Городище

Монахи выбрали для монастыря хорошо укрепленное место — как они сразу поняли, не только природой, но и людьми. Укрепления пришлись им кстати: край еще не был окончательно христианизирован, а события так называемой крестьянской войны под предводительством Пугачева во второй половине XVIII столетия показали, что ситуация действительно могла вспыхнуть от малейшего повода, причем гнев народа обращался прежде всего против монастырей (вспомним историю Макарьевской обители) —этих эксплуататоров и зачастую оплотов насильственной христианизации. Остатки городища были настолько ярки, что термин «городище» попало даже в официальное название обители (напомним, что оно звучит как Сатисо-градова-Саровская пустынь; здесь Сатис и Саровка — названия рек, на слиянии которых стояло городище, а «град» — собственно городище).

Основатель монастыря Иоанн оставил описание развалин. По его словам, речь идет о «земляных градах». Их было четыре, около каждого находились «глубокие рвы». Три «града» Иоанн описывает как небольшие, а четвертый — как «очень большой». Обычно это сообщение понимается так, что «градом» монах называл пространство между валами. Соответственно, первый «град» —это пространство между точкой слияния Сатис и Саровки и первым валом, второй «град» — между первым и вторым валами, и так далее. Всего, стало быть, «градов» было четыре, как и валов.

Однако, настораживает термин «град». В русском языке уже существовало устойчивое понятие «городище», то есть «заброшенное поселение». Вероятно, Иоанн видел не просто валы, но и остатки каких-то сооружений, что позволяло ему называть остатки поселения именно «градами».

Обратим внимание и на то, что Иоанн не упоминает термина «вал», напротив, говорит о рвах, «ископанных» подле «градов». Выходит, что «грады» находились на некой плоской поверхности, расчлененной рвами, что противоречит как планам городища, так и нынешней географии места. В чем тут дело? Очевидно, Иоанн принял за «грады» не пространство между валами, как принято считать, а как раз поверхности валов. Почему? Вероятно, именно на валах и сохранялись остатки сооружений. Это могли быть какие-то фортификационные постройки, не обязательно деревянные, может быть, и кирпичные. Сохранение завалов от деревянных стен и башен, особенно законсервированных землей, вполне возможно на протяжении столетий. Остатки сооружений были, видимо, скоро уничтожены, и монахи действительно стали звать «городами» пространства между валами.

Монастырь был основан между первым и вторым валами, в так называемом Среднем городе (это название пошло от самих монахов). По мере роста монастыря валы уничтожались. Сначала срыли второй вал, потом третий, наконец первый. Монастырь, как видим, по первости рос от точки слияния рек, и лишь затем подошел к реке. Четвертый вал от монастыря не пострадал. Длина этого вала составляла полтора километра. К сожалению, его убрали при строительстве города Сарова уже в советское время, в 1960-х.

Когда же появилось это городище? Ответ на этот вопрос может дать только археология. Раскопки городища производились, правда, спорадически, да и мощные наслоения XVIII–XX веков мешали раскопкам. Археологам прежде всего бросились в глаза остатки так называемой Городецкой культуры. Не вызывает сомнений, что городище было изначально заложено именно в железном веке. Городецкая культура принадлежит, как считается, прото-мордовским племенам. Как правило, ее датируют концом I тысячелетия до новой эры, и почти всем I тысячелетием новой эры. Обычно исследователи видят разрыв между Городецкой и последовавшей затем славянской средневековой культурой. Однако на самом деле такого разрыва не было, Городецкие и родственные им Дьяковские племена, обитавшие в междуречье Оки и Волги, были на самом деле прямо покорены славянами. Но на юге нынешней Нижегородской области славяне появились очень поздно, едва ли не в XVI столетии, с войсками Ивана Грозного; до этого территория подчинялась последовательно Булгарии, улусам Золотой Орды и Казанскому ханству. Поэтому в этом регионе предметы, относимые к Городецкой культуре, вполне могли, вместе с их носителями, доживать до XII века.

Другие раскопки нижегородского археолога Н. Грибова действительно позволили датировать находки на территории самого внешнего, Большого города XII–XIII веками.

О дате и характере городища крайне красноречиво говорит и сама планировка. Как уже заметил читатель, городище представляло собой сложную «матрешку» из четырех «вставленных» друг в друга валов. Это — крайне редкая в наших краях конструкция, хотя на мусульманском Востоке она обычна. Мы имеем, собственно, единственное хорошо сохранившееся городище такого рода —Золотаревское в Пензенской области. Хорошо раскопанное, оно, как доказано, основано было действительно в железном веке, но расцвета достигло под властью Волжской Булгарии. Разрушенное монголами, оно, как считается, больше не восстанавливалось. Однако автору удалось лично найти на городище золотоордынский кирпич. У автора сложилось не только из этого факта, а из анализа вещевого материала четкое мнение, что на самом деле городище существовало и в эпоху Золотой Орды. Вероятно, на мысль о полном разрушении археологов навели крайне выразительные остатки побоища, предписанные монгольскому погрому, что, во-первых, еще не есть доказательство полной гибели, а во-вторых, может и не относиться именно к событиям собственно монгольского нашествия.

Таким образом, анализ плана городища и археологического материала показывает, что Саровское городище возникло где-то во второй половине I тысячелетия новой эры, а своего расцвета достигло в пору Волжской Булгарии. Причем план городища показывает его сходство с чисто булгарским поселением, и доказывает, что эта территория подчинялась Булгарии административно. Городище могло существовать и в пору Золотой Орды. Вероятно, с крушением Орды, то есть в конце XIV века, оно оказалось заброшено.