сафаджайцы свозили свои товары сельского хозяйства - воск, мед, зерно, лошадей.

Имущественная дифференциация, достаточно развернувшаяся в XVIII столетии, породила в Сафаджае две группы населения: так называемых «большеземельных» и «малоземельных» крестьян, то есть имущих и малоимущих однодеревенцев. Последние нередко продавали свои участки и значительная их часть, приближаясь по своему жизненному уровню к почти бедственному положению, искала лучшей доли в Башкирии или Ставрополье. Какая-то их часть начинала потихоньку перебираться в города на сезонные (зимние) работы. Некоторые оставались в городах навсегда.

«Большеземельные» все более втягивались в торговлю и спекуляцию. Источник XVIII века, описывающий жизнь татар, свидетельствовал, что «из татар и мало имущих человек, заняв сам деньги, сыскивает за весьма низкую цену при случившейся кому из других в соседственных деревнях живущих народов нужде, нанять себе работников. По большей части упражняются они в отправлении разных позволенных торгов, подрядов...»^[54]

Вообще собачеостровцы оказались в целом весьма предприимчивыми в поиске новых форм материальной деятельности и новых мест проживания. Многие из них перешли к выгодному пчеловодству, поставляя свой товар на вышеупомянутые ярмарки.

Другим способом выхода из затруднительного материального положения часть сафаджайцев видела в законном (а чаще – в незаконном) освоении лесных угодий, окружавших деревню и бывших далеко за её пределами. Лес рубился под пашню и строительные нужды.

Российское государство, внимательно следя за сохранностью своих лесных угодий (прежде всего, пригодных для нужд флота), издает ряд указов конца XVIII века, направленных на сбережение лесов в европейской части страны. Сафаджайцам конкретно и строго указывалось: какой и где лес им можно было рубить, какой нет. Произведя осмотр местности в 1792 году, власти предписали им следующее. «По сыску от 30 сентября 1792 года» подтверждалось право татар Собачьего Острова «по сю и по ту сторону реки (Суры – авт.) в состоящие дачи Алаторской округи села Алгашеи и здешней (Курмышской – авт.) округи при деревнях Озерской, Мясадской и Курмашки для рубки леса, кроме деревьев, нужных для флота»^[55].

Жители Сабачая имели законное право выезда в лес для его вырубки. Это право было подтверждено во время очередной проверки^[56], проведенной в Курмышском уезде в июле 1797 года властями. Тогда лейтенант флота Егор Сысоев собрал подробные сведения, кто и на каком основании может рубить деревья в казенных заповедных лесах^[57]. В документе, подводившем итоги обследования, подтверждалось, что «татарской деревни Собачьего Острова служилые татары», имеют право ходить для рубки леса «за реку Суру и по сю сторону реки Суры». Опять-таки они могли рубить любые деревья, кроме «нужных для флота».

Опираясь на распоряжение Правительствующего Сената от 11 ноября 1797 года, по которому, если «оброчные мельницы на собственных землях построены их иждивением, так предоставить оные тем крестьянам во владение безоброчно»^[58], сафаджайцы оспаривали право на владение имеющейся в селении мельницей на реке Медяне у тогдашнего ее владельца. Им был титулярный советник, Николай Стечкин. Аргументация жителей Собачьего Острова заключалась в том, что мельница находилась на их землях. Кроме того, они указывали на то, что недавно эта мельница «на двух подставах» пострадала из-за пожара: сгорела плотина, необходимая для её деятельности. И до сих пор плотина не восстановлена, а часть пострадавшей мельницы не отстроена её владельцем. От имени сафажайцев выступал Алембик Резяпов, написавший 14 марта 1799 года прошение на имя императора Павла Петровича I^[59].

Ставший вполне очевидным к концу столетия рост дефицита лесов и пашни (нехватка «вмещающего пространства») отягощалась извечными бездушием и мздоимством российских бюрократов, постоянно взимавших с населения незаконные поборы. Так например, в 1734 году власти проводили служебное расследование в отношении алатырских уездных чиновников (тогда Сафаджай входил в состав Алатырского уезда), уличенных в мздоимстве^[60].

А в 1794 году был, наконец, отдан под суд курмышский исправник подпоручик князь Мустафин, в течение ряда лет вымогавший взятки с сафажайцев, многократно жаловавшихся на его произвол^[61].

Подводя промежуточные итоги обзору событий в Сафаджае XVIII века, выделим следующие позиции.

До 1718 года сафаджайцы числились среди боевых татар, составлявших вооруженные силы страны. Дважды – в 1707 и 1708 – годах они направлялись Петром I на военную службу. С 1718 года они перестали широко участвовать в боевых действиях, будучи переведенными в разряд «государственных лесорубов», продолжая числиться служилым, лично свободным сословием. С тех пор некоторая их часть стала скапливать средства, полученные за лашманские работы. Их потомки ко второй половине XVIII столетия унаследовали их деньги, давшие возможность скупать земли соседей или заняться коммерцией.

Однако после 1718 года не прекратились рекрутские наборы отдельных (один-три человека) сафаджайцев в российскую армию и, судя по источникам, почти ежегодно сафаджайцы выделяли из своих рядов новобранцев.

Уже начало XVIII века привнесло в среду сафаджайских жителей проблему малоземелья. Стал вполне зримым аграрный вопрос, зародившийся ещё во второй половине предыдущего столетия. На этом фоне усиливался процесс скупки, продажи и перепродажи участков в рассматриваемом селении^[62]. Начинались тяжбы и конфликты между сафаджайцами, их соседями-крестьянами и русскими помещиками-землевладельцами.

Собачеостровцы по мере сил и возможностей искали выходы из трудностей жизни, переходя к новым видам занятий: пчеловодству (перенятому от мордовских соседей), торговой деятельности, спекуляциям (преимущественно землей). Наименее удачливые уходили в степи Прикамья и Южного Урала, образовывая там свои новые поселения. В конце XVIII века в слабой форме начинается отток сафаджайцев в города в поисках лучшей доли.

Но в целом население деревни продолжало расти, перевалив к 1790 году за полторы тысячи человек, размещенных в 221 дворе. По существу, Сафаджай был самой густонаселенной татарской деревней не только в уезде, но на всей Нижегородчине, а потому в нем наиболее остро ощущалась нехватка земель: всего по 2,74 десятины на человека. Это был один из самых низких показателей в крае. Он-то и создал массу материально-хозяйственных проблем сафаджайцам, породив, среди прочего, такие понятия как «большеземельные» и «малоземельные» сельчане. К XVIII веку был нарушен баланс между материальными возможностями вмещающей среды и количеством хозяйствующих на ней людей. Иными словами: в этом столетии были исчерпаны возможности природы, неспособной в полной мере удовлетворить материальные потребности возросшего населения. Заметно сократились пастбища и увеличилась площадь пашен. Люди к концу века вынуждены были дорубить последние рощи, окружавшие Сафаджай.

Тем не менее, татары Собачьего Острова самостоятельно и активно боролись за жизнь и не пошли вслед за бунтарскими массами, поднявшимися на восстание Е.Пугачева в 1771–1773 годах, оставаясь верными режиму.

Они оставались верными и своим традиционным религиозным убеждениям, упорно сопротивляясь политике крещенства, активно ведущейся церковными властями до 60-х годов XVIII века. Лишь единицы сафаджайцев приняли православие, по-видимому, в попытке смягчить репрессивные меры в их отношении. Отметим, что источники не донесли до нас упоминаний об их конфликтах с мусульманами-сафаджайцами на религиозной почве.

В конце XVIII века Сафаджай (Собачий Остров) стал территориально находиться в пределах Курмышского уезда Симбирской губернии и оставался в таком положении до первой четверти XX века.

Таким образом, XVIII столетие внесло в историю и повседневную жизнь Сафаджая ряд новшеств – и многие из них не были лучшими, а затратными и хлопотными. Во многом они заставили сафаджайцев пересмотреть некоторые традиционные нормы своей хозяйственной деятельности и приспосабливаться к новым веяниям, которые нес с собой следующий XIX век.