1. Экспозиция

Для очень многих людей, и даже специалистов, история средневековой Восточной Европы — это история Руси. Иногда по ходу пьесы “попадаются” другие государства, но только в связи с тем, что Русь с ними воюет и непременно побеждает, если не сейчас, то «в исторической перспективе». На самом деле, мы пользуемся сомнительной роскошью именно так смотреть на вещи лишь потому, что сегодня нет этих как бы «периферийных» (с точки зрения славяноцентризма) государств, а в истории победитель получает все, в том числе право на прошлое.

Однако если бы кто-то из нас смог проникнуть в IX-X века нашей эры, и проплыть по Волге, беседуя с людьми, попадавшимися по дороге, он бы с изумлением обнаружил, что окружающие вовсе не говорят лишь о том, как велика Русь, как культурна, и поскорее бы пришел день, чтобы она возвысилась и покорила бы всех вокруг себя, в том числе нас. Багдадский дипломат ибн-Фадлан, который в 922 году приехал на Волгу, в район устья Камы, увидел, что мир Средней Волги разделен между тремя силами влияния.

Первая сила. Целью Ибн Фадлана было государство волжских булгар (болгар). Это было сильное государство, раз багдадский халиф послал ибн-Фадлана к царю этой страны, хотя оно, судя по его заметкам, еще находилось в стадии становления. Сегодня мы понимаем, почему Волжская Булгария образовалась именно там, где образовалась, и нигде иначе. Здесь Волга сливается с Камой. Сливаются два мира — космополитичный мир Волги, этой великой торговой артерии, и суровый, аскетичный, но полный богатств мир Камы, Урала и Зауралья. Если кто-то хотел полегче добыть уральские ископаемые сокровища (металлы, минералы) и животные ценности (мех) и побыстрее это продать, он спустился бы по Каме в Волгу, а оттуда достиг бы мировых рынков: либо Ирана, либо Византии и Европы (черед Волго-Донской переволок). А если бы кто-то захотел помешать этому человеку (а может, напротив, облегчить его жизнь), сказав так: «Зачем тебе ехать так далеко? Вот твоя плата, езжай домой и возвращайся поскорей с новыми мехами» — этот «кто-то» должен был сидеть именно в устье Камы.

Но не только удобной точкой для торгового посредничества выделяется устье Камы. Именно тут неплодородные почвы нынешней Чувашии сменяются жирным черноземом. Если к торговле прибавить земледелие, это в разы увеличивает жизнестойкость государства (сколько торговых империй погибло от голода).

И последнее. Сообразив, что из Сибири везут много металлов, но слабо умеют их обрабатывать, народ, севший в устье Камы, мог бы в разы поднять свои доходы, покупая у «сибиряков» металл и превращая его в готовый продукт.

Вторая сила. Южнее по течению Волги, в районе современных Астраханской и Волгоградской областей, ибн-Фадлан мог бы увидеть Хазарию, но он сознательно обошел ее стороной, потому что Хазария не ладила с Булгарией, своим «отбившимся вассалом», и вряд ли приветствовала бы контакты Булгарии и Багдада. Это был второй полюс тогдашней геополитической карты, и живучесть этого полюса просто поражает. Погибает Хазария, ее место занимают кочевые племена, вроде бы умирает государственность. Но вот приходят монголы, и все возвращается на круги своя: юг Волги — центр Золотой Орды, «новая Хазария». И это так же просто объяснить. Юг Волги никогда не был пригоден к земледелию, да и вообще к оседлой жизни, если не прилагать к обеспечению ресурсов для этой жизни недюжинных усилий. Здесь плохие, засоленные почвы и, кроме волжской, нет пресной воды. Зато здесь много рыбы, а главное, именно тут кончается Волга, именно тут скапливаются все товары, которые движутся по великой реке. И тот, кто держит, во-первых, устье Волги, во-вторых, переволоку «Волга-Дон», держит весь поток товаров. Ему труднее выжить, нежели обитателю камского устья, но он может накопить куда больше богатств. Именно поэтому и у Хазар, и у Золотой Орды логика построения географического пространства была примерно одна. Низ Волги, переволока, степи современной Украины для контроля за путем в Крым, степи нынешнего западного Казахстана как путь в Среднюю Азию —
вот это все должно стать глубинной, исконной территорией. Остальное можно «отдать» вассалам.

Третья сила. В 922 году ею были русы (варяги), которые, основав колонии на северо-западе Восточной Европы (Ладога, Рюриково, Сарское, Тимерево — современные археологические названия некогда цветущих колоний, подлинные имена которых не удержались в памяти), шли вниз по Волге, чтобы сбыть свои товары и получить взамен другие. Они везли мех, рабов и то немногое, но добротное, что производила их промышленность, а брали высочайшего качества восточные товары и, главное, деньги, серебро, которым снабжал их Арабский халифат. Позже, уже в начале XI века, времена варяжских колоний ушли в прошлое. Но имя «русы» осталось, место варягов заняли другие люди, в том числе потомки этих самых варягов, но также и славян, и финнов. Как от камня, брошенного в воду, расходятся круги, а сам камень мгновенно скрывается из вида, так от варягов, «упавших» в «болото» северо-востока, пошли «круги» государственности, хотя сами варяги быстро сошли со сцены. И вполне справедливо (хотя справедливо все, что сотворила история), что и варяги, и их геополитические наследники — «русские» (славяне + финны + варяги), для восточных соседей — все русы.

Но и варяги, и русские купцы более позднего времени, стремясь на Восток, сталкивались с препятствием в виде Волжской Булгарии. Точно так же, как булгары останавливали прямые сношения «сибиряков» с хазарами, так они не давали сначала варягам, потом славяно-финнам достигать дельты Волги и Ирана. Это не значит, что булгары были чем-то вроде рэкетиров на дороге. Мировая торговля устроена именно так и тогда, и сейчас (сравните с ситуацией в Белоруссии, которая сильна лишь тем, что лежит на пути газового транзита России в Европу и может давить на Москву, крутя вентиль). Это никому не нравилось никогда. Но это всегда было и будет, только если люди не сделают глупости и не объединятся в мировую империю. Короче, варяги, а потом «русские» останавливались в Булгаре и торговали с булгарами. Булгары шли к хазарам, или в Среднюю Азию, если объезжали хазар, и торговали или с хазарами, или с богатыми городами Средней Азии. Хазары же видели себя мировым посредником в торговле с такими фантастическими рынками, как Иран и Византия.

Ни один из этих миров не считал себя более великим, чем другие. Все подсознательно понимали, что так распорядилась география, что так угодно было Волге и ее притокам, Уралу, Балтике, Каспию, чтобы существовал и ты, и твой сосед. У этих трех сил влияния вряд ли были друг к другу исступленно-дружественные чувства. Вообще, феномен приятия чужой культуры «взасос» появился, наверное, только в ХХ веке (не считая отдельных всплесков чисто поверхностной моды, например, франкофильства русских дворян), и то — на волне обостренной идеологической войны Запада с прочим миром, когда Запад навязывает остальным культурные ценности, чтобы сделать союзником если не власти, так народ. Нам важно сейчас понять, что для человека средних веков понятие «свое» означало «главное, правильное, естественное», а понятие «чужое» — «чудное (тут даже созвучие есть, видимо, недаром), приемлемое, может быть, для кого-то еще, но не для меня». В этом раскладе нет места ни исступленной враждебности, ни чрезмерной любви. И было бы ошибочным думать, что в традиционных обществах царил культ собственной исключительности. Для этого культа просто не было реальных, политических оснований. Он формируется позже, в рамках, скажем, Московской империи, когда на мир стали смотреть через призму понятия «я этих покорил, а этих еще нет, но покорю». Ибн-Фадлан, как представитель одной из таких «империй», Халифата, «осудил» «грубых» варягов, которых наверняка видел мельком, но он же проникся чувством сдержанного уважения к булгарам, быт и нравы которых мог изучить подробнее.

Итак, вы видите, как на глазах вместо однобокого мира «советских» (на самом деле, славяноцентристских) учебников истории вырастает три. Дальше нас мало будет интересовать Хазария, как и события в дельте Волги. Они заслуживают отдельного разговора и отдельной книги. Поэтому всмотримся внимательней в «лица» двух «друзей — соперников», Булгарии и варяжской Руси. Начнем же с того, кто для читателя все равно, как ни крути, больше знаком и привычней — с «русских», русов, или —
варягов.