Движение мусульманок после московского съезда

Значительная часть феминисток и их союзников среди мужчин испытывали после съезда серьезную озабоченность в связи с тем, что лидерам женского движения не удалось обеспечить свое представительство в «Милли Шура» и особенно в связи с неприятием XI-го и некоторых других пунктов решений консервативной частью съезда. Но, тем не менее, его беспрецедентные решения относительно прав женщин и беспрецедентное же избрание женщины в коллегию кадиев послужили мощным стимулом для дальнейшего организационного строительства феминистического движения, осмысления прав и свобод женщин в печати и иных формах дискуссий, реализации декларированных прав, усовершенствовании старых и апробации новых форм экзистенции. Большую роль в этих процессах сыграла мусульманская периодика, поднявшаяся в течение нескольких месяцев на новый уровень развития, – с взрывообразным увеличением количества и расширением географии изданий, внедрением новых тем, рубрик и немыслимой ранее свободой слова¹. Новая мусульманская пресса уделяла много внимания женскому движению, оперативно информировала читателей о событиях в этой области общественной жизни, предоставляла свои страницы для обзоров, аналитических и полемических публикаций. В совокупности усилия прессы создали атмосферу некой цельности преобразуемого пространства, и именно благодаря этому девушки и женщины самого далекого аула могли ощущать, что учреждаемый ими комитет или общество есть часть грандиозного процесса, разворачивающегося в границах уходящей империи.

Женщины объединялись и начинали действовать. Преобладающим типом организации стали комитеты женщин, низовые ячейки всего общероссийского движения, бравшие на себя просветительские функции и осуществлявшие посильную помощь нуждающимся членам. В городах рядом с ними возникали благотворительные общества. Действовавшие старые общества меняли акценты в своей деятельности, осваивая идейный и этический багаж эмансипации. Росло число просветительских обществ². Последние три недели весны и лето 1917 г. обнаружили повсеместное существование устойчивых реформаторских настроений в городах и селах внутренних областей России, Сибири и Крыма. Решения собраний мусульманок и смешанных собраний, прошедших одной волной по административным образованиям этих регионов, почти во всех известных случаях включали требование эмансипации женщин. Замечательной иллюстрацией такого рода инициатив является формулировка задач женских комитетов Крыма, которую активистки озвучили 24 июня на общекрымском съезде делегатов татарских комитетов: «…Объединить всех татарок для освобождения их от векового рабского состояния и возбудить в крымской татарке дух гражданки-матери свободной демократической России для воспитания молодого подрастающего поколения». Активистки объявили, что будут неуклонно и настойчиво проводить в жизнь решения казанского женского и московского всеобщего съездов³. Аналогичные цели были заявлены в июльской политической платформе казанских мусульманских общественных организаций. Помимо уравнения женщин и мужчин во всех правах, платформа требовала предоставления женщинам отпуска по родам, исключения их занятости на вредных производствах⁴.

Казанский женский и московский всеобщий съезды придали новый импульс просветительской и образовательной деятельности в мусульманском сообществе и в первую очередь среди женщин. Земства, комитеты, благотворительные и просветительские общества организуют различные образовательные курсы (гг. Уральск, Оренбург, Акмечеть), учреждают библиотеки (Стерлитамак, Уральск), направляют лекторов в аулы с лекциями о решениях съездов.

В Крыму, регионе, где традиции свободомыслия были столь же прочными, что и во внутренних областях России, тем не менее, женское движение имело свою специфику. Оно в большей степени, нежели на севере, координировало свои действия с общенациональными организациями и в большей степени пользовалось их поддержкой. В июле крымская Татарская партия («Милли фирка»), катализатор национально-демократического движения крымскотатарского народа, провозгласила равенство всех граждан перед законом⁵. Этот принцип имел исключительное значение для реальной политики «Милли фирка» в сфере гендерных отношений. Видный крымский политический деятель того времени Джафар Сейдамет в своих воспоминаниях справедливо отмечал, что без поддержки национального Исполнительного комитета женщинам едва ли удалось бы преодолеть сопротивление консервативных сил⁶. Поддержка была тем более необходима, писал Дж. Сейдамет, что женские комитеты, созданные повсюду, взялись за работу в школах и детских садах, обеспечивали участие женщин в собраниях национального движения, вечеринках, возросло участие женщин в периодической печати, театре⁷. В памятных записках Ш. Гаспринской отмечается такое замечательное явление, когда городские «мужские» организации и сельские общины брали на себя расходы «женских» комитетов⁸. Крымским феминисткам удалось провести своих представительниц в муниципальные органы⁹. Вторая специфическая черта крымскотатарского феминизма заключалась в большем внимании женщин к своим правам в сфере религиозной обрядности, и прежде всего к праву посещать публичные намазы в мечети. Не получившее отдельной формулировки ни в казанских, ни в московских решениях это право – при большом противодействии мулл – было обеспечено в Крыму уже в ходе праздничного месяца Рамадан (июнь – начало июля) 1917 г.¹⁰ Исключительная роль в реализации этого права принадлежала муфтию и главе национального Исполнительного комитета Нуману Челеби Джихану. Решительность возглавляемых им органов и солидарных с ними молодежных организаций в борьбе с архаичными порядками была столь велика, что в сентябре бахчисарайская молодежь, включая девушек, вступила в прямую полемику с муллами, проводившими учредительное собрание «Общества улемов»¹¹.

В Азербайджане и на Северном Кавказе (за исключением Крымска) женские комитеты и какие-либо новые женские организации, по-видимому, не получили развития. Женщина продолжала оставаться в тени общественно-политической жизни. Июльские выборы в комитет бакинских мусульманских общественных организаций не принесли женщинам ни одного мандата из тридцати трех¹². В азербайджанской периодике, тем не менее, продолжали появляться статьи, рассказывающие об эмансипации и феминистическом движении мусульманок в положительном свете¹³.

Лишь одну новую общественную роль признали за женщиной мусульмане Азербайджана – избирательницы. На выборах в продовольственные комитеты города, состоявшихся 21 мая, впервые приняли участие женщины. Мусульманки все как один явились на избирательные участки и проголосовали за мужчин-мусульман, обеспечив таким образом внушительную победу своим представителям. Выборы оказались нелегким испытанием в первую очередь для русских феминисток, имевших внушительное представительство в избирательных комиссиях и вынужденных наблюдать за «несознательным» голосованием «избирательного стада» (по определению феминисток)¹⁴. В последовавшей после выборов полемике на страницах газеты «Каспий» мусульманские активистки вынуждены были рассказать о многочисленных нарушениях избирательных прав мусульманок со стороны активисток бакинского отделения «Лиги равноправия женщин», озабоченных своей культуртрегерской миссией¹⁵.

В Казахстане формирование женского движения было очень затруднено слабой урбанизацией и кочевым образом жизни коренного населения. Но восприимчивость степи, где женщина традиционно имела более высокий статус, чем в узбекском кишлаке или узбекско-таджикских городских сообществах, к новым веяниям в области женских прав хорошо ощущается в нескольких важных деталях революционного процесса в Казахстане: участии женщин и девушек в апрельском съезде казахов Тургайской области¹⁶, делегировании на московский съезд Аккагыз Дусжановой и последующем избрании ее в состав Всероссийского мусульманского совета, аккредитации казахской журналистки на московском съезде¹⁷. Особое отношение степи к женщине хорошо ощущается в интервью, которое в июне дал газете «Биржевые ведомости» видный казахский журналист Колбай Тогусов. Он сказал, в частности: «Довольно было пасть режиму «советников» (то есть русской администрации. – С.Ф.), и мусульмане порешили навсегда расстаться с многоженством, с калымом… за невесту»¹⁸. Гендерные умонастроения казахов спустя месяц отразились в решениях оренбургского Всеказахского съезда. Он согласился с формулировками московского съезда о политических и семейно-брачных правах женщин (исключая требование медицинского освидетельствования жениха и невесты), подчеркнул, что женщинам «предоставляется полная свобода в выборе мужа», и предложил ограничить многоженство в духе VIII пункта московской же резолюции¹⁹. Состоявшийся в конце августа Тургайский областной съезд принял аналогичные решения²⁰.

Туркестанская женщина после казанского и московского съездов продолжала бы оставаться затворницей, наглухо изолированной хиджабом от духа перемен, если бы не заинтересованность мулл и баев в голосах женщин на выборах в органы местного самоуправления и (позже) в Учредительное собрание. Скрепя сердце, сторонники хиджаба были вынуждены ограничить затворничество женщин накануне и в дни выборов, как это имело место в июле по случаю выборов в Ташкентскую городскую думу. Женщины, со своей стороны, активнейшее голосование с полным послушанием мужьям, отцам и духовным наставникам сочетали в выборе кандидатов²¹. Идеи эмансипации по-прежнему продолжали автономно существовать в татарских общинах нескольких городов²², но отдельные случаи включения узбекской или таджикской женщины в общественную жизнь (не только как избирательницы) уже наблюдались. Одно из таких наблюдений принадлежит Заки Валиди, оставившему свой отзыв в мемуарах: «Смотри, (обращение к Н.Г. Маллицкому, лидеру кадетов в Туркестане. – С.Ф.) сейчас пятый месяц революции, вот на трибуне узбекская женщина, та самая, участие которой в выборах, говорили вы, погубит культуру, но она на сцене и голосовать в муниципалитет и Российское Учредительное собрание будет не за тебя, а за меня»²³.

Временное центральное организационное бюро мусульманок России, избравшее местом своей работы «дом Асадуллаева» в Москве (Малый Татарский пер.), оказывало ощутимое влияние на процессы, идущие на местах, но ограниченные денежные и кадровые ресурсы бюро заставили его сделать акцент в своей деятельности на разработке документов, имеющих общее мобилизующее и организационное значение. Действовавший актив бюро (из трех человек)²⁴ в мае, июне распространил пространную анкету, при помощи которой рассчитывал собрать исчерпывающую информацию о создаваемых женских организациях. В июне региональные организации получили примерный устав женского комитета, в котором, помимо организационных принципов, были изложены и программные цели комитета (а значит, и всего движения). Опираясь на решения казанского и московского съездов, каждый отдельный комитет должен был содействовать воспитанию в мусульманке духа гражданственности, широко пропагандировать демократические идеи, распространять знания, необходимые для участия в общественной и политической жизни, развивать в мусульманке любовь к труду, содействовать закрытию домов терпимости и установить попечение над жертвами проституции²⁵. Влияние этого документа и рекомендаций московского бюро на организационное строительство, деятельность феминисток Крыма отмечено в воспоминаниях Ш. Гаспринской²⁶. В конце июня бюро опубликовало «Обращение к российским мусульманкам», в котором призвало женщин осознать величие исторического момента и использовать все возможности для завоевания свободы. В связи с приближающимися выборами в Учредительное собрание подчеркивалось, что женщины должны избирать и быть избранными. Бюро напомнило: собрание представителей народов России закрепит права граждан и гражданок. Решительность своих намерений и действий мусульманки должны были сочетать с осмотрительностью и готовностью пожертвовать законными интересами²⁷. В июле бюро попыталось привлечь внимание Всероссийского мусульманского совета к тому, что многие мусульманки не имеют возможности принимать участие в общественной и политической жизни²⁸.Большую роль в процессе организационного строительства женского движения и морально-психологического сплочения первого поколения мусульманских феминисток сыграла мусульманская периодика, поднявшаяся в течение нескольких месяцев на новый уровень развития, – с взрывообразным увеличением количества и расширением географии изданий, внедрением новых тем, рубрик и немыслимой ранее свободой слова. Новая мусульманская пресса уделяла много внимания женскому движению, оперативно информировала читателей о событиях в этой области общественной жизни, предоставляла свои страницы для обзоров, аналитических и полемических публикаций. В совокупности усилия прессы создали ощущение некой цельности преобразуемого пространства, и именно благодаря этому ощущению девушки и женщины самого далекого аула могли осознавать, что учреждаемый ими комитет или общество есть часть грандиозного процесса, разворачивающегося кругом и повсюду в границах уходящей империи.

Примечания: